Бегущие от демонов за солнцем: воскресший детектив и физхимик-асура

Фугон закашлялась, сглатывая сладкий пар. Опять не получилось... Тишина наводила на мысли о полной беспомощности. Некому было научить её парить. Так что, махнув рукой на свои попытки, она просто набрала полный рот пара и выдохнула. Часть его всё равно проникла внутрь, и Фугон почувствовала, как почва уходит из-под ног. Она оперлась локтями о парапет позади. Голова задралась, утопая в головокружении. Она уже не слышала, пока её не откликнули, как кто-то подошёл. Хисен.

***

Кардиган скопился мягким облаком под ладонями, когда Хисен оперся ими о парапет рядом с Фугон. Оный блестел в свете фонарей, как графит, которым она ставила подпись в согласии на лечение, так как не было ручки. Целый букет эмоций отразился в мутных глазах, когда Фугон обратила внимание на пришельца: лёгкое непонимание, задумчивость, раздражение и равнодушие. Дождавшись последней стадии, Хисен отвернулся к горизонту, краем глаза подмечая, что она делает тоже самое. Светло-серая линия, перечеркнутая золотистыми нитями, манила к себе, обещая меланхолию для такой Фугон и тайны для Хисена. И если второй был готов двинуться навстречу, то первая явно просто этого хотела. Хисен присмотрелся к ней. Вся такая обмякшая и уставшая, она была похожа на ходячий пакет с органами. В потускневших глазах витала неуверенность. — Знаешь… — парапет скрипнул, когда Хисен свесился вниз, говоря холодной высоте, — Вместо того, чтобы пытаться себя настроить на идеальный результат… Успокаивать себя, парить, чтобы заглушить боль, пытаться сосредоточиться на расследовании, дай себе время, — он серьёзно взглянул в чужие глаза и что было силы попытался сделать взгляд убедительным, — Делай, что умеешь. И… Доверься мне. Фугон тяжело вздохнула, прикрыв глаза. И кивнула. Подул прохладный суховей.

***

— Он пришёл в себя? Врач, одетый в идеально чистый халат, стоял с ровной спиной и плоским животом. Его приглаженные чёрные волосы смотрелись неестественно в светлом освещении, а глаза глядели по-стеклянному. Он просто констатировал факт. — Нет, — врач прикрыл глаза и помассировал виски, — Он в реанимации. Судя по его давлению, кровопотеря большая, требуется переливание крови. Некроза нет, как и разрыва внутренних органов. Мы оставили дренажи в животе, чтобы следить за состоянием брюшной полости. В ближайшее время проведём кислородотерапию. Фугон, выдерживая этот пустой взгляд с непроницаемым лицом, резко выдохнула. В этом ярком и бесцветном освещении она уже ничего не видела. — Вот как… На плече оказалась рука.

***

Фугон помнила последующие несколько дней только рваными отрывками. Они вели расследование, но итог вышел неутешительным: самоубийство. Полиция закрыла дело. Образ жизни брата… Бунтарство против закона, мрачные записи в блог и слова друзей о его отчаянном состоянии в последние дни подтвердили мотив. Фугон слишком плохо его знала, чтобы опровергнуть это. Ей снова хотелось на крышу. Хотелось увидеть Дзисацу, поговорить, не быть одной. — Ты веришь, что это самоубийство? — Хисен оказался сзади. Когда Фугон обернулась, в глаза бросился длинный чёрный кардиган крупной вязки и объемные, расчесанные и чуть завитые волосы. Сзади белела аккуратно приоткрытая дверь на крышу здания, где на первом этаже обосновалось бюро. В распущенные волосы и закрытую одежду врывался сильным прохладным потоком июньский ветер, такой мягкий и в меру сухой, он словно подносил к лицу такие же мягкие и вкусно пахнущие цветы. Например лилии. Солнце грело лепестки, но пока было раннее утро, они ещё отдавали ночным холодом. Фугон прикрыла глаза, пуская чистый поток в лёгкие. Солнце палило исподтишка, только поднимаясь над горизонтом, застилая в голове белую пелену. Когда она нехотя открыла глаза, Хисен стоял в той же позе и с тем же выражением лица. — Я не знаю своего брата. Он кивнул.

***

Значит, расследование придётся вести самому… Развернувшись, Хисен широким шагом отправился к двери. Но его окликнули. Когда в поле зрения оказалась Фугон, брови невольно взлетели вверх: от её прежней подавленности не осталось и следа. Свирепый взгляд, сведённые брови и сжатые губы, да с такой силой, что всё лицо в морщинах, а на шее можно разглядеть каждую мыщцу, и как бьётся артерия. — И ты считаешь… Что я это так просто оставлю?! — она уже с яростью рванула вперед, пока Хисен сам не нахмурился от близости и чуть отступил: безрезультатно, она всё равно наступала, — Да, ты прав, я хочу вернуть свой хладнокровный ум и сделать всё идеально, — шаг за шагом они шли к выходу, — Так помоги мне! Я это могу — я это сделаю! Так что, — её оскал ввёл в замешательство, — Просто перестань видеть во мне жертву! Жертва тут — Эйджиро Узумаки. У него дыхание перехватило. Снова этот огонь, сменяющий лица со скоростью танца своих языков… Он не стал отступать. Любовался. И выдал с улыбкой: — Хорошо.

***

— Если Эйджиро и Амайя были близки, то её смерть могла вызвать в нём такое отчаяние, — теперь Фугон стояла на посту возле доски с уликами и подозреваемыми и водила рукой причудливую дорогу, — Говорят, он снова и снова ходил на кладбище, а потом снова и снова писал в блог, что вернулся с похорон. Он сходил с ума. Амайя была ему, — голос дрогнул, — Как сестра. И, выходит, он часто проводил время с ней, а, значит, и с её друзьями. И сам Якудза наверняка с ним тесно общался. Думаю, они могли заметить что-то, что не заметили его знакомые и приятели. Возможно, с ума он сошёл ещё раньше. И с чьей-то руки. Закончив, она обратила внимание на слушателя и прикрыла глаза. Открывая, она лишь ощупала глазами равнодушный и задумчивый взгляд. Но не успела и вздохнуть, прежде чем в этом взгляде загорелось что-то. Что-то, похожее на лилии, скажем, суховея: сияющие под солнцем и отдающие в самые кости ночным холодом. Воплощение уникальности и молчаливой красноречивости природы. Она сглотнула, прежде чем спросить: — Что нарыла полиция? В его голосе шелестели далёкие ветра, прошедшие через много полей и лесов. — На камерах наблюдения есть кое-что интересное, — Хисен сел за свой стол с ноутбуком, и Фугон словно коснулся морской бриз. Оперевшись рядом руками, она вгляделась в экран. Совсем скоро на нём загорелось видео, от которого у неё расширились глаза. Слова полились на сильном выдохе. — Ты… Чего..? Там в здание входила девушка. Невысокая, в чёрной толстовке с натянутым капюшоном. Но её лицо было видно, и это повергло в шок. Амайя… Это было лицо Амайи! Фугон вспомнила её призрак. Могла ли она? Нет. Это невозможно. Это человек. При чем умный и безумный одновременно. Кто мог совершить такую извращенную месть за девочку? Под подозрение попадал ряд людей: родные. Тёти, молодая и очень спортивная бабушка и… Её мать. Не думала Фугон, что они на такое способны. В этот момент она поймала взгляд Хисена. Внимательный и доверяющий одновременно. Неожиданно, на чужом лице появилась хитрая ухмылка. — Я уже договорился со всей женской половиной семейства Якудза о встречах.

***

Томико не скрывала своей неприязни, говорила прямо и сухо, зато правдиво. И алиби у неё есть. Концерт. — Я слишком долго добивалась своей популярности, чтобы так рисковать.

***

У бабушки Амайи по мужской линии имелся свой дорогой дом в районе Асакуса, недалеко от дома господина Якудза. В прихожей стояла причудливая черная ваза, вся в золотых узорах и с изображением древнегреческих сюжетов, дальше по коридору висели портреты… Одного и того же писателя… Да, точно. Это Осаму Дадзай. Хисен от их вида уже прикинул, какой разговор пойдёт. Словно скрипка, она мягко запела, расставляя фарфоровые чашки: — Я не думаю, что это кто-то из нашей семьи. Амайю… — она вздохнула, — Не очень любили. Как говорил Дадзай: «Когда меня спрашивают, что я хочу, мне как-то сразу вообще перестает хотеться чего-либо». Думаю, что если бы кто-то спросил себя про то, что в нём вызывает её смерть, то ответ был бы: «Ничего» — Думаю, нет. Он также говорил: «Понятия добра и зла - выдумка людей. Как и понятие “нравственность”» — Фугон поймала его удивлённый взгляд и продолжила, — То есть поведение не определяется кем-то. Даже самим собой. Её интересует что-то помимо физхимии? Добровольный ли это интерес? — И вы всё же думаете на мою семью? Фугон сразу нашлась с ответом: — Я ничего не думаю. А вот, что думаете Вы, — она прищурилась, — Я подожду, пока не узнаю. Женщина отпила чай. И настал черёд Хисена. — Дадзай впоследствии сам от себя умер… Женщина резанула гневным взглядом. — Что Вы имеете ввиду?! В нашей семье воспитывали ценность жизни! Дадзай — самый волевой к жизни человек, просто общество ему жить не позволило. Именно поэтому в нашей семье всегда царило принятие и любовь. Амайя, — она цокнула, — Была полным дном, неспособным ценить жизнь. Я не удивлюсь, если это она вдруг воскресла из мёртвых и убила его. Хисен с Фугон переглянулись.

***

Мать — Юки — жила у сестры — Кумико. Она единственная, кто принимал Амайю такой, какая она есть. Мужа она уже не видела прежним, поэтому связываться с ним или с убийцей у неё желания не было. После смерти Амайи ей хотелось просто забыться, но муж сестры подарил ей вторую жизнь. Между ними ярко сияли множественные толстые золотые нити. Настоящая ли это любовь? Конечно же нет. — Мы обязаны ей помочь. Хисен кивнул.

***

Под барной стойкой расположился пластиковый узор виноградной лозы, по которому Фугон то и дело била ногой. И вздохнула: — Ни бабушка, ни Томико, ни Юки... Ни единой зацепки, — зубы зацепились за губу. Хисен тихо посмеялся. — Привыкай, — а затем с интересом развернулся к ней всем корпусом, — Кто кажется тебе наиболее подозрительным? — И что это даст? — Твоё отношение, — он внимательно осмотрел ее лицо, — Поймёшь, над чем следует поработать в своём предчувствии, когда зацепки появятся. Фугон фыркнула. — Это ты на то, что я не работаю над собой, намекаешь? Он снова посмеялся, раскачиваясь. Она со скептицизмом посмотрела на него и покачала головой, вздыхая. — Кое-кто перепил. — Ну так давай на чистоту, — Хисен оперся подбородком на ладонь, — Кого ты подозреваешь? — Ну… Пока все факты указывают на человека богатого, образ явно делал профи, со связями, позволившими попасть внутрь тщательно охраняемого комплекса и мотивом, — она кивнула сама себе, — Мать и её семью можно выкинуть, они еле концы с концами сводят. А вот в семье Якудза остаётся… Никто. Они переглянулись. Фугон откашлялась: — А что ты… Её сердце пропустило горячий удар. — Что ты думаешь о матери Амайи? — Фугон решительно свела брови. — Хм, — он обвёл пьяными глазами неширокое помещение, — Ты хочешь ей помочь… — Да. Он вскинул ладонь, и Фугон недоуменно на неё уставилась. — Про помощь… Хрм… Забудь, — слова ему с трудом, но давались, — Воспринимай Юки, как личность, которая сама, — его повело, но, надо отдать должное, Хисен продолжил, — По доброй воле разрушает себя. Она не жертва. И, — он медленно вдохнул… И выдохнул, — Я, — и прочистил горло, — Считаю. Да. Что в подобных случаях, в первую очередь, нужно думать о благе всех. Может, дадим огласке отношения в семье Якудза и предостережем других от подобных ошибок? Фугон резко подалась вперёд, и задница едва не сползла со стула. — Идея хорошая, — она дёрнула его за воротник, — Только ты забыл об одном, — и облизнулась, — Всё это — иллюзия общества. На деле мы все на редкость одиноки, и новости умеем только обсуждать, чтобы избавиться от одиночества. А людей, подобных Якудза, таких же одиноких и желающих сохранить “порядочность”, ты уж тем более не переубедишь, а только закрепишь их страх. Уж мне-то… — она отвела глаза, — Ты поверить можешь. Я знаю, о чем говорю. — Понимаю… — он залпом выпил уже которую рюмку саке и теперь совсем разговорился, — Моя семья была такой же, — и лицо неожиданно исказилось, — У меня был кролик Банни, — его снова повело в сторону, и Хисен не сразу смог продолжить. Фугон с неопределённостью смотрела на него из-под полуопущенных век и подперев ладонью подбородок. Рядом с ней устроился наполовину заполненный бокал. Наконец, Хисен продолжил: — Так вот, — он прокашлялся, и вокруг распространился алкогольный смрад, — Как только он заболел, его вышвырнули… Его… — и отключился. — Бедный Банни, — и вздохнула, — Придётся подкачаться, — подходя к Хисиену, хлопая его по щеке, пока не придёт в себя и перекидывая его руку на плечи, — Подъем!

***

Крыша встретила Фугон привычной тишиной. Она на миг замерла, прислушиваясь к лёгкому гулу труб и запаху ржавчины. Вдалеке темнела закрытая фабрика. И перед глазами сгустилось что-то желтое. Наконец, родилось воспоминание… В ночном небе всё заволокли густые жёлтые клубы, придавая темноте странный смрад. Вдалеке гудела фабрика. И как по нотам внизу басили пьяные мужики, наверху визжал самолёт, а на крыше гудели трубы. Дзисацу элегантно вышагивала туда сюда по тонкому парапету и вертела головой по сторонам. Словно дикая кошка, она ловко спрыгнула вниз. Глянула в жёлтое небо. И сделала несколько шагов вперёд. В её взгляде с каждым шагом нарастало раздражение. — Мне надоело, — она остановилась и схватила Фугон за плечо, задирая подбородок; взгляд приобрёл мрачную решимость, — Давай закончим этот фарс. Слова её звучали как надрывный вой виолончели. И это уже успело наскучить. — Когда ты бросишь это? — Ну неужели не легче просто отдастся тьме? — она посмотрела, как змея; цепко и исподтишка, хотя и была ростом почти с Фугон, — Ну неужели так не лучше будет мне и тебе? — и протянула последнее слово болезненной нугой, резко схватив Фугон за руку и за талию, — Un, dex, trois, — Дзисацу рванула Фугон на себя и развернула, заставляя затем отступить к краю крыши, — Сегодня я веду наш странный танец, — голова Фугон невольно закружилась, как тень изящных ног Дзисацу, — Un, — остался ещё шаг, — Dex, trois, сегодня, наконец, смогу я убедить тебя, — Фугон пошатнулась, когда запрыгивала на парапет, и отвела взгляд, легко поддаваясь назад, с края крыши, — Что чем ярче свет, тем благодатнее тьма, — и с убеждением перехватила чужой взгляд.

***

— Ммм, — Хисен проснулся в отвратительном настроении, — И почему, когда напьюсь, я похож на монстра? В памяти ясно отпечаталось, как он рассказывал Фугон о Банни и словно ближайший дядя Харуто заливал ей правду жизни. Он медленно запустил в грязные волосы пальцы, выдохнув и тихо выругавшись. Скрип кровати, когда он встал, слился с болезненным сердцебиением, стрельбой в голове и покалыванием в руках. Он направился в душ. И в зеркале над раковиной встретил заплывшие глаза. Рыдал по Банни… А также впалые щеки и на редкость бледную кожу. Он чуть повернул голову, ловя собственный взгляд со всех сторон и вздохнул: он похож на какого-то обкуренного айдола. Тронул слишком отросшие волосы. Когда он собирался позвонить в парикмахерскую, на телефоне высветилась иконка Фугон. Он на секунду замер. На аватарке стояла какая-то аниме-девушка, чем-то похожая на Фугон, и сейчас она вызвала какое-то странное чувство, похожее на… Падение на асфальт. Она слишком жестокая Ух… Зря он это понял. Вздохнув, он поднёс телефон к уху. «Моси-моси» «Хисен, у меня есть догадка!» Сейчас он окаменел. В голове всплыл их разговор в баре. «Кто…» Она перебила. «Томико»