Прольется скорбь левиафана

I

      Корона объявила охоту на старика. Академик Андерсон нашел доказательства. Парящий остров — не выдумка. Сыщики получили срочный приказ. Доставить его живым. Их тени исчезли в предрассветной мгле и тумане.       В резиденции в ту же минуту хлопнули массивные двери, и грохот эхом раскатился по мраморным коридорам.       В просторном кабинете стоял портовый дух. Запах моря впитался в дорогое дерево, соль осела на золоте. Двери на балкон были распахнуты настежь. Солнце только поднимало голову над морем, и тревожно шумел прибой. И как-то особенно громко в мрачной тишине звучал визг чаек.       На длинном темном столе лежала пухлая, потрепанная рукопись. С уникальными переводами. Древними картами. Формулами. Расчетами… Еще не пущена в печать, а уже наделала шуму.       Доклад о ней — тоже увесистый — адмирал полистал нахмуренно. Сжал губы. Затем сбросил на стол, как вещь неуместную.       Снимки до него пока не дошли. Снимки Парящего острова. Их перехватила разведка. Теперь они перелетали из рук в руки, как перепуганные птицы. Лица у советников были сложные.       Император казался задумчивей всех. Он стоял немного в стороне, у самого балкона, и смотрел на горизонт.       Говорил глава министерства безопасности. Попутно он листал свою копию доклада и держался за висок с таким видом, будто у него болела голова.       — Я так понимаю, этот академик Андерсон известен как историк. Мы выяснили, что, помимо прочего, у него несколько ученых степеней. Он еще метеоролог, геодезист, гидролог… и бог весть кто еще — наводим справки… Суть в том, что его образование имеет вес. Этот… скажем так, «текст» — его будущий «magnum opus» (будьте уверены, именно так эту писанину обзовет пресса) — не якобы, а научный труд.       Адмирал сдержанно уточнил:       — Пятьсот страниц… про летающие скалы и морского дьявола — научный труд?..       — Нам понадобится время, — нисколько не смутившись, продолжил глава министерства, — чтобы мы подробно изучили содержание… Но уже сейчас скажу. В свете последних новостей наши «соседи» точно обратят внимание.       Адмирал был настроен скептично:       — То есть из-за бредней старика, который вот уже лет десять навязывает миру свое помешательство, всех нас подняли посреди ночи?       — Нет, — спокойно сказал министр. — Я поднял вас из-за этого.       Снимки наконец дошли до адмирала. Тот взял их со стола — и лицо его сначала вытянулось, а затем медленно побледнело.       Через минуту он откинул их обратно. Он спросил:       — Вы проверяли это всё на достоверность?       — Со всем уважением, адмирал Стейн, — сказал глава министерства, — я занимаю свой пост, потому что знаю, как делать работу. И если я принес снимки их императорскому величеству, значит, у меня есть основания говорить, что они достоверны.       Все уставились на адмирала. Некогда этот пожилой, статный вояка был ближайшим другом покойного Халиса Первого. Любимого правителя. Глубоко почитаемого отца. Новый император всё еще скорбел по отцу. И оказывал адмиралу столько доверия и преференций, сколько никому другому.       И небезосновательно: во всей империи было не сыскать человека более преданного короне, чем адмирал. Но и более нетерпимого к мифам — тоже. «Научные» потуги академика Андерсона сбивали с толку не самых глупых парней под его командованием. И, как адмирал ни пытался доказать, что «Парящий остров» — байка вроде сирен и кракена, моряки упорно ссылались: «Но вот академик Андерсон»… И адмирал каждый раз свирепел. Может, ему говорить матерям, потерявших своих сыновей, что в море водятся злобные духи?       Вмешался казначей:       — Ваше величество. Господа! Выгоды. Речь идет о триллионах, если труд академика — правда. Оставим «Парящий остров» любителям заговоров и левитаций… Сосредоточимся на том, что академик научно обосновал, почему в Грозовом море, где якобы висит остров, не стихает шторм. Вы только подумайте: если нечто создает «вечный шторм», значит, есть способ это «нечто» отключить. Как только Грозовое море посмирнеет, мы сократим расстояние большинства наших торговых путей, а значит, и расходы на содержание…       Бледность адмирала начала сменяться краснотой, но голос был ровный, стальной:       — И что же за «нечто» подразумевает Андерсон? Магический артефакт?       — Если действительно есть некий «артефакт»…       Адмирал вонзил в казначея напряженный взгляд. Потому что, очевидно, об «артефакте» было сказано с иронией.       Казначей почтительно склонил голову, исправляясь:       — Если, — повторил он, — как пишет академик, есть некая «древняя технология», которая вызывает непогоду… и империя ее получит, может статься, выйдет с ее помощью утихомирить этот «вечный шторм». Вот о чем я говорю. А вам, адмирал, и вовсе бы стоило подумать о своих людях. Вы перестанете их терять…       Адмирал тяжело замолчал. Слова казначея подействовали на него, как ушат ледяной воды. И весь гнев, который он с трудом сдерживал, тут же погас. Погас и сам адмирал. Правда в том, что близость Грозового моря унесла слишком много жизней на его памяти… И какая-то «магия» казалась ему злой насмешкой над настоящей, не выдуманной утратой.       — Больше, чем наши выгоды, — чеканно добавил глава министерства безопасности, — их императорское величество должны волновать выгоды конкурентов. Если они заполучат «технологию» первыми… Необходимы предупредительные меры. Уже сейчас.       Император Халис Второй стоял неподвижно, как изваяние. Его тонкий и строгий профиль выдавал человека задумчивого и одинокого. Вьющиеся светлые волосы золотились в первых лучах рассвета. Император слушал. Но не говорил. И никто не знал, ни что он испытывал, ни какие мысли его терзали.

II

      По легенде, в самом сердце Грозового моря находится Парящий остров. На том острове стоит великий богатый дворец. Говорят, сокровищницы его ломятся от несметных сокровищ. Но не сокровища влекут пиратов и царей…       В замке якобы хранится абсолютное оружие — и тот, кто завладеет им, получит власть над океаном. Древние свитки утверждают: это оружие не меч и не трезубец, но дар морского дьявола…       — Левиафанова корона.       — Как вы сказали? — переспрашивает адмирал.       Прошло несколько дней с совещания в кабинете императора. В резиденцию конвоировали самого академика Андерсона. Перед ним — высокопоставленные лица. И теперь этот интеллигентный старик в запыленном твидовом костюме тушуется, словно ребенок. Он снимает очки и протирает их платком. Уже в десятый раз за свою лекцию — и повторяет:       — Корона. Вы ищете корону…       Тот самый «магический артефакт», так называемую «древнюю технологию»…       Адмирал Стейн выглядит так, как будто проглотил ведро с мифическими помоями.       В просторном, роскошно обставленном кабинете, сидят адмирал императорского флота и сам император, Халис Второй. Эту ахинею им приходится воспринимать всерьез. Как и тот факт, что в воздухе левитирует огромный остров с древним замком. В их реальном мире. Где не водится эльфов. Или фей. И уж тем более морских чудовищ. В мире пара и техники. В мире технологий и науки. В середине XX века, когда предрассудки и суеверия, казалось бы, давно остались в прошлом.       Адмирал тяжело вздыхает и со всем старанием пытается извлечь хоть крупицу смысла:       — Вы всерьез утверждаете, что «древняя технология» из вашего… «труда» — это какая-то магическая чертовщина?.. И что она позволит управлять неким… как вы назвали?       — Левиафан. Это… живое существо.       — И оно, по-вашему, вызывает шторм?       — Не совсем. Влияние на погодные условия еще требует теоретических доработок, но что касается воронки…       Адмирал уже весь пунцовый от активных попыток вникнуть в полную ересь. В это не верит ни один здравомыслящий человек в империи.       Его голос звенит, как туго натянутый трос:       — Если предположить, что это ваше «существо»… есть на самом деле, почему его не засекают наши радары?       Андерсон рассеянно молчит. И беспомощно переводит взгляд с почтенного вояки на юного императора. Тот слушает отрешенно: он оставил бедного академика на растерзание своему советнику. Адмирал отлично читал людей, особенно когда они оказывались под давлением.       Андерсон слабо, виновато улыбается, надевает очки и тихо произносит:       — Может, радары его засекают… но он слишком велик…       — Простите?       — Во всех известных нам источниках написано, что левиафан велик настолько, что создает под Парящим островом водоворот… Этот водоворот, как вам известно, диаметром в несколько километров…       На секунду воцаряется гробовая тишина.       Затем адмирал приходит в себя:       — То есть величина объекта мешает радарам его засечь? — опыт адмирала сигналит, что это невозможно. И он добавляет тише, будто делая пометку вслух: — Вы, видно, не разбираетесь в том, как работает современная техника…       Академик теряется, пытаясь сглотнуть. Голос его становится тише:       — Я хочу сказать… он велик и движется как часть моря сотни лет… Ваши радары, может, и распознают его… но считают частью стихии.       Император Халис встает с кресла, закладывает руки за спину и переводит взгляд на карту во всю стену. Он смотрит на черную воронку, как на черную язву в теле Грозового моря. Взгляд его застывает.       Адмирал не понимает:       — И каким образом оно… создает водоворот?..       — Плавает кругами.       — Для чего?       — Видимо, не может… быть в покое.       Адмирал хмурится, пытается ослабить воротник и снова проверяет свои заметки, которые старательно составлял, пока слушал. Скептик в нем отчаянно борется с внимательным военным, который вынужден располагать всей доступной ему информацией и думать прежде всего об интересах империи.       — Итак, значит, вы сказали, что во дворце… на этом Парящем острове есть некая «корона»… якобы оружие… которое на каком-то уровне, — видно, «телепатическом», — позволяет управлять этим существом… «левиафаном». И чтобы империя получила эту корону, ее бывший владелец… должен умереть. Но этой короне… сколько лет? Две тысячи, две с половиной?       — Две с половиной. Считается, что царь Сайлан бессмертен.       Последняя нервная клетка адмирала закипает. Он прикрывает глаза на секунду. И говорит со всей военной выдержкой, на какую способен в этот момент:       — И кто он у нас, вампир?       — Историкам мало что о нем известно… Он может быть просто частью легенды.       — Как и то, что его корона — оружие? И что оружие — корона?       Император Халис оборачивается на академика. И спрашивает — так же отрешенно, как и слушал, с такой холодной интонацией, что тот невольно задерживает дыхание:       — Вы потратили почти полвека, изучая «Парящий остров». Но всё, что у вас есть, — сомнительные слухи?       Андерсон снова снимает очки и усиленно их протирает, смахивая невидимые пылинки. Он пытается объяснить, что «слухи» — неподходящее слово:       — Все древние цивилизации, хоть сколько-нибудь нам известные, писали о Парящем острове с пятого века до нашей эры… Сложно представить, чтобы такое точное описание попадалось в настолько разных уголках планеты — и под этим не лежало бы никакого основания…       Император отворачивается.       Весь мир гоняется за призраком… Не было ни единого факта, что хотя бы одно слово из пригоршни мифов — правда. До недавнего времени.       Император говорит:       — Покажите ему.       Всё это время на столе лежал конверт. Адмирал поднимает его, извлекает снимки и кидает перед Андерсоном. Ведь основная причина беспокойства — даже не подозрительно своевременный «научный труд», а эти клятые снимки. Черно-белые, плохого качества. Но на них удалось запечатлеть Парящий остров — с древним замком, освещенным сетью молний…       Андерсон застывает на месте. Прикованный. Завороженный. Он едва касается снимков. И от взглядов двух наблюдателей не ускользает, что его буквально пронимает дрожь.       Страшно взволнованный, он механически проводит рукой по бороде и поднимает оцепеневший взгляд на императора. А тот вновь отворачивается к карте.       Продолжает адмирал:       — Итак… если допустить мысль, что под Парящим островом действительно находится это «существо»… у него есть какие-то конкретные характеристики? Точный или хотя бы приблизительный размер, скорость в узлах…

III

      После аудиенции, полной сказок Андерсона, адмирал выходит на балкон к своему императору. Над городом — глубокая ясная ночь, но порт горит огнями. Оживленная работа никогда не прекращается.       — Снимки он видел впервые, — говорит адмирал. — И, похоже, опешил сам, что часть его легенд — правда… Осталось понять, что еще из его россказней имеет почву под собой… Честно сказать, поверить в это…       Халис глубоко вдыхает морской воздух. Отвечает он на выдохе:       — Отец как-то сказал… «Если кучка мелких псов передралась за кость, не важно, чтó в этой кости видят они, важно, чтó видишь ты». Обычно отец видел рычаг давления. Мы, как и он, верим, что сила — в рычаге. Но если что-то из легенд и мифов правда, мы бы предпочли, чтобы сей рычаг никому не служил…       Адмирал усмехается. «Мелкие псы» — соседние королевства — уже охотятся за этой волшебной «костью». Последние несколько лет они особенно активно вели бои у Грозового моря и в нем. Пока что, к счастью, безуспешно…       Император наблюдал со стороны. Но ситуация… начала требовать решений. Он больше не мог закрывать глаза на миф о Парящем острове. К тому же вертолеты прошли полевые испытания в экстремальных условиях, а на воду спустили авианосные суда. Если остров существует, у «псов» есть шансы его взять… что бы там ни было.       Адмирал с горечью говорит:       — Я даже рад, что ваш отец ушел раньше, чем ему пришлось застать это время… открытий.       Император опускает глаза. И остается в роли государственного лица, избегая личного:       — Какое бы «основание», как выразился наш достопочтенный академик, ни лежало под этим безумием — магия или технологии — Арсонская империя узнает об этом первой и поступит богоугодно.       Адмирал кивает. Мальчишка уже давно не пускает никого в свое сердце. Ему двадцать три, но адмирал предполагает, что часы его тикают ускоренно, поспешно… и надеется, что выдающийся ум продержится в теле Халиса Второго дольше, чем в теле его отца, Халиса Первого. Отца, названного Великим еще при жизни — и потерявшего рассудок очень рано, в тридцать лет.       — Мы должны быть уверены… в том, что ждет наших воинов там, за грозовой чертой, — добавляет Халис. — Провести разведку следует тихо. «Псам» лучше пока не сообщать, что мы в игре.       — Трудно будет провести разведку незаметно, ваше величество… Даже подводной лодке уже не спрятаться от глаз… Только если действовать в обход. Скажем, через торговые пути.       Халис без интереса уточняет:       — И как вы это представляете?       — Торговые суда всегда сопровождает военный эскорт. Если несколько линкоров отделится…       Император обрывает:       — Наши враги умеют считать корабли, адмирал. Особенно имперские… Вы усложняете. Не можете использовать наши — используйте чужие. У вас есть месяц… Больше ждать нельзя.       Адмирал склоняет голову в почтении. Да… Халис Второй — сын своего отца.

IV

      Достойный наследник. Пример выдержки, учтивости и самообладания. Ничто его не задевало — так казалось со стороны. Но после нескольких тяжелых дней, когда он только и делал, что слушал, а затем периодически отдавал взвешенные приказы, он мучился бессонницей в своих покоях.       Легенда оживала на глазах. Терзала памятью. Манила обещанием власти — не императора. Королей и купцов. Она свела с ума Халиса Первого. И потопила его армаду на дне Грозового моря.       Император поднимается с постели, потянувшись за тяжелым, расшитым халатом. Шелест ткани проходится по ковру.       Он зажигает лампу. Проводит рукой по рукописи. И снова открывает на главе о бессмертном царе. Из произведения в произведения уже два тысячелетия кочевал образ недоступного, скучающего юноши, который с малых лет ходил с отцом в военные походы.       Однажды, по легенде, Сайлан вышел на прогулку. Он встал на берегу — и там его увидел морской дьявол. Затем Сайлан исчез… а весь мир с тех пор мучает тайна Парящего острова…       Император закрывает книгу. На миг его взгляд застревает на портрете прекрасного юноши, вольным росчерком пера нарисованного на полях. В плотно сомкнутых губах императора — хорошо скрываемая тревога.       Его голос, низкий и чуть хриплый от бессонных часов, нарушает тишину:       — Самин.       Движение — будто тень отделяется от портьеры. Доверенный слуга, такой же старый и изысканный, как обстановка, поднялся мгновенно, будто не спал.       Он чуть кланяется:       — Ваше величество.       — Распорядитесь о коне. Мы посетим могилу Халиса Первого.       Даже в личной просьбе над императором довлеет монархическое «мы»: «я и государство», «я и бог». В его броне — ни изъяна, ни трещины.       За окном шумит прибой. Еще даже не проклюнулась заря, но резиденция суетится в тихой подготовке. Придворные знают: Халису Второму снова не спится. Как не спалось и его отцу. И он снова ищет утешения в тишине — в усыпальнице возле храма. На уступе, откуда открывается вид на город, полный огней, и на несмолкающий порт.       Там, практически в полном уединении, он опускается на колени. И сидит неподвижно пару часов. С его губ не слетают слова. Ни молитвы, ни исповеди. Император — тяжелый и закрытый человек. И очень похож на своего отца манерой отстраняться в трудный час…

V

      В ту же ночь не спят опять советники: занимаются данными, мучаются от раздумий. Адмирал стоит у окна, сжимает блокнот с заметками. Он смотрит в сторону Грозового моря: даже на горизонте видно черные тучи. И чем дольше он смотрит, тем сильнее сминает исписанные страницы.       Заключенный под стражу, Питер Андерсон тоже бодрствует. Он всё рисует по памяти снимки Парящего острова… Иногда пальцы его становятся такими слабыми, что дрожит линия.       Когда-то он самонадеянно считал, что знает, как просто устроен мир и воронка в Грозовом море… Разве не само собой разумелось? Такого не может быть, чтобы шторм совсем не стихал. В этом нет природы…       Ради величайшей из библиотек Андерсон отправился в портовую столицу Арсонской империи. Здесь, среди каналов, подъемных мостов и стрельчатых высоких окон с витражами, он пытался подтвердить, что Грозовое море — аномалия, что оно хранит в себе секреты и технологии утерянных цивилизаций… Но чем больше он углублялся в историю, тем больше очаровывался мифом… который вдруг… прямо сейчас, в эту самую минуту, в эту глухую ночь становится общей для всех, новой реальностью.       И Андерсон не может прийти в себя… Эти снимки, глубоко запавшие ему в душу, обещают всему миру встречу с истиной… как что-то страшное и роковое, магическое и необратимое. Он ощущает теперь, как его касается такая же точно бедственная, страшная сила, как та, что подхватывает шхуну и с яростью разбивает о скалы в щепки.