Раб госпожи

Спустя ровно неделю Катарина вернулась в свой загородный дом – место, где таился ее тайный мир желаний. Едва она переступила порог, как к ней подошел седовласый мужчина, опустив голову. — Как моя «игрушка»? — спросила молодая женщина, направляясь к подвалу. — Госпожа?! — Что? — Катарина обернулась. — У нас возникли проблемы, — ответил седовласый, в его голосе звучали нотки страха. — Какие? Хватит молчать, говори! — недовольно бросила госпожа. — Это связано с вашей «игрушкой». — Хватит ходить вокруг да около! Говори! — Катарина едва сдерживала гнев. — Эрик пытался покончить собой, — заикаясь, выдавил из себя седовласый. — Что? Как? Где ты был?! — молодая женщина вскрикнула, приближаясь к слуге. — Он… он пытался… — Хватит мямлить! — крикнула госпожа, выходя из себя. — Ваш раб пытался повеситься на цепи, на которой сидел, — выпалил седовласый. — Что? Где он сейчас? — Катарина задала вопросы. — Мы его спасли. Он все еще на цепи, как вы и приказали. Но он отказывается есть, и у него жар, — отчеканил мужчина. — Ты займешь его место, если с ним что-то случится, — твердо сказала госпожа, открывая дверь в подвал и спускаясь по лестнице. Катарина спустилась вниз. Ее шаги эхом отдавались от стен, облицованных белой плиткой. Яркий свет залил помещение, и в дальнем углу она увидела Эрика. Там, где оставила его неделю назад, прикованного к стене. Его тело было худощавым, почти прозрачным, кожа бледной, словно пергамент, вся в полосах от плети. Глаза, некогда полные жизни, теперь были закрыты. — Эрик, — голос молодой женщины прозвучал холодно, но в нем проскользнула едва уловимая нотка чего-то, похожего на… интерес? Юноша шелохнулся. Он казался совершенно отрешенным от реальности, погруженным в свой собственный ад. — Ты слышишь меня, Эрик? — повторила она, подходя ближе. Ее каблуки стучали по бетонному полу, каждый звук казался зловещим предзнаменованием. — Ты пытался испортить мне развлечение. Это непростительно. Она присела на корточки перед ним, заставив его, наконец, открыть глаза. В его взгляде мелькнула тень страха, но тут же сменилась безразличием. Прикоснувшись ладонью к лицу раба, Катарина, казалось, озаботилась. — Ты почему мне об этом не сообщил? — спросила она, поднимаясь на ноги и глядя на слугу. — Врачу показывал его? — Я думал, что он претворяется. Я не хотел вас отвлекать по пустякам, — ответил мужчина, не поднимая взгляда. — У него жар, и, как я вижу, не первый день. Если из-за тебя я потеряю своего раба, ты займешь его место. И поверь мне, тебе не понравится то, что я сделаю с тобой, — прорычала госпожа. — Отстегните его. Отнесите в комнату, смежную с моей… — Госпожа… — начал было седовласый, перебив Катарину. — Не смей меня перебивать! — сказала она, отвесив ему оплеуху. — Вызови врача и молись, чтобы он выжил. Ты меня понял? — Да, госпожа, — трясясь, ответил слуга, держась за щеку. — Тогда выполняй приказ, — жестко сказала молодая женщина. Она повернулась к Эрику, который уже начал медленно подниматься, опираясь на стену. Его движения были скованными, словно каждое сгибание сустава причиняло ему невыносимую боль. Катарина наблюдала за ним с нескрываемым любопытством, словно за редким, экзотическим животным. — Ты знаешь, Эрик, — проговорила она, обходя его, — я всегда ценила в людях стойкость. Но в твоем случае эта стойкость граничит с глупостью. Ты мог бы избежать многих страданий, если бы просто подчинился. Но ты выбрал другой путь, и теперь ты пожинаешь плоды своего выбора. Она остановилась перед ним, заглядывая ему в глаза. В них, помимо боли и слабости, мелькнуло что-то еще – отчаяние, смешанное с упрямством. — Но знаешь, что самое интересное? — продолжила Катарина, ее голос стал тише, почти шепотом. — Мне нравится твое сопротивление. Оно делает тебя… более ценным. Возможно, когда ты выздоровеешь, мы сможем найти тебе новое применение. Она провела кончиком пальца по его щеке, оставляя на бледной коже легкий след. Эрик вздрогнул, но не отстранился. Он просто смотрел на нее, не выражая никаких эмоций. Слуги, закончив отстегивать юношу, подхватили его под руки и повели к выходу. Он шел, пошатываясь, словно марионетка, лишенная нитей. Катарина проводила их взглядом, а затем обернулась к слуге, все еще стоявшему, прижав руку к щеке. — И еще, — сказала она, — проследи, чтобы ему дали все необходимое: лучшие лекарства, лучшую еду. Когда врач придет, скажи мне об этом. Я не хочу, чтобы он умер. По крайней мере, пока. Слуга поклонился, не поднимая головы. Он знал, что в словах госпожи кроется больше, чем просто забота о рабе. В них звучала жестокая игра, в которой Эрик был лишь пешкой. И он, слуга, тоже был частью этой игры, вынужденный подчиняться прихотям своей госпожи. Катарина вышла из подвала, на ее лице играла легкая улыбка. Она любила власть, любила контролировать. И Эрик, сломленный, но не покоренный, был для нее идеальной игрушкой, игрушкой, с которой она еще не наигралась. Молодая женщина направилась в свои покои, предвкушая новые развлечения. В ее голове уже рождались планы, как использовать Эрика в своих целях. Она знала, что он будет сопротивляться, но это только добавляло азарта. Ведь сломить сильного – гораздо интереснее, чем сломить слабого. Войдя в свою комнату, она подошла к большому зеркалу и внимательно посмотрела на свое отражение. Молодая, красивая, богатая. Она могла получить все, что захочет, и она хотела Эрика. Не как любовника, не как друга, а как объект для своих игр, как доказательство своей власти. Катарина улыбнулась своему отражению.