Раб госпожи

Эрик замер, дыхание сбилось. Превозмогая внутреннее сопротивление, он медленно опустил руки на бедра госпожи. Ладони, словно нехотя, поползли вверх, обрисовывая каждый изгиб, пока не достигли пояса брюк. Дрожащие пальцы расстегнули пуговицу, затем потянули ткань вниз. Катарина приподнялась, освобождая его от этой задачи. Юноша сглотнул, чувствуя отвращение. Он позволил пальцам скользнуть вверх по внутренней стороне бедра – медленно, осторожно, словно изучая новую территорию. Наконец, рука нашла то место, где кожа пылала от предвкушения. Легкое касание, и Катарина едва слышно выдохнула. Эрик провел пальцами по влажной щели, нежно, но уверенно. Каждый его жест отзывался в ней пульсирующей волной, заставляя дышать чаще и глубже. Его пальцы стали смелее, исследуя, дразня, пробуждая. – Давай же, шевелись! У меня нет вечности! – прорычала Катарина, вцепившись в его волосы, словно в поводья строптивого жеребца, и дерзко притягивая его к алтарю наслаждений. – Лижи, я сказала! И чтобы искры из глаз! Его лицо нырнуло в омут сладострастия, губы робко коснулись трепещущей, набухшей от желания киски, источающей нектар искушения. Он было попытался отступить, но не тут-то было! Госпожа, словно пиранья, вцепилась в его волосы мертвой хваткой, не давая ни единого шанса на бегство. Голова Эрика оказалась в плену, прижатая к источнику ее удовольствия, где каждый взмах его языка рождал цунами наслаждения, затопляющее ее сознание. Эрик чувствовал, как её энергия проникает в него, заполняя каждую клеточку его существа. Катарина, не в силах сдержать свои эмоции, закатила глаза, и её тело вновь задрожало от удовольствия. Она была госпожой, а он — её преданным рабом, готовый на всё ради её наслаждения. - Ещё, - произнесла она, её голос был полон требовательности и жажды. - Не останавливайся. Он подчинялся, и его движения становились всё более ритмичными. Он ощущал, как её дыхание становится всё более прерывистым, как её тело реагирует на каждое его прикосновение. Молодая женщина, погружённая в свои чувства, откинула голову на спинку кресла, издавая тихие стоны. Раб продолжал ласкать её, иногда проникая кончиком языка внутрь, вызывая всё более глубокие стоны у своей госпожи. В порыве ослушания, юноша осмелился слегка прикусить сокровище госпожи, за что тут же поплатился шипящим выдохом Катарины. Словно разъяренная кошка, она дернула его за волосы, приподнимая голову и награждая испепеляющим взглядом. – Еще раз вздумаешь экспериментировать – пеняй на себя, – прошипела она, возвращая его лицо к источнику наслаждения. Закинув ноги на его плечи, она властно прижала его к себе, давая понять, кто здесь госпожа. – Лижи, – промурлыкала она. – Я хочу, кончить тебе в рот! Его губы послушно исполнили ее приказ. Она издала тихий стон, когда его язык скользнул по ее киске, пробуждая волну желания. Ее пальцы сжимались в его волосах, направляя его движения, пока она не почувствовала, как напряжение нарастает внутри нее. – Да, вот так, – прошептала она, ее голос стал хриплым от страсти. – Не останавливайся… Раб подчинился, углубляя ласки. Его дыхание сбилось, вторя ее нарастающему возбуждению. Каждое прикосновение было выверено и точно. Госпожа выгнулась навстречу, тело ее трепетало от предвкушения, разум погружался в сладкий туман ощущений. Ее пальцы впились в его плечи, ногти рвали кожу, углубляя раны от плети и причиняя ему острую боль. В кульминации Катарина вскрикнула, ее тело пронзили конвульсии, и она окропила его лицо своими соками. Он замер, ощущая на своей коже и свои слезы, и ее влагу. Тишина после бури была густой, почти осязаемой. Катарина, тяжело дыша, откинула голову на спинку кресла. Ее пылающее тело медленно остывало, оставляя дрожь и легкое головокружение. Эрик, все еще на коленях, не смел поднять глаз, ожидая ее приказа. Его тело ныло от боли, но он молчал, страшась нового наказания. Госпожа, успокоив дыхание, взяла его за подбородок. Резко подняв его голову, она встретилась с ним взглядом, в котором читались удовлетворение и презрение. - Неплохо, – прошептала она. – Для первого раза. Но тренировки нужны. Ты будешь ублажать моих подруг. А я не могу позволить себе опозориться перед ними, выставив неопытного раба. Эрик не мог вымолвить ни слова. Его начало бить лихорадкой – смесь страха и жгучей ненависти. Он смотрел на нее, ощущая, как внутри него разрастается ярость: к госпоже, к себе, к этому кошмару. - А теперь, – ее голос стал ледяным. – Раздевайся. Пора лишить твою попку девственности.