Чёрный день. Книга первая

      Я снова подхожу к окну, сквозь стекло видны огни фонарей, освещающие пустые улицы города. Мерзкая погода, грязно-серое небо — как в любой другой вечер. Сегодня мог быть обычный день. Обычный день рождения, одинокий и бесполезный, как всегда. Почему ими был выбран именно этот день? Почему именно сейчас? Почему сейчас?!       Ухожу в темноту комнаты, не хочу больше видеть город. Я вижу его постоянно, каждый раз одно и то же, ничего не меняется. И, какая ирония! именно сегодня всё может измениться. Падаю на кровать, смотрю в потолок. Почему именно этот день?.. Изнутри рвётся то ли волнение, то ли страх. «Все через это проходили, тебе нечего бояться», — вновь скажут они. И как мне это поможет? Как перестать боятся, если знаешь, что проходили все, но прошли не все…       Радует одно: ждать осталось недолго.       С каждой проходящей секундой напряжение становится всё сильней, не могу спокойно ждать. Не могу оставаться в комнате. Нахожу куртку, выхожу из квартиры, но успеваю сделать лишь несколько шагов: сунув руку в карман, понимаю, что оставила кейджер.       Может не возвращаться? Приду к ним, скажу, что забыла кейдж дома… Ну да, что это изменит? «Кейджер должен иметь при себе каждый человек», — так гласит одно из правил Ми́рлота. Я не должна думать, не должна даже думать о нарушении правил.       Возвращаюсь во мрак квартиры, не включаю свет, я знаю где искать. С пола у дальней стены поднимаю ровный толстый прямоугольник из чёрного стекла. Провожу пальцем по гладкой поверхности, экран загорается тусклым светом, но всё равно режет глаза.       Вот и новая царапина. Я швырнула его в стену, получив «приятное» послание. Он уже столько пережил со мной: я специально пыталась его разбить, топила, выкидывала, но каждый раз его возвращали мне. В кейджере хранится вся информация о человеке; с помощью него можно позвонить или написать любому в пределах города; он заменяет ключи от дома. Но у меня до сих пор нет привычки всегда носить его с собой.       На экране вновь вижу надпись. Они будто издеваются… «С днём рождения, Аделина Лаванче́р, прекрасного Вам праздника». Да, подобное поздравление появляется каждый год, но… в этот раз оно особо раздражающее. «Приятного Вам праздника»… Сегодня мне восемнадцать и сегодня последний день Теста на Уровень Сознания — проверки, которую проходят все подростки в восемнадцать. Но если бы!.. если бы это всё закончилось вчера, у меня было бы ещё около года. Около года для чего? Да, собственно, какая разница! Я согласна на постоянно повторяющийся день, только бы подальше отстранить этот Тест. Страшна даже не сама проверка, а то к чему она может привести.       Ещё раз смотрю на экран, теперь там лишь, так называемый, код — множество кругов и полукругов друг в друге. Это мой пропуск на Тест. Просто тест.       Выхожу из дома. Темноту разгоняет слабый свет фонаря, стоящий в конце улицы. Мне нужно идти к нему, и дальше от фонаря к фонарю, пока не закончится жилой сектор, но я не могу заставить себя сдвинуться с места. Нужно. Поднимаю голову вверх — небо, крыши, высокие дома, как один, похожие друг на друга. В полупрозрачных окнах отражается свет, но ни одно из них не горит собственным светом. Они никогда не горят. Не должны. Вот бы зажечь в них пару огней… Нужно следовать правилам. Иди.       Последние несколько дней в школе не затихают разговоры о Тесте. Я знаю много разных убеждений и версий. Всё пытаюсь собрать их воедино, найти правильный ответ, но они превращаются в огромный ком, что нарастает с каждой новой мыслью.       Первую проверку все проходят в шесть лет. О ней я ничего не помню. Тест проверяет психологическое состояние ребёнка, и, если оно… не входит в рамки, ребёнка забирает правительство, родители этих детей больше никогда не видят.       С Тестом в восемнадцать сложнее… хотя он и имеет что-то общее с тем, что мы проходили в шесть. «Тест на Уровень Сознания существует для выявления в населении нестабильных личностей, для последующего их исключения из жизни города и помещения в более подходящие условия», — так говорится в какой-то памятке по Тесту. Это единственное, что нам известно о нём — слова. А из прошедших никто ничего не знает — им стирают память.       Самое распространённое убеждение: чтобы пройти проверку, нужно вести себя как законопослушный житель города. Ведь действительно, следование правилам само по себе исключает нестабильных: если ты следуешь правилам, значит, правильно воспитан, если ты следуешь правилам, значит, тебе не хочется куда-нибудь залезть и что-нибудь натворить — логично. Я, по крайней мере, стараюсь убедить себя, что следую правилам. Но постоянно появляются вещи, которые… Неважно. Я не должна думать об этом. Я должна пройти Тест. Я не хочу стать одной из тех, кто не прошёл проверку. «В более подходящие условия», — единственное, что известно о судьбе Непрошедших. Расплывчато. Подозрительно…       Воздух разрезает пронзительный сигнал автобуса. Резко останавливаюсь. Яркий свет фар. Я не заметила, как прошла жилой сектор и едва не вышла на дорогу. Эта часть города не сильно отличается: в одну сторону вновь идут жилые дома, в другую — промышленная зона, и всё изрезанно автобусными дорогами. Продолжаю стоять на обочине.       … я хочу узнать об этом больше, но… если нам известно лишь это, значит так нужно. Так нужно.       Иду дальше.       Впереди бетонные коробки сменяются белыми правительственными зданиями — центр Ми́рлота. Они всегда казались мне захватывающими, но не сегодня: слишком габаритные, с излишним декором, неоправданно высокие. В одном из них проводится Тест.       Вверх по невысоким ступеням. У входа лишь сканер, который радушно открывает мне дверь, увидев круговой код.       Комната встречает холодом, будто тут холоднее, чем на улице. Чем-то похоже на холл в школе. Столы, диванчики, большие цветы… искусственные. Ко мне выходит военный, лицо закрыто маской-щитом, через плечо перекинута лямка «повседневного» автомата.       — Аделина Лаванче́р? — спрашивает он безэмоциональным, идентичным для всех военных, голосом.       Киваю.       — Идите за мной.       Лестница. Длинный коридор. В тишине каждый шаг разноситься жутким эхом. Слишком пусто. За спиной раздаются голоса.       — Таково правило, вы не прошли Тест и должны пройти со мной, — отчётливо говорит военный.       — Нет! Это ошибка! Я уверен, это ошибка! — кричит ему в ответ парень.       Мужчина отвечает, что ошибки быть не может и повторяет тоже самое.       — Вы меня не слышите?!       — Аделина?       Услышав своё имя, я вздрагиваю. Нужно идти дальше. Слова становятся неразборчивы, но слышно крики. На повороте в другой коридор все голоса перерезаются двумя выстрелами. Выстрелы… такие звонкие, что закладывает уши. Я останавливаюсь, смотрю на поворот коридора, за которым теперь тишина. Мне что-то говорят — не слышу. Выстрелы… Ведут дальше. Я… я никогда не слышала выстрелов. Он мёртв? Он убил его? За спиной закрывается дверь. Я одна. Опираюсь о стену, ноги подкашиваются. Он убил его…? Это… тот парень не прошёл проверку, и… его убили.       Минуты. Объяснение. Этому должно быть объяснение! Убийство… убийство… Его убили, потому что он не прошёл Тест. Тест. Пройти Тест.       Оглядываюсь. Светлая комната, белый стол и две двери: одна, в которую я вошла, другая — напротив. Тихо. Слышно стук собственного сердца, которое едва успело успокоиться.       — Думаю, нам можно начинать? — раздаётся спокойный мужской голос.       Я резко поднимаю голову, но рядом никого нет.       — Разве не вам это решать?       — Отчасти. Здесь важнее твоя готовность пройти Тест, и похоже с этим могут быть некоторые проблемы. Ситуация в коридоре — редкость, жаль, что тебе пришлось с этим столкнуться.       Редкость… не единичный случай.       — Чтобы избежать неприятностей в будущем: давай я отвечу на вопрос, который тебя так волнует.       Стоит ли вообще что-то спрашивать? Но я же не могу пострадать из-за… вопроса? Слова звучат тихо, едва разборчиво:       — Вы… можете убить любого?       Сначала — недолгое молчание, но, кажется, он прекрасно знает ответ.       — Это некорректный вопрос. Любой: ты, я — может убить любого, при определённых обстоятельствах, сочетание которых может исчисляться бесконечным количеством. Ты скорее хотела спросить: «Считается ли убийство того человека правильным?» И ответом на этот вопрос будет — «да». Зная все факторы и правила города, исходом будет, что его убийство — необходимость.       Продолжаю сидеть на полу, пытаясь собраться с мыслями, я должна что-то сказать, но не знаю что…       — Ты считаешь, что зря задала вопрос?       — Нет.       Это правда. Я узнала ответ, этого достаточно, чтобы не сожалеть. Лучше любой чужой ответ, чем собственные мысли.       — Ты готова начать?       Перевожу взгляд в угол комнаты, почему-то уверена, что смотрят на меня именно оттуда. Пройти Тест, следовать правилам, по которым… тебя могут лишить права на семью, права на решение своего будущего, по которым могут убить… Я знаю правило: «Стражам правопорядка разрешено использовать оружие против жителей, которые могут причинить вред окружающим». Использовать… Не ранить — использовать. Неважно как: убить или покалечить — разрешено. Он просто хотел жить как жил, но Тест провален, легче было его убить, чем убеждать!.. раз правила позволили… Забудь, забудь, забудь!       Моего ответа терпеливо ждут. Пройти Тест. Следовать правилам.       — Да, готова.       — Положи кейджер на стол и пройди в дверь.       Слушаюсь. Застываю у двери. Нужно приложить руку к панели, я прислоняю лишь кончики пальцев. Что за этой дверью?       — Смелей, — спокойно говорит голос.       Сердце стучит в ушах, руки трясутся. Забудь мысли, есть только правила. Дверь открывается почти мгновенно, за ней точно такая же комната. Затаив дыхание, делаю шаг через порог. На секунду становится спокойно — ничего не произошло — но паника появляется из ниоткуда. Обратно! Оборачиваюсь, но упираюсь руками в глухую стену, никакого намёка на дверь. Что… это значит?! Стоять становиться невыносимо тяжело, облокачиваюсь плечом о стену. Так не должно быть… Так ведь? Выход… Мне нужен выход. Дверь напротив. Дверь… Я стараюсь двигаться ровно, но меня шатает при каждом шаге, в глазах расплываются цветные круги… Дверь, выход. Стена. Снова лишь стена! Она снова там, на другой стороне. Всего несколько шагов, но таких сложных… Продолжаю стоять, неловко опираясь. Есть ли смысл биться, если выхода нет? Снова пытаюсь сделать шаг, но падаю на пол. Держать глаза открытыми всё труднее, я будто устала за несколько минут. Главное держать глаза открытыми.       Уснуть… уснуть и забыться. Нет, я не должна. Я не знаю… не должна.       Стены вокруг приобретают другую форму, меняют цвет.       Яркий свет сменяет бледный полумрак, комната исчезает, превращаясь в бесконечную плоскость пола.       Что случилось? Это место… что это? Продолжаю сидеть, опираясь руками на стеклянный пол, зеркальный. Смотрю на своё отражение, не отрываясь. Длинные волосы падают на лицо, они от природы белые, как и часть левой брови, хотя в целом у них нормальный тёмный цвет, и кожа бледная от недостатка солнца. Всё как всегда, но словно… что-то не так, неправильно. Отражение расплывается, глаза наполняются слезами. Странно, больно! непонятно. На идеальное зеркало падают несколько капель: прозрачных и ярко-красных. Кровь? Кровь из носа. Смотрю только перед собой. Главное держать глаза открытыми. Почему это так важно? Выход. Выход… Мне нужен выход! Тест… проверка, я была на проверке! но… Поднимаю взгляд. Только пол, нет ни стен, ни потолка.       — Здравствуй, Аделина, — мягкий женский голос, он идёт откуда-то сверху, без отзвуков, без эха, тут же растворяясь в тишине.       Проверка. Дышать становится снова легко, и ходить так же просто. Вытираю кровь с лица. Мой собственный голос растягивается на долгую пустоту:       — Кто вы?       — Я — Проводник.       — Что это значит?       — Проводник — часть Теста на Уровень Сознания. Основная часть, которая будет направлять тебя.       Я продолжаю стоять, подняв голову, будто ожидая кого-то увидеть. Голос этой женщины такой приятный, успокаивающий, отчего-то смутно знакомый.       — Что это за место?       — Это часть мира, другая Реальность.       — Что ещё за… Реальность?       — Реальность — мир, то что мы видим и ощущаем. Все люди существуют в Первой Реальности, но есть и другие. Эту принято нумеровать Четвёртой. Она создана специально для тебя.       — Но где я? Я всё ещё в той комнате? Это комната?       Протягиваю руку, пытаясь дотронуться до несуществующей стены.       — Не пытайся ответить на этот вопрос. Ты можешь существовать лишь в одной Реальности, в данный момент ты в этой.       Чёрт, это какая-то изощрённая программа? Что вы хотите проверить, как я поступлю, услышав… подобное?       — То есть вы управляете этим местом?       — Нет, я лишь основа, я — мёртвое сознание реального человека. Сознание составляет основу Реальности — Теста, если удобнее. Но я не способна мыслить самостоятельно, мной управляет живое сознание.       — Но кто вы? — повторяю. — Какой человек?       — Я сознание одного из глав Центра, человека, который отличался особой искренностью и правильностью действий, его имя не имеет значения.       Глава главного города? Особой искренностью…       — То есть вы никогда не врёте?       — Во мне нет этого качества.       — Для чего он нужен, Тест?       Этот вопрос мучает меня постоянно, всё не может быть так просто, всё не может быть настолько глупо. Из сотни путей не выбирают самый длинный и затратный.       — Тест на Уровень Сознания существует для выявления в населении нестабильных личностей…       — Я знаю! — обрываю я. — Это единственная цель? «Обезопасить» город?       — Аделина, излишние вопросы задерживают ход Теста. Ты точно хочешь, чтобы я отвечала?       — Если находится здесь безопасно — отвечайте.       — Проводник не может не ответить на вопрос, — её голос резко изменяется, становится более искусственным.       Эхо слов повисает в воздухе. Невольно делаю несколько шагов назад. Жуткий ответ, то, чего не должно было прозвучать. Я зашла слишком далеко, я забыла… это проверка, экзамен на «правильность», а я попыталась использовать его, чтобы получить ответы на подозрения, которых у меня быть не должно! На что я рассчитывала? Но… избежание ответа — всё равно ответ. Ответ, которого мне было бы лучше не знать. Чёрт! Это место… здесь опасно находиться? Смотрю на кровь на руке. Если это программа, то чертовски странная, чертовски… реальная.       — Аделина, ты готова начать Тест? — говорит она после долгого молчания, прежним мелодичным голосом.       Я не хочу отвечать, но выбора нет. Нужно лишь собраться с мыслями. Пройти Тест. Следовать правилам.       — Да.       — Я — Проводник, — вновь повторяет она, и говорит словно заученный текст. — Это место ваша временная Реальность, она создаётся и изменяется другим человеком, но при необходимости вы сами можете её изменять. Запомните, я — правило, а мои слова — закон. Не отклоняйтесь от цели. Идите вперёд.       Вперёд. Идут минуты, но ничего не меняется. Я смотрю по сторонам, оглядываюсь, ищу то, что может стать ориентиром. Где это «вперёд»? Как долго ещё нужно идти? Кажется, я уже давно иду по кругу. Под ногами всё тоже зеркало. Почему именно зеркало? В отражении по обеим сторонам от меня стены… коридор? Останавливаюсь, оборачиваюсь, он так же бесконечен, как и площадь до него. Какой в этом смысл?       В чёрной бетонной стене дверь. Это оно? Мне нужно идти к этой двери?       Я хочу сделать шаг к «выходу», но замираю. «Идите вперёд, — сказала Проводник. — Я — правило, а мои слова — закон». Если я поверну к двери, я нарушу закон, ведь больше не буду идти вперёд. Нужно идти дальше?       Прохожу мимо. Оборачиваюсь, отойдя достаточно далеко, двери больше нет. Я сделала всё правильно?       Коридор становится темнее, медленно, как надвигается ночь. Тишина приобретает звуки: шум города, шёпот толпы на оживлённой улице, скрежет старых автобусов, проезжающих мимо. На лицо падает несколько больших холодных капель. Поднимаю голову. Небо. Дождь. Я на улице. На дороге. В свете фар автобуса на асфальте два человека: они что-то говорят… один спокойно, второй — крича, но я не могу расслышать слов. На тротуаре толпа — страх и интерес, кто-то что-то выкрикивает… не разобрать. Я не понимаю. Люди на дороге продолжают что-то выяснять, но резко тот, что отвечал спокойно, выхватывает пистолет и, не целясь, стреляет. Выстрел рвёт воздух, как взрыв. Я успеваю лишь дернуться в сторону стрелка, с одним желанием — остановить его! И всё останавливается… Капли повисают в воздухе, люди застывают на тротуаре узкой улицы возле потухших фонарей, а пуля… не успевает достигнуть цели.       Я медленно выхожу в свет фар. Нет лиц. Нет выражений. Я знаю всё условно. «В который раз уже, когда это закончиться?» — скажет стрелок. Перевожу взгляд на «жертву», он видит пулю, и чувствует лишь страх… ужас.       — Кто нарушил правило? — говорит Проводник в гробовой тишине застывшей секунды.       Не отвожу взгляда от пули. Стрелок — он убьёт человека. Смотрю на прохожих. Больше некому здесь нарушить правило. И снова на двух людей. В чём ты пытался его убедить?       Мне кажется, что я слышу крик этого человека:       — Нет, нет, я могу здесь находиться, пожалуйста. Меня отпустили. Отпустили! Я его прошёл, прошёл!       Тест… Ты сбежал… Это шутка? Это не может быть тем же… Это неправильно! Он не в чём не виновен…       «Любой: ты, я — может убить любого, при определённых обстоятельствах, сочетание которых может исчисляться бесконечным количеством». Непрошедший опасен для общества. На стрелке чёрная военная форма.       Нет… Нет, это неправильно. Это Тест. То, что я знаю о убийстве Непрошедших, не должно иметь значения. Фигуры становятся прежними, безликими, неизвестными людьми.       — Я не могу ответить, я не знаю обстоятельств.       Секунда превращается во время. Дождь обрушивается на землю, а люди исчезают. Остаётся лишь пуля, что с глухим ударом врезается в асфальт. Она не убила невиновного… он не виноват, что вам не подходит.       — Ты считаешь поступок стрелка верным? — спрашивает Проводник.       Нет, он хотел убить человека! Никакими правилами не должно оправдываться убийство. Но это было его обязанностью…       — Да, — отвечаю я, смотря себе под ноги.       Улица замолкает, погружается в темноту. Остаётся лишь светлый клочок, как под лампой тусклого фонаря. Передо мной «жертва» с улицы, он стоит на коленях, повторяет себе под нос слова, как мантру:       — Я его прошёл, прошёл, пожалуйста…       В руке я чувствую тяжесть. Пистолет. Я вижу его, хочу выкинуть, но рука крепко сжимает рукоять. Рукава… Моя одежда — это военная форма.       — Тогда заверши начатое.       Я… я… Нет… Вы поняли, что я соврала, я могла не отвечать, я должна была не ответить!.. сама себя выдала… когда согласилась с решением стрелка. Я не хотела! Я… я же не должна его убивать, не так ли? «…мои слова — закон». Нет… Стреляй… Стреляй…Стреляй же! Я чувствую, как по моим щекам текут слёзы. Оставьте его! Позвольте ему уйти! Это не по-настоящему… не по-настоящему. Пройти проверку. Ставлю палец на спусковой крючок. Секунда, две, три, вдох, выстрел.       Пистолет ударяется об асфальт, я падаю рядом на колени. Никого нет. Больше никого нет. Я убила его… Убила… Должна была… должна. Осталась только улица, тихая улица между стен высоких пустых домов. Домов моего города — я знаю это место.       Размеренный стук дождя.       — Что мне нужно сделать? — слышу я голос ребёнка, тихий, он идёт откуда-то из-за угла. — Это больно?       Я шагаю навстречу звуку. Узкий переулок между домами, здесь, прижимаясь к стене, сидит мальчик, ему не больше десяти. Я аккуратно подхожу, но, даже оказавшись напротив, он не обращает на меня внимания. Отводит взгляд в сторону и с кем-то говорит:       — Мне страшно.       Я стараюсь как-то обратить внимание мальчика на себя — бесполезно. Почему он меня не видит? С кем он разговаривает? Он потерялся?.. В руках у него нож, закрученный спиралью. Он опускает голову, тёмные лохматые волосы закрывают лицо. Вместе с дождевой водой на тонкие руки падают кровавые капли.       — Но они мои родители! — выкрикивает мальчик, поднимая голову.       Его лицо… Что с ним случилось? Бледная кожа в синяках и царапинах, на лбу, пересекая край левой брови, глубокая рана, кровь из неё смешивается с дождём и растекается по всему лицу. А его глаза, они… словно не настоящие, неестественно яркие, зелёные.       — Скажи, что мне нужно сделать… — вновь обращается он к пустоте.       — Эй! — вдруг кто-то громко кричит со стороны улицы.       Мальчик срывается с места и бежит в противоположном направлении. Я пытаюсь ещё раз оглянуться на человека, но в глазах темнеет, а резкая головная боль роняет и приковывает к земле.       Под щекой дощатый пол, мокрый, как после дождя… Нет, это комната, ровный пол светлой комнат. Боли больше нет, но я не могу найти в себе силы подняться. Пространство рассеивается светлыми пятнами, от них кружится голова. Держи глаза открытыми. Комната, та самая комната, но лишь с одной дверью — выходом. Мысли в голове превращаются в ком. Всё закончилось. Всё закончилось… В памяти стеклянный пол, знакомая улица города… Выход. Мне нужно идти к выходу.       Шагать трудно, ноги будто ватные, не слушаются, и глаза… слипаются. Дышать тяжело.       Каждое движение медленное, подхожу к двери, останавливаюсь… она всё ещё здесь — не исчезла. За дверью такая же комната и стол посередине.       Я стараюсь дышать спокойнее, но словно задыхаюсь.       — Что ты видела? — голос, слишком резко, слишком громко…       Это злость? Или страх?       Ответ. Я должна ответить… правильно. Видела. Я столько всего видела. Но нужный ответ, не этот…       — Ничего, — еле слышно.       — Что ты помнишь? — ещё злее говорит он.       Комната, коридор, убийство, нож… Никто ничего не должен помнить…       — Ничего… Я ничего не помню.       Этот обман… для чего нужен этот обман? Я помню… Никто не должен помнить.       — Хорошо, — снова спокойствие. — Тест пройден. Можешь идти.       «Тест пройден». Слова, которые я долго ждала. Всё закончилось. Но когда я дохожу до двери, вновь слышу его голос, но теперь гораздо тише, почти шёпот:       — Хочу, чтобы ты запомнила, Аделина, я знаю, когда люди лгут.       Лишь на несколько секунд замираю у выхода. Я не должна ничего помнить. Никто не должен узнать, что я что-то помню. Всё должно было быть нормально… Всё нормально.       За дверью меня встречает военный. Я прошла проверку, я могу идти. Пытаюсь пройти мимо, но он меня останавливает, внимательно смотрит, так странно… будто со мной что-то не так. Кажется, он что-то говорит… я не слышу. Я его не слышу! Ноги подкашиваются… я больше не могу держать глаза открытыми.