Песни Великой пустыни

Всю следующую неделю братья провели неразлучно. Только по вечерам Дорш уходил к Тиисе, оставляя Керга с Шериком. А у того состоялся серьёзный разговор с матерью народа.

***

В шатре стоял привычный тихий полумрак, но Хавьер почему-то ощутил, что в этот раз всё будет иначе. Он замер у входа и впервые захотел опуститься на ковёр прямо там. — Проходи, Гури. Не бойся. — Голос Тиисы звучал ровно, но это нисколько не изменило предчувствий Хавьера. — Садись. Ближе. Как всегда садился. Мне нужно видеть твои глаза. Вот так. Дождавшись, когда гость сядет у её ног, мать народа низко наклонилась к нему и сверкнула нездешними зрачками. Хавьер чуть не отшатнулся: ему показалось, что перед ним сидит не человеческая девушка, а неведомое чудовище из живой стали с изогнутым рогом посреди лба и громадными крыльями за спиной. Тииса нагнулась ещё ниже и заговорила так резко, что Хавьеру захотелось провалиться сквозь землю: — Приш-ш-шел наконец-то. А теперь говори! Отвеч-ч-чай мне! Почему ты сделал всё не так, как должен был? Испортил абсолютно всё! Тебе что, так захотелось потерять вс-сё до нитки, пройти через руки палачей и побыть рабом в клетке? Ты чуть не погиб! Понимаеш-шь? Чуть не погиб! А кто вместо тебя будет спасать твой мир? Ты подумал об этом? Нет?! А Дорш? Почему ты не привёз его ко мне ещё три года назад, как должен был это сделать? Чего ты ждал? Пока его казнят? Или пока он обрушит какой-нибудь дворец себе на голову? Последний Дорш вашего мира! А твой хранитель? Неужели тебе и на него было наплевать? — Орем? — Сердце Хавьера сжалось в кусок льда от жутких предчувствий. — Что с ним?! Тииса клацнула зубами и чуть отстранилась. — А ты не знаешь? Вот как… Откуда бы тебе знать… Конечно. Мало ли, что там сказал тебе Ризав. Зачем тебе было делать хранителя своей тенью? Так? Это же всё только старые сказки и смешные глупости! Ты ведь у нас тут самый умный! Брух. Честное слово: я бы тебя побила, будь на то моя воля. Спрашиваешь, что с Оремом? Слушай, что ты с ним сделал. Вначале ты стал ездить на войну без него, а потом… Что последнее ты приказал своему хранителю? Ехать в Тард за твоим сыном и беречь его там? Верно? А ты подумал, как Лэло сможет это сделать? Даже его сил для этого было невозможно мало! Орем погиб в Ньетто, когда проник на корабль Тозаля, чтобы попытаться освободить вас. Его зарубили пираты. Так-то. Ты этого даже не услышал… Куда тебе… Ты ведь уже был чуть жив после своего потрясающего путешествия в клетке через всю страну. Знаешь, сколько сил я тогда отдала, чтобы за уши вытащить тебя из-за грани?! Хавьер омыл лицо руками, переживая потерю близкого человека, и со слезами на глазах посмотрел на Тиису, чуть слышно спросив: — Но почему… — Поч-ч-чему?! Ты ещё спраш-шиваешь меня: «поч-чему»?! — вскрикнула она, еще более грозно взглянув на Хавьера и сжав кулаки. — Это я должна спросить тебя: почему ты всё это устроил? Ойлун же говорила тебе про три дороги! Поч-чему ты не пошёл по самой безопасной из них?! — Про три? — Хавьер непонимающе вскинул голову. — Она говорила только про две дороги! И я, слава духам, прошёл по самой лёгкой из них. Тииса прищурилась. — Про две? По самой лёгкой? Дай мне руку! Мать народа ухватила запястье Хавьера, рывком притянула к себе и принялась пристально всматриваться в середину его ладони. Потом отпустила и ненадолго закрыла глаза. Крепко сжала себе голову, потом провела кончиками пальцев по бритым вискам и, наконец, взглянула на Хавьера в упор. — Вот что, Гури. Слушай меня. Ойлун говорила тебе про три дороги. Про две ты помнишь. Но была ещё одна. Ты должен был, подобно Фиделю, привезти сюда сына в тринадцать лет. Рэй овладел бы силой, узнал от меня правду о Тирдэге и никогда бы тебя не оставил… Всё было бы не так… Тебя хранили бы Дорш и Орем. Мадино не прошёл бы к столице из-за оползней на дорогах… Алегорд остался бы на троне, и тебе не пришлось бы надевать корону. Ты понимаешь меня? Всё должно было быть не так! Но ты не приехал, не привёз сына, и всё произошло так, как произошло. Почему? Ты просто забыл об этом. Совсем забыл. Так, будто тебе об этом никогда не говорили… Знаешь, что это значит? Что ты не справился! Понимаешь? Ты — душа мира. От тебя зависит его благополучие, само его существование. Гарошод должен жить, править одной из важнейших стран или помогать правителю. Должен направлять развитие мира в безопасную сторону, прислушиваясь к стихиям и нуждам людей. Должен хранить всё сущее. А его должны хранить другие рошоды. Особенно Дорш — хозяин Земли. Вот чего хотят духи. Они выбрали тебя. Вручили тебе судьбу мира. А ты… Ты не справился. Духи решили, что ты не готов к своему призванию. Что не сможешь пройти ритуал. Слишком холоден сердцем. Всё пошло не так, когда ты вообразил, что не можешь больше любить и закрыл от всех свою душу. Отказался слышать людей и этот мир, потому что думал только о себе. Стал волком-одиночкой. Даже хуже. Бешеным медведем-шатуном! Решил, что тебе хуже всех. Что только ты один в этом мире потерял близких. Ты забыл о своём предназначении! Сам пролил реки крови! А ты помнишь, что говорила Ойлун о том, что случается с миром, когда Гарошод начинает без раздумий убивать направо и налево? А? Помнишь? Хавьер кивнул, не в силах выговорить ни слова. Веточка на это снова клацнула зубами, а затем очень тихо сказала: — Не того духи от тебя ждали… Даже свет Рэя за целых три года не смог растопить лёд в твоём сердце. Вот почему ты всё забыл… Духи сами взялись за дело. Закрыли для тебя первую дорогу и сделали так, чтобы ты потерял всё, кроме сына. Чтобы вновь научился любить и ценить тех, кто рядом с тобой. Чтобы вновь услышал. Пески ведь смогли докричаться до тебя только здесь, по пути в Нуриш… Думаешь, почему Мадино ни с того, ни с сего решил продать тебя в рабство? Почему ты, несмотря на всю свою силу, не смог сбежать от Бехмута? Откуда Мадино мог знать, что ты будешь покорным, если припугнуть тебя судьбой Рэя? Не думал об этом? Нет? Ты вообще ни о чём не думаешь, мой Гури… Она снова расстроенно покачала головой. — Да, ты просто человек со своими слабостями. Но ты не просто человек! Пойми это уже наконец! Мир и так стоит на грани краха, а ты ещё и пихаешь его туда! Ты не принадлежишь себе! Если бы ты об этом помнил… То не забыл бы… Да… Сейчас ты почти прошёл по второй дороге, но… Тииса тяжело вздохнула. — Боюсь, мой Гури, это ещё не конец твоего пути. Помнишь про третью дорогу с немыслимыми бедами и страданиями? Очень может быть, что ты отправишься ещё и по ней. Я пока что не вижу, как и когда это случится. И случится ли вообще. Пока что тебе нужно закончить этот путь. Дойти через Хэй-Ша до Кордии и стать королём, чтобы удержать свою страну, а вместе с ней и весь мир от падения в бездну… Но всё может быть. Я постараюсь, чтобы ты больше ничего не забыл. Дай мне левую руку. Когда Хавьер это сделал, Тииса крепко ухватила его за запястье и вновь притянула к себе. В пальцах правой руки сверкнуло узкое лезвие ножа, которым она быстро и глубоко полоснула своего Гури поперёк ладони. Зрачки её засветились серебром, в котором вскипели яркие нездешние звёзды. Тииса впилась в Хавьера завораживающим взглядом и начала говорить очень медленно и веско, так, словно хотела глубоко впечатать каждое слово: — Слуш-ш-шай меня! Слушай и запоминай! Навс-с-сегда! Она со всей силы сжала запястье раненной руки Хавьера, вонзаясь в кожу острыми ногтями. — Запомни эту боль! Запомни! Пусть она жжёт тебя как огонь, если ты забудешь мои слова в нужный момент! Я приказываю тебе вс-с-спомнить! Если окажешься в новом мире на третьей дороге — вспомни то, что уже прошёл и то, что ты должен сделать! Ты должен вынести все испытания, от души простить врагов, собрать всех рошодов и вернуть мир на первый путь! Должен снова обрести свою семью! З-з-запомни!!! Кровь на ладони Хавьера вспыхнула жарким огнём и сразу погасла, пронзив невыносимой острой болью. Рана тут же затянулась рваным, похожим на ожог шрамом. Тииса закрыла глаза, отпустила его, уронила руки на колени и откинулась на подушки. — Это всё, что я могу для тебя сделать, мой Гури… — произнесла она очень тихим усталым голосом. — Всё, что могу сейчас. Надеюсь, это поможет. Спаси ваш мир, Гури. Верни его на должный путь. Ты сможешь. Только ты сможешь… А сейчас — иди к своим детям. Мать народа открыла уже совсем человеческие серые глаза и посмотрела на Хавьера так, что тот увидел в ней Ойлун. Потом легко подула ему в лицо, прошептав: — Не думай о том, что узнал сейчас, пока не окажешься на третьей дороге. Не думай пока что об этом… Она ещё раз подула и коснулась его головы, слегка улыбаясь. — Иди, мой Гури. Тебя твои мальчишки ждут. Ступай и найди своё счастье. Хавьер вышел из шатра со странным чувством. Он был уверен, что помнит весь разговор с Тиисой, но в то же время отчётливо понимал, что это не так. Он поднёс ладони к лицу, чтобы смыть наваждение, и увидел похожий на ожог шрам. Ещё днём его там точно не было. Хавьер захотел вернуться и расспросить Веточку обо всём, но тут же забыл об этом намерении и поспешил в свой шатёр.

***

Весь следующий день Тииса ждала. Он не мог не прийти. И вот — стоило только Доршу покинуть её шатёр — раздались знакомые шаги. Она улыбнулась. «Да. Любопытство кошку сгубило. А что будет с тобой?..» — Здравствуй, мой Гури! — почти промурлыкала Веточка. — Проходи, садись у моих ног. Если не боишься. Полог откинулся и показался Шерик. Он конечно изо всех сил старался выглядеть невозмутимым, но… Уж она-то умела читать души. Она видела его страх. Но гораздо сильнее страха было другое чувство. — Здравствуй, Веточка. Разве мне нужно тебя бояться? Думаю, что нет. — Он взял у входа подушку, положил у ног хозяйки шатра и сел. — Зачем ты пришёл, мой отважный Гури? Что хотел бы услышать? — Тииса знала ответ на этот вопрос. Но пусть он скажет сам. — Прошу тебя, Веточка, — начал он таким тоном, каким ребёнок выпрашивает сладость. — Прошу, скажи: откуда ты? Кто ты? Каков твой мир? Тииса усмехнулась. «Да. Любопытство губит не только кошек…» — Ты правда хочешь это узнать, Гури? Мой дом жесток. Увиденное тебе точно не понравится. Не боиш-шься? — Она посмотрела гостю прямо в глаза, насмешливо поднимая брови. — После всего того, что я уже пережил? Шерик почти бесстрашно улыбнулся в ответ. — Ну смотри… Смотри, храбрый малыш. Я тебя предупреждала. Дай мне руки. Тииса сжала запястья своего Гури и закрыла глаза. *** …Пепел. Удушающий пепел. Странные люди с диковинным легким оружием, беспрерывно стрелявшим огнём и раскалённым железом. Странные твари, лишь отдалённо напоминающие людей. Демоны, ходящие среди смертных. Такие же смертные, но не совсем живые… рукотворные. Механические и мертворождённые, лишь притворяющиеся живыми. Отчаяние и последние попытки не стать пустотой. Пепел везде. Жизнь осталась лишь на небольших участках земли, на огромных пустошах нет ни ростка. Словно сам этот мир давно мёртв, а люди цепляются за остатки цивилизации, которая привела их к падению. Человек человеку — волк… Каждый готов убить каждого за оружие, еду или крышу над головой. Бесконечное, давно ставшее бесполезным кровопролитие. Демоны рвут людей, люди убивают и пытаются поработить всё, что движется. Каждый обезумел от жестокости. Это даже не война. Дикая животная ярость с её жестокими законами. Жизнь не имеет ценности. Выживают сильнейшие, слабые обречены погибнуть от их рук. Нет спасения, нет надежды. Никто не придёт на помощь. Шерик увидел этот мир очень странными глазами. Он ощущал всё бесконечное множество душ вокруг себя: их страхи, боли, отчаяние… Словно паук, сидящий на тончайших чутких тенётах и ловящий каждое колебание чужой мысли… Его тело было из прочнейшего железа, лицо заменил оскаленный рогатый череп. Когтистые лапы и хвост, казалось, могли легко пробить тяжёлую дубовую дверь, не поддавшуюся бы и тарану, а огромные сильные крылья за спиной звенели острыми как сабли перьями. Он оказался в теле металлического зверя. И этот зверь был самым сильным на этих мёртвых землях. Все люди боялись его, но и сам зверь непрестанно должен был оставаться начеку, ведь каждый мелочный человеческий тиран хотел поймать его и заставить убивать своих недругов, а множество учёных с радостью разрезали бы на кусочки, чтобы узнать секрет его влияния на людей. Но, несмотря ни на что, зверь любил этот мир. Любил таким, каким он был когда-то давным-давно. Цветущим, прекрасным, полным любви и взаимопонимания… И попытка за попыткой многократно старался спасти его. Но временная петля сжималась удавкой на шее, и всё который раз оборачивалось крахом, убивая даже малейшую надежду на успех. Вокруг опять были только смерть и ненависть. Каждое живое существо хотело причинить боль… …кроме него. Он почти не отличался от людей. Только когда снимал капюшон и странную маску со стеклянными глазницами, лишь тогда можно было увидеть его нечеловеческую сущность. Он был таким же, как и тот, чьими глазами Шерик видел. И его душу он чувствовал как… как что-то очень ценное. Что-то, чья ценность настолько велика, что проще расстаться с жизнью, чем с ним. Он оказался рядом. Шерик протянул руку к щеке неведомого спутника, чтобы дотронуться… Тот подался навстречу, опуская чуткие кошачьи уши. Ещё немного — и Шерик коснётся его… Это самое важное. Важнее всего… …Вдруг земля ушла из-под ног, и незваный гость полетел в бездну. *** Тииса резко расцепила пальцы, отбрасывая от себя Хавьера и недовольно фыркнула. Открыла глаза. Он смотрел на неё в упор, тяжело дыша и покрывшись испариной. — Ну? Как тебе мой родной дом? Понравилос-сь? Видел, какими могут стать миры, когда все думают только о себе? — Веточка отвернулась, потянулась в сторону, взяла чайник и занялась переливанием настоя из одной чашки в другую, не глядя на гостя. На вид мать народа, как и прежде, совершенно ничем не отличалась от других людей, но воображение смотрящего на неё Хавьера легко рисовало за её спиной огромные крылья металлического зверя. «Так вот, кем она была?.. Непобедимым сверхсуществом, которое боролось за свой погибающий мир? Каково же сейчас ей жить в теле хрупкой девушки… Как она попала сюда? Что стало с её миром? Где она находит силы улыбаться и помогать другим, потеряв совершенно всё? Потеряв его?» — Кто… Кто был тем… Как сказать… Таким же как ты, но более хрупким? — решился наконец спросить Хавьер. — Слишком личное. Не твоего ума дело! И никаких больше вопросов! Ты и так видел больше, чем я хотела бы. — Тииса недовольно поморщилась. — Ступай, и чтоб никому! Хотя, кто тебе поверит. Надеюсь, ты доволен… Шерик почувствовал, что ей нужно остаться одной. Он кивнул, поблагодарил мать народа за разговор и вышел.

***

Вскоре Дорш и Керг отправились вместе с другими мальчишками народа кири готовиться к обряду посвящения в воины, а Хавьер и Ризав сразу же после этого покинули оазис и поехали в Нуриш. — Надеюсь, Шерик, разговор с султаном не затянется надолго. Хотелось бы уже вечером выдвинуться в обратный путь. Не могу спать под крышей. Я и раньше это плохо переносил, а теперь совсем. Чувствую себя как зверь в клетке… — Понимаю тебя, отец. Надеюсь, всё пройдёт хорошо. Я тоже столичные дворцы терпеть не могу. Живу там, как в тюрьме. Мы не задержимся в Нурише дольше необходимого.

***

Султан встречал дорогих гостей уже на въезде. Приехавшие спешились и двинулись навстречу радушно улыбающемуся Шафару. — Отец народа! Шерик! Рад видеть вас у себя в гостях! Благодарю за оказанную мне честь. Прошу, следуйте за мной, я покажу вам, где можно отдохнуть с дороги. Султан ещё раз лучезарно улыбнулся и, развернувшись, пошёл внутрь дворца. Ризав и Хавьер, не ожидая от этого места ничего хорошего, направились следом. Шафар провёл их через несколько переходов и вывел к одному из просторных внутренних дворов. — Вот, дорогие мои гости: располагайтесь, отдыхайте. — Султан был явно доволен собой и приготовленным им для кири сюрпризом. Перед ними, занимая почти всё пространство двора, возвышался самый настоящий традиционный шатёр кочевников. Ризав и Хавьер переглянулись. Они понимали друг друга без слов. «Похоже, эти переговоры быстро не закончатся…»

***

Спустя два часа после приезда гостей, султан пришёл под кров их временного жилья. Все трое сели на роскошный ковёр вокруг подноса с чаем и сладостями. Ризав, не удостоив взглядом гору истекающей мёдом пахлавы и чашки с нежно пахнущим цветочным настоем, сухо произнёс: — Итак, Шафар. Я оценил твоё гостеприимство. Шерик сказал, что у тебя есть просьба. Я слушаю. Султан прижал обе руки к груди и чуть склонил голову. — Я рад, что смог угодить твоему сердцу, Ризав. И, прежде, чем я озвучу свою просьбу, позволь мне загладить свою вину перед тобой. — Вину, Шафар? — Отец народа удивлённо повёл бровью. — Разве мы встречались раньше, чтобы ты был в чём-то передо мной виноват? — Нет. Мы с тобой никогда не встречались раньше. О чём я очень сейчас жалею. И всё же, я виноват. Шафар отпил чай, поставил чашку и пристально посмотрел на Ризава. — С тех пор, как я стал султаном, я ни разу ничем не помог народу кири, который так доблестно бережёт границы Нузара. Прости меня, Ризав, и позволь всё исправить. Помнишь тот караван, который пришёл к тебе неделю назад? Я распорядился, чтобы во всё время моего правления такие караваны приходили ко всем семьям кири Нузара каждый месяц. А после меня также будет делать мой сын и сын моего сына, из года в год, пока кровь Делали будет на троне Нуриша. Ты примешь этот дар? Ризав помолчал и осторожно, кончиками пальцев взял чашку. Затем ответил, пристально взглянув на султана: — Как я могу отказать тому, кто хочет помочь народу кири. Я приму твой дар. Но только если он от чистого сердца. Шафар вновь приложил руки к груди. — Не сомневайся, отец народа! Я никогда ничего не потребую взамен. И не перестану помогать кири, чем бы ни окончился наш сегодняшний разговор. И сколько бы не продержалась моя кровь на троне. Я в долгу перед тобой. Когда-то мой отец спас тебя, а недавно твой сын и твой внук спасли меня и всю мою семью. Прошу, прими мой дар. Это меньше из того, чем я мог бы отблагодарить вас. — Хорошо, Шафар. Да будет так. — Ризав отпил маленький глоток чая. — Духи не забудут тех, кто помогает их детям. И не оскудеет рука дающего. Так ты хотел меня о чём-то попросить? Султан кивнул. — Да, Ризав, хотел. Шерик наверное говорил тебе, что я хочу выдать сестру замуж за короля Кордии. Причём, хочу сделать это уже осенью. И хочу, чтобы этим королём стал Шерик. Поэтому я собираю большой караван, чтобы везти невесту и приданое. Поставив чашку на поднос, Ризав слегка отстранился. — Да. Я слышал об этом. Но почему ты решил идти через Хэй-Ша? Да ещё тащить туда моих детей? Я никогда не поверю, что ты не знаешь, чем это грозит. Так почему же? — Почему? — Шафар снова взялся за чай. Сделал несколько неторопливых глотков, поглядывая на собеседников. Затем поставил чашку. — Так путь короче, а значит безопасней. И прошу тебя, не забывай, что я тоже поеду вместе с ними. И повезу сестру. Я уже всё продумал и подготовил. Не будет никакого риска. Вот посмотрите. Я знал, что наш разговор обязательно коснётся Хэй-Ша, и взял с собой вот это. Султан вынул из широкого рукава своего роскошного одеяния свиток с большой печатью черного воска на длинном шнуре и протянул Ризаву. Тот принял документ, развернул, прочёл и передал сыну. Шафар наблюдал за ними с самодовольной улыбкой, заметив: — Вот видите! Золото любят все. И Хэй-Ша тоже. Десять верблюдов до перехода и десять после. И мы можем идти через Чёрные Пески совершенно свободно! Этот документ мне доставили на днях. Он подтверждает наш договор. Это пропуск через Хэй-Ша! Хавьер протянул свиток обратно султану и вопросительно посмотрел на отца. Ризав снова помолчал, потом вынес решение: — Я разрешаю своим детям ехать с тобой. Но только потому, что ты поедешь туда сам. Иначе ноги бы их не было на Чёрных Песках! Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Но не проси меня дать вам ещё и сопровождение! Я не буду рисковать головами других детей. Хватит и троих. Шерик не откажется ехать с тобой. Дорш и Керг тоже не согласятся остаться у меня, если только не удержать их силой. Но больше ты никого не получишь. Даже не проси. Если ты прав, и золото решает всё, то дополнительная охрана вам не потребуется. А если прав я, то даже если все кири Нузара поедут с тобой, вам не выжить. Хэй-Ша больше, чем нас впятеро, и они не будут биться на открытом месте, а обязательно заведут в смертельную ловушку. Особенно, если увидят, что с вами будут кири. Я не понимаю тебя, Шафар. Зачем идти на такой безумный риск? Султан убрал свиток обратно в рукав и улыбнулся, заверив гостей: — Тут нет никакого риска. За всё уплачено. И с мандарином я уже договорился. От него у меня тоже есть пропуск. А у границ Кордии нас будет ждать кортеж Мадино с его охраной. Всё безопасно! Иначе я никогда не поехал бы и сестру бы не повёз. Поверь мне, Ризав. Я всё сто раз продумал и взвесил: так гораздо быстрее и безопаснее, чем через Джерзегу на юге или пески и море. И я не об этом хотел тебя просить. С нами пойдёт половина армии Нузара. Они, конечно, не кири, но тоже не зря едят свой хлеб. Ещё чаю? Шафар подлил в чашки горячий ароматный настой. Ризав не притронулся к новому угощению и сухо произнёс: — Очень надеюсь, что это так. Но ты всё ещё не сказал, чего ты от меня хочешь. Султан улыбнулся. — Того, что я могу предложить и доверить только тебе, отец народа. Сядь на мой трон! — Твой трон? — Ризав всё же взял чашку и выпил весь чай до дна. — Вот уж чего я от тебя не ожидал, так это такой просьбы. Что ты имеешь ввиду? Расскажи мне всё до конца, а я потом подумаю над ответом. Шафар стал серьёзным и произнёс: — Конечно, отец народа. Слушай. Я повезу сестру в Кордию. И уведу половину армии. На кого мне оставить Нуриш? Кто позаботится о моей жене и сыновьях? Я вернусь не раньше, чем через полгода. Куда я вернусь? В какую страну? Ты знаешь, что недавно был мятеж. Я никому не верю. Кроме тебя, отец народа. Прошу, стань султаном Нузара на время моего отсутствия! Только не отвечай сразу. Давай поговорим об этом завтра. А ты подумай. У тебя будет вся власть и все возможности султана. Ты сможешь принимать любые решения по своему желанию. Я прошу только сохранить мою семью и мой трон на полгода. Вот и всё. Я прощаюсь до завтра. Шафар поднялся и вышел из шатра. Ризав пристально посмотрел на Хавьера, затем очень тихо спросил: — Скажи мне, сын. Ты знал, о чём он хотел меня попросить, когда звал приехать сюда? Тот кивнул. — Знал, отец. И сказал ему, что о таком нужно просить лично. — Значит знал… — протянул Ризав так же тихо и покачал головой. — Почему не сказал мне об этом сразу ещё в песках? Я бы никогда сюда не поехал! А откуда он узнал про шатёр и наши беды? А? Птичка напела? И что теперь делать? Теперь мне придётся согласиться на всё это! Позор на мою седину… Я не смогу отказать Шафару после того, как принял его дары… Духи такого не одобрят. И мне придётся делать то, чего я не хочу и не умею… Нузар не пустыня. А я не султан. Но что теперь об этом говорить… Ризав помолчал, затем негромко запел, раскачиваясь всем телом. После снял с головы лисам. На удивлённый взгляд Хавьера он глухо отозвался: — Рабам не положено. — Но отец… Ожегшись о резкий взгляд, Норрьего осёкся и через несколько ударов сердца продолжил изменившимся голосом: — Прости меня, отец народа. Хавьер тоже снял с себя лисам, обнажая обезображенное рваными шрамами лицо. Затем склонился в земном поклоне и положил синюю ткань к ногам Ризава, через силу выдавливая слова из сведенного спазмом горла: — Прости. Я больше не достоин его носить. Если ты скажешь, я сейчас же откажусь ехать в Кордию с Шафаром. Пусть ищет другого мужа для Гюзель. Я буду справляться со своими трудностями сам. Ты свободен уехать и делать то, что посчитаешь нужным. Но, поверь мне, я сделал то, что сделал только потому, что думал, так будет лучше… Ты ведь говорил мне, что в Нузаре не всё гладко. Что многое нужно изменить. У тебя была бы такая возможность, как у султана. Ещё раз прости. Я тебя больше никогда не побеспокою. Хавьер снова поклонился до земли, затем встал, чтобы уйти навсегда. Ризав смерил его взглядом. — Постой. Что у тебя с лицом? — Ничего, отец народа. Это просто уловка. Только пчелиный воск и клей. Тот, кого привезли сюда рабом из Кордии, умер. Я стал другим человеком. Могу идти? — Иди. Придёшь ко мне на закате солнца. Не говори с Шафаром. И скажи там, чтобы ко мне никто не заходил. Закрой лицо. Я ещё ничего не решил.

***

Отдав все необходимые распоряжения, Хавьер ушёл вглубь дворца и поднялся на смотровую площадку одной из высоких башен. Закрыл за собой дверь на засов и сел на видавший виды побитый непогодой ковёр. Снял лисам. Провёл руками по бритой наголо голове. Он опять чувствовал себя самым одиноким человеком во всём белом свете. «Погреть сердце у костра» не вышло. Он — не кири. Никогда им не станет и никогда не поймёт. У него больше нет здесь родни. И уже никогда не будет. Хавьер засмеялся, не сдерживая слёз. Как оказалось легко всё разрушить. Достаточно было только поманить его призраком возможного человеческого счастья, и он ради этого предал того, кого искренне считал отцом. Как он мог? Почему не подумал, как Ризав может отреагировать на предложение Шафара? Не мог предположить, что для кири свобода дороже всего? Разве он этого не знал? Просто предпочёл об этом не думать. Наоборот. Подсказал султану установить шатёр и предложить постоянную помощь семьям кочевников… Хавьер посмотрел на небо. Солнце стояло высоко над головой. Похоже, этот день будет самым длинным в его жизни. «Сможет ли Ризав меня простить? Даже если и сможет, сыном он меня больше никогда не назовёт. Кири предательства не прощают». Закрыв глаза, Хавьер выровнял дыхание. Ушёл глубоко в себя, прислушиваясь к окружающим его стихиям. Песен не было. Даже пески отвергли предателя. Даже воздух не хочет говорить с ним. Даже птицы и кони молчат. Даже вода не шепчет. А леса здесь просто не было. Снова совсем один. Один. Против огромной армии врагов. И должен победить. Спасти Кордию. Спасти мир. Спасти Рэя… Вернуть ему Тард. А потом… Потом… Можно просто вернуться сюда и жить, охраняя границы Нузара в одной из безымянных крепостей. Солнце сжалилось над ним и потянулось вниз. Хавьер открыл глаза и стал смотреть на бескрайнюю линию горизонта. Он больше ничего не чувствовал. Только такую же бескрайнюю боль и пустоту в сердце. Наконец солнце коснулось песков, и его пытка закончилась. Хавьер закрыл лицо, спустился с башни и направился к отцу, чтобы услышать свой окончательный приговор.

***

Норрьего зашёл в шатёр и, не поднимая головы, встал перед сидящим на ковре без лисама Ризавом на колени. Отец народа привычно долго помолчал, затем тихим, ничего не выражающим голосом приказал: — Посмотри на меня. После того, как Хавьер повиновался, Ризав ещё какое-то время молча смотрел ему в глаза. Затем сам опустил голову. — У тебя взгляд человека, который больше всего на свете хочет умереть, но не может этого сделать. Ты уже однажды смотрел на меня так. Вот в этом самом дворце. Много лет назад. Помнишь почему? Но тогда всё было иначе. Тогда ты расправил плечи и сказал мне всё, что думал. Ты считал, что всё сделал правильно. И так и было. А сейчас? Можешь ли ты поступить так сейчас? Ризав поднял голову и пристально посмотрел на стоящего перед ним Хавьера, затем продолжил: — Знаешь, какую сказку на ночь мои внуки и правнуки любят больше всего? Про Жеребёнка, который весь табун из волчьей пасти достал. Вот как. Эту сказку кири будут рассказывать и слушать даже тогда, когда память обо мне засыплет песок. Забудут меня и моих детей, а тебя будут помнить. В честь тебя будут называть самых лучших воинов. Среди кири всегда будет свой Жеребёнок. Не плачь, мой Гури. Я знаю, что ты хотел сделать как лучше для всех. И немного для себя… Ты не мог по-другому. Ты думаешь не как отец, а как король. Я не откажусь от тебя. И сделаю так, как ты хотел. Но прошу тебя, мой Гури, от всего сердца прошу: пойми, что ты больше не один. У тебя теперь есть сыновья. Скоро будет жена и еще дети. Помни всегда, что они живые, любящие тебя люди со своими бедами и радостями, а не бездушные фигуры на игровом столе. Думай хотя бы о них, не как король… Но я тоже виноват. Я не должен был решать всё так сразу. В твоём плане есть мудрость. И есть любовь. Другая, непонятная мне. Но есть. Ризав встал и дал Хавьеру знак сделать то же самое. — Я никогда не откажусь от тебя, мой Гури. Что бы ты ни сделал. Ты всегда можешь прийти к моему костру. Если сам того захочешь. Ты для меня больше, чем сын. Скажи что-нибудь своему отцу. Хавьер не ответил. Всё, что он мог бы произнести сейчас, не имело никакого значения. Он только снова опустился на колени, обнимая ноги Ризава, и прижался к ним изо всех сил.