Песни Великой пустыни

Делая первый шаг по направлению к костру, Рэй опустил взгляд, точно зная, сколько ему сейчас нужно будет пройти. Ровно десять шагов. Ему даже захотелось закрыть глаза и идти вперёд в полной темноте, чтобы не видеть обращённых на него сотен ждущих чего-то взглядов. Мгновение подумав, он так и сделал. Всё вокруг сразу исчезло. Темнота. Тишина. Треск костра. Стук сердца. Шаги. Семь. Восемь. Девять. Десять. Он остановился. Треск и жар костра стал сильнее. Кроме того Рэй уловил звук чьего-то глубокого взволнованного дыхания. «Патрон! Я здесь! Я пришёл». Не поднимая головы и не открывая глаз, Рэй вынул из ножен саблю. Поднял её высоко над собой. Замер так на миг. Опустился на колени. Положил оружие перед собой. Склонил голову. Замер. — Встань, сын Шерика! Мы рады тебе! Кровь от крови! Кость от кости! Сердце к сердцу! Песок к песку! Сын моего сына — мой сын! — громко прозвучало над ним на корди. Рэй поднял с земли саблю и встал. За последний год он сильно вырос и широко раздался в плечах. Сейчас перед костром оказался не маленький нескладный подросток, когда-то покинувший Ньетто, а высокий, статный, прошедший кровавый бой воин. Он поднял голову и открыл глаза. На секунду Рэю показалось, что в шаге от него стоят два патрона, так они были схожи фигурами. — Сын Шерика! Мы рады принять тебя в свою семью! Шерик варг торого! Керго! Керго! Керго! После этих слов отца народа опять раздался оглушительный радостный шум, а сам Ризав сделал шаг вперёд и крепко обнял внука. Когда всё стихло, Рэй встал рядом с Норрьего и поклонился всем присутствующим. Затем постарался сказать чётко, громко и без дрожи в голосе твёрдо заученную им ещё в Нурише приветственную фразу вернувшегося домой воина: — Кен торого! Кен карго ресак лог! Собравшиеся вновь громко одобрительно зашумели, а потом, по какому-то неуловимому знаку Ризава, всё пришло в движение. Широкое плотное кольцо кочевников распалось. Чьи-то заботливые руки приняли и увели прочь коней вновь прибывших. Вокруг костра быстро настелили ковры. На них тут же появились угощения и напитки. Вскоре вся огромная шумная семья короля песков уселась за общим столом. Шерика и Рэя разместили на одном ковре с Ризавом, между ним и его родными сыновьями. Начался пир. Затем снова пели мужчины, потом женщины, потом в стремительном танце под звон маленьких бубнов с колокольчиками закружились девушки… Происходящее вокруг него действо было настолько необычным, что Рэй совсем в нём растворился и забыл о том, что было с ним раньше. Происходящая у ночного огня мистерия казалась ему в тот момент единственно существующей в мире. В окружении стольких людей, открыто показывавших ему своё расположение, поддержку и даже любовь, он и сам потянулся к ним всей душой. Почувствовал себя неотъемлемой частью этого волшебного мира. Рэй ел, пил, радостно смеялся, как мог подтягивал странные, завораживающие песни и от души хлопал им в такт. Вслед за другими мужчинами щедро кидал большими горстями зерно под ноги особенно красиво танцующим девушкам… Никогда в своей жизни он ещё не был так счастлив. После нескольких часов буйного веселья, все опять расселись на ковры вокруг уже ставшего значительно меньше костра. Настало время музыки и песен под гитару. Первым инструмент взял в руки Ризав. Под его негромкую песню Рэй закрыл глаза и позволил воображению улететь на лёгких крыльях куда-то далеко-далеко за пределы этого мира. Но вот прозвучал последний звенящий аккорд, и ночь вновь наполнила тишина. Ризав передал гитару Шерику. Тот принял инструмент с поклоном головы и что-то сказал на кири. Уже привыкший к постоянному звучанию этого странного гортанного языка Рэй уловил знакомые слова: «моя родная земля»… «Значит, патрон будет петь про Ньетто». Рэй снова закрыл глаза и попробовал представить себе тёплое лазурное море, отделанный драгоценным голубым камнем палаццо, изумрудные долины, табуны белоснежных коней на покрытых цветущими абрикосовыми деревьями холмах… Норрьего тронул струны и начал петь. Рэй думал, что в эту ночь его уже ничего не сможет удивить. Но первые же произнесённые патроном слова поразили его в самое сердце. Рэнсор широко распахнул глаза и, повернувшись всем телом, удивлённо уставился на Норрьего. А тот, нисколько не обращая на это внимания, очень душевно пел… Пел на чистом тардском! — My heart’s in the Highlands, my heart is not here; My heart’s in the Highlands, a-chasing the deer; A-chasing the wild deer, and following the roe, My heart’s in the Highlands wherever I go… Отойдя от первого потрясения, Рэй снова закрыл глаза. Впитанные им с молоком кормилицы слова так сладко отзывались во всём существе и так согревали душу… «В горах мое сердце… Доныне я там. По следу оленя лечу по скалам. Гоню я оленя, пугаю козу. В горах мое сердце, а сам я внизу. Прощай, моя родина! Север, прощай, — Отечество славы и доблести край. По белому свету судьбою гоним, Навеки останусь я сыном твоим!..»

***

— A-chasing the wild deer, and following the roe, My heart’s in the Highlands wherever I go… Хавьер пропел последние слова, подождал, пока гитара затихнет, и с поклоном передал инструмент дальше по кругу. Да, его подарок удался на славу. Этот потрясённый взгляд Рэя дорогого стоил. Лисам надёжно скрыл улыбку. Шерик закрыл глаза и самозабвенно вслушался в следующую песню. Он наконец-то был дома. Как давно Хавьеру не было так хорошо и спокойно на душе! Все трудности и волнения остались позади. Он опять вышел победителем. Спас Рэя. И теперь… Какая-то мысль обожгла Хавьера и тут же исчезла. Что-то очень-очень важное. Что-то связанное с песками. С прошлым и будущим. Захотелось крепко сжать голову, чтобы заставить мысль вернуться. Но Хавьер, конечно же, этого не сделал. Ещё какое-то время он сидел с закрытыми глазами и изо всех сил пытался вспомнить. Но мысль всё ускользала как песок сквозь пальцы. В этот момент до него донеслись слова очередной звучащей сейчас песни: — …Я пришёл к тебе, бабушка, Ты согрела меня разговором… Если бы не многолетняя привычка сдерживать себя, Хавьер тотчас вскочил бы. «Вот оно! Бабушка Ойлун! Её прощальные слова!» Он выровнял дыхание и успокоил бешено забившееся сердце. Омыл лицо руками. И так, будто Ойлун сидела напротив, услышал в голове тихое, доброе, утешающее…: «А сюда ты вернёшься, если конечно вернёшься, через очень, очень много лет и зим. И не по своей воле. И пески будут петь тебе совсем не победные песни… …Ты сам так решишь. И это будет правильно. Ты пройдёшь в цепях через пустыню. Но на другой стороне обретёшь счастье. Да, мой Гури. Ты будешь счастлив. Но очень и очень нескоро…» Хавьер ещё раз омыл лицо руками и открыл глаза. «Вот оно! Первая часть пророчества уже сбылась. Я вернулся, прошёл сквозь пески в цепях. И теперь — на другой стороне. Обрету счастье? Что это значит? Вернусь в Кордию? Стану королём? Можно ли это назвать счастьем? Что для меня вообще составляет счастье?..» Костёр уже догорал, и в его мягких отблесках Хавьер отчётливо увидел женщин, широким полукругом расположившихся напротив воинов. Их было достаточно много, но взгляд Шерика притягивала лишь одна фигура. Она сидела прямо напротив, на центральном ковре. Закутанная во множество покрывал так, что видны были только блестящие в свете огня глаза и тонкие белые кисти рук. «Мать народа! Вот с кем нужно поговорить как можно быстрее! Только она может всё объяснить. И обязательно привести к ней Рэя. Он должен всё о себе узнать. Но не от меня…»

***

Рэнсор лежал на ковре и рассматривал в полумраке ткань шатра над головой. Уснуть не получалось. Наконец он сел и решился спросить: — Почему никто кроме тебя не называет меня здесь Тиром? Говорят просто «сын Шерика»? — Потому, что это не настоящее имя, — донеслось из-за полога. — Пустыня не терпит обмана. А называть тебя так, как в детстве звали, мы не можем, по известным причинам. Потому потерпи, пока тебе имя для жизни в песках не дадут. Тогда и перестанешь быть просто «сыном Шерика». Спи. Вставать будем на рассвете. — Хорошо, — согласился Рэй, но тут же задал новый, жгущий его вопрос. — А где Сари? Роч? Остальные? Они были на пиру? — Конечно были, — устало выдохнул Норрьего. — С ними всё хорошо. Их расположили в одном из гостевых шатров в другой части стана. О наших спутниках позаботятся, но никогда не пустят в ближний круг. Они — не семья. Гости. Я так думаю, что завтра вы сможете ненадолго увидеться. Зайдем к ним прежде, чем нанести визит отцу и матери. Хватит вопросов. Рэй, уже лёгший было на ковёр, приподнялся на локте и всё-таки снова обратился туда, где за тканевой преградой расположился на ночь Шерик: — Мать? Это жена Ризава? Из-за занавеси донеслось: — Нет. Отец овдовел очень много лет назад. А мать народа это та, что хранит всю семью и говорит с духами. Хранит все семьи народа кири. Духи сами выбирают, кто это будет. Когда я был здесь в детстве, матерью была бабушка Ойлун, мать Ризава. Но её уже очень давно нет на этом свете. Кто хранит семью сейчас, узнаем завтра. Спи. Рэй задал ещё несколько вопросов, но патрон не отозвался. В одном из центральных шатров оазиса, который отдали в распоряжение Шерику и его сыну, наступила тишина. Рэй с полчаса поворочался на жёстком ложе, затем крепко заснул.

***

— Вставай! Рэнсору показалось, что он только что пытался поговорить с патроном через завесу, тот не ответил и он закрыл глаза… «Неужели уже утро?..» — Одевайся и выходи наружу. Я буду тебя ждать. Поторопись. За Шериком опустился входной занавес в шатёр. Рэй как мог быстро оделся, выскочил на свежий воздух и осмотрелся. Солнце только-только показалось над горизонтом. В его свете оазис выглядел совсем другим. Над головой шумели высокие пальмы. Всюду стояли большие и маленькие разноцветные шатры. Где-то вдалеке ржали кони. Шерик протянул руку и позвал его: — Пойдём. Если хотел видеть наших спутников, сейчас самое время. После разговора с отцом и матерью, его может не быть. Неизвестно, с чем ты оттуда выйдешь и куда отправишься. Рэй ничего не понял, но кивнул и поспешил за быстро удаляющимся куда-то Шериком. Вскоре они были уже на окраине оазиса. — Стой здесь. Я приведу к тебе мальчика. А сам пока что поговорю с Рочем. У вас будет минут десять. Потом — сразу идём к Ризаву. Только не называй мальчика тут по имени. Напоминаю: духи не терпят обмана. Жди. Норрьего нырнул в один из ближайших шатров, а затем оттуда выбежал встревоженный полуодетый Абак. Рэй поймал мальчишку в объятия, крепко прижал к себе и, чувствуя как заполошно колотится у того сердце, постарался успокоить: — Всё хорошо! Это я! Всё хорошо! Абак замер, потом поднял голову, посмотрел на Рэя широко распахнутыми испуганными глазами и пролепетал: — Сагиб?.. — Не называй никаких имён, — тут же сказал Рэй. — Понял? Ни меня ни себя. Шерик запретил. Хорошо? — Да, сагиб… Рэй ослабил хватку, внимательно осмотрел Абака и встревоженно спросил: — С тобой всё хорошо? Никто не обижал? Почему ты плачешь? Тот мотнул головой и снова уткнулся лицом в грудь Рэя. — Я не буду больше… Всё хорошо… Никто… Но, сагиб! Абак вдруг отстранился и, уже не скрывая льющихся слёз, отчаянно посмотрел Рэю в лицо и почти крикнул: — Я не хочу без тебя, сагиб! Почему ты меня бросил? Роч сказал, что мы тебя теперь долго не увидим, а Шерик велел мне сейчас попрощаться! Чем я перед тобой виноват?! Тем, что не такой как все?! Да?! Рэй опешил. Он и сам не знал, что тут происходит, и смог только снова изо всех сил прижать мальчишку к себе, погладить по жёстким, коротко остриженным волосам и утешающе прошептать: — Я тебя никогда не брошу. Никогда. Верь мне. Всё будет хорошо. Веришь? Абак сглотнул слёзы и молча кивнул. — Вот и молодец. Я сейчас уйду. Но, обещаю, я никогда тебя не брошу. Они стояли так ещё несколько минут. Рэй всем существом чувствовал, как что-то неумолимо меняется. И дороги назад уже не будет. Он очень не хотел выпускать Абака из рук… — Попрощались? Роч, возьми мальчика. Береги его. Сын! Иди за мной. Нас ждёт отец. Сказав это, Норрьего развернулся и, как всегда быстро, пошёл к центру оазиса. Рэй с трудом оторвался от Сари, махнул тому рукой на прощание, затем изо всех сил бросился следом, стараясь не отставать. Он бы засыпал патрона вопросами о том, что и почему сейчас сказал Абак, но не мог заговорить первым, если не хотел нарваться на позорный нагоняй у всех на виду. А чтобы получить разрешение на обращение, нужно было встать перед старшим не поднимая глаз. Но как это сделать, если Норрьего летел вперёд как эльчирец и не собирался останавливаться?! Центральные шатры ежесекундно становились всё ближе и ближе. Рэй понял, что нужно действовать сейчас или никогда. Он побежал изо всех сил, обогнал патрона на несколько шагов и встал у него на пути, опустив голову вниз. Норрьего замер на месте. Затем сделал шаг в сторону, чтобы миновать неожиданное препятствие. Рэй двинулся вместе с ним, по-прежнему не поднимая головы и не давая пройти дальше. Патрон повторил свой манёвр. Рэй тоже. Минуту они стояли друг напротив друга неподвижно. Затем Норрьего развернулся, быстро прошёл к ближайшей пальме и опустился на землю в её тени. Рэй сел перед ним. — Сын. Ты хотел мне что-то сказать? Услышав обращение к себе, тот наконец-то поднял взгляд и спросил: — Да. Что будет с мальчиком? Шерик пожал плечами и спокойно ответил: — Вернётся во дворец в ближайшее время, полагаю. Здесь чужакам не место. — Вот как? А как же я? Я разве не чужак? — Ты? — удивлённо прозвучал голос Норрьего. — Ты кири. Кость от кости. Кровь от крови. Осталось только получить имя, и ты, при желании, можешь провести здесь всю жизнь. Ты мой сын. — Давно ли? Рэй сказал довольно громко и резко. Но патрон не обратил на это внимания. Он встал, давая понять, что разговор окончен, и быстро пошёл дальше. До кинувшегося следом Рэя донеслось только одно слово в ответ: — Давно.

***

Шатёр Ризава встретил их мягким полумраком. Всё было так, как Хавьер запомнил ещё в детстве. Отец народа ждал их, сидя на ковре. Шерик, склонив голову, опустился перед ним на колени. Рэй сделал то же самое. Ризав, выждав положенные несколько вздохов, произнёс: — Встаньте, дети. Я рад вам. Но, прежде, чем мы поговорим, идите к матери. Это — важнее всего. Время — как песок. Течёт быстро и не возвращается. Идите. — Да будет так, отец, — ответил Хавьер за обоих. Они встали и прошли за тяжёлую ковровую завесу туда, где ждала их та, что говорит с духами. На половине матери народа тоже всё было как раньше. Хавьеру показалось, что он опять стал тринадцатилетним мальчишкой. Вот сейчас бабушка Ойлун откроет ему своё морщинистое лицо, улыбнётся так ласково и печально… Погладит по волосам… «Здравствуй, мой Гури…» Всё ещё прибывая в смятении чувств, Хавьер опустился на колени перед закутанной по самые глаза женской фигурой и замер. Он боялся услышать её голос. Боялся разрушить то, что ощущал сейчас. Боялся того, что всё теперь будет по-другому. — Здравствуй, мой Гури! Или как тебя теперь называть? Ты стал совсем взрослым! Услышав эти до жгучей боли в сердце знакомые слова, Хавьер вздрогнул и поднял удивленный взгляд на хозяйку шатра. — Да, Гури, — усмехнулась она. — Бабушка много о тебе рассказывала. Она предупредила меня, что ты придёшь. Я ждала тебя. Но не сейчас. Ты удивил даже духов! Что ты за человек, Гури? Почему никогда не делаешь так, как нужно? Я ещё не видела такого как ты! Вот сейчас. Кто же приходит в шатёр со своим шатром? Только ты. Зачем ты привёл ко мне сына сегодня? Разве ты не знаешь сам, как его зовут? Знаешь, Гури. Лучше меня знаешь. И уже не первый день. Так скажи это вслух. Такое имя не должно больше лежать под песком. Скажи это уже вслух, Гури. Всё. Идите к отцу. Вернёшься ко мне вечером.