Песни Великой пустыни

Тонкостенные фарфоровые чашки и поющие хрустальные бокалы изведали на себе гнев султана Нузара, разлетевшись о стену звонким сверкающим веером. — Нет! Я не верю! Этого не может быть! Норрьего не может быть предателем! — Шафар прошелся по комнате и, встав у окна, развернулся к своему визирю. — Как ты можешь быть так в этом уверен, Сихав? Замерший было в почтительном поклоне советник приподнял голову. — Владыка, всё говорит против него… — Но зачем Хавьеру захватывать мой трон? — в голосе Шафара зазвучало явное сомнение. — Он ведь всё потерял! — с жаром принялся убеждать султана уже распрямивший спину Сихав. — Норрьега сейчас стал никем. Он просто бездомный нищий. Ни титула, ни земель, ни денег. Да ещё по закону раб к тому же… А убив тебя, государь, он может оказаться полноправным правителем богатейшей страны! — Ерунда какая-то… — Шафар опять прошёлся по комнате, затем сел в кресло и устало посмотрел на визиря. — Хавьер стал мне верным другом на войне, когда ещё не знал, кто я и откуда… И почти братом здесь… За эти несколько месяцев, что Норрьего провёл в Нузаре, он столько сделал для меня! — Или для себя, владыка? — не унимался Сихав. — Может быть, он заботился не о тебе, а о своём будущем благополучии? А ньеттийцы? Это ведь по просьбе Норрьеги ты сказал Бехмуту выкупать всех до одного бунтовщиков из Норрвальдо и привозить сюда. Сколько их уже в твоём дворце? Сто? Двести? Или уже триста? Они живут скопом, хорошо питаются и даже вооружены! Как думаешь, зачем ему эта армия преданных, как псы бывших подданных? Для того, чтобы просто вернуть их домой? Ты действительно в это веришь? Да, им пока никто не говорил, что здесь живёт их князь, но… Трудно ли это сделать? Это ведь ради защиты Норрьеги все они пожертвовали свободой. Как думаешь, на чью сторону встанут ньеттийцы и за кого будут сражаться до последней капли крови, как дикие звери? За тебя или за своего дарованного богами рыжего вождя? Прости мою дерзость, владыка, но… Как хорошо ты знаешь того, кого зовёшь братом? Вообще, знаешь ли? Шафар закрыл лицо рукой, наконец дозволив: — Говори. Что тебе стало известно? Визирь снова поклонился и быстро начал: — Слушаю и повинуюсь, владыка! Это поистине страшные вести. И настолько срочные, что я, рискуя навлечь на себя твою немилость, пришёл сюда сразу же, как узнал их. О мой повелитель! Ты пригрел у своего сердца ядовитую змею! Тот, кого ты по неизреченному благородству души возвысил из пыли под ногами и назвал своим братом, на самом деле — неблагодарный предатель и подлый убийца, недостойный дышать с тобой одним воздухом! Мой человек случайно услышал, как Норрьега говорил своему мальчишке, что всё решится сегодня за ужином, где тебе подадут отравленный редким ядом чай. Через несколько дней после этого ты почувствуешь недомогание, а через месяц — умрёшь от неизвестной болезни! А Норрьега всё время будет рядом. Будет помогать тебе. И ты, доверяя ему больше, чем своим родичам и придворным, назначишь его временным правителем при твоих малолетних сыновьях и луноликой сестре… А чтобы никто ничего не заподозрил, он будет пить этот самый отравленный чай вместе с тобой. Я собрал сведения. На рыжего демона не действуют многие яды. И Бехмут это подтвердил: двойная порция самого лучшего проверенного снотворного на рабе по имени Рис нисколько не сказалась! Шафар убрал руку от глаз, раздражённо мотнул головой, затем снова пристально посмотрел на визиря. — Я хочу услышать всё это от самого Хавьера. Только тогда я поверю… Сихав склонился под этим жёстким взглядом и тихо произнёс: — Ты сам знаешь, владыка, что этого не будет… Норрьега никогда не сознается. Даже под самыми лютыми пытками. Это совершенно бесполезно. Прости старика за прямоту, о мой повелитель, но тебе нужно определиться прямо сейчас: продолжить верить этому страшному человеку, рискуя каждый день своей драгоценной жизнью, или избавиться от этой угрозы раз и навсегда. После пяти минут напряжённого молчания Шафар вновь закрыл лицо рукой, тихо приказав: — Иди, Сихав. Я приму решение через час.

***

Взвесив на ладони тонкие до прозрачности фарфоровые чашки, Хавьер осторожно поставил их с двух сторон от плоского, накрытого специальной войлочной грелкой глиняного чайника. Сегодня он пригласил к ужину Шафара и особо подготовился к этому визиту. В коридоре уже слышались далёкие знакомые шаги. В ожидании гостя Хавьер неспешно подвернул подбитые нежнейшим небесно-голубым шелком широкие длинные рукава своего верхнего кафтана из роскошной золотистой парчи, расстегнул три верхних жемчужных пуговицы на высоком воротнике-стойке, сел в кресло и посмотрел в открытое окно. Сад, видневшийся оттуда, так и манил к себе… Хавьер тряхнул покрытой чёрным платком головой, отгоняя странное наваждение. Он — лучший друг султана. Впереди у них намечено много совместных дел. Сбегать ему незачем, некуда и не от кого. Наконец дверь открылась, и вошёл владыка Нузара. Хавьер улыбнулся, легко поднялся и произнес, сложив руки на груди у сердца в приветственном жесте: — Добрый вечер, Шафар! Рад видеть тебя! Прошу разделить со мной трапезу. Я уже заварил чай. Сейчас он настоится, и мы с тобой отведаем очень редкий букет. Чуть позже подадут ужин. Султан молча кивнул, прошёл к столу и сел в кресло. Коротко взглянул на Хавьера. Хлопнул в ладони. В коридоре послышался шум, а затем в комнату вбежал десяток вооружённых стражников. Двое из них втащили бесчуственного Рэнсора. Шафар поднял голову и холодно отдал приказ: — Положи оружие и сдайся, Рис. Под окном и на крыше встали ещё столько же воинов. Тебе отсюда не сбежать. Не усугубляй свою вину пролитием невинной крови. К тому же, раньше, чем ты успеешь прыгнуть в окно или коснуться кого-то саблей, твой мальчишка умрёт. Но если ты сдашься сам, он разделит твою судьбу. И, возможно, даже останется жить. Радушная открытая улыбка на лице Хавьера растаяла и застыла горьким изломом губ. Немного помолчав, он спросил: — Может быть, Шафар, ты хотя бы скажешь, в чём я перед тобой провинился? Султан презрительно произнёс: — Я знал, что ты будешь всё отрицать. Но это уже не важно. Сложи оружие. И встань передо мной на колени, раб. Подчиняйся всем приказам. Или твой мальчишка умрёт здесь и сейчас. К тому же, все твои собранные Бехмутом земляки в этот самый момент находятся в запертом амбаре. Если в ближайшее время от меня не прибежит туда гонец, амбар сожгут. Хочешь этого? В полной тишине на стол со звоном легли сабля и кинжал. Хавьер сделал несколько шагов в центр комнаты, опустился на колени, закрыл глаза. Тут же к нему подступили стражники, грубо сорвали с плеч парчовый кафтан, крепко связали и бросили к ногам султана. Голос Шафара зазвучал твёрдо и решительно: — Ты был мне почти братом. Но ты предал меня. Через неделю я еду в Кре-Зиар по приглашению его правителя посмотреть на ежегодные Большие бои рабов. И я уже знаю, кого я выпущу на арену.

***

Хавьер и Рэнсор снова сидели на цепи в тесных железных клетках, стоявших в тёмном трюме. Как будто несколько месяцев свободы во дворце были просто сном. Наваждением… Личный корабль султана легко взрезал воды неспокойного Нузарского моря и почти летел на всех парусах к берегам Кре-Зиара. Вниз Шафар не спускался. С тех пор, как вышел из комнат Хавьера, он ни разу не навестил того, кого ещё совсем недавно называл своим братом. Какое дело было султану до рабов, обречённых на верную смерть? Клетки пленников стояли в трюме далеко друг от друга, и разговаривать у Хавьера с Рэнсором не получалось. Во дворце их тоже держали порознь. Неделю почти не кормили, чтобы ослабить и предотвратить сопротивление. Потом заковали, бросили в клетки и погрузили на корабль. Всё начиналось сначала. Только вот надежды выжить теперь почти не было. Хавьер знал с детства, что ежегодные Большие бои рабов в Кре-Зиаре славились на всё Восточное побережье своим размахом и особой жестокостью. Ходило очень много слухов о погибших там, но почти никогда ничего не говорилось о победителях. Когда корабль пристал к берегу, клетку с Рэем унесли первой. Своей очереди Хавьер ждал ещё долго. Наконец и его подняли шестеро стражей, вынесли на палубу, спустили по сходням, а затем погрузили на грубую телегу. Запряжённые парами белые волы с позолоченными рогами медленно двинулись вверх по широкой улице, ведущей из порта в город. Рядом с клеткой на телегу запрыгнул какой-то ловкий малый с размалёванным красками лицом. Он приложил руки ко рту и во весь голос закричал, привлекая внимание собравшихся вокруг людей: — Смотрите все и не говорите, что вы не видели! Великий султан Нузара привёз на бои своего лучшего раба! Смотрите все! Это Рыжий Убийца! Запомните хорошенько его имя! Делайте ставки! Это лучший убийца Южных земель! Беспощадный, как голодный лев! Сильный, как тур! Стремительный, как ураган! Ужасный и непобедимый Рыжий Убийца! Запомните его имя! Запомните!.. Когда через час этот зазывала выдохся, его место занял другой и продолжил кричать, расхваливая раба султана Нузара на все лады. Так они сменяли друг друга всю долгую дорогу до самой арены боёв. За телегой, везущей нового участника кровавого зрелища, уже бежала целая толпа. Всем хотелось получше рассмотреть диковинного рыжеволосого бойца. Но тот неподвижно сидел, обхватив колени руками, и почти не поднимал головы. Он если и наблюдал за происходящим, то делал это скрытно. Вот и ворота арены. Тяжелые кованые створки с громким скрежетом открылись. Телега проехала внутрь, оставляя разочарованно гудящую толпу за высокими каменными стенами. Встречающие стражи сняли клетку и понесли куда-то внутрь и вниз. Вскоре они оказались в небольшом, освещенном только факелами помещении без окон. Клетку поставили посреди зала. — Как ты понял, раб, теперь ты стал участником боёв. И кличка тебе отныне будет Рыжий Убийца. Посмотри на меня. Узнавший этот голос Хавьер медленно поднял голову. Говорить с Шафаром ему было не о чем. Единственное, что ещё интересовало сейчас бывшего брата султана — это судьба Рэя. Вот его-то Хавьер и увидел. Связанный Рэнсор стоял на коленях возле кресла, в котором сидел окружённый свитой Шафар. В руке султана была цепь, идущая от надетого на Рэя золотого ошейника. — Как видишь, раб, я держу своё слово, — продолжил Шафар холодным ровным тоном. — Пока ты подчиняешься мне, этот мальчик будет жить. Так вот. Я желаю, чтобы ты участвовал в боях. Если победишь, то, как здесь и положено, обретёшь свободу. И я, в память о нашей былой боевой дружбе, так и быть, отпущу и Кема. Но только с тем условием, что вы с ним никогда больше не появитесь в моих землях. Если посмеешь вернуться, тебя сразу же убьют. Подчинишься моей воле? Хавьер молча кивнул. Султан холодно улыбнулся, положил свободную руку Рэнсору на голову и продолжил: — Вот и хорошо. Я со своим северным рабом буду наблюдать за тобой с трибуны. Если выкажешь неповиновение, хоть в чём-то обманешь или умрёшь на арене и не выиграешь для меня главный приз, я отдам Кема палачам на долгие несмертельные пытки. А когда мне это надоест — навсегда отправлю его в глубокие алмазные копи Нузара. Запомнил? Стража!

***

После того, как трое воинов, повинуясь его жесту, открыли клетку, сняли с шеи Риса цепь, и увели к другим бойцам, Шафар обратил внимание на Кема. Султан крепко сжал в кулаке волосы дерзкого мальчишки, вынуждая того выпрямиться и выше поднять голову. — Ты молодец, — с улыбкой похвалил он раба, силой разворачивая лицом к себе. — Вот таким ты и должен быть впредь. Тихим и спокойным. Все дни боёв ты будешь покорно сидеть на трибуне у моих ног, как ручная зверушка. А если хоть раз посмеешь взбрыкнуть, то нашему Рыжему Убийце не поздоровится. Он наткнётся во сне на чьи-то копья. Или кашей подавится. А что будет с тобой после его смерти, ты уже слышал.