Нефилим

Taikai — lruGuitar

Three Days Grace — Never Too Late

Бессердечный приступ

осознания.

•••

В гуще сияющих неоновых огней Хондэ, где воздух трепетал от ритмов K-pop, а узкие улочки пестрели модной молодежью, прятался ночной бар с приметной вывеской «44». Его матовые, черные окна отражали пьяных прохожих, оставляя в тайне ту дымную атмосферу, в которой терялись Сынмин и Минги. Барная стойка, выточенная из черного мрамора, тянулась вдоль стены, за ней светлыми молниями играл бармен, мастерски смешивая коктейли и гоняя струи прозрачного алкоголя из шейкера в шейкер. На высоких стульях, обитых тёмным итальянским бархатом, сидели группы молодых людей, одетых в последние тренды — эксклюзивные корейские мотивы, смешанные с дерзким уличным стилем. Мягкий свет ламп, подобно серебристому лунному сиянию, струился по стенам и подчёркивал дымную завесу, которая пахла табаком и ванилью. В воздухе чувствовалась едва уловимая дрожь, словно бар сам дышал в унисон с биением пьяных сердец. Смех, шепот и крики попеременно пронизывали всё пространство. Беспечную радость и эйфорический вайб создавала ещё и музыка в стиле фонк. Это место было не просто баром. Это была точка притяжения; место, где всё, что касалось моды, музыки, стиля и беспечности было возможно. Здесь можно было раствориться в визуальных иллюзиях зеркального потолка и отбросить все заботы, впустив в душу дымную свободу. Но Сынмин в этой атмосфере уже больше получаса, и настроения как не было, так и нет. И весь этот шик и блеск не способствовали поднятию духа. Зато Минги повеселел. — Как тебе та принцесса? — упирая локти в края барной стойки, Минги кивает куда-то в сторону, но от Сынмина та же реакция, как и на всех предыдущих «принцесс» — нулевая. — Эй, ну ты чего? Почти бутылку высосали, а ты такой же скучный. — Может, это потому, что я терпеть не могу крепкий алкоголь? — Извини, вина для твоей вредной гастрономической задницы тут нет, — парень залпом выпивает остатки со дна бокала и хлопает дном по мрамору. — Слушай, а ты точно кореец? — А тебе точно жить не надоело? — хмурится Сынмин, но после переливистого смеха друга, сбавляет свой пыл. — Сколько ещё тебе нужно выпить, чтобы ты наконец рассказал, что произошло? — Ну… — Минги потирает подбородок, сощурив глаза, и хитро улыбается. — Выпей хоть один стакан целиком, и тогда расскажу. — С ума сошёл? — фыркает Сынмин и крутит смешанный с растаявшим льдом золотистый Макаллан. За всё время он сделал лишь пару глотков. Почти пустая бутылка виски за девятьсот тысяч вон заслуга одного Минги. — Если я выпью, то мне уже будет не до твоих историй. — Тогда я начну, а ты присоединяйся. Вылив последние миллилитры в свой бокал, Минги поправляет ворот чёрной рубашки, расстёгивая третью пуговицу, и тянется к бокалу Сынмина, чтобы чокнуться. — За вас, за нас и за приказ о моём отстранении. Запрокинув голову, он быстро глотает сорокаградусное пойло и даже не морщится. В то время как Сынмин от одного запаха кривится. Кривится, но пьёт. Крикнув бармену принести ещё одну бутылку, Минги с важным видом закуривает. Делал он это редко, и курил обычно хорошие сигары, но в этом новом супер модном баре из элитного были только импортные Мальборо с ментолом. Сынмин тоже потянулся к пачке, чтобы одним мерзким ощущением перебить другое. — Я незаконно проник в морг, — начинает Минги, выпуская дым из носа. — Меня спалили и отстранили. Это если коротко. — А если не коротко? — Тебе точно это интересно? Может, лучше про братца твоего посплетничаем? Стряхивая пепел в чёрную матовую пепельницу, Сынмин задерживает дым в лёгких и сквозь остатки никотиновых спиралей, зависших в воздухе, сверлит друга весьма красноречивым взглядом. — Спасибо, что напомнил. Я как раз сегодня чуть его не прибил. — Вы виделись? А как же твоё «я его знать больше не желаю»? Фоновая музыка меняется на японский трэп. — Сначала ты рассказывай, — ухмыляется Сынмин делая последнюю жадную тягу. И Минги рассказывает. Он вспоминает случай одного суицидника с моста, коротко, но максимально эмоционально пересказывает свои впечатления от какого-то заносчивого козла в форме и упоминает о стычке с ним. Показывает Сынмину фотографии тела и делится своими мыслями. Странно. Странная смерть, которую расследовать не хотели и закрыли тело в морге. Но это оказалось не началом истории, а золотой серединой. — Я тогда подумал, что тот парень, которому лицо по дороге фура размазала, тоже погиб при странных обстоятельствах. И этот тип, которого брат твой подобрал, тоже странный эпизод, — Минги потягивает выдержанный виски и вытаскивает из пачки уже четвёртую сигарету. — Висельник наш был одет в белую рубашку и классические брюки, прямо как те двое. И я вспомнил ещё другого типа, который женщину грохнул. — Который в психушке? — Именно, — щёлкнув пальцами, Минги улыбается догадливости друга. — Я поднял дело. У нашего молчаливого психа оказывается татуировка на спине. Цифра семь, — телефон снова оказывается в руках Сынмина. На весь экран растянуто фото, где виднеется «один» на бледном запястье. — Я сначала не догонял, имя это или что-то другое, но сложив два плюс два, а в нашем случае один плюс семь, то смекнул… — осушая чёрт знает какой бокал по счёту, Минги берёт паузу. — Они должны знать друг друга. — Не понимаю твоей логики, — хмурится Сынмин. — И поэтому ты не полицейский, детка, — забрав телефон, Минги находит в галерее снимок личного дела с тюрьмы для психологически нездоровых преступников, где в ряд фото с момента задержания, в допросной, из зала суда и непосредственно в тюремной робе с порядковым номером. Где-то между мелькают фото шрамов и тату. — Смотри, размер и даже шрифт такой же. Только места разные. Сынмин смотрит и уставшими глазами не понимает, как и зачем Минги нашёл эту связь между двумя абсолютно разными делами. — Они могли состоять в одной банде. Может, нарко мафия или что-то попроще, — он дёргает плечами и подкуривает пятую подряд сигарету. — В любом случае, я хотел проверить, нет ли татух у того неопознанного с дороги. — Проверил? — Ага, — Минги хмыкает и пьяно смеётся, опустив голову. — Там, где я успел осмотреть, пока меня не выперли, татух нет. — Значит, и связи нет? — Слушай, а спроси Минхо, есть ли у того парня татуировки? — Делать мне больше нечего, — подняв глаза к футуристическому потолку, Сынмин на какое-то время отвлекается. В голову снова лезут не совсем приятные мысли о брате и том парне. — Хван снова память потерял. В этот момент к несчастью Сынмина и к счастью самого Минги мимо проходят две весьма очаровательные девушки. Мимо, но прямо в сердце одного пьяного любителя флиртовать. Поэтому то, что сказал Сынмин — пролетело мимо ушей и растворилось в фоновом шуме. — Какие горячие, — присвистывает парень, провожая взглядом девушек в уборную. — Как тебе? — Мы остановились на том, что тебя поймали в морге… — Бро, — Минги с укоризной вздыхает. — Не хочу портить такой вечер работой. Отстранили и отстранили. Всё. — он оборачивается, очевидно выискивая тех девушек, но не находит. — Не против, если я позову их к нам? И Сынмин делает вторую ошибку за вечер, смиренно кивая…

•••

— Твою мать! Просыпайся! Голова будто свинцом налита. Ким Сынмин силится пошевелиться или хотя бы открыть глаза, но тяжело… Больно. — Да проснись ты! Крик Минги не способствует пробуждению, а вот удар по щеке — очень даже. — Эй! — Сынмин открывает глаза, щурится от слишком яркого света и тянется схватить подлеца за одежду, но… — Ты почему… Голый? На самом деле Минги был лишь по пояс оголён, но Сынмину хватило голого верха, чтобы прийти к такому выводу. — Это пиздец! — Минги так и продолжает нависать сверху над лежащим другом. — Эти суки! Они!.. Сынмин крутит головой всё с той же чугунной болью в висках и затылке, выискивая как раз одну из… Помнится, вчера после бара, Минги привёл всех в лав-отель. Сынмин остался с той скромной (на первый взгляд) блондинкой, в то время как сам Минги прибрал к рукам не менее голодную до тактильных ощущений девушку с вишнёвым цветом волос… — Что произошло? Сынмин прекрасно помнит, как ему обоюдно неловко было в компании миниатюрной блондинки. Они почти не разговаривали. Оставшись наедине в номере, где рядом с окном была расположена огромная круглая ванна, в которой с лёгкостью могли поместиться все четверо, Сынмин предпочёл опустошить мини-бар, в то время как спутница с красивым именем (которого к сожалению или к счастью Сынмин не запомнил) устроилась скучать на краю кровати. Никто не снимал одежды. Никто из них не хотел того, что происходило за стеной в соседнем номере с точно такой же ванной. Сынмин молча пил вино, а девушка с кислым выражением лица листала каналы… А потом?.. — Эта тварь обчистила меня! — сокрушается Минги. Его красные от злости глаза бегали по розовому постельному белью, вдоль стен и по ковровому покрытию не первой свежести. — Спёрла, сука, и бумажник, и телефон, и рубашку! — взгляд падает на друга. — У тебя ничего не пропало? У Сынмина пропало настроение и желание дальше держать глаза открытыми. Несвоевременное «я так и знал, что это плохо кончится» остаётся за зубами. Он пытается вспомнить детали, вопреки просьбе Минги проверить карманы. Что пил? О чем говорил? Танцевал ли с той блондинкой или приснилось? Сынмин думал, вспоминал, напрягался… Но мысли рассыпались, как песок, оставляя пустоту — тотальное ничего. Только резкие вспышки резали память: голубое мерцание неоновых вывесок, жёлтые отблески ламп на бледной коже, скромный смех девушки в чёрном коктейльном платье, новости по третьему каналу, маленькая бутылочка Шато Бордо, песня… Тело ломило от усталости, а в животе бурлил голод. Сынмину хотелось просто забыться в глубоком сне (и желательно навсегда) чтобы скрыться от этой мучительной неизвестности и от спазмов в желудке. Он чувствовал себя пустой оболочкой, от которой остался только призрак вечеринки и тяжелый осадок неясности с налётом похмелья. Ему такое не нравится. Он к такому не привык. Обрывки вечера путаются между собой, пока Минги носится по номеру, выискивая свои ключи от тачки, которые благополучно вчера доверил другу. …лямка сползает с тонкого фактурного плеча, ещё одна маленькая бутылка красного сухого в руке, слышатся залпы салюта, пульт падает на пол, когда Сынмин расслабленно заваливается на другой край огромной кровати, почти беззвучное и ехидное: «не так я думала закончить вечер» и глупая шутка Сынмина про его скучнейшие планы на вечер и на дальнейшую жизнь… — Я найду их и посажу! — не унимался Минги, натягивая на себя белый махровый халат. Он снова возле кровати, снова смотрит на лежащего друга, как на врага… Сейчас все для него враги. — Ты хоть помнишь, как их зовут? — не открывая глаз, бурчит Сынмин. — Я вот ничего не помню. — Камеры посмотрю. Этого мне будет достаточно. — Разве в таких местах они есть? Вопрос — пуля в лоб. Минги как никто другой должен знать и понимать, что подобного рода заведения славятся своей анонимностью. Чёрт! — Сука! Сука! Ёбаная ты сука! Парень пинает ни в чём не повинную прикроватную тумбу и переходит на злобный шёпот. — Зато ты повеселился, — устало смеётся Сынмин. — Весь этаж слышал, как тебе было хорошо. — Не будь мудаком, — Минги садится рядом и начинает прощупывать чужие карманы. В отличие от него самого, Сынмин был одет. Даже пиджак не снял, прежде чем лечь спать. — Бумажник на месте… Телефон где? — Где? Сынмин ещё где-то между воспоминаниями о нелепом разговоре о погоде и пятой мини бутылкой вина. Он до конца не осознаёт всей трагедии друга, и только поэтому глумится и улыбается. Но когда до него доходит… — Телефон? — Сынмин резко подскакивает и начинает сам хлопать по карманам. Телефона нет. Бумажник и правда на месте, но он пустой. Даже ключ-карту от ворот «Рая» забрали. — Да твою ж мать! Минги! Толкнув друга в плечо, Сынмин встаёт окончательно. В голову тут же стреляет тупая боль и всё тело начинает качать. Кинув взгляд в сторону горы маленьких бутылок, Сынмин прикидывает, что такого количества явно не достаточно, чтобы он чувствовал себя настолько паршиво, да ещё и лишился памяти. И это значит лишь одно… — Они что-то подсыпали, — сквозь зубы плюётся Ким. — Поверить не могу, — обернувшись, он бросает максимально недовольный взгляд на Минги и еле держится, чтобы не врезать организатору «веселья» да посильнее. — Стоило оно того? Скажи мне? — Что? В плане секса всё было супер, но кто ж знал? Сынмин знал. Ладно. Не знал. Он лишь мог представить, что ни чем хорошим идея закрыться с незнакомками в номерах первого попавшегося на пути отеля не закончится. — Тебе самому-то как? — Никак, — обижено рычит Сынмин на виноватый тон Минги. — Так вы не?.. — Я тебе не собака трахать всё, что двигается! — с новым выкриком в голову выстрелила новая боль. — Чёрт! Поверить не могу, что ты втянул меня в такое! Если бы… Если бы ты только умел думать головой, а не тем, что у тебя висит между ног, то ничего бы не случилось! Не говоря больше ни слова, Сынмин широким шагом идёт к двери. У него снова проблемы, а проблемы нужно решать. В первую очередь необходимо разобраться с банковскими картами, пока не стало поздно. Или стоит подумать, чем и как оплатить такси? Благо за номера Минги провёл картой вчера, а не оставил всё на утро. — Эй! — выкрик друга догоняет уже на пороге. — Куда? Но Сынмин как завороженный идёт дальше. Где-то вдалеке он слышит песню… Или это всё плод воображения? Вчера он точно её слышал и она казалась знакомой. Знакомой и важной. Топая на ватных, но чертовски тяжёлых ногах по узкому коридору вдоль ряда одинаковых дверей, он прислушивается к еле слышимой мелодии и через боль пытается вспомнить: почему она так важна? Споткнувшись и нагнувшись, Сынмин слышит другое — лязг ключей. Оказывается, во внутреннем кармане пиджака, остались ключи от Доджа, которые Минги попросил сохранить, не доверяя себе пьяному. Это уже что-то. Круто повернув назад, Сынмин возвращается в номер, где застаёт друга на том же месте с опущенной головой. — Извиниться пришёл? — Вернулся послушать твои извинения, — давит из себя Сынмин и бросает в неподвижное тело ключи. — Отвези меня в банк и домой. — Больше никуда тебе не надо? В возникшей паузе, Сынмин думает… Но не о том, что ему бы ещё заехать за новым телефоном, а о песне — дурацкой песне, которая заезженным мотивом застряла в голове и перепутала все нейронные связи. Песня… Пытаясь вспомнить хотя бы слова, Сынмин вспоминает зачем-то Минхо. А где брат, там и его беспамятная тень… — Нет. Сначала в банк. Карты пропали, — Сынмин озадаченно прикусывает нижнюю губу. — Все, чёрт возьми. — Мои вообще-то тоже. — На твои мне плевать. Поднимайся. — Да что с тобой не так? Не выспался? — Минги поднимается, перевязывает потуже халат на талии и с видом весьма подавленным следует за другом. — Или так задело, что тебе не перепало? — Я тебя убью, если рот не закроешь. Ожидая лифт, Сынмин растирает это паршивое утро по опухшему лицу и без зеркальных поверхностей пытается навести порядок на голове. — Кофе хочу. Заедем за кофе, телефоном и… — В банк. Я помню, — бурчит Минги так же ощущая на душе неприятный осадок нового дня. — Только работают ли твои банки в такую рань? — А сколько сейчас? Минги привычно поднимает левую, но запястье всё так же свободно от всякого рода часов. Чуда не произошло. — Ну твари! — не сдерживается парень и той же левой не раздумывая бьёт по стене. Долгожданный лифт останавливается на их этаже и приглашающе открывает двери. Там никого. Только зеркала, которые кажутся кривыми и неправильными, ведь не могут два высоких и красивых молодых человека за ночь превратиться в лохматых чудовищ. Или могут? Минги наверняка раздумывает о том же, рассматривая своё поплывшее отражение, и недовольно цокает. А Сынмин… Отвлекается на помеху слева по коридору. — Извините, — он повышает голос, чтобы докричаться до уборщицы с телегой, заставленной химией и заваленной свежими розовыми простынями. — Вы не знаете, который сейчас час? Не услышав ответа и увидев, как полноватая женщина юркнула в номер, прихватив с собой щётку для пыли и ведро, Сынмин просит Минги придержать двери, а сам пошатываясь со скоростью хромой собаки шагает к приоткрытой двери номера… 611. — Извините? Потарабанив костяшками по дверному полотну, Сынмин заглядывает внутрь номера — точно такого же, в котором его чуть не отравили. Шум проточной воды из ванной комнаты намекает, что женщина там, но Сынмин не торопится к ней. Ноги (или неведомая сила) несут его к включенному телевизору. На плоском экране обычный видеоряд зелени, счастливых лиц, фальшивых рукопожатий — ничего из ряда вон, но музыкальное сопровождение… Холодный пот выступает на лбу, а следом во рту становится до коликов сухо. Сынмин слышит мелодию… Песню…

Ищите свет, ищите любовь,

Пусть вера ваша вновь вдохнет жизнь.

С Богом вы, вечно быть должны,

И он простится, с вашей виной.

— Вы что-то забыли, молодой господин? Вздрогнув от скрипучего голоса где-то рядом, Сынмин резко оборачивается. От таких перформансов вздрагивает и женщина, не ожидающая подвоха, но повидавшая за время работы здесь всяких неуравновешенных. — Я? — хлопая глазами, Сынмин как больной бешенством смотрит сквозь недоумевающую уборщицу и так же резко разворачивается назад. — Я…

С неба падали они, крылья в прах,

Светом Божьим, некогда полны.

Медленная и печальная мелодия фортепьяно стихает. Последнее, что успел увидеть Сынмин, перед тем как началась реклама йогуртов — белые рубашки, чёрные брюки, юбки под классику и искусственные улыбки всех действующих лиц на экране. Дети? — Это… — Вам нужна помощь? — Мне нужно… Да… Сопоставляя увиденное с услышанным, Ким Сынмин прикрывает рот ладонью — этакий неосознанный жест помалкивать. Молчать, вспоминать и думать. Эта мелодия… Минхо напевал её. Или показалось? Яркая зелень на экране наложились на тёмную гущу. Сынмин разумом и чувствами вернулся в тот вечер, когда Хван упал в обморок. Тогда было жутко и сейчас не лучше. Белые рубашки… Брюки… С неба падали они… Крылья в прах… — Извините, — Сынмин обходит женщину и вылетает в коридор. На горизонте в метрах пятидесяти маячит недовольная фигура Минги, чья нога уже которую минуту надёжно удерживает двери лифта. — Чего так долго? — парень пропускает друга вперёд и заходит в кабину следом, разбавляя атмосферу тупой шуткой. — Ещё немного и я бы подкрепление вызвал. Сынмин бледный, мокрый и такой, будто призрака увидел. Минги и на этот счёт хочет пошутить, но первым открывает рот сам Сынмин: — Что ты там говорил про секты? — А? — покручивая на пальце ключи от тачки, Минги нервно усмехается. — Про секты? А что я говорил? Со звонким писком двери перед двумя парнями разъезжаются. Минги не терпится выйти на свежий воздух, а Сынмин остаётся стоять приклеенным ногами к полу и спиной к зеркалу. — Бро, всё норм? Может, в больничку? — ещё раз подняв левую и не обнаружив часов, Минги тихо шипит матерные слова и начинает крутить головой. — Ты время узнал? — В больницу, — повторяет Сынмин. — Мне нужно в медцентр. — Чего? Ты всё же сунул той?.. — Я бы скорее проверил твой член на присутствие хламидий, но не в этот раз, — непонятно откуда взявшаяся злость сменила временную растерянность. — Поехали. — В банк? — Медцентр. — А время? — Минги кричит в спину другу, уже покинувшему пределы небольшого холла. — Эй?

9:31

Возле стойки регистрации тишина… Была… Пару минут назад. — Если вы сейчас же не скажете мне, где он, я переверну здесь всё, — вторит Сынмин невысокой блондинке с оленьими глазами и тонкими дрожащими губами, выкрашенными в тёплый коралловый. — Господин, я не… — Какой этаж? — Послушайте, у нас запрещено свободное… — Я знаю, что у вас запрещено, — фыркает Ким и опускает голову. Он устал, чертовски устал, а ещё даже десяти нет. — И я не собираюсь делать ничего, что запрещено. Мне нужно поговорить с ним. Просто поговорить. Всего пару минут. Тон голоса с властного и разъярённого переходит на более спокойный и ровный. Где-то позади Сон Минги в том же виде «сразу после душа» обходит информационные стенды с лицом весьма серьёзным. И отвлекается он лишь на реплики миловидной сотрудницы, которая явно напугана. Он по-человечески ей сочувствует, ведь его друг — та ещё заноза. Пока своего не добьётся — не успокоится. А методы добиться целей у Сынмин могут быть весьма радикальными. — Господин, часы посещения с… — Я же сказал, мне нужно всего пару минут! — Сынмин хлопает ладонями по стойке и закусывает губу. Опять злится. — У меня нет времени ждать. Дело срочное. — Но, господин… — Чёрт возьми! Просто скажи мне этаж! — Бро, — неожиданно рядом оказывается Минги и хватает друга под локоть. — Остынь, а? — выждав паузу и убедившись, что Сынмин будет молчать, он перехватывает инициативу ведения переговоров. — Юная леди, прошу простить моего друга. У него была тяжёлая ночка, — вызвав на лице девушки слабую улыбку, Минги улыбается сам во все свои ровные зубы. — Я инспектор главного полицейского участка Сеула, и дело правда срочное. Не зная что там на самом деле за важность, Минги решил подыграть Сынмину, ведь так и поступают друзья. А ещё друзья должны спасать друг друга от ситуаций, грозящих судебным приказом или штрафом с шестью нолями. И чтобы Сынмин не натворил дел в порыве своего праведного гнева, Минги задвигает его за спину. — Господин… Как его? Хван? Идёт свидетелем по одному очень серьёзному делу, — продолжает вешать лапшу на уши девушки, чей пряный цветочный парфюм пропитал лёгкие Минги едва ли не с первых секунд. — Посодействуйте нам и подскажите, где мы можем его найти? — Но… — Дело крайне срочное, а у нас всего пара уточняющих вопросов. Несмотря на внешний вид и отсутствие какого-либо сходства с реальным служащим порядка, девушка поддаётся природному обаянию Минги и опустив глаза показывает пальцем вниз. — Один этаж ниже? Едва заметный кивок. — А кабинет? Или палата? — Разберёмся, — теперь очередь Сынмина схватить друга под руку и потянуть к лифту. Минги только и успевает, что прочитать имя и кокетливо послать воздушный поцелуй той, что вошла в положение и немного облегчила это поганое утро. Очередные двери лифта открываются на нужном этаже, и первое, что Сынмин видит — толпа людей. Среди однообразия медицинской формы, он видит нечто выделяющееся из общей блёклой массы суматохи — Минхо. К безумному выражению лица младшего больше подошла бы смирительная рубашка, чем куртка Гуччи и бордовые скини, но что есть, на то Сынмин и смотрит… Смотрит с полным непониманием происходящего. — Вот это цирк, — хмыкает рядом Минги и успевает придержать двери лифта, прежде чем они успевают отгородить двух зрителей от данного зрелища. — Ты знал, что он тут будет? Сынмин конечно же не знал, но мог представить, что дельных советов Минхо не послушает и припрётся к своему дружку при первой возможности, но… Не в такую рань же? — Мы будем вынуждены вызвать полицию! Достаточно громкий бас переключает внимание Сынмина с брата на владельца этого голоса — невысокого, но крепкого по телосложению мужчину в белом, который как раз и держал Минхо за плечи, в то время как сам задержанный дёргался и пытался вырваться. — Господин Ли! А этот голос был мягким успокоительным в сравнении с жёстким угрожающим. Он принадлежал женщине всё в том же больничном белом. В общем гуле и суете Сынмин различал и другие голоса, но свой собственный внутренний был громче всех. Пространство вдруг сузилось, стены давили, стрелки на часах замерли, а воздух стал вязким. Мысли кружились, как мухи в банке, но не находили выхода. Одна за одной проблемы висели над головой, туманными, но неотступными призраками — вполне себе реальными, но неуловимыми. И пока Минхо вертелся и пыхтел в руках медработников, Сынмин стоял столбом бледный как привидение и думал… Та песня… Этот парень… Лес… Если всё так, как Сынмин думает, и тот проблемный действительно сектант, то это не просто беда — это катастрофа. Причём катастрофа масштабов апокалипсиса для семьи Сынмина. Минхо глупый, доверчивый, неразумный и такого легко соблазнить сладкими речами. Такие люди, как Минхо — золотая жила для сект. Деньги, имущество, акции… Минхо из тех, кто не относится серьёзно к материальному, и значит, он с лёгкостью отдаст всё, что имеет даже не раздумывая потому что думать нечем. И это не может не пугать. Перед глазами Сынмина уже не просто придуманные сценарии на неопределённое будущее в голове, а конкретный жуткий план того, как именно Минхо погубит себя, и следом потянет всех остальных. «Ему было недостаточно того притона… Он решил вляпаться в более вязкое дерьмо» Не переставая думать об этом, Сынмин приехал сюда именно для того, чтобы ошибиться. Он не мог ждать. Не хотел. Его трясло от подозрений в отношении того, кто обосновался паразитом рядом с братом-идиотом. И ему нужна была правда… Так это? Или нет? Хван действительно имеет отношение к секте? Или Сынмин слишком много думает и придумывает? Время возобновило свой ход, когда Минхо заметил старшего и буквально бросился в его сторону. — Ты что тут?.. Что делаешь? Сынмин осознавал, как глубока пропасть, в которую забрела его фантазия, но мозг отказывался выдавать решение. Оглядывая младшего с ног до головы, Сынмин молчал, будто забыл как говорить. Он чувствовал себя запертым в комнате с единственной дверью, ключ от которой затерялся в лабиринте его мыслей. Сказать правду? Солгать? Толкать брата в ту же пропасть сомнений? Или протянуть руку помощи и оттащить подальше от края? — А ты что здесь делаешь? — это всё, на что хватило ума. Каждое слово вышло дёрганым и рваным. Сынмина трясло от навязчивых идей, что Минхо в опасности. Нет. Минхо погубит себя, репутацию семьи и возложит на алтарь к чужим ногам всё, чем так дорожила его семья. Его отец… Мама… Они все в опасности. — Очевидно, бесит работников, — ухмыляется Минги. — Мы выходим? Стоящий перед открытым лифтом Минхо выглядел лучше, чем вчера, но в глазах старшего брата он был хуже уличного кота, привыкшего к неудачам. Привыкшего, но не смирившегося. Сколько бы такое существо не пинали, он всё равно будет бежать вслед за тем, кто скажет доброе слово или потреплет за ухом. Минхо правда как грязный кот из подворотни — и в дождь, и в снег, и в передозе будет ползти за тем, кто не отталкивает. Так было с Ханом и так сейчас происходит с Хваном. Мысли эти красной строкой бегут перед глазами Сынмина, и они мокнут. Вот так неожиданно просто и быстро. Пространства вновь становится катастрофически мало. В поле зрения больше не мелькает верный друг. В тёмных блестящих глазах будто в чёрных зеркальных омутах отражается лишь один человек — Ли Минхо. Минхо, на дне зрачков которого сверкала своя, непонятная другим, печаль. — Я… Я был с ним и… Он так ничего и не вспомнил, брат, — не выдержав столь долгий зрительный контакт, Минхо закрывает глаза и обречённо опускает голову. — Он забыл. Всё забыл. Протянув руку, Сынмин сглатывает горькую, но в то же время солёную слюну. Минхо жаль ровно настолько, насколько сердце сжимается от вида грязных и побитых бесхозных четвероногих в переулках, которые мяукают о своих бедах, но их никто не понимает. Они делятся своей болью, но никому до этого нет дела. Их конечно же слышат, но не слушают. Сегодня… Сейчас… В эту минуту… Кажется Сынмин понял брата. — Поехали домой, Мин?