Нефилим

Lana Del Rey — Dark Paradise

Люди так отличаются своей болью в груди.

•••

В салоне авто до одури тихо. Даже своего дыхания не слышно. Минхо тянется к приборной панели и выбирает песню. Очаровательный голос Ланы Дель Рей должен всё исправить. Безымянный рядом выглядит немного взволнованным и на этом всё. Ни жуткого страха, ни тотального спокойствия. Просто поджатые губы и бегающий по сторонам взгляд, а вот взгляд Минхо выражал всю глубину отчаяния. Он будто добровольно собирается отвезти себя на смертную казнь, лишив последней надежды на счастье. С чего вообще он вдруг решил, что этот невообразимо красивый парень рядом — его счастье? Наверное, сердце подсказывало. Стучало быстрее, нежнее, теплее… Душа напела, что рядом с этим странноватым и непонятным хорошо, а без него хуже, чем было. Минхо не бездомный кот, вдруг оказавшийся в чужих заботливых руках, чтобы таять от новых ощущений. Он сам стал заботой, стал рукой помощи, стал кем-то значимым в чужой жизни. Ему нравится это, да так, что колени плавятся. Малышка начинает вибрировать. Минхо делает музыку чуть громче и напевая про себя продолжительное «а-а-а». Рука на рычаге. Только он собрался снять режим паркинга, как на пути возникла большая проблема — хаммер цвета чёрного агата. — Да чтоб тебя! — В чём дело? Парень весь подбирается. Свет чужих фар, при повороте мазнувших весь ряд авто, вспышкой света выбеливает лицо, которое и без дополнительного источника освещения было белее бумажного листа. Лана Дель Рей замолкает. — Посиди тут, — просит Минхо, одной ногой уже ступая на парковку. Как только дверь съезжает вниз, Минхо блокирует замки, прячет ключ в кармане и лениво шагает вперёд. На нём свободные серые штаны, объёмная худи с белым голубем на спине и капюшон на голове, скрывающий настроение. Он показательно медлит, делая вид, что внезапное появление брата его не волнует, но на самом деле он оттягивает время и пытается понять, что Сынмин здесь забыл? И между делом подбирает верные выражения для того, чтобы их дороги поскорее разошлись. Встав столбом перед окном с водительской стороны, он согнутым указательным аккуратно стучит и ждёт. Ждёт, когда его братец наиграется в загадочность. — Где твой водитель? Сбежал наконец от тебя? — Куда собрался? — вместо ответа, старший стреляет своим вопросом. Тонированное стекло опускается до конца. Сынмин в своём привычном образе генерального директора, язвительно улыбается, поправляя воротничок рубашки без двух верхних пуговиц. — У меня к тебе тот же вопрос. Кто-то на фоне цокает каблуками. Сынмин находит цель, приглядывается к нарушительнице тишины, ждёт, пока та дамочка сядет в свою машину и даст по газам. — Мы кажется договаривались, что ты больше не сядешь за руль. — Я с тобой ни о чём таком не договаривался, — Минхо опускает голову, будто ему стыдно и он всем своим видом показывает свою вину перед старшим. На деле же, у него просто пятка зачесалась, вот он и обратил на это внимание. — Если и у тебя теперь провалы в памяти, то напиши господину Муну. Уверен, он подберёт нужные лекарства. — Минхо! — Что, Минхо? Снова глаза в глаза. Взгляд старшего острый и опасный, а у младшего уставший. — Тебе нельзя за руль. Мало тебе было того, что ты снёс магазин? Недостаточно было крови? Ты ещё сбил человека, и теперь… — Я никого не сбивал. — Ой, да ладно? Прям никого? — Ким фыркает. Его задорный настрой постепенно сдувается. — А кто тогда сейчас сидит в машине и кусает ногти? — он наклоняется вперёд и машет рукой безымянному. Минхо оборачивается на автомате, чтобы проверить, правда ли тот кусает ногти или нет? — Куда ты его везёшь? Убивать? С моста сбросить решил? Только не говори, что в больницу. — Откуда у тебя такие мысли? Желания ругаться и препираться почему-то нет. Минхо действительно как выжатый лимон, и отжимал он себя сам — безжалостно, старательно и со всей силой. — Вы вчера поговорили? Что ты ему наплёл? Сынмин прыгает на другую тему, далеко не отходя от старой. Он-то как раз заряжен на ссору, ведь за этим сюда и приехал, и удачно его прибытие совпало со временем отбытия брата. — Ничего не плёл. Показал ему видео с той ночи, — Минхо бьёт пяткой по крашеному бетону, отвечая совсем равнодушно. — И там видно, что он сам упал, и я его даже не задел. — Видно? Погоди… — Ким открывает дверь, прыгает, игнорируя ступень, и важно суёт руки в карманы. — Что за видео? Почему я узнаю обо всём последним? Минхо режет недовольной ухмылкой брата. С какой стати он должен перед ним отчитываться? Но этот вопрос он не озвучивает. Достаёт телефон, снимает блокировку и показывает вырезку тех самых кадров. Зачем сохранил? Будто чувствовал, что пригодится, и вот — пригодилось. Своё напускное недовольство Сынмин сдувает до терпимых размеров. Ему будто и легче на душе, что от глупости Минхо никто не пострадал, но всё же… Всё же он недоволен, что подобная ситуация как бы то ни было всколыхнула жизнь его семьи. На этот раз обошлось, а дальше что? — Ладно, ты не виноват, — Сынмин возвращается телефон. — Но это не значит, что тебе можно за руль. Тебя лишили прав, поэтому чтобы ты больше ничего не натворил, для твоего же блага будет лучше отдать мне ключи. — Так ты за этим приехал? Рефлекторно, младший отступает на шаг. На его любимую пытаются покуситься, а так просто своё он не отдаст. — За этим, — кивает брат, оглядывая Минхо с читаемой мыслью «всё равно никуда от меня не денешься». — И ещё фотки показать. — Отправить не мог? — Хотел видеть твоё лицо в этот момент, — настала очередь Сынмина доставать телефон. Он открывает галерею и быстрее, чем вчера, находит кадры с места ДТП. — На, посмотри. Телефон Минхо забирает, но смотреть на ободранное об асфальт лицо не очень-то хочет. Мягко сказать противно, а если говорить грубо — то смотреть там особо не на что. Погибший лежал на животе, раскинув и руки и ноги по сторонам. Голова повёрнута вбок прямо к камере, а шея, кажется вывернута на несколько оборотов. Среди зелени горят от вспышки тёмными пятнами куски плоти, белая рубашка заляпана похожими рубиновыми каплями. Между ног расползается другое пятно — очевидно внутренние органы отбиты напрочь. И несмотря на неприятное зрелище, Минхо держится довольно ровно. — Посмотрел, — он отдаёт телефон владельцу. — Что дальше? Сынмин явно готовился к другому сценарию. Наверняка он подготовил долгую утомительную речь о том, что тот выживший мог закончить так же или даже хуже. И виноват был бы Минхо. Но случилось поистине чудо, и брат оказался невиновным. Все заготовленные речи оказались бесполезны. Поездка сюда оказалась пустой тратой времени. — Ничего, — Сынмин кидает телефон через открытое окно в салон и снова прячет руки в карманах брюк. — Не хочу, чтобы ты был замешан в чём-то подобном. Ни как виновник и не как жертва, ясно, придурок? — Ясно, — смиренный вздох. — Дальше что? Ключи я тебе всё равно не отдам, — ещё один крохотный шаг назад. — Значит, ты так ничего и не понял. Время было около девяти, когда Минхо с парнем спускались. Непредсказуемая встреча с братом время оттянула. Сейчас должно быть уже полдесятого. Небо очевидно потемнело, а настроение упало ниже плинтуса. — Сынмин, давай ты приедешь завтра и мы с тобой вдоволь поорём друг на друга, ладно? Сейчас мне нужно ехать. — Куда? — Никого убивать не собираюсь, клянусь. — Куда ты собрался? — Сынмин делает шаг вперёд, но не чтобы припугнуть брата, а чтобы в случае его побега, успеть за руку схватить. — По делам. — По каким таким делам? Кажется, похожий диалог у них состоялся в прошлом. Минхо рвался из квартиры к новому другу, который ждал внизу, а брат недоверчиво смотрел в болезненно красные белки глаз, и вытягивал из него ответы. Конечно же тогда младший не сказал всей правды, не признался, что собирается в подпольный клуб, спрятанный в закоулках Инчхона. Но он яростно настаивал на своём и говорил про важные дела. Знал бы тогда Сынмин, что Минхо исчезнет из его жизни, ни за что бы не сдался. Знал бы он, чем это «важное дело» обернётся, заколотил бы дверь и окна (на всякий случай). Знал бы, вырубил бы этого проблемного и приковал к кровати дешёвой цепью — золотой Минхо явно не достоин. Обе фигуры стоят на проезжей полосе. Сынмин гордо и прямо, а Минхо чудь подавлено. Проплывающий мимо красный ягуар задевает их белым светом фар, плавно удаляется и вновь становится мрачновато и в меру тихо. Минхо стоял и даже не думал о последующих оправданиях. Он вообще не мог думать. Слишком устал. Держался за одну единственную цель — отвезти ангелочка в тот лес, и молился фоном всевозможным богам, чтобы тот вспомнил хоть что-нибудь. Иначе… Иначе правда придётся проститься. Навещать он конечно же больного будет, но не долго. Его хватит на пару раз, а потом, когда безымянный начнёт справляться без него, когда Минхо больше не будет его единственной опорой, тогда он исчезнет, чтобы не препятствовать выздоровлению. Исчезнет, испарится, закроется в своих апартаментах и будет днями и ночами лежать на простыне в обнимку с подушкой, точно так же, как лежал подбитый ангел. Возможно, он впервые заплачет от обиды, но точно пребывая в сознании, а не во сне. От сна Минхо скорее всего откажется, забудет про доставку из ресторана и похоронит себя в белой футболке, которую не согласится постирать даже под угрозой смерти. Во что он превратился? И, главное, как успел стать такой сентиментальной и гиперчувствительной тряпкой? Недели даже не прошло, а он уже не хочет прощаться и мысли об этом пачкают серой хмуростью и без того невесёлое лицо. — Как же бесит, что мне приходится повторять вопросы по несколько раз. И я ведь говорил родителям, что ты недоразвитый, а они не верили, — сквозь зубы причитает Ким. — Куда ты собрался, Минхо? Что у тебя за дела под ночь вместе с этим на пару? Одно упоминание про «этого» и парень снова оборачивается, чтобы короткой улыбкой пообещать запертому ангелу скоро вернуться. — Он попросил отвезти его в то место. — Зачем? — ещё не дослушав этот ответ, Сынмин торопится со следующим вопросом. — Думает, что вспомнит что-нибудь. — А к специалистам, которых господин Мун посоветовал, ты не думал его отвести? Думал, но не долго. Совсем чуть-чуть и всего-то пару минут назад. — Если не вспомнит, то отведу, — сдаётся младший. — А теперь отгони тачку. Я не хочу проезжать лишний круг, чтобы выехать. — Стой, — как только Минхо отвернулся, явно намереваясь поскорее вернуться в машину, — старший ловко зацепился пальцами за капюшон. — Оглох? Я же сказал, ты не сядешь больше за руль. — Ага, — хмыкает парень, дёргая головой, чтобы от захвата избавиться. — Ещё скажи, что каждый день тут будешь сидеть и караулить. — Если надо — буду, — слишком быстро отвечает Сынмин, и явно же мысль опередила те слова, которые он на самом деле собирался сказать. — То есть… Какого чёрта? Старший снова тянет за капюшон, и дёргает так, что Минхо качается на месте, вытаращив глаза. — Ты сумасшедший? Это моя любимая, — он шипит котом и вот-вот готовится выпустить когти. — Эта тряпка и ста долларов не стоит, и явно она не стоит того, чтобы ты мне мозг выносил, — Сынмин меняет положение и теперь держит брата не за ткань, а под локоть, прижимаясь почти вплотную к брыкающемуся. — Давай сюда ключи. — Нет! Сынмин ещё раз трясёт брата, а тот привычно скалится и едва не плюётся. Со стороны они выглядят смешно и очень карикатурно, но для парня, сидящего в ламбо, сцена перед глазами была поистине пугающей. Прямо Каин и Авель, только в современной реалии. — Ты никуда не поедешь! — психует старший, пытаясь залезть в чужой карман. — Иначе я прямо сейчас позвоню отцу и ты лишишься не только машины, но и всего. — Это последний… Раз… — пыхтит Минхо, уворачиваясь от ловких рук. — Просто дай мне… Отвезти… — Я отвезу! — рубит Ким громким выкриком с последующим звонким эхо. — Но ты, засранец, за руль больше не сядешь, — и воспользовавшись заминкой, рука Сынмина ныряет в карман серых штанов и вытягивает ключи за брелок. Малышка пищит. — Иди, забирай этого своего, — и развернувшись, Сынмин шагает к своему хаммеру, каждым уверенным шагом втаптывая шансы Минхо побыть наедине с безымянным в бетон. В их отношениях всегда бурлила и будет бурлить кошачье-собачья буря: шипение и лай, погони и пинки, когти и зубы. Но сквозь эту недобрую суету всё же пробивается тонкая нить заботы, подобная золотистому лучику, продирающемуся сквозь грозовые тучи. Нет, Ким Сынмин явно не луч солнца в жизни неродного брата. Он скорее та туча, через которую другим тяжело пробиться, но облака, пусть и серые, Минхо любит. Дождь ненавидит, а вот преддождевым небом готов наслаждаться. Он — поистине уличный кот, зачастую мрачный, недоверчивый и независимый. Никто не поймёт, что у него на уме, да никто особо и не хочет. Сынмин — породистая псина, всегда готовая открыть пасть по поводу и без. Они дразнят друг друга, ворчат, препираются и устраивают потасовки из-за пустяков. Вот как сейчас из-за ключей от машины, например. Минхо не думает обижаться, ведь понимает (хоть Сынмин и сомневается в его разумности), что ему правда за руль нельзя: и по закону, и по совести и по меркам усталости. Совсем не то настроение, чтобы рассекать воздух на дорогах с кайфом. Минхо грустно. Сам придумал себе печальное будущее и скорое расставание, сам же и расстроился. Довольно самостоятельный кот открывает дверь ламбо, объясняет безымянному суть происходящего, и спрашивает, не против ли он, если до той парковой зоны их повезёт брат? Потому что если против, Минхо вернётся к хаммеру и без лишних хитросплетений напрямую заберёт ключи назад. Если придётся драться… Ну что ж, не всё Сынмину руки распускать. Ради разнообразия и Минхо готов поцарапаться. Парень молча кивает мол, всё понимает и без вопросов вылезает из машины. Сынмин их ждёт, рычит мотором, а эти двое стоят друг напротив друга, и под ласковый свист закрывающейся двери, просто изучают друг друга обоюдно внимательными взглядами. Точнее, это безымянный осматривал Минхо, а тот лишь позволял, не противился, не прятал глаза за волосами или капюшоном. Смотрел прямо и любовался. Запоминал. — Пойдём, — он протягивает руку. Пальцы, торчащие из-под длинного мягкого рукава быстро находят другие — тонкие и хрустальные. Плечом к плечу и указательный за указательный, они доходят до чёрной машины. Минхо даже не думает предлагать ангелу сесть на переднее пассажирское, поэтому открывает заднюю дверь и пропускает хрупкое создание вперёд, подавая руку помощи. Состояние примерно никакое. Погода в салоне хаммера ниже нуля по Фаренгейту. Сынмин молча выруливает с зоны парковки, перед этим убедившись, что оба пассажира пристегнули ремни безопасности. Никакой музыки, никакого тепла — одна сплошная тишина и ледяной воздух от кондиционера. Салон своей малышки Минхо ощущал синергией роскоши и утончённости. Мягкая кожа, эргономичные сидения (по степени правильной поддержки сравнимые с самыми заботливыми руками любовника) и полная изоляция шума от внешнего мира, нарушаемая лишь мурчанием мощного двигателя. Иногда Минхо сравнивал «пение» своей любимой с пантерой или ягуаром, а временами звуки на скорости напоминали голоса сирен, которых, конечно же, никто в жизни не слышал. Сама поездка была чем-то вроде сладкого шампанского в изящном бокале, холодным оазисом среди пустыни или же путешествием по облакам, а вот что касается машины Сынмина… Здесь нет места роскоши — всё подчинено силе и надёжности. Сидения жёсткие, кожа грубая как пятки дьявола, и шум такой, будто лев в период спаривания активно ищет свою заёбаную самку. Минхо некомфортно до скрипа на зубах. Сынмин не спрашивает о маршруте. Очевидно, Минги ему дал направление, а если что пойдёт-поедет не так, то Минхо подскажет, где свернуть. Младший не лезет и молча смотрит сквозь тонированное окно на вечерний Сеул. А меж пальцев, тем временем, под складками любимого худи за пятьсот долларов по скидке, прячутся чужие хрустальные пальчики. После главного моста через реку Хан, тишина, смешанная с рёвом голодного монстра, начинает напрягать. — Включи музыку, — просит Минхо, уставившись на чёрные глаза брата в зеркале заднего вида. — Обойдёшься. — Я слышу, как ты дышишь, и меня это раздражает, поэтому включи. За капризом последовал едва слышимый смешок рядом. — Это что, попытка эмоционального шантажа? — Не льсти себе. Шантаж работает только с людьми, — тихий ответ не уходит дальше носа. Сынмин не отвлекаясь от дороги, тянется к экрану и включает радио. — Новости экономики? Серьёзно? Нехотя, но Минхо всё же усмехается, и смех выходит искренним, будто после утомительно долгого и нервного дня, с ним случается что-то из ряда вон, что спусковым крючком стреляет настоящим нервным смешком. — Послушаешь, поумнеешь, — Сынмин задирает подбородок. — Может, узнаешь, что такое финансовая грамотность. — Я бы лучше послушал подкасты про маньяков, — не переставая ухмыляться, язвит младший. — Узнал бы, как и где можно спрятать труп человека, который уже… — Ещё слово, и пешком пойдёшь, — старший тормозит на перекрёстке не пересекая стоп-линию — сама правильность. Минхо косится на родную кроличью лапку, смиренно лежащую на пассажирском сидении впереди, и считает в уме секунды, за которые он может схватить ключи и действительно выйти. «Ещё нужно ремни отстегнуть и ангелочка утянуть». И пока Минхо строил крысиный план побега с корабля, хаммер вновь заурчал и разогнался до разрешённых восьмидесяти. «Ну ключи я всё равно заберу», — кусает губу парень, застревая в раздумьях. А между тем, они всё ближе и ближе к тому клочку земли, на которое плюнуло государство. Навигатор перебивает монотонный голос ведущего и подсказывает, что через триста метров поворот направо. Они почти приехали. Минхо впервые за поездку поворачивает голову и красноречивым взглядом, выгнув бровь, спрашивает парня, всё ли нормально? Тот отвечает подобием улыбки и взволнованно поморгав, отворачивается к своему окну. Спасибо, что руку не убрал — Минхо есть что сжать несильно, чтобы очередную негласную поддержку выразить. — Ничего не видно, — Сынмин тоже озирается по сторонам, опустив стрелку на спидометре до неприличных десяти километров в час. — И надо ж было вам собраться сюда именно ночью. — В темноте лучше видно, — беззлобно протестует младший, при этом против воли соглашаясь, что поездка в тёмное время суток и правда не лучшее из его выборов. — Останови здесь. Сынмин проезжает ещё немного вперёд и мягко тормозит. — И что ты собрался здесь увидеть? — Не я, а мы, — Минхо открывает дверь, прыгает на залитый лунным серебром асфальт, помогает выбраться безымянному и только после открывает дверь перед Сынмином. — Идёшь? Или боишься? Миндалевидные глаза злобным прищуром «говорили» ярче, чем любые слова. Ким выходит, оглядывается, цыкает и спрятав руки в карманах, наваливается спиной на свой современный танк. — Вглубь я не пойду и вам не советую. Минхо закатывает глаза, и после начинает загадочно принюхиваться. — Что ты делаешь? — Не чувствуешь странный запах? Безымянный, стоящий за спиной Минхо выглядывает с полной заинтересованностью. Глаза старшего брата бегают от одной фигуры к другой, и дразнящий взгляд плавно сходит на нет. — Какой запах? Минхо медлит с ответом, ступает ближе к Сынмину и замирает носом прямо у его плеча. — Пахнет трусостью, — рядом с ухом шепчет он и хмыкает. — Не от тебя, случайно? Ким толкает брата в грудь и гневно раздувает ноздри. — С ума сошёл? — одёрнув рукава рубашки, он задирает подбородок. — Держись от меня подальше, придурок. Минхо позволяет себе посмеяться с реакции старшего. Смущение вперемешку с раздражением — лучший эмоциональный коктейль. Собакам редко нравится близкий контакт с представителями семейства кошачьих, но вот кошачьим очень и очень по душе ближний бой. — Ладно, жди здесь. И Минхо отворачивается, подставляя спину под колкий взгляд Сынмина. Впереди ему неловко улыбается другой человек — живой и сравнимый лишь с небесным существом, а не примитивным четвероногим. Смотреть приятно. Губы таят от улыбки. — Вы правда собрались туда? — Ким смотрит ошарашено на темноту впереди и недоумевает: действительно ли его брат псих или только притворяется? — Там же… — Мы пройдём вдоль дороги и вернёмся, — бросает младший не оборачиваясь и тянет руку вперёд, предлагая ангелу зацепиться за него. Ему конечно же страшно находиться в лесу, где луна светит ярче, чем редкие фонари. Но он не может показывать своего страха — только не рядом с тем, кто боится даже при свете дня. — Ну что как ощущения? — тихо спрашивает Минхо. Он шагает медленно, не забывая плавно покачивать рукой, которую держит другая. — Не знаю, — безымянный смотрит под ноги. — Жутко. А тебе? — И мне, — соглашается Минхо. Позади выдерживая приличную дистанцию за ними плетётся Сынмин. Этому факту младший ухмыляется про себя. Всё же брат — отчаянный деспот, готовый контролировать других даже под тенью никтофобии. Они всё отдаляются и отдаляются от машины. Жёлтый свет фар едва достаёт до этого участка дороги. Деревья молчат. Птицы очевидно спят. Лишь дальний шум городской жизни прорывается сквозь ветви еловых и лиственных. Чтобы как-то разрядить обстановку, Минхо решает отвлечь и отвлечься. — Можешь мне помочь кое с чем? — на немой вопрос «с чем именно?» он отвечает заговорщическим шёпотом. — Сынмин опять забрал ключи от моей возлюбленной. Когда вернёмся, отвлеки его, чтобы я их стащил. — Ладно, — улыбка украшает лицо. — А как? — Ну не знаю. Скажи ему, что он милый, — Минхо давится злорадным смешком, представляя себе реакцию брата. — Наверняка он в обморок упадёт или сгорит от смущения. Говорят, смех продлевает жизнь, а вот такие редкие посмеивания однозначно должны поднять настрой. Безымянный расслабляется — это заметно, а Минхо просто рад этому всеми фибрами души. Ему достаточно чужой светлой ауры радости, с надеждой на то, что ей можно заразиться. — Я попробую, но… — парень запинается на ровном месте, оглядывается назад, как раз на бредущего позади Сынмина. — Почему он забирает у тебя ключи? — Долгая история. — У меня как раз память свободна, чтобы послушать всё, — парень вновь отводит взгляд и в скомканной улыбке поджимает губы. Нельзя отказать. Минхо хотел бы, но он слишком слаб перед чужим очарованием. И он рассказывает без подробностей — лишь сухие факты и судебный приговор. Говорит, был ливень, реакция подвела, малышку занесло (ну с кем не бывает?), подчёркивает, что никто не пострадал, кроме лотков с овощами и фруктами. Именно в связи с отсутствием жертв Минхо вполне мог отделаться крупным штрафом и нехилой компенсацией, но владелица магазина (будь она здорова) настаивала на лишении прав, намереваясь оградить общество от подобных нарушителей. И суд принял во внимание её просьбу. — Прав лишили, но желание кататься так просто у меня не забрать, — закончил он. — Ты отлично водишь, — бросает безымянный останавливаясь. Быстрый взгляд глаза в глаза, в котором понимание, поддержка и сочувствие мешаются воедино. Минхо кивает, соглашается и вздыхает по своему прошлому. Было и было. Права он вернёт, нужно лишь подождать. Главное, что все живы и здоровы. — Ну вот, — они остановились там, где по грубым подсчётам Минхо столкнулся с парнем. Знание того, что он безымянному не навредил, а помог, никак не обеляет настроение. Оно всё ещё серое с грубыми мазками чёрного сожаления. — Вот где-то тут я тебя и нашёл. Минхо смотрит прямо, вглубь чащи, и краем глаза видит, как парень касается груди. Если разум не помнит, то тело очевидно помнит всё. Помнит и хранит боль под сердцем. — Спасибо, — едва размытая губы с хрипотцой шепчет безымянный. — Не за что. Минхо неловко, и это мягко сказано. — А что ты вообще здесь делал? — бегая глазами по сторонам, парень размыкает объятия их пальцев и подаётся вперёд. — Катался, — Минхо жмёт плечами. — Ехал без цели и заехал сюда. Вибрация в груди из слабой сделалась сильнее. Так ощущается тревога. Минхо тревожно стоять тут одному, понурив плечи. Одиноко не то слово. Даже присутствие ангела рядом не спасает, а страж-Сынмин сзади и подавно. — Знаешь, я видел тут вспышки. — Вспышки? — безымянный оборачивается. Пальцы норовят залезть в щели меж рёбер. — Какие вспышки? — Да, какие такие вспышки? Вовремя Сынмин подходит и замирает между этими двумя. — Вот там, — Минхо звучно сглатывает, пальцем ведёт правее, в сторону непробиваемой тьмы. — Это были не молнии, а что-то вроде. Такие редкие и едва заметные. — Если не молнии, то что тогда? — Сынмин складывает руки на груди. Взгляд его из крысиного становится орлиным. — Если верить карте, то прямо должен быть один из заброшенных корпусов. — Каких корпусов? — Это территория бывшего дома престарелых, — повторяет Ким то же самое, что не так давно рассказывал брату. — Спонсорство прекратилось и приют закрыли. Администрация выкупила землю, чтобы организовать тут что-то вроде зоны для отдыха, но реорганизацию заморозили на неопределённый срок. — Значит, тут никто не живёт? Вопрос воспринимается как риторический и остаётся без ответа. И так понятно, что нет — в этой глуши только птицы и грызуны. — Минхо сказал, что тут ещё кого-то сбили, — продолжает по крупицам докапываться до истины парень. — Что-то ещё про него известно? — Его сбили не тут, а неподалёку, на другой дороге. И нет, родственников ещё не нашли. — И что с ним сейчас? — вклинивается Минхо. — Лежит в первой университетской больнице в морге и ждёт, когда кто-нибудь придёт и опознает его. Непонятно зачем хмурился Сынмин, но вот задумчивую хмурость на лице другого Минхо с лёгкостью прочитал. Наверняка парень думал о сходстве с жертвой, возможно думал о своём родстве с ним, ведь явно одно местоположение и похожая одежда — не последние точки соприкосновения. Он стоял в этом мраке и смотрел на ангела со всем своим сочувствием. Осознанно быть одному — одно дело, и совсем другие чувства колышут нервы, когда одиночество вынужденное и непреднамеренное. Какое-то время все стояли со своими мыслями порознь. Сынмин не шевелился, Минхо глазами выискивал искры-вспышки и часто поглядывал в спину, где обязаны были быть крылья. Безымянный, обняв себя за плечи, врос в землю, заросшую свежей травой. Время шло, туманные облака медленно плыли по бескрайнему небу, редкие созвездия, которых в центре города не увидеть, переливались алмазами на тёмном покрывале. Красиво, если взгляд ниже не опускать… Лесная чаща всё так же пугала свой загадочностью. — Ну как? — разрушает тишину Сынмин, проверив время на телефоне. — Вспоминается что-нибудь? Брат не делился с ним маленькими паззлами, которые подкидывала пострадавшая память. Сынмин знать не знает, что парень помнит пинки и песню. Сегодня перед выходом в голову постучало ещё одно размытое воспоминание. Безымянный вдруг вспомнил, что запах в салоне малышки кажется ему родным, будто его прошлое было пропитано этим ароматом терпких роз. На Минхо это не произвело никакого эффекта. Аромат этих цветов довольно распространён — будь то парфюм или кондиционер для белья — пахнет одинаково химозно и встречается везде. А вот парень тогда задумался… И сейчас он в некоем трансе стоит, закрыв глаза и мычит уже знакомую мелодию. — Он помнит эту песню, — подсказывает Минхо, подкрадываясь ближе к брату. — Узнаёшь мотив? — Никогда не слышал. — А мне она кажется знакомой. — Может, это гимн всех больных на голову? Младший шутку не оценил и решил отомстить (не за себя конечно же) резким толчком в живот. Сынмин в ответ дал Минхо мягкий, но уверенный подзатыльник. — Ещё раз… — Да, да, отцу пожалуешься, я помню, — Минхо старается не превышать допустимый уровень громкости, чтобы парня не отвлекать. Этот заботливый взгляд перехватывает Сынмин и цокнув (тоже не громко) решает скрасить безделье новыми претензиями. — Слушай, я конечно понимаю, что он пострадал и всё такое, но не надо с ним обходиться, как с беспомощным. — Что? О чём ты? — Я про эти ваши держания за ручки и вот про этот материнский взгляд, — брат фыркает и весьма липким взглядом, мажет по растерянному лицу младшего. — И вообще, послушай господина Муна и отвези его к неврологу. — Давай ты хотя бы сейчас выключишь режим праведного тирана? Такой вечер прекрасный, — Минхо давит из себя глупую улыбку и разводит руки в стороны. — А ты всё портишь своим нотациями. — Ты видимо забыл, как отчитывает отец? Так скоро вспомнишь… — Ой хватит меня отцом пугать, — ещё один панибратский толчок под рёбра и очередная затрещина. — Я не пугаю, идиот, а напоминаю, что у нас послезавтра ужин, — шипит Сынмин, потирая бок. Минхо подражает и тоже шипит змеёй в ответ: — Вот за ужином и ужинай, а не жалуйся на меня по поводу и без. — Ах, значит, у меня поводов мало? — Ага, и слишком много свободного времени. Ты бы на свидание сходил, что ли? Может, найдёшь себе новую жертву тирании. — Да я тебе… — Сынмин замахивается для очередного подзатыльника и замирает. Проходит лишь доля секунды, в которой Минхо успевает обомлеть и заледенеть, а Сынмин молнией среагировать и за два шага успеть к безымянному, чтобы вовремя поймать и не дать разбить затылок об асфальт. За одну секунду, всего одну чёртову секунду парня опять выключило, будто кто-то щёлкнул переключателем из режима «стоять» в режим «лежать». Оцепенение — это море, поглотившее лодку целиком; это змея, ядом отравившая сердце; это машина времени, вернувшая Минхо в ту ночь, когда он тащил незнакомца под проливным дождём. Сейчас дождя нет. Сегодня ангела на руках несёт брат. Шагает так легко, будто на руках держит не человека, а невесомое облако, и рычит на Минхо не стоять столбом, и поторапливаться. Он бы рад, но ноги тяжёлые, а действия заторможенные. Тупое непонимание происходящего и острая тонкая ревность пронзали разум раз за разом, пока Минхо переставлял ноги в сторону тачки. Он, конечно, просил безымянного отвлечь Сынмина, но не таким же способом. Почему-то крохой надежды хотелось верить, что это спектакль, что сейчас старший усадит парня назад и тот откроет глаза, утешив перепуганных вялой улыбкой… Хотелось… — Ч-что с ним такое? — Садись вперёд, — командует Ким, когда Минхо открывает вторую заднюю дверь и смотрит, как брат проверяет пульс и устраивает под тонкую шею лежачего непонятно откуда взявшийся свёрнутый пиджак. — Сын… Сынмин? — блеет младший, влажными пальцами скользя по глянцевой двери. — Чего встал? Звони доктору Муну, — не глядя на Минхо, Сынмин пристёгивает парня ремнями и поправляет колени, чтобы те не пострадали при закрытии двери. Ступор — это удар молнии, который внезапностью своей парализовал и сжёг все разумные мысли напрочь; это дикий кролик в свете фар надвигающейся угрозы, неспособный правильно среагировать; это ковш ледяной воды на голову, замораживающей даже чувства. — Я сказал в машину! — гавкает Сынмин, уже устроившийся за рулём. Утробный рык хаммера выводит Минхо из состояния шока, но ненадолго. Разума хватает только на то, чтобы покорно сесть, перед этим уронив ключи от малышки в карман, и закрыть дверь. А дальше… Дальше он загоняется по-новой, пока Сынмин мчит по прямой и скрипит шинами на поворотах. Это необычно и непривычно. Такой Ким Сынмин предстаёт перед братом впервые, но и на это младший внимания не обращает. Он перепуган так, что сам едва держится на грани обморока. — Всё будет хорошо, слышишь? — будто через толщу воды доносится грубый голос брата. — Дыши. И Минхо не понимает: это реальность или больная фантазия?