Before Sunrise

      — Я уж подумал, что ты решил сбежать.              Чимин оборачивается и видит Чонгука, идущего к набережной почти вприпрыжку: тот выглядит чрезвычайно довольным тем, что больше не придётся нести в руках тяжёлые сумки. На нём всё те же чёрные брюки, но сверху уже не толстовка, а белая широкая футболка.              — Было бы глупо делать это без вещей, не находишь? И вообще, это я должен был переживать, что ты улизнёшь с моим рюкзаком, — удивительно, но эта мысль приходит Чимину в голову только после того, как он озвучивает её.              — Я ранен в самое сердце, — Чонгук картинно хватается рукой за левую часть груди и сгибается пополам, — ты ведь умеешь проводить реанимацию?              Лукавый взгляд из-под опущенных ресниц не производит должного впечатления на собеседника:              — Боюсь, ты уже покойник, раз думаешь, что на меня можно положиться в таких вещах, — он улыбается, подходит ближе к Чонгуку и начинает похлопывать того по спине, — ну ладно, скажи, тебе уже лучше, или мне придётся искать нового гида?              — Не знаю, в курсе ли ты, но я — лучший путеводитель в этом городе, — парень резко выпрямляется и хватает Чимина за руку, будто тот и правда собирался уходить, — по крайней мере, так говорит моя бабушка.              — Чонгук, прости, но твоя бабушка вряд ли может считаться беспристрастным судьёй, – горе-гид в ответ на это слегка надувает губы, и Чимин спешит продолжить, освобождаясь из захвата, — хотя я не сомневаюсь, что мне в любом случае понравится твоя экскурсия.              — Да, кстати, об этом. Что именно ты хотел бы увидеть? Ты уже бывал в Берлине?              Чимин почему-то не хочет рассказывать своему спутнику о том, что именно здесь и начались когда-то его европейские каникулы. Тем более что первые дни путешествия запомнились ему отнюдь не прогулками по живописным улицам немецкой столицы. Он тогда даже не хотел выходить из номера отеля без лишней необходимости, подумывая вместо этого купить обратный билет в Корею на более раннюю дату.              — Честно говоря, у меня нет каких-то особых предпочтений, — Чимину удаётся подобрать ответ, за которым не последуют дополнительные расспросы, к которым он не готов. Пока нет.              — Это хорошо. Если подумать, в такое время почти все музеи уже не работают, — Чонгук смотрит в экран своего телефона, — даже еврейское кладбище, скорее всего, закрыто.              — Кладбище? — Чимин встаёт как вкопанный и заметно напрягается.              — О да, не волнуйся, вообще-то, оно больше похоже на парк, — видя панику в глазах напротив, «лучший путеводитель в городе» пытается объясниться, однако выходит у него, мягко говоря, неважно, — знаешь, у меня было примерно такое же выражение лица, когда моя подружка повела меня туда на свидание на первом курсе. Бывшая. Бывшая подружка. И расстались мы, к слову, не из-за кладбища. Правда. Там очень красиво.              Невозможно не заметить, что Чонгук немного нервничает и даже запинается, пока старается связать слова в предложения. Чимин находит забавным то, что не он один теперь несёт всякую чушь, но списывает это на банальное нежелание гида испортить своему единственному слушателю всё впечатление от прогулки по городу. Чтобы разрядить обстановку, Чимин всем своим видом показывает, что перспектива оказаться на кладбище с малознакомым парнем, который несколькими минутами ранее унёс все его вещи в неизвестном направлении, вовсе не пугает. Действительно, чего уж тут бояться? Собрав всё своё мужество в кулак, он продолжает шагать и интересуется:              — Оно старое?              — Да, ему точно больше века, — Чонгук немного расслабляется, видя, что собеседник не торопится записывать его в городские сумасшедшие. — Насколько я помню, оно считается самым большим еврейским кладбищем в Европе. Даже в разгар Второй мировой там время от времени проводились богослужения и погребения.              — Разве такое было возможно?              — Кладбище просто огромное. На нём вплоть до конца войны прятались местные жители, опасавшиеся репрессий. В том числе и раввин еврейской общины. Он и проводил церемонии. Это место находится совсем недалеко от центра, можем зайти туда, если успеем до темноты. Думаю, было бы странно устраивать там свидание ночью. То есть проводить экскурсию. Было бы странно проводить там экскурсию ночью. Да, это то, что я хотел сказать, — на этот раз Чонгуку удаётся сохранить внешнее спокойствие и чёткость речи, но кончики его ушей вспыхивают, и это сложно не заметить.              — Тогда просто пойдём вдоль воды в сторону центра? — стараясь не смущать внезапно оторопевшего знакомого ещё больше, Чимин сам ненадолго берёт на себя роль экскурсовода. — Кстати, что это за река?              — Шпре.              — В ней можно купаться?              — Нет, река судоходная. Но для жителей города на ней был сконструирован плавучий общественный бассейн с террасой и баром. Я был там как-то со своей…              — Девушкой?              — Бывшей девушкой, — Чонгук старательно подчёркивает первое слово, будто бы неуверенный, что достаточно чётко обозначил это ранее. — Сейчас я ни с кем не встречаюсь.              — Я тоже.              Услышав это, парень тут же загорается как новогодняя ёлка и начинает тараторить с удвоенной силой, кажется, только сейчас вспоминая, что на него, вообще-то, была возложена почётная миссия показать Чимину Берлин:              — Знаешь, мы могли бы посмотреть на город с воды. Мы как раз успеваем на вечернюю часовую экскурсию. Тут недалеко есть место посадки и высадки пассажиров.              — Я небольшой фанат лодок и кораблей. Детская травма после просмотра «Титаника».              — Ну, во-первых, я уже говорил, что неплохо плаваю. А во-вторых, я бы ни за что не поступил с тобой так же, как Роуз с Джеком. Доверься мне.              Чонгук оказывается на шаг впереди и протягивает ладонь, приглашая следовать за ним. Чимину стыдно признаться даже самому себе, но всё, чего ему хочется сейчас, — прикоснуться к чужим пальцам в ответ. И если ради этого придётся согласиться на часовой круиз, сбежать с которого он сможет, в случае чего, только вплавь, то так тому и быть.              — А ведь я мог бы спокойно пить кофе в аэропорту… — с трудом притворяясь недовольным, Чимин берёт Чонгука за руку и идёт в сторону станции, о которой тот только что говорил.              — Серьёзно? Брось. Ты ведь тоже рад тому, что я предложил тебе пойти со мной. Ты и правда собирался провести полдня в зале ожидания?              — Не знаю. Думаю, да. Наверное, сейчас я бы уже спал. Или шлялся по всему аэропорту. Читал книгу или смотрел сериал… Возможно, плакал бы над кофе из-за того, что ты не пригласил меня погулять по городу, — Чонгук ведь не догадается, что это не шутка? — А ты?              — Вообще-то, думаю, я бы просто увязался за кем-нибудь ещё. Ауч! — парень получает слабый толчок в бок.              — Значит, я всего лишь глупый доверчивый кореец, который первым повёлся на твоё милое личико? — Чимин изо всех сил пытается нахмуриться и придать своему лицу грозный вид, но не может сдержать смеха, глядя на веселящегося Чонгука.              — Эй, это я должен дуться, я думал, что всё дело в моей огромной душе! — в противоположность своим возмущённым словам, Чонгук улыбается ещё шире с момента, как слышит про своё «милое личико». — Смотри, это здесь.              По правую руку от них Чимин видит довольно большой прогулочный катер с открытой верхней палубой. Его непутёвый гид настаивает на том, что сам купит билеты. Рассмотреть стоимость, прежде чем Чонгук засовывает их в карманы, удаётся только чудом: двадцать восемь евро с человека. Недёшево. Нужно будет потом обязательно отдать своему новому знакомому всё, что тот на него потратил. Только вот когда потом? Они разойдутся через несколько часов и больше никогда не увидятся. Разве что Чимин напишет ему любовное письмо и отдаст вместе со своим сердцем, как когда-то поступила бойкая Джессика из летнего лагеря по отношению к нему самому. Притом причины, по которым Чимин и Чонгук не смогут ответить на признание, окажутся диаметрально противоположными: одному из них уже тогда нравились только парни, а другому и сейчас всё ещё нравятся только девушки.              — Эй, о чём задумался? — Чонгук снова хватает парня за руку и идёт в сторону свободных сидений.              — Пытаюсь понять, далеко ли отсюда плыть до берега. Знаешь, всегда ведь бывает полезным просчитать все варианты на случай возникновения непредвиденных ситуаций, — ему не стоит знать правду о том, что на самом деле тревожит Чимина.              — Кстати, о предвидении. Смотри, там впереди идёт гадалка.              — Что? Какая ещё гадалка?              — Да вот же, посмотри перед собой, — Чонгук берёт Чимина за подбородок и разворачивает в сторону колоритной женщины средних лет, приближающейся к ним, — о нет, я встретился с ней глазами.              — Она что, идёт к нам? — он сжимает чужую ладонь чуть сильнее, чем следует.              — Кажется, да.              — Вот чёрт!              — Не хочешь, чтобы тебе гадали?              — Нет.              — Ты уверен?              — Уверен.              — Ладно.              — Здравствуйте, — а вот и она, — я хочу погадать вам по руке.              В этот момент женщина смотрит исключительно на Чимина.              — Да, — видимо, он просто не слишком любит отказывать людям, — конечно, сколько это стоит?              — Для вас два евро, — Чимину становится жутко интересно, скольких людей ей нужно вот так облапошить, чтобы отбить хотя бы стоимость самой прогулки на катере.              — Хорошо, — он убирает свою руку из мягкой ладони Чонгука и тянется в карман за мелочью.              — Итак. Вы путешествуете, — Чимин борется с желанием закатить глаза: конечно, ведь кто, кроме туристов, будет покупать экскурсию по Берлину за тридцать евро, — и вы живёте далеко отсюда. Вы любите приключения, хотя и устаёте от них. Вы ищете что-то. Вас интересует предназначение. И обескураживает несправедливость. По отношению к вам тоже недавно поступили нечестно. Но вы должны уйти от этих мыслей. Вы — яркая звезда. Звёздная пыль. Вам не подходит несовершенство жизни, не нужно хвататься за него. Лишь отпустив, вы найдёте истинную связь с судьбой и другими людьми. Вы с ним не слишком хорошо знакомы?              На последних словах она кивает в сторону Чонгука, который внимательно наблюдает за происходящим со стороны, немного приоткрыв рот. До этой секунды женщина не обращала на него ровным счётом никакого внимания.              — Ну как вам сказать…              — Всё будет хорошо. Он научится, — гадалка похлопывает Чимина по плечу, но он совершенно ничего не понимает. Она тем временем продолжает:              — Вы оба — звёздная пыль. А ещё вы станете известным человеком. И это поможет вам найти.              Женщина не даёт задать себе ни единого вопроса, быстро поднимаясь на ноги и ускользая вместе с заработанными деньгами на нижнюю палубу так же незаметно, как и появилась.              — Отлично. Просто отлично. Это было очень мило. То есть, что мы все звёздная пыль, а ты станешь знаменитым. Надеюсь, ты воспринимаешь это не более серьёзно, чем любой гороскоп, — Чонгук не может скрыть своего раздражения.              — Да что с тобой? Она ведь могла не знать, что у меня каникулы. И что мы незнакомы. И что я стану великим, — Чимин и сам минуту назад совсем не верил в глупые предсказания, но реакция показалась ему настолько интересной, что он решил немного помучить своего нового друга.              — Ты ведь не хотел, чтобы тебе гадали. Что это вообще за чушь: «Он научится»? Чему я должен научиться? Это довольно снисходительно. Она даже не стала мне ничего говорить! Знаешь, если бы ей постоянно пришлось рассказывать людям правду, она бы вмиг растеряла всех клиентов… Нет, послушай, ты только представь: бедная немецкая старушка накопила денег, чтобы сходить к этой гадалке. Пришла к ней в нетерпении, желая поскорее узнать своё будущее. И всё, что говорит ей предсказательница, сводится к следующему: «Завтра и все оставшиеся дни будут такими же, как сегодня… скучным набором часов… И больше ничего. У вас не будет новых возлюбленных, новых мыслей, новых путешествий… И когда вы умрёте, о вас все позабудут. С вас два евро, пожалуйста». Хотел бы я на это посмотреть.              — Да, странно, что она почти тебя не заметила. Интересно почему. Знаешь, а мне понравилось то, что она сказала, — Чимин старается сохранить серьёзное выражение лица, чтобы не выдать себя с потрохами.              — Конечно, тебе понравилось. Когда платишь деньги, обязательно услышишь то, что тебе приятно.              — О боже. Ты как ребёнок, на которого не обратили внимания в гостях.              — Ошибаешься. Мне неинтересно, о чём говорила эта шарлатанка.              — Да, именно поэтому ты и сидел с открытым ртом.              Предотвращая возражения, Чимин опережает его с ответом:              — Ладно, не дуйся ты так. Лучше скажи, что мы сейчас проезжаем.              Чонгук, забывший, кажется, что они на экскурсии, начинает оглядываться по сторонам.              — Мы проплываем мост Лютера. По правую руку от тебя находится Тиргартен — самый большой парк в городе. По пути будет ещё несколько. Кстати, ты знал, что в Берлине больше мостов, чем в Венеции?              — Нет, но он очень красивый с воды, — Чимин какое-то время любуется видом, немного облокотившись плечом на соседа, но тут замечает пожилую пару, сидящую в нескольких рядах от них в идентичной позе. — Чонгук, ты знаешь кого-нибудь, кто счастлив в браке?              — Конечно. Пожалуй, я знаю счастливые семейные пары. Но я думаю, они, так или иначе, обманывают друг друга. Разве твои родители не счастливы вместе?              — Да. Не знаю, лгут ли они. Надеюсь, что нет.              — Страшно подумать, но люди могут всю жизнь прожить в обмане. Моя бабушка, про которую я тебе уже говорил, была замужем, и я всегда думал, что это была обычная романтическая история. Но она как-то раз призналась мне, что всю жизнь мечтала о другом мужчине, которого всегда любила. Её родители, пережившие гитлеровскую оккупацию, были против её союза с немцем, которого она встретила во время каникул в Париже, и она просто смирилась с судьбой. Это так грустно. И в то же время мне нравится думать, что она испытывала все эти чувства и эмоции, на которые я считал её неспособной. Если подумать, мы ведь никогда не смотрим на наших родителей и близких как на обычных людей со своими историями и страстями.              — Возможно, если бы твоя бабушка узнала его получше, со временем она бы в нём разочаровалась.              — Откуда ты знаешь? Ты часто разочаровывался? — Чонгук разворачивается к Чимину, как будто боясь не расслышать ответ на свой вопрос.              — Просто люди всё видят в романтическом свете, и порой это не имеет никакого отношения к реальности.              — Разве ты сам не романтик?              — Ты меня не знаешь, — бубнит Чимин, почувствовав, что Чонгук ухватился за что-то слишком личное, — и, между прочим, это не я затащил нас на паром на закате сразу после прогулки вдоль реки.              — Виновен по всем пунктам, смысла отпираться нет. Смотри, сейчас справа появится здание Рейхстага. Жаль, что не получится подняться сегодня на крышу. Было бы ещё романтичнее.              Чонгук начинает рассказывать Чимину обо всём, что они видят на своём пути, пока тот мирно лежит у него под боком, запоминая от силы четверть из того, что ему говорят. Уже через несколько минут сон наваливается тяжёлым одеялом — под мерное покачивание волн, шум лодочного мотора и приятный голос человека рядом. Чимину снятся пальцы, которые перебирают его волосы, и тёплая рука на собственном плече.