Удерживая огонь

Разбросанные повсюду пустые бутылки и разнокалиберные в своей яркости и обсценности граффити дивно сочетались с излучающими живое тепло свечами, аккуратно расставленными по периметру призывного круга. Уверенная рука – а если точнее, несколько рук, – выводили хитросплетённую вязь символов. Вергилий, может, и предпочёл бы провести всё самостоятельно, да только Данте сразу дал понять, что будет участвовать – памятуя, чем заканчивались разы, когда неугомонный брат оставался не у дел, решено было старых ошибок не повторять. Но с одним условием: непосредственно призывом занимался старший. – Сегодня точно лучший для этого день? – Да. – Зимнее солнцестояние, правильно? – Да. – Ты совсем не нервничаешь? Вергилий повторно зажёг погасшую из-за сквозняка свечу, выпрямился и пронзительно уставился на переминающегося с ноги на ногу брата. – А какой в этом толк, Данте? У нас либо получится, либо нет – третьего не дано. Самому бы так верить в это непоколебимое спокойствие. Как бы ни хотелось убедить себя в обратном, микроскопические иголки нервозности то и дело кололись в желудке. Возможная удача беспокоила не меньше неудачи, принося с собой назойливые мысли. Какова будет встреча? Что Вергилий скажет? Что услышит в ответ на главные вопросы – и услышит ли вообще? Это если не учитывать вариант, в котором призыв закончится ничем, подобно десятке прошлых попыток. Решив в итоге разбираться со всеми проблемами по мере поступления, Вергилий, бросив на Данте очередной предупреждающий взгляд, встал в нужном месте и, соткав из воздуха призывной клинок, резанул им руку. Первые капли крови пролились – ритуал начался. Выбранный для этого заброшенный гараж прежде сдавался в аренду, сейчас же его облюбовали подростки и бездомные. Благо, ни тех, ни других поблизости не наблюдалось. Близнецы хорошенько постарались, отпугивая от приглянувшегося места всё живое. Продуваемое ветрами, оно обеспечивало какую-никакую приватность. Трепещущие огненные язычки вспыхнули ярче, и Вергилий вложил энергию в тянущуюся от одного мира к другому связующую нить. Расширил её достаточно, чтобы образовать проход – обычным людям понадобилось бы для этого… много одарённых магически людей, – весь встрепенулся, чувствуя нечто похожее на смутный ответный зов. А потом его словно с размаху ударили по голове: звенящая боль разорвала виски, он согнулся, прижимая к ним перепачканные подсохшей кровью ладони. Связь, всё же, оказалась слишком нестабильной. – Вергилий! Чёрт возьми, бро, надо было не морозиться почём зря, а позволить мне помочь. По крайней мере, для поддержания одним человеком. Сморгнув пляшущие в глазах бензиновые пятна, Вергилий воззарился на полного решимости брата. Скривился, лбом ко лбу сталкиваясь с его правотой. Вечно полагаться на Данте – непозволительная роскошь для кого-то в их положении. А если вдруг они тоже окажутся разделены? Такая перспектива не нравилась ему, но подготовленным нужно быть и к худшему. Подготовленным в достаточной мере, чтобы быстро к младшему возвратиться. Сейчас, к сожалению, времени у них было не так много, чтобы Вергилий пробовал самостоятельно провести призыв снова и снова. Скорее уж он выбьется из сил, чем добьётся чего-то путного. Приняв свою судьбу, он поманил Данте поближе к кругу. Ритуал проходил заметно легче, когда они вдвоём влили в него свою кровь и силу, вот только результат оказался неизменен – с хлопком взорвалась скопившаяся над головами энергия, повалив обоих на землю. Страшно загремели ржавые металлические ворота, свечи погасли все как одна. Меж плотно сжатых зубов Вергилия прорвалось шипение – от досады очень захотелось выругаться. Опять неудача. Он не желал этого признавать, просто отказывался, но вера в принесённый попытками результат медленно разваливалась. Пообещав себе не останавливаться, пока поиски не принесут хоть какой-то результат, он не ждал, что решимость начнёт сдавать первой. – Почему на этот раз не вышло? – помрачневший брат сел, ногой сбив ближайшую свечу. Будто несчастная парафиновая палочка испортила весь ритуал. – Рад бы знать. – Думаешь, высший демон способен просто отказаться являться на призыв? – Только не он и не когда призываем мы, – резко ответил Вергилий. Данте усмехнулся криво – грустно, откровенно говоря, – но согласился. – Ты прав. Затем что-то изменилось. Прежде просто расстроенный Данте напрягся, его лицо неуловимо изменилось – в заострившихся чертах проявилось нечто хищное, нечто прорывающееся наружу всё чаще. Всего за мгновение он оказался у ворот, за которыми слышалось какое-то копошение – ждать не стал, поднырнул под ними, приподнятыми. Копошение усилилось, кто-то тонко пискнул. Тогда Вергилий поднялся, аккуратно выглядывая наружу. Выпрямившись в полный рост, Данте за шиворот удерживал дрыгающегося, сопротивляющегося ребёнка. Вергилий пригляделся: ребёнок оказался не ребёнком – девчонкой примерно их возраста, только совсем уж низкорослой. Кажется, он где-то её видел, только припомнить не мог, где. – А ну… а ну отпусти меня! Пугливостью она, похоже, не страдала. – Нечего было лезть, тогда не попалась бы, – отозвался Данте угрюмо и подозрительно. – Ты что здесь вынюхиваешь, а? Девчонка взглянула на него, как на полоумного. – А здесь есть что вынюхивать? – завидев приближение Вергилия, она озадаченно хлопнула глазами; одним – зелёным, другим – красновато-карим. – Ох. Вы одинаковые. – Ты от ответа не уходи. Вергилий не дал брату встряхнуть её за шиворот, как нашкодившего котёнка. Смысла в этом всё равно никакого, а девчонка того гляди от неосторожного движения сломается. – Она нам не угроза. – Она рядом крутилась. – Да я мимо проходила! С одноклассницами! – взвизгнула разноглазая. – А сюда пошла из-за странных звуков на спор, потому что остальные – трусихи! По крайней мере, она не лгала. И, вероятно, не очень хорошо выбирала приятелей. Вергилий заметил, как парочка девиц её же возраста выглядывали из-за угла, но подходить не торопились. Смело, конечно – даром что глупо. – Данте. Выражение лица у брата на мгновение стало отсутствующим. Подозрительность, недовольство, другие эмоции по щелчку пальцев пропали, заставляя Вергилия напрячься. Обычно после такого "отключения" шла вспышка гнева, в последнее время льющегося из Данте всё чаще. Он уже приготовился отвесить тому крепкий подзатыльник или, по меньшей мере, вырвать слабачку из братовых рук, но тот отпустил её сам. Девчонка, поправив воротник куртки, обожгла Данте сердитым взглядом, а затем лихо зарядила тому коленом между ног. У Вергилия аж дыхание перехватило. О, это был запрещённый приём – и очень, очень болезненный. Согнувшийся в три погибели брат ощущал это гораздо острее. – Получай что заслужил, урод! – девчонка времени зря не тратила; совершив преступление, была такова. Вергилий благосклонно подождал, пока Данте прекратит целоваться с землёй. Даже посочувствовал – почти. – Вот так годами сражаешься с демонами, а потом какая-то малявка одним движением делает тебя стерильным. – З-заткнись, Верг… Старший усмехнулся, хлопнув близнеца по плечу, и вернулся в гараж. Нужно убрать за собой – круг, конечно, уже не сотрёшь, но его можно прикрыть щедро оставленным здесь мусором, который он брезгливо распинал по всему помещению. Уж лучше так, чем дотрагиваться до неизвестно где побывавших бутылок руками. Проведённые в бегах годы, казалось, должны были научить обратному, однако он ещё сильнее возненавидел соприкосновения с беспорядком. Вскоре к нему присоединился отошедший от боевого ранения Данте. Свечи сложили быстро и молча – раздобыв их с большим трудом, теперь они берегли их как зеницу ока. Собрались, выбравшись на пощипывающий холодком декабрьский воздух, двинулись по дворам, пробираясь между скромных двух-трёхэтажных домов. Прежде нервного брата наконец охватило спокойствие. Напоминающая длинную ленту улица расширялась, освобождаясь из тисков зданий, а в конце её возвышалось белое здание. Окружал его простой металлический забор, на котором невозможно было не заметить массивную табличку с выпуклыми железными буквами – "Морис Айлендский сиротский приют". Перебравшись через ограду, братья поторопились внутрь. Недовольно цокнул подметающий крыльцо дворник, однако ничего не сказал. Все привыкли, что эти двое порой делают то, что им вздумается, и ничто не способно их остановить – проблем не доставляли, и на том спасибо. Вергилий слышал, как шептались о них воспитатели и другие приютские. Появившиеся из ниоткуда близнецы с неизвестным прошлым, проблемные, непокорные и уже, кажется, сменившие несколько детских домов. Не всё из этого было правдой – попавшиеся органам опеки впервые после исчезновения Модеуса, братья не хотели рассказывать, кто они и откуда, но работники организации выяснили всё сами; поэтому, воспитателям было известно, что они из Редгрейва, и что семья их погибла в ужасном пожаре, – однако во всём остальном слухи от реальности отличались не сильно. Поначалу их возвратили в редгрейвский церковный приют, где они даже недели не пробыли. Вергилий терпеть не мог те злополучные стены, тёмные недружелюбные коридоры и промозглый, гниловатый от постоянной сырости воздух. На место старой карги Нэн пришла другая монахиня – такая же седая, но не напоминающая длинную сухую рейку, – однако он не видел разницы. У Данте хороших воспоминаний о том месте тоже не осталось, поэтому они сбежали, прихватив припрятанные вещи. Проскитались по городам ещё несколько месяцев, прежде чем попались снова, на сей раз не оказав особого сопротивления. Им нужно было где-то пожить и хотя бы временно не заботиться о пропитании, и как бы Вергилий не ненавидел снова прятать Ямато или делать вид, что он беспомощный подросток, выживать без Модеуса оказалось проблематично. Влияние наставника гораздо сильнее влияло на их жизнь, чем казалось изначально – в основном именно он находил жильё, он улаживал "взрослые" вопросы вроде наличия воды или электричества, он просто… всегда был где-то рядом, пусть и не находясь на расстоянии вытянутой руки. Мысли о нём скисали и сворачивались, как перестоявшее на жаре молоко, поэтому Вергилий выбирал думать о том, что может сделать в будущем, а не вспоминать прошлое. В итоге, дорога злоключений привела их в Морис Айленд. Местный приют оказался неплох, а уж Вергилию было с чем сравнивать. Здание стояло в достаточно тихом месте, детей здесь было немного, воспитатели никого не били – это дарило иллюзию спокойной жизни, в которую Вергилию никогда не получалось поверить. Другие приютские к ним не приставали, вероятно, чувствуя, что никого из них целью для издевательств не сделаешь. Наверное, даже побаивались – это было заметно в бегающих взглядах, шепотках и том, что к ним никогда не подходили слишком близко. Вергилия это устраивало. Пускай боятся. Так от людей меньше проблем. Настоящим порядком вещей получилось бы даже насладиться, если б не как обычно возникающее в самый неподходящий момент "но", заключающееся в одном-единственном человеке, ушедшем немного вперёд. Внешне спокойный Данте двигался быстро, даже резковато, будто постоянно сдерживал себя от того, чтобы не сорваться. Почти взлетев на второй этаж по узкой лестнице, шугнул спешно прижавшегося к стенке парнишку, имени которого никто из них не знал – Вергилий вздохнул и поспешил следом. От Данте веяло демоном. Это было похоже на ореолом окружающее его статическое электричество, на тревожный голос на периферии сознательного: держись подальше пока живой. Вергилия накрученность брата не пугала. Скорее, просто действовала на нервы, вызывая желание огрызнуться, а лучше сцепиться с ним в хорошей драке. Иногда так оно и случалось. Тем не менее, в его глазах эта проблема главной не была. Триггер, мешающий жить брату, у него самого толком не проявлялся. Поначалу Вергилий недоумевал, потом – начал нервничать. Это ему нужен триггер; в отличие от Данте, он всегда к этому стремился, но, по какой-то ядовитой иронии, отцовский потенциал не торопился просыпаться на полную. Да, он мог чувствовать спящий глубоко внутри триггер, мог касаться его и использовать, чтобы усилить себя в бою. Но всё это было не то. Будь здесь Модеус, он бы что-нибудь подсказал. Брат, тем временем, уже добежал до второго этажа, представляющего из себя просторную площадку, в которую вытекала лестница. Справа и слева тяжёлые двери прикрывали выходы в разные крылья приюта: в левом жили девчонки, в правом – парни. Туда Данте и нырнул, Вергилий – за ним. В комнатах жило по два-три человека – им повезло оказаться в двухместной, – но во всём крыле царила тотальная тишина. Неудивительно – большинство воспитанников сейчас находилось на занятиях в местной школе. Вообще-то, они там тоже должны были быть, но из-за ритуала опаздывали. Вергилий поджал губы, раздосадованный таким просчётом во времени. Они должны были уложиться, в итоге же опаздывали. Данте запихнул свечи в прикроватную тумбочку и стянул через голову выцветший свитер крупной вязки – на открывшейся груди с проступающими очертаниями развивающейся мускулатуры, блеснула серебряная цепочка с тяжеловесной подвеской из красного камня в такой же оправе. Вергилий рефлекторно коснулся места, где под слоем одежды кожи касалась его собственная. С недавних пор они оба начали носить амулеты, не снимая, то ли не страшась более кого-то, кто мог бы их отнять, то ли удерживая у сердца последние фрагменты ускользнувшего детства. – Не пялься, – подмигнул брату Данте, запаковываясь в форменную приютскую рубашку. Сверху накинул не менее разношенную куртку. – В свитере было бы теплее. – Хочешь, чтоб я испарился? Мне постоянно жарко. Вергилий не спорил, собирая учебные принадлежности. Об этом стоило подумать раньше, но с утра все его мысли были заняты предстоящим ритуалом, а Данте – ну, что с него взять, – вообще об этом не запаривался. – Ты готов? Копаешься так, будто та малявка не ударила тебя по яйцам, а довела до полусмерти. – Удар по яйцам – и есть маленькая смерть. Больше солидарности, придурок. – Непременно, – ехидно хмыкнул Вергилий, – Всё, заканчивай возиться, иначе совсем опоздаем. К школе бежали, догоняя упущенные минуты. Вергилий на ходу сказал, что после занятий им необходимо вернуться в нужное место и повторить ритуал, сразу после этого словив на себе непонятный братов взгляд. Вслух не было произнесено ни слова, вот только это ему всё равно не понравилось. Он знал: так смотрят на тех, кто руками ловит ветер. Но он ветер не ловил и не добивался неосуществимого. Опоздание учителя спасло их от наказания – близнецы ворвались в аудиторию за несколько минут до его появления. Раскладывая перед собой исписанные аккуратным убористым почерком конспекты, Вергилий не мог не признать, что учиться ему нравилось даже несмотря на то, что естествознание никак не помогало углубить или расширить знания о мире демонов, физика не объясняла принципа запечатывания разрывов между мирами, а литература не знакомила с заклятиями и песнопениями. А ещё одногодки его сплошь и рядом были детьми. Вергилий не представлял, о чём разговаривать и как контактировать с ними, озабоченными несерьёзными вещами, посещающими кино по выходным, каждый вечер возвращающимися на семейный ужин. В его жизненной парадигме простота неизменно задыхалась под давлением постоянной гонки на выживание – и он привык, в другом не нуждаясь. Учёба в школе была для него этапом – недолговременным, но расширяющим кругозор. Уметь адаптироваться не повредит никогда. Сидящий у окна Данте находился здесь только физически. Вергилий видел это по отсутствующему взгляду, устремлённому куда-то в окно. Брат тянулся к людям, умел ладить, протягивать мосты. Ожидания старшего рисовали его в окружении целой толпы сверстников (хотя бы тех, что из приюта – здешние сироты имели обыкновение кучковаться), расцветающего от пробудившейся во всей красе социальности. Толпы людей вокруг Данте не появилось ни на первую, ни на десятую неделю нахождения в этих стенах. Возможно, дело было в проснувшейся демоничности, заставляющей зубы Вергилия нещадно ныть, а может и в чём-то другом. Факт в любом случае оставался фактом – Данте неуловимо изменился, в то время как сам он оставался прежним. Это было странно. Неуютно. Почти что неправильно – как если бы нечто кажущееся абсолютно привычным и понятным вдруг перевернулось на сто восемьдесят градусов. Самым отвратительным было то, что это случалось не впервые, но Вергилий каждый раз будто ступал на незнакомую, проваливающуюся под ногами почву. Возможно, всё вернётся на круги своя когда они уйдут, снова оставшись наедине друг с другом. А может, меняться будет нечему – они всегда вдвоём, не-одинокие. Занятия заканчивались к вечеру. Большинство приютских сразу словно ветром сдувало – Данте, устроившись на оранжевом от тянущего из окна свои лучи закатного солнца столе, наблюдал, как собирается Вергилий. Тот не торопился, дожидаясь, пока в коридорах и вокруг самой школы почти никого не останется. Меньше людей – меньше лишних глаз. – Так оно не работает, Верг. – Что ты имеешь в виду? Он прекрасно знал, что таилось в этих словах. Просто решил, что даст брату шанс перевести тему. – Сколько раз мы уже пытались? В Кармине, Сейнттауне, наконец, Редгрейве? Иногда мы тратили все силы и приходил кто-то другой, в основном же вообще ничего случалось, сколько бы мы ни старались. Жаль, что Данте всегда предпочитал идти напролом. – И что, предлагаешь просто взять и остановиться? – тетради, ручки, карандаши Вергилий складывал с подчёркнутой, едва ли не непримиримой педантичностью; вещь за вещью, и ещё за одной. – Признайся, что опустил руки. Но то, что это сделал ты, не означает, что я поступлю так же. После подобных заявлений они обычно ссорились – так должно было произойти и сейчас, однако вместо этого брат приблизился и с мягкой настойчивостью взял ладони близнеца в свои. Что-то в его взгляде, в обострившихся чертах лица говорило всё, о чём Вергилий в тайне думал сам. Думал, уходил в отрицание, и снова возвращался в этот проклятый круг. – Я тоже не хочу допускать и единого шанса, что всё могло для него так закончиться. Но, возможно, нам обоим нужно взглянуть правде в глаза? Когда не ждёшь, не надеешься, становится легче. – У нас нет повода действительно думать, что… – Модеуса больше нет, Верг, – его хватка стала чуть крепче. Пустота под сердцем Вергилия – всегда существующая, но нечасто напоминающая о себе, – вдруг растянула свои жадные лапы на всю грудь, поднялась даже к горлу, скрутившись там вязким комком слюны. Он кое-как сглотнул, чувствуя, как ближе подбирается ненавистная, одним махом делающая его простым человеком слабость. – Он сильный. А то, что почувствовал я – просто выкрученная на максимум тревога. – Тогда почему он до сих пор не вернулся? Вергилий сжал челюсти намертво, будто в рот ему собирались засунуть нечто отвратительное. Процедил: – Наставник обещал, а значит, обещание должен сдержать. – Серьёзно? – на сей раз Данте сжал его ладони так крепко, что кости, казалось, в любой момент могли хрустнуть. – Да не будь же ты таким слепым! – Отпусти меня, иначе сломаю нос, – ровно ответил Вергилий. Тело Данте напряглось, атмосфера вокруг него тотчас же знакомо наэлектризовалась. Сейчас точно сцепимся, – пронеслось в голове. В брате вновь проснулась преследующая его последнее время злоба, а это почти никогда не заканчивалось бесследно. Но до этого почему-то так и не дошло. Руки его разжались, а сам Данте отошёл сначала на несколько шагов назад, а затем вовсе оказался у дверей. – Повторять ритуал ты, я так понимаю, не пойдёшь. – Я пойду туда, куда и ты, – глухо ответил он, – просто хочу, чтобы ты знал, что я об этом думаю. – Но сказать об этом ты решил именно сейчас. Зачем? – Чем дольше бьёшься о закрытую дверь – тем хуже. Разве сам этого не чувствуешь? – Вергилию вдруг показалось, что весь окатывающий брата солнечный свет умирает в нём, как в чёрной дыре. – Нам нужно смириться, Верг – рано или поздно рядом не останется никого.

***

Новая попытка ритуала не удалась, и Вергилий возненавидел то, насколько его это не удивило. Куда пропадала решимость, когда она была так нужна? Модеус не придёт, – вот что сказал он Данте в день, когда наставник исчез, пропитанный этим неизвестно откуда взявшимся знанием до глубины души. Это было как вновь увидеть один из особенно ярких, не похожих на обычные кошмары снов – а уж они всегда что-то за собой несли. Потом он долго варился в котле собственных размышлений, даже братом с этим не делясь, и в итоге пришёл к тому, что сны – штука изменчивая и полного доверия не достойная. Если уж верить чему-то, так это реальности. Наставник же не зря находился рядом, делясь знаниями и опытом. Оставалось только их применить. В конце концов, ради чего Вергилий так жадно поглощал их, если не для правильного использования? Он начал бесконечный поиск именно с этими мыслями, но пришёл только к разочарованию. Забавно, что Данте, похоже, находился в этом состоянии уже давно. С раскалывающейся, потяжелевшей головой, на следующий день Вергилий побрёл в местную библиотеку – на обществознание они с братом ходили в разные группы, и дожидаться, пока тот закончит, старший не стал. Возможно, всё сказанное Данте вчера тоже сыграло свою роль. Хотелось какое-то время его не видеть, но Вергилий предпочёл думать, что не ведёт себя, как обиженный ребёнок и просто ищет полезную информацию в приятном месте. Библиотека Морис Айленда отличалась не обширностью, но своей красотой. Выглядела она волшебно: будто сошедшее с обложки готического романа здание из красного кирпича со стрельчатыми окнами, украшенными витражом, резными дубовыми дверьми и кованой оградой, обвитой гибкими побегами плюща – зимой потерявшего своё очарование, но в тёплое время года наверняка ударяющегося в плетение и рост. Невзрачный лысый библиотекарь мазнул по Вергилию взглядом, не сказав ни слова. Должно быть, привык к периодически появляющемуся здесь юноше. Вергилия то, что его не трогали, устраивало. Библиотека оставалась одним из немногих мест, где он мог побыть наедине с собой. Между высоких полок легко скрыться – достаточно немного уйти вглубь, ведя пальцами по многочисленным корешкам. Там, в самом конце, особенная литература, похоже, собираемая лично библиотекарем – впервые разглядывая посвящённые эзотерике, демонологии, артефактам тома, Вергилий глазам своим не поверил. А когда заглянул внутрь, убедившись, что всё это – не пущенная каким-то шарлатами пыль в глаза, поразился ещё сильнее. В этот раз он, впрочем, туда не торопился, лениво прогуливаясь между рядов художественной литературы. Единственный запримеченный им сборник Овидия ушёл прямо из-под рук – кто-то находящийся по ту сторону стеллажа утащил его себе. Именно в этот момент, именно эту, чёрт возьми, книгу. Досадно, когда библиотека публичная и помимо тебя там могут появляться другие люди. Отбирать книгу, впрочем, Вергилий не планировал – как и намеренно проверять, кто этот быстрорукий умник. Они и так столкнулись, почти одновременно выйдя из узких стеллажных коридоров. Брови Вергилия взлетели на лоб, когда он увидел Овидия у девчонки с разноцветными глазами. Той самой, встретившейся им с Данте возле места для ритуала. Одной рукой та прижимала к груди книгу, другой удерживала целую стопку тетрадей, и тогда получилось понять, откуда взялось странное чувство узнавания при первой встрече. Он видел её несколько раз на школьных коридорах. Кажется, она была на год или два младше – точнее Вергилий, даже собственными одноклассниками не интересующийся, сказать не мог. – Ты! – слишком громко воскликнула она, тут же прикрыв рот ладонью. – Я. – Что ты тут делаешь? Следишь за мной, что ли? – Читаю, надо полагать, – Вергилий не скрывал саркастичности своего тона. – Зачем мне за тобой следить? Разве что, ради того, чтобы ты больше не выхватывала нужную литературу из чужих рук. Она возмущённо прищурилась и немного растерялась, встав вполоборота – так, чтобы сборник Овидия оказался подальше. – Я не вырывала, просто взяла раньше. Мне она тоже нужна, надо полагать, для чтения. – Какая досада, – фыркнул Вергилий и просто прошёл мимо, взяв случайную книгу с другой полки и устроившись за предназначенным для чтения длинным столом. Если девчонка ждала, что он начнёт спорить или ругаться, то очень сильно просчиталась. Она, впрочем, и впрямь выглядела немного настороженной, продолжая глазеть даже когда он вообще прекратил проявлять к ней какой-либо интерес. Самым ожидаемым решением с её стороны было уйти – вместо этого она, немного поколебавшись, заняла место за находящимся в другом конце помещения столом, разложила тетради и взялась за домашнее задание. Никто из них не разговаривал, не приближался, не пытался каким-либо способом пойти на контакт. Вергилия это устраивало. Так продолжалось и на следующий день, и на следующую неделю. Девчонка появлялась в библиотеке регулярно, иногда тихо переговариваясь с лысым мужчиной (внимательные взгляды которого иногда действовали на нервы), но чаще всего тихо занималась своими делами. Вергилию же просто было здесь спокойно. С Данте отношения в последнее время не ладились – они даже не ругались, просто молчали, но это молчание, в отличие от библиотечного, полнилось неразрешённым напряжением. Иногда Вергилий думал, что лучше бы они подрались, но гордость не позволяла сорваться первым. Как же глупо. Он уже собирался уходить, как на стол перед ним легла книга. Овидий, – отстранённо заметил он, после чего поднял голову, посмотрев на подошедшую девчонку – та стояла над ним как в первую встречу, с тетрадями под одной рукой. – Что такое? – Она нужна была тебе, разве нет? Вергилий мог бы ответить что-то вроде может, мне она теперь тоже не нужна, однако читать нравилось ему сильнее. Он обошёлся только колючим взглядом и, взяв сборник, кивнул. – Спасибо, Мэри. – Откуда ты знаешь моё имя? – та широко распахнула глаза, чуть на месте не подпрыгнув. Старший из близнецов утомлённо вздохнул. – У тебя на тетради написано. Вон там, в правом верхнем углу. – А-а… – Если это всё, я был бы не против приступить к чтению. Девчонка – Мэри, – шумно вдохнула через нос. Вергилий не очень интересовался, закатит она истерику, обидится или никак не отреагирует на его прохладный тон – его мысли блуждали между содержанием книги, Данте, и собственными разочарованиями. – Кого из вас я ударила на прошлой неделе? – ни с того ни с сего поинтересовалась она, и это, в общем-то, неплохо Вергилия отвлекло. – Тебя или… – Не меня. Хочешь извиниться перед моим братом? – Наоборот. Уточняю, чтобы ни в коем случае этого не делать. – Грубо. – Вы двое тоже не образец для подражания. Вообще не ожидала, что плохие парни вроде тебя ходят по библиотекам. – Ну, а я не ждал, что пигалицы с острым языком увлекаются чтением Овидия. – Похоже, мы оба чего-то не знали. И я не пигалица! Кто вообще так выражается? Тебе что, семьдесят? Вергилий почувствовал себя оскорблённым до глубины души – вот и ответил чуть более горячо, чем собирался: – Вообще-то, это нормальное литературное выражение. То, что ты так не говоришь не значит, что так не говорят другие. – Я дочка библиотекаря, много знаю о всяких выражениях. Это была шутка, – Мэри почему-то улыбнулась; Вергилий честно не понял, что она такое увидела для подобной реакции. – Но я поняла – ты не из общительных, ухожу. – Премного благодарен. Он не любил людей и никогда не стеснялся этого показывать, но почему-то на контакты с ними ему везло всё чаще. Хорошо, что именно с этой особью разговаривать им не о чем.

***

– Ты в самом деле не читал "Властелина колец"? – Да. – Не может быть. – Я, может, и прочёл бы, будь у меня возможность, – пробормотал Вергилий, стараясь определить, в самом деле у него дёрнулся глаз или ему показалось. – К тому же, не факт, что мне понравится это чтиво. С тем, что им не о чем разговаривать, он здорово поторопился, хоть и не понял, как оказался втянут в диалог. Он просто скрывался, как обычно, в библиотеке – вновь появившейся Мэри лысый мужчина поручил сортировать какие-то карточки, она, оставшись одна, что-то сболтнула. Вергилий прокомментировал, не слишком понимая контекста, и оказался здесь, в разговоре о Толкине. Возможно, совсем скоро ему придётся искать новое место для уединения. Жаль. Здесь хорошо и тихо – по крайней мере, до недавнего времени было. – Пока не попробуешь – не узнаешь, – серьёзно заявила Мэри. – Это очень интересная история, с огромным миром! Там есть злобный властелин, эльфы, гномы… – Кольца, должно быть. – …в том числе кольца. А ещё орки и хоббиты! – Кто? – Узнаешь. А ещё там противостояние добра и зла. Я принесу книгу, здесь её нет. Только обещай вернуть. Вергилий задался вопросом, почему девчонка решила, что он вообще будет у неё брать нечто настолько оригинальное и неповторимое. Поэтому в ответ выдал очень логичное: – Верну.

***

– Избегаешь меня? Плечи Вергилия приподнялись. В столовой было полно людей – за столом неподалёку сидело несколько переговаривающихся о своём мальчишек. Он не помнил их имён. Занимательно, как живя в одних стенах они оставались незнакомцами. С Данте до сегодняшнего дня ситуация не улучшилась. Сейчас же брат отставил чашку со слишком сладким чаем в сторону и подпёр подбородок кулаком. – Ничего подобного.  – О, да ладно, не настолько же я дурак, чтобы ничего не замечать. После занятий сразу исчезаешь, утром из тебя слова лишнего не вытащишь, днём ты весь такой умный в учёбе – тоже на контакт не идёшь.  – К твоему сведению, вся моя жизнь не должна вращаться вокруг тебя.  – А если появятся дем... – Вергилий резким взмахом руки заставил брата заткнуться, после чего поднялся.  – Поговорим наверху.  Почти-соседи начали к ним прислушиваться, так что продолжив в том же духе они имели все шансы прослыть полными психами. Репутация в месте, откуда всё равно пришлось бы рано или поздно сбежать, не входила в приоритеты, но и прослыть сумасшедшим, когда они только-только в очередной раз залегли на дно, не хотелось. Оба поднялись на второй этаж и добрались до комнаты. Стараясь не повышаться голоса, Данте прислонился к стене и руки сложил на груди, Вергилий встал напротив, зеркаля его позу.  – Прямо сейчас ты используешь демонов как повод вообще не расставаться.  – О, да ладно? Я могу сказать то же самое: ты используешь Модеуса как повод для самокопаний и отдаления.  – Это здесь вообще не причём, – шикнул Вергилий, – чтобы чего-то добиться, Данте, нужно пытаться снова, снова и снова. Остановиться – значит, проиграть.  – Или взглянуть наконец в лицо реальности.  – Мне не нужна такая реальность. Они уставились друг на друга, слишком упрямые, чтобы уступить, и слишком расстроенные, чтобы сразу продолжать спор или возвращаться к теме, от которой отошли. Пальцы Вергилия сжались, натянув ткань рубашки на предплечье.  – Не хочешь что-то мне рассказать?  – А ты?  Не диалог, а хождение по кругу. Впрочем, диалог – слишком громкое слово для клубка недомолвок, изматывающего и ведущего в никуда. Между ними теперь глухое молчание и электрическое напряжение, в любой момент способное разразиться грозой. Может, спровоцировать, выплеснув наконец накопившееся? Не описать, насколько соблазнительной кажется эта идея, однако желание не выставлять себя идиотом пересиливает. Возможно, они поговорят об этом. Позже, когда Вергилий будет готов.  – Расскажи хотя бы, где пропадаешь, – Данте говорил это (или, скорее, цедил), сквозь намертво сжатые челюсти.  – В библиотеке.  – Мне стоило догадаться. Идём спать, – не расщедрившись на лишние докапывания, брат первым отправился чистить зубы перед отбоем. Вергилий последовал его примеру с гнетущим чувством неразрешённости и резко накатывающей усталостью. Сон должен был прийти сразу, но заснуть упорно не получалось. Во многом – из-за выработавшейся за годы скитаний привычки дежурить по ночам. Нужда в этом как таковая до сих пор не пропала – гончие могли выследить их, пусть они и пытались не отсвечивать. У Данте всё так же, Вергилий знал это. Не единожды ему приходилось слушать, как тот ворочается и тихо вздыхает. Совсем не как спящий. В этот раз он затих практически моментально, а вот старшему словно раскалённым свинцом глазное дно обожги – веки не смежить никак, – вот и оставалось, свернувшись клубком, медленно дрейфовать в собственных размышлениях и всеокутывающем неуюте. Подушка казалась каменной, одеяло не грело, но и не пропускало воздуха. Темнота наползала со всех сторон; в ней не было демонов, он чувствовал это, но всё мучился и мучился. Рядом с Данте в последнее время было плохо, но и в отдалении от него становилось до чёртиков мерзко. Вспомнилось, как они спали вместе как в детстве, так и в путешествии с Модеусом – пусть Вергилий тогда видел ныне немного поутихшие кошмары, а брат любил забрасывать на него конечности, это никогда по-настоящему не мешало. Но тогда – не сейчас. Зажмурившись до вспыхнувших на внутренней стороне века звёзд, Вергилий сжался на кровати. Нащупал цепочку амулета сквозь пижамную рубашку, сжал в надежде немного успокоиться, но голову тотчас начали заполнять ещё худшие воспоминания. Ему так хотелось бы вспомнить что-то светлое, но иллюзорный запах гари смешивался с металлическим, кровавым. Он пытался отогнать это, ухватившись за подающую внутри искру отцовской силы, но пламя затухало каждый раз, как он пытался до него добраться. Он бессилен. Почти как тогда, в день пожара, или перед демонической паучихой, или в миг прощания в поезде, или в многочисленных попытках дозваться до демонического начала – сколько бы ни гнался за открывающим все двери отцовским наследием, в итоге каждый раз остаётся за порогом. Медленно, как сомнамбула, он сел, уставившись перед собой. Ночь была безлунная, в комнате царила полнейшая тьма, что не мешало Вергилию неплохо в ней ориентироваться. Он повернулся к кровати брата, просто зная, что не может больше – ему нужно хотя бы на мгновение почувствовать, что всё как раньше, иначе рассудок разойдётся по швам. Босые ноги коснулись пола. Ни о чём не думая, он соскользнул с постели и, добравшись до соседней, тихо присел на край. Хотелось лечь, но Данте как обычно имел обыкновение спать раскинувшись по всему пространству. Даже сейчас – особенно сейчас, – чувствовался исходящий от его тела ненормальный жар. Вергилий совсем легко коснулся чужой ладони и нахмурился – даже по обычным лихорадочно-тёплым меркам это было слишком. И всё же, рядом он засиделся, не заметив дымкой застилающей сознание дремоты. Пробудил его какой-то рокочущий звук. Демоны, – пронеслось в голове первым делом. Едва рефлекторно не призвав надёжно спрятанную Ямато, он всё же обвёл комнату воспалённым взглядом. Демоническое присутствие было реальным. Оно давило и выкручивало инстинкты, однако отличалось от того, что возникало при близости гончих. Вергилий не мог его не узнать – тем более, его источник находился совсем рядом. Данте лежал на животе, щекой уткнувшись в подушку и в неё же вцепившись почерневшими руками. Натянувшееся полотно потрескивало, не выдерживая натяжения и остроты когтей; вся линия его челюсти деформировалась, стала острее, покрывшись чем-то вроде хитиновой пластины. Вверх, к глазам, потянулись контрастирующие со светлой кожей чешуйки. Но ярче всего выделялись проглядывающие между волос наросты, смутно напоминающие рога. Лежать с таким наверняка было той ещё задачкой, но Данте просыпаться не торопился, а Вергилий весь натянулся как струна. Раньше брат настолько не менялся. Ничего удивительного, должно быть – триггер имел свойство развиваться. Или постепенно захватывать хозяина. Пока Вергилий раздумывал, что делать дальше, Данте активно заворочался. Подушка в демонических лапах затрещала совсем уж жалобно, и старший сразу попытался братову хватку разжать, взяв того за запястье. – Чёрт! Горячо – шипя, Вергилий отдёрнул ошпаренную ладонь. Кожу словно окатило кипятком. Воздух постепенно тоже прогревался – он не удивился бы, если б в один момент в нём появились нотки чего-то палёного. Ясно, незащищёнными руками лучше не трогать. Других идей у Вергилия, впрочем, не было, в отличие от опасений, что проснувшийся брат может впасть в демоническое буйство – как тогда, в схватке с паучихой. Случившееся однажды обязательно повторится, только если он не научится контролировать вторую половину своей природы раньше. Сон Данте становился всё беспокойнее. Подушка не выдерживала атаки когтей, хитиновый панцирь захватывал больше тела, из самых глубин грудной клетки рвался тихий, но очевидно угрожающий рык – тогда Вергилий, в голове которого пролетело с десяток вариантов развития событий, уцепился за единственный, почему-то показавшийся самым логичным. В тот момент он даже не думал, что будет, если вывести Данте из сна просто так не получится; иногда казалось, что решать проблемы по мере поступления – их с братом семейная черта. С той разницей, что сам он обращается к ней значительно реже. Триггер Вергилия вспыхнул колючими голубоватыми искрами, холодный, как сухой лёд. Контраст их с братом демонических ипостасей вызывал восторг – одинаковые в человеческом облике, они противостояли друг другу в демоническом. Соприкоснёшься – и пар пойдет, либо брызнет фонтан искр. Синеватое свечение окутало руки, поднялось до локтей. Внешне ничего не поменялось толком, если не брать в расчёт потемневших, как уголь, пальцев. В этом заключалось следующее отличие: братовы изменения так и кричали о нечеловеческой природе, его собственные же… Не позволив себе отвлечься, он перевернул Данте на спину и, наклонившись, почти навис над ним, укладывая ладони на виски. Энергии переплетались, проникали друг в друга – погрузившийся в это Вергилий находился здесь и всюду одновременно, странные ощущения, собираясь внутри, распирали его. Холод обязан успокоить жар – это он знал, за это цеплялся, не имеющий понятия, как поступить иначе. Прогретые потоки воздуха омывали лицо, к большому облегчению постепенно остывая. Даже дышать становилось легче. Вместе с этим Данте приходил в норму внешне: уменьшались наросты-рога, выцветали тёмные чешуйки. Забавно, как до этого момента Вергилий не понимал, насколько напряжён. Теперь, впрочем, по мышцам горячей волной прокатилось облегчение. Он открыл глаза, а когда открыл их, чудом не вздрогнул. Данте растерянно смотрел на него. – Ты чего? Тогда-то до старшего дошло, как всё это выглядит. Смутившись, он резко отстранился, тут же оказываясь в изножье кровати. Лучше всего вообще было перебраться в свою, но всё же ему хотелось убедиться, что брат точно больше не под воздействием демонической части. – Я – ничего, это ты частично обратился. Вообще не чувствуешь этого, что ли? – Да ладно... Данте сел и озадаченно потёр лоб, а Вергилий только и смог, что тяжело вздохнуть, включить верхний свет и красноречиво кивнуть на порванную (как оказалось, ещё и слегка подпаленную) подушку. Брат помрачнел, но не удивился. – Гаси свет. Не хватало ещё, чтобы пришёл кто-то из воспитателей и увидел… это. Фыркнув, Вергилий выполнил просьбу и вернулся в свою кровать. И так слабенькое желание спать после случившегося забылось окончательно. – Значит, ты знаешь, что с этим делать. Откуда? – Просто знаю и всё. Знание было слишком громким словом для интуитивного порыва, однако Вергилий сомневался, что сумеет это объяснить. Сцепив руки в замок на животе, он как обычно уставился в потолок, с каждой секундой всё отчётливее понимая, что тело его полно энергии. Триггер Данте сошёл на нет, но присутствие, гармоничное переплетение противоположно-схожих сил пощипывало грудную клетку изнутри. Это напоминало в пять раз усиленный эффект от кофе, которым Вергилий однажды обпился – тогда его трясло полдня. Брату это почему-то показалось крайне забавным, и даже Модеус украдкой усмехался, качая головой. – Верг? – М? – Как думаешь, мои… изменения не привлекут внимания других демонов? Вергилий перевернулся на бок, лицом к соседней кровати, где в том же положении лежал брат. Темнота сглаживала черты его лица, прятала в тенях беспокойство, но голос его был глухим, будто доносящимся из бочонка. – Если б это было так, за нами явились бы уже давно. – Ты и это знаешь? – Рассуждаю логически. Твой триггер давно пробудился, а с тех пор если кто-то приходил, так это какие-нибудь случайные низшие. И даже они мертвы – значит, точно не приведут никого за собой. – Мне правда нравится твоя уверенность. Знал бы Данте, чего ему стоит не давать этой уверенности рассыпаться так же, как это случалось с его целеустремлённостью. Иногда Вергилию казалось, что продолжайся оно в том же духе – и от него самого однажды останутся лишь воспоминания. Они молчали так долго, что начало казаться, будто Данте уже спит, но глаза у него были открыты. Потом он вовсе заворочался и соскользнул со своей кровати, подобравшись к вергилиевой. Старший сердито зашептал: – Что надо? – Двигайся. – Нет уж, у тебя своя кровать есть. – Твоя удобнее. – Да что ты говоришь! Ладонь Данте зажала ему рот, заставив Вергилия сначала опешить, а затем разозлиться и впиться в конечность идиотского близнеца зубами. Определённо, ему не могло не понравиться, как тот возмущённо ойкнул, но проблема всё равно никуда не делась – пришлось потесниться, активно размышляя, что же мешает ему пинками выпроводить незваного гостя на своё место. – Ты первый полез ко мне в постель, так что не возмущайся. – Я тебе, дураку, помогал. А ты сейчас что творишь? – Составляю компанию. Может, я соскучился по временам, когда мы спали вместе. Вергилий закатил глаза – будто с тех пор прошло так много времени (и будто он сам по этому не скучал), – и лёг, пытаясь сохранить между ними хотя бы миллиметр свободного пространства. Его искренне поражало, насколько Данте не смущало отсутствие между ними личных границ. Потом, впрочем, он вспомнил что из них двоих ярко реагировал на чужую близость только он. С неловкого случая на озере это не прекращалось, хотя Вергилий рад бы себя убедить, что это была случайность, буйство растущего организма. И дело даже не в предательских реакциях тела. Порой у Вергилия почву из-под ног могла выбить одна ласковая фраза, знак внимания, который для Данте, с его любовью прилипать пиявкой, являлся обыденностью. Для него это было нормой, а Вергилий сначала забывал как дышать, а потом крутил случишееся в голове до мозгового перегревания. Это было ещё одной – одной из многочисленных, – вещей, упорно его мучающих. И уж ею ни с кем не поделиться. Если облачить всё смущающее разум Вергилия в физическую форму, скопище мыслей и тревог напоминало бы растревоженный улей. Удивительно, что сам он до сих пор не распух, изжаленный. – Можешь присмотреть за тем, чтобы я снова не превратился? Только сегодня, – Данте говорил крайне неуверенно для себя обыкновенного. – Я всегда за тобой присматриваю. Брат усмехнулся, а затем перекинул руку ему через пояс, прижался крепко-крепко, носом уткнувшись в плечо, и уже моментально готовый расплавиться от этого Вергилий едва не застонал от досады. Данте творил с ним что-то в корне неправильное. И всё же, он не мог отказать себе в том, чтобы быть с ним. Пятнадцать минут спустя дыхание рядом совсем выровнялось. Данте спокойно спал. Осторожно, стараясь не потревожить, Вергилий повернулся, разглядывая очертания почти-своего лица. Не было ничего, что он там не видел и что не мог рассмотреть при взгляде в зеркало. Внешне брат оставался таким же, как и всегда – возможно, это было связано ещё и с тем, что они виделись каждый день и не замечали возрастных изменений, – внутренне превращался в нечто другое, а в придачу вызывал очень странные чувства. Ничего не понимая, но очень желая разгадать природу перемен, Вергилий мягко отвёл со лба близнеца несколько прядей, почти невесомо коснулся ровного носа и ямочки над верхней губой. Очертил щёку, опустился до линии челюсти, волевой, кричащей о врождённом упрямстве. Данте – его часть, осколок запертой в другом теле души. Может, именно из-за этого всё так сложно, может, им суждено было родиться одним человеком – тогда не было бы по-разному пробуждающихся триггеров, страха потери или желания находиться ближе. Ближе, ближе, ближе, пока не получится соединиться, став единым существом, как изначально задумано. – Всё должно быть не так, – проговорил он одними губами. Вдруг Данте вдохнул шумно, веки его дрогнули, и Вергилий всполошился, только непонятно, из-за чего именно: пробуждения брата или того, что посетило его мысли. Всё, что он смог – быстро отвернуться к стенке, знающий, что ничто теперь не пройдёт само собой.

***

– Ты! – Я! Как ни посмотри, эта сцена донельзя комична: возвышающийся между библиотечных столов Данте, неприлично тыкающий пальцем в девчонку, и, непосредственно, сама Мэри – вызывающе вздёрнувшая подбородок и готовая ко всему. Ах да, ещё третье лицо – сидящий в сторонке Вергилий, испытывающий стойкое дежавю. – Так вот ты, значит, с кем по библиотекам прохлаждаешься, – Данте аж перекосило, когда тот развернулся к брату. – Эх, ты, книжный червь. – Что… – было начал Вергилий, но девчонка перекрыла его речь своей, более колкой: – А ты что, ревнивая жёнушка, чтобы куда-то его не отпускать? – Дурацкое сравнение, – Данте рекордно быстро пошёл на попятную, – просто он слишком долго тут от меня прятался. – Прям уж долго, – скептически отозвалась Мэри, заслужив от близнеца сердитый взгляд, – Вообще, могу твоего брата понять: ты настолько шумный, что волей-неволей задумаешься о том, куда бы скрыться. Данте поперхнулся воздухом. Вергилий не вмешивался – наблюдать за перепалкой этих двоих становилось интересно. Нашлось, впрочем, в ней место для драматической паузы. – Тогда я Вергу от всей души сочувствую – он искал тишину, а нашёл едкую мелочь. Хуже книжного червя. – Ах ты… – Хватит, – тихо проронил Вергилий. Ругающиеся благополучно пропустили момент, когда он встал и оказался совсем рядом, поэтому синхронно вздрогнули. Уморительно и глупо. – Поорите ещё немного, и нас всех отсюда выпрут. – А ты не то чтобы торопился вмешаться, – неодобрительно покосился на него брат. Вергилий пожал плечами. – Не мог не понаблюдать за живым пособием, как не нужно спорить. Атмосфера была уже нарушена, поднимать суету в этих стенах казалось кощунством (нет, Вергилий однозначно не считал себя сентиментальным – ему просто нравился здешний покой), так что пришлось пружинистым шагом вылететь на улицу. Данте и Мэри вытянулись следом. – А ты чего здесь? Тебя никто не звал, – пробубнил брат, а девчонка вся вспыхнула от гнева. – Чтоб ты спросил. Только попробуй мне что-нибудь запретить – захотела и вышла. – Может и попробую. – Тогда я тебя снова побью. – Ага, желаю удачно попытаться. Вергилию очень хотелось потереть пульсирующие виски. Прошедшая ночь и так прошлась по нему катком, а выступать буфером в дурацких ссорах ему не было интересно – неважно, что они забавно начинались. Вероятно, стоило ещё в первые секунды это прервать. Альтруистом Вергилий тоже себя не считал, людские судьбы его не интересовали, но Данте сейчас боролся с собственным триггером и мог проиграть – не хватало ещё потом придумывать, что делать с трупом девчонки, которую обратившийся брат растерзал. Мэри уже шагнула вперёд с очевидными намерениями, Данте же оставался на месте, корча самоуверенную физиономию, но оба в один момент оказались в хватке Вергилия. Тот не церемонился, держа за шиворот сразу обоих. Как выяснилось, он весьма своевременно это сделал – Мэри уже находилась на полпути от того, чтобы снова стукнуть Данте, но из-за вмешательства старшего не дотянулась. Её ступня без нужной отдачи носком врезалась брату в голень. – Ничего себе, в пацифисты заделался, – протянул Данте удивлённо. Злости в нём как таковой не было вовсе. – Смотреть на вашу драку было бы слишком больно. Возможно, я бы даже провалился под землю от стыда за тебя. – Эй! – Да вы сговорились, что ли! – а вот Мэри явно была очень против снова оказаться в том же положении, что и в их первую встречу. Когда Вергилий разжал ладонь, она, вся раскрасневшаяся и сердитая, отскочила от них на десяток шагов. – Два сапога пара! – А ты ударила меня, – вставил свои пять копеек Данте, привлекая внимание девчонки, – снова. – Раз так понравилось, могу повторить. Ты только подойди. Данте разглядывал её несколько секунд так внимательно, что Вергилий уже приготовился ловить и удерживать озверевшего полудемона. Вместо этого, впрочем, брат неожиданно рассмеялся. – Ладно, понял, с тобой шутки плохи. За первое знакомство извини, но мелочью я тебя называть теперь точно не перестану. – Будто я нуждаюсь в особенном отношении! – Будто я собираюсь по-особенному к тебе относиться. Да я вообще с тобой общаться не хочу. – Это взаимно. Не так уж всё и страшно получилось. Эти двое немного ещё пособачились, пока Вергилию это не надоело и он не потащил брата в приют. На обратном пути тот фыркал, метая в сторону старшего колкие взгляды, и явно всеми силами удерживал язык за зубами. Но в итоге, конечно, не выдержал. – Итак, значит, кое-кто теперь совсем взрослый и уже общается с девушками? Вергилий сморщился, будто ему целиком лимон скормили. – Что ещё интересного скажешь? – Если кто-то здесь и должен говорить, так это не я. Ну давай, колись уже. – Прекрати болтать ерунду, – окончательно раздражаясь, Вергилий развернулся и с превеликим удовлетворением хлопнул брата книгой по голове. – Мне не до всяких глупостей и, тем более, не до людей. И дальше что-то объяснять, создавая впечатление, будто оправдывается, Вергилий не собирался. Данте потёр ушибленный лоб и ухмыльнулся. – А я-то уж подумал, что боевые коротыши – твой типаж. – Заткнись.