Удерживая огонь

I came across an injured dove I wanted to put her out of her misery There came no signal from above No sign, no guide, I thought whatever could this mean And with my hand I picked her up And in that moment, oh it shifted magically For when her feathers felt my touch I saw her a demon Feathers, they turned black Oh she was no phoenix, but a creature of the ash

***

Я наткнулась на раненую голубку Я хотела помочь ей, выручить из беды Знаков свыше не было Ни знамений, ни руководства, как действовать, и я думала: «что бы это могло означать?» Я взяла её в руки и подняла И в этот момент, о, она магическим образом поднялась Ведь когда она почувствовала мое прикосновение к её перьям, Я увидела ее в обличье демона. В тот же миг перья почернели Она не была фениксом, скорее просто созданием из пепла

Paris Paloma – the last beautiful thing I saw is the thing that blinded me

Голова раскалывалась, пульсировала тупой болью в висках и затылке, и Фэй, увы, знала, что причина тому совсем не повышенное артериальное давление. Когда в последний раз она использовала колдовство, чтобы атаковать, обороняться и уничтожать? И не припомнишь – к подобной магии у неё никогда не было склонности, она иссушивала её подобно впившемуся в шею жертвы вампиру. Последствия уже настигли её вместе с застилающей глаза темнотой и отпечатавшимся на ладонях старческой дряблостью истощением. Окажется ли ей по силам ещё одна такая стычка – открытый вопрос. Прижав пальцы к переносице так, будто это помогло бы ей удержаться на ногах, она сосредоточилась на щекочущих внутренности отголосках примененной силы вкупе с пережитым шоком и устояла. Хорошо. Зацикливаться на себе – роскошь непозволительная. Стряхнув остатки недомогания, Фэй переступила через перекрывающие проход обломки шкафа. Стоило бы как можно скорее бежать к дому, но донёсшийся из другого конца помещения стон вмиг заставил её кровь заледенеть, а мышцы – обратиться в камень, напоминая, что доля её вины в произошедшем совсем не пропорциональна простой воле случая. Кивнув собственным мыслям в ответ, она развернулась, заставив себя прямо взглянуть на источник звука. Единственная дочь семьи Джеффордс, сильно сгорбившись, сидела у стены. Обхватывая руками подтянутые к груди коленки, она смотрела куда-то вперёд невидящим взглядом, медленно покачивая разбитой головой. Ей, бедняжке, сильнее досталось морально, нежели физически. Даже находящаяся на короткой ноге со сверхъестественным Фэй оказалась не готова к появлению посреди жилища настоящего демона, что уж говорить про Элайзу. Родителям её повезло куда меньше – мистер Джеффордс повстречал конец разорванным монстром, жадно впитавшим в себя его плоть и кости. От стен, кажется, до сих пор отражалось эхо его криков – душераздирающих, молящих обратившуюся чудовищем супругу остановиться. Та не послушала. Миссис Джеффордс болела давно и практически безнадёжно – придя к этой семье, Фэй поняла, что от неё толком-то ничего и не ждали. И всё же, ей удалось обратить процессы в чужом организме вспять, удержать болезнь, но не искоренить. Фэй не могла на этом остановиться. Абсолютно все стремления и желания перекрывала необходимость найти лекарство, способное излечить не только эту болезнь, но и другие возможные – с каждой бессонной ночью, проведённой в исследованиях, поиске информации, женщина всё острее ощущала постоянно сопровождающий её привкус отчаяния. Казалось, к нему она уже давно привыкла, но чем дольше тянулись дни, чем активнее разрасталась чернота по нежной детской коже, тем злее безысходность подпаливала пятки. Больше десяти лет назад, в агонии и родильных муках она произвела на свет единственное, что имело значение – своего сына. Тогда, прижимая к своей груди крохотное младенческое тельце, и чуть позже, касаясь его пухлых щёчек – о, Бенни так часто улыбался! – она поняла, что готова умереть и убить за него. Поэтому кровь у демона взяла без раздумий. Она знала, кого призвала, и знала, что дьяволы в живучести своей – не чета людям. Почти не сомневаясь, вновь провела многие и многие ночи, магией и лекарскими познаниями создавая то, что могло бы стать панацеей; кто бы знал, как сложно сделать чёртову кровь стабильной. Изведённая беспокойством, малодушно решила, что здешним тяжело больным лекарство может понадобиться прямо сейчас – поэтому в первую очередь отдала его им, изо всех сил убеждая себя, что теперь, когда самый непредсказуемый элемент вычищен и успокоен, ей останется только проследить и убедиться, что больные идут на поправку раз и навсегда. В этом не было злого намерения, правильно? Фэй обработала рану на голове Элайзы, не обращая внимания на подрагивающие пальцы. Зажав ей нос, заставила выпить маленький флакон успокоительного и отвела совершенно не соображающую девушку в более-менее уцелевшую спальню. Это меньшее, что она могла сделать – несчастная только-только осиротела. Через несколько часов сонливость отступит и ей придётся столкнуться с ужасающей реальностью. В груди страшно защемило, и Фэй так захотелось списать это на очередной приступ усталости. Лишь бы это помогло не смотреть на залитый бурым пол, не вдыхать пропитавшийся железистой вонью воздух, позволяя мыслям совершить полный круг и возвратиться к выводам о собственной причастности. Впрочем, мысли о сыне хватило, чтобы отмести в сторону всё ненужное, в том числе малодушное облегчение из-за того факта, что новое лекарство она дать ему не успела. За Бенни она по-прежнему была готова умирать, убивать и защищать его любыми доступными способами. Ведьма приказала своей верной пернатой спутнице лететь к дому, когда миссис Джеффордс изменилась – она помнила, как мужчина в церкви избавился от демона, и не смела надеяться, что даже самой необычной птицей хватит для того, чтобы одолеть целого демона. Но отвлечь или тем или иным способом дать подсказку фамильяр вполне мог; он оставался её частью, её глазами и знаниями, и если сыну грозила беда, нужно было действовать, а уже позже думать о том, как повлиять на ситуацию; по всему Литл-Року ещё семеро горожан получило злополучное лекарство. Если все они обратились синхронно, нынешний Хэллоуин ознаменуется кровавой баней. Фэй не была бы ведьмой, если б не почувствовала, как на несколько мгновений город накрыло волной чего-то неописуемо-инородного, и пускай направлять мысли в ту сторону отчаянно не хотелось, представить, как синхронное превращение стало причиной возникновения зловещего энергетического поля, получилось просто замечательно. Ещё не поздно найти Бена и сбежать куда-нибудь далеко, где и продолжить искать лекарство. Может даже забрать с собой мальчиков-близнецов и попытаться жить тихой, совсем не привлекающей внимания жизнью, приложив все усилия для того, чтобы эти дети не нуждались ни в чём. Может, это и есть правильное решение, пусть и с явственным налётом той дымки, из которой строятся воздушные замки? Видя своего ребёнка рядом в живых, она сумеет пронести все свои грехи в душе до конца жизни и даже попытаться искупить их. Но правильно ли это? Впрочем, ей ли рассуждать о правильности. На пороге Фэй оглянулась, в последний раз всматриваясь в раскуроченное помещение. Сердце сжалось от дурного предчувствия, как будто обращающиеся демонами люди – это ещё не конец. Как будто ответить за совершённые выборы и принятые решения придётся прямо сейчас. Глубоким вдохом втянув в себя воздух, Фэй выбежала из дома.

***

Ближайшее укромное место – небольшой зазор между двумя близко поставленными домами, – дети избрали временным убежищем, стоило им только его увидеть. Несколько баллов к надёжности добавили оставленные кем-то из местных пустые ящики из-под овощей, поставленные друг на друга горкой. За ней и притаились. – Я уже это говорил, но тебе идти с нами точно не стоило. – Данте, попытавшийся одной фразой выразить все сомнения, натолкнулся на молчаливое несогласие прислонившегося к ящику Бенни. Находись они в другой ситуации и не выступи на призрачно-бледном лице прозрачными бисеринками испарина, таким упорством можно было бы восхититься. Они должны были отправиться на поиски Фэй самостоятельно, в то время как Бен отсиживался бы дома пусть и не в полнейшей безопасности, но без риска попасться одному из чудовищ, которых, как оказалось, здесь хватало. В городе, каждая украшенная тыквами и картонными летучими мышами улочка коего пропиталась таинством Хэллоуина, балом правили самые настоящие монстры. Первый едва не подкараулил троицу за ближайшим поворотом – они, взволнованные тем, что звуки и выстрелы могут привлечь внимание соседей, сорвались с места сразу же, и спешка чуть не аукнулась новой битвой. Уперевшегося рогом Бена повторная встреча с демонами не остановила, ровно как и неглубокая, но обильно кровоточащая рана на предплечье. Даже то, что совсем недавно его буквально вывернуло наизнанку от жутких метаморфоз, в качестве причины не высовываться не котировалось. Данте, считающий друга в большей степени обычным, нормальным ребёнком, не понимал, в какой момент настолько ошибся. Нормальные дети не бросались навстречу опасности и даже не умели стрелять из пистолета. Не до конца оформившаяся мысль защекотала разум изнутри, так и не обретя отчётливости – Вергилий, высматривающий потенциальные угрозы, развернулся и сел на корточки, укладывая рядом катану. Изломанные беспокойством черты его лица разгладились лишь для того, чтобы неодобрение скрыло озабоченность так же, как белая подушка тумана прятала землю осенним утром. Недавно Данте заметил, насколько здорово бывает всматриваться в брата, отмечая малейшие изменения в его поведении, мимике, жестах, говорящих порой гораздо больше, чем слова. Не то чтобы Верг совсем разучился закрываться – напротив, у него отлично это получалось, – но возможность приблизиться к нему ещё сильнее, понять то, что не понял бы никто другой, восхищала. – Любое промедление может дорого нам стоить. – Бен вздрогнул и постарался развернуться боком, уводя из обзора самопальную перевязь. Будто Верг не видел раны или чудовищной черноты, покрывающей кожу, когда Данте буквально силком заставил друга перевязать увечье. – А ты будешь в постоянной опасности. – Нас двоих хватит, чтобы его защитить. – Нельзя полагаться на других, – брат моментально ощетинился, будто именно этих слов и ждал. – Мы не телохранители, рядом постоянно не будем, и если что-то такое повторится, он не жилец. – Но на меня ты полагаешься. – Потому что ты такой же, как я. И даже так пистолета в бою умудрился лишиться. Жар опалил щёки, свернулся внутри плотным узлом стыда. Прямолинейно озвучив то, о чём Данте не хотелось даже думать, Вергилий подтолкнул мальчика к неприятному осознанию: потеряв оружие, он вернулся к временам, когда постоять за себя можно было только кулаками, что подействовало бы на людей, а не на созданных для уничтожения всего живого тварей. Было бы у него ещё что-то, чем можно защититься… Насколько мне известно, фамильных меч имелся и у тебя, – говорил Модеус во время тренировочных спаррингов. Данте тогда громко усомнялся в сохранности в родительском особняке хоть каких-то вещей и предпочитал больше никогда к этому не возвращаться – ни словесно, ни мысленно, пусть его и удивлял молчаливый (но не более) скепсис демона. Почему ты не стремишься получить назад отцовское наследие? – спрашивал брат своим фирменным тоном выскочки-всезнайки, и Данте лишь неразборчиво бормотал что-то в ответ. В конце концов, почему он должен хотеть вернуть то, из-за чего начался кошмар без конца и края? Вергилий наверняка считал его трусом, и что тогда, что сейчас можно было спорить об этом до хрипа в голосе, выгрызая право на не-принадлежность к вечному круговороту неземного и нечеловеческого. – Назад всё равно не пойду, – неуступчиво выдохнул Бенни, – только если вы вырубите меня и потащите на спинах. – А если мы просто уйдём и бросим тебя здесь? – Верг угрюмо поджал губы, пока злость его эхом отдавалась у Данте чуть пониже сердца. – Ничто не мешало вам сделать это ещё у меня дома, – возразил мальчишка. – Тем более, я слышал, как вы говорили, что для демонов даже крепкие стены не препятствие. – Так ты хотя бы мог спрятаться. – Мы прячемся прямо сейчас. Я обещаю, что не буду обузой для кого-то… кого-то вроде вас. – "Вроде нас"? Абрис недосказанности проявился под кистью невидимого художника, сводя напряжённый разговор в не менее напряжённое молчание. Переглянувшись, братья наконец оказались на одной стороне конфронтации – той, что ожидает объяснений. Бенни понял это и потупился. – Вы ведь не люди, так? – С чего ты… – Видел, как вы сражались. Чёрт, мне, может, и мало лет, но только супергерои способны двигаться так быстро! – Тише! На голос монстры среагируют. – Данте натянуто улыбнулся, не уверенный, радоваться, ужасаться или быть польщённым подобным сравнением. – После первой встречи с превращающимся в чудище трупом может что угодно померещиться. – Когда ты помогал искать бинты, твои руки были исцарапаны, а сейчас целее целого. Это мне тоже померещилось? Крыть было нечем. Дружелюбие из повисшего над ними молчания утекало капля за каплей, но это не напугало Бена настолько, чтобы он не рискнул заговорить вновь, прижимая близнецов к земле очевидной, но не озвученной никем, кроме наставника, истиной: – Вы оба – демоны, я прав? Тогда-то в голове Данте что-то щёлкнуло – нет, не так: загорелось, словно лампочка. Вмиг стало очевидно, что ускользало от него, маячило бесплотной тенью на границе подсознания. Переезжая с места на место, встречая людей совершенно разных, со временем и небольшим обострением внимательности можно вычленить присущую большинству черту: потустороннее для них – на крайний случай глупая сказка или повод рассказать страшилку у костра. Бенни, несмотря на былой испуг, говорил о демонах так, словно ничто в их существовании не шокировало, не переворачивало мир с ног на голову. Словно это само собой разумелось. Впрочем, весь Литл-Рок в своей оторванности от цивилизации показался Данте очень необычным местом. Неудивительно, что в нём жили такие же люди, правда ведь? Так он подумал и благополучно выпалил: – Наполовину. – О… – глаза на осунувшимся лице мальчишки странно заблестели, ещё сильнее младшего сына Спарды запутав то ли кроющимся в их глубине недоумением, то ли какой-то иной эмоцией. – Вы... отличаетесь. – От чего? Что не так? – Нет-нет, всё нормально, правда! – Доорались, – загробным голосом прервал непонятный разговор Вергилий. – Демон прямо по курсу, нужно искать новое укрытие. Брат от очередной твари избавиться не торопился, и тогда Данте понял, что, возможно, проблемы, в которые они угодили, на деле гораздо более глубокие и сумрачные, чем казалось на первый взгляд. Вопросы, крутящиеся у него на языке, могли подождать. Путь к жилищу Джеффордсов лежал через центр городка и переброшенный через серебристую ленту реки мост, на другой стороне которого находилась новая церковь и полицейский участок. Методом исключения дети рассудили, что Фэй в крайнем случае могла скрываться там – по крайней мере, решётки на окнах представляли из себя какое-никакое препятствие и защиту. Впитавший тепло многочисленных праздничных фонариков вечер продрало морозом вместе с пронзительным, резко оборвавшимся воплем, оставившим после себя звенящее молчание. Город захлебнулся зыбкой, неверной тишиной, в любой момент способной разорваться ураганом хаоса, боли и смерти. Замыкающий их маленькую – из Вергилия, Бена и его самого, – цепочку Данте даже дышать старался бесшумно, преследуемый ощущением, будто запримеченный ранее монстр ползёт по пятам. Очередное это послание от властителя Ада или просто вырвавшееся наружу древнее зло, разобрать он не мог, да и прекратил пытаться. Один толк, когда и то, и другое пытается убить тебя с равнозначной агрессией. Приоткрывший завесу своих исчезновений Модеус недавно поведал, что занимается обереганием границ миров именно для того, чтобы таких существ появлялось на земле как можно меньше, только Данте и в этом смысла видел всё меньше. Да и точно ли демон так старается, раз куда бы они не шли, всё повторяется снова и снова, как пара кадров на зацикленной киноплёнке – они скрываются, их находят, после чего приходится переезжать, и так по новой. Раз за разом. Обманчивое беззвучие раскололось чередой отдалённых выстрелов, вторящих низкому рёву. Взвыла автомобильная сигнализация. Бен втянул голову в плечи, затравленно оглядываясь, Верг даже не шелохнулся, но его пальцы сомкнулись вокруг Ямато мёртвым хватом. Дома смотрели на них чёрными провалами окон, и порой Данте чудилось, будто он ловит на себе реальные взгляды – приходилось успокаивать себя тем, что это наверняка успевшие спастись местные попрятались в своих жилищах. На следующем повороте они нашли ещё один труп – вернее, останки оного; оторванная повыше колена нога лежала посреди обширного пятна ещё не успевшей засохнуть крови. Где находилось всё остальное – непонятно. Правее, у самого тротуара, с трудом получилось разгадать в груде искорёженного металлолома чей-то велосипед, возле которого розовым пятном влёк к себе внимание небольшой женский ботинок со сломанным каблуком. Соотнести оторванную конечность и обувь вышло легче лёгкого. Демон подстерёг их в центре. Там, в отличие от улиц, во всю глотку орало не имеющее ничего общего с радостью оживление – надрывно стонал придавленный завалившейся набок машиной мужчина, из аккуратной пристройки, окружённой газоном, начинал валить дым. Дверь её была вырвана с корнем, как будто нечто выбралось оттуда наружу. Изогнувшая туша демона ставила во всём этом последний аккорд – мужчина панически застонал, когда тварь переползла через автомобиль, и на него навалилась. Что-то влажно чавкнуло и захрустело. Стойко молчащий Бен издал подозрительно похожий на всхлип звук и попятился, натолкнувшись на Данте. Озирнулся, увидев в глазах младшего близнеца ослабленное в несколько раз отражение собственного страха, и взял себя в руки, но насколько же уязвимым он сейчас казался. Данте успел пожалеть, что не затолкал его домой, когда была возможность. Сейчас же он сжал чужое запястье и затащил мальчишку назад, себе за спину.

***

Не так давно, но всё же в прошлой жизни, её звали Джессикой. Несмотря на слабое здоровье, она была вполне счастлива – после десятка лет проживания в постоянно спешащем куда-то мегаполисе, её устраивала спокойная, медленно текущая жизнь Литл-Рока и его уравновешенные, несколько замкнутые люди. Что в этом такого, а конце концов – у всех есть право придерживаться определённых взглядов на мир. Последние, к слову, бывали весьма заразительны – именно благодаря им она присоединилась к компании местных чудиков-поклонников сверхъестественного. Самого сверхъестественного, разумеется, в их встречах никто не видел отродясь – зато каждый раз получалось неплохо провести время и хорошенько напиться. Пару раз Джесс даже возвращалась домой со спутниками, хотя ничего серьёзного из этого не вышло. Сегодня она тоже шла не одна. Все пришедшие были с ней – она чувствовала их присутствие, знала, что они рядом, только руку протяни, однако отчего-то никак не могла их увидеть. Несколько раз попытавшись отыскать их взглядом, рассмотрела только залитую чем-то траву возле алтаря и немного разочаровалась. Стоило потерять сознание на несколько минут, так все попрятались. Но при этом всё равно были здесь. Как странно. Возвращаясь в город по привычному маршруту, она перебиралась через обрушенные хэллоуинские украшения, перевёрнутые повозки, ранее заполненные овощами, а теперь – самодельными украшениями из тыкв. Издалека заметила одну из соседок и собралась поздороваться, однако стоило приблизиться, как лицо женщины исказилось гримасой ужаса. Терзаемая непониманием, Джесс пошла навстречу – так сильно хотелось оказаться как можно ближе к чему-то живому, с бегущей по венам кровью, – созерцая непонятно отчего возрастающую панику. Потом в неё выстрелили. Сердце Джесс упало куда-то в пятки. Она испугалась так, что не смогла пошевелиться, буквально прилипнув к земле – пуля легко разорвала плоть, мясной фонтан брызнул в разные стороны. После такого не выживали, но готовая погибнуть на месте девушка ощутила только боль. За ней пришла пелена – не обморочно-чёрная, а ярко-красная, вскипевшая не хуже моря при штормовом ветре. Как посмела эта стерва направить на неё оружие?! Это вообще законно? Никто не имел права этого делать. Никто. Потому что Джесс была сильнее. Она могла разорвать человеческое ничтожество. Её гнев этот не оставил после себя ничего. Девушки тоже давно не существовало – лишь массивное кольчатое тело ломало и поглощало не сумевшую отстреляться несчастную. Завершивший расправу червеподобный демон, глухо чмокнув при поглощении чужих останков, медленно обогнул дом и скрылся в тронутой желтизной зелени, двинувшись навстречу неспокойным водам реки.

***

Постоянно преследуемые, они могли бы принять бой, но одышка Бена согнула того пополам. Вариант был один – прятаться. Снова. Иногда Данте чувствовал себя крысой, чьё выживание зависело исключительно от глубины укрывающей от бездомных кошек канализации. Их канализацией стала коробка телефонной будки. Втиснувшись туда втроём, они опасливо замерли, прислушались, как потревоженные зверьки. Дышал (скорее, жутковато задыхался) Бенни всё так же громко. При должном внимании услышать это мог человек, не говоря уже про демона с обострёнными органами чувств. Прижавшийся к одной из стен Вергилий всем собой напоминал прямую линию: идеально ровная спина и плотно сомкнутые челюсти возводили строгость в абсолют. Данте мог бы поклясться, что будь его брат более ярок на выражение эмоций, наверняка посетовал бы на то, что они тратят время, ютясь в несчастной, никак не похожей на крепость будке. Однако он больше не жаловался и не злился – просто закрыл всё глубоко в себе. Младшего часто злило обыкновение замыкаться в себе, но сейчас он был близнецу даже благодарен. – Медуза Горгона в жизни знала только несправедливость. Её превратили в чудовище, хотя она этого не просила и не заслуживала. Она была просто девчонкой. Застигнутый врасплох, Данте взглянул на Бена – грудь мальчишки тяжело вздымалась, а глаза, кажется, стали ещё больше. На повязке проступило несколько пятен. Казалось, друг начал бредить, иначе с чего бы ему вспоминать про рассказанную на давнишним вечере историй легенду, мнение о которой он не забыл высказать? – Разве сейчас время для историй? – Для них оно всегда найдётся, – хватка потянувшегося навстречу Бенни своей силой вогнала в мгновенную оборону; Данте инстинктивно попятился бы назад, не будь позади стены. – Вы ведь не соврали мне о вашей природе? – Ты что-то хочешь предъявить? – вопрос хлестнул плетью. Оно и хорошо: на обвинения лучше реагировать вызовом, а не испугом. Демоны всегда шли за ними по пятам, и в происходящем могла быть их вина, висящая на плечах незримым, но оттого не менее тяжким грузом. Найдётся ли место в мире для тех, кто одним своим присутствием приносит разрушения, или быть сыном Спарды – всё равно что с рождения получить клеймо отверженного? Если так, то в чём ошибка Данте, желающего начать новую жизнь, подальше от Ада, наследия и даже собственного имени. Будь Ева жива, она согласилась бы с ним. Верг, всё с большим раздражением реагирующий на упоминания своей человечности, не пошёл бы на это никогда. – Не хочу, – немного стушевавшись, Бен, тем не менее, не растерял нездорового блеска во взгляде, – мама всегда говорила мне, что демоны существуют, и я верил ей во всём – что не все из них страшные чудовища, желающие людям только плохого, что они бывают могущественными и справедливыми, как рыцари из сказок. Ещё она рассказывала, как некоторые из них остаются жить среди нас, нося человеческий образ как одежду, и даже заводят семьи. Как, например, мой отец. Наверное, это дурацкая шутка, – единственная мысль отзывалась во опустевшей голове многократно повторяющимся эхом. Откровение обрушилось и придавило к земле лавиной. Спасения или выхода никакого – Данте усиленно ощущал лопатками заднюю стенку будки, планируя на это и отвлечься, но чужое признание добиралось до него неминуемо. – Хочешь сказать, что ты… такой же, как мы? – он не знал, почему в голосе против воли прозвучала непрошеная надежда. Возможно, потому что Бенни почти во всём казался таким простым и понятным? – Мама говорила, что да… – Она могла соврать, – сухо вымолвил Вергилий и Бен уставился на него круглыми шокированными глазами. – Нет! Она никогда меня не обманывала! – Но и ты не похож на нас, ты болен чем-то, а мы здоровы. – Это осталось от отца. – Демоническая природа – не болезнь. – А вдруг я и не болею, – горячо возразил мальчишка, глядя в белое лицо которого Данте лишь убедился в обратном. – Это может быть быть временно и потом я стану таким как вы! – Даже если станешь, когда, через сколько времени это случится – месяц, два, несколько лет? Пока что всё в тебе источает слабость, – отчеканил Верг, после чего осталось смириться с тем, что нормального разговора не получится. Почему-то брат в штыки воспринял саму идею о том, что кроме них может быть кто-то ещё. – Можешь что угодно говорить, но я просто мыслю логически. – Прекращайте уже. Не забыли, что снаружи разгуливают монстры? – вмешался не желающий продолжения спора Данте. На секунду показалось, будто слова не возымели никакого эффекта и миролюбивый Бен вот-вот бросится на брата с кулаками, однако тот остался на месте, опустив голову. – Да, я зря решил спорить, – когда он заговорил, печаль в его голосе тисками стиснула горло. – Даже если происходящее со мной – не болезнь, а отцовское наследие, оно причиняет боль и заставляет чувствовать себя плохо. Да и стала бы мама лечить меня, будь всё хорошо? На сей раз оба близнеца молчали. Как ни странно, Вергилий самодовольным или обрадованным маленькой победой не выглядел. Бен поднял взгляд, посмотрев прямиком на младшего и в безрадостной улыбке изогнув тонкую линию губ. – Знаешь, почему мне вспомнился твой рассказ, Данте? Я, получается, тоже своего рода Горгона, ведь о том, что происходит со мной, не просил. С обычными людьми так не бывает – я верю в то, что так демоническая часть ищет выход, но какой в этом прок, если я просто всё сильнее превращаюсь в сломанного ребёнка? И всё же… мне бы очень хотелось жить несмотря ни на что. Спокойно, как раньше, и чтобы мама была рядом. Данте оторвался от стены и поправил висящую через плечо сумку. – Тогда нечего тут стоять. Идём искать её.

***

Деревянная полоса моста раскинулась впереди, связав два берега извилистой речушки. Слишком бурная, она не обзавелась сколько-то облагороженной зоной отдыха, не переставая при этом пользоваться популярностью у местных. В Хэллоуин рядом с ней планировалось празднование, однако сейчас у воды было безлюдно и несколько тыкв-фонариков смотрели перевёрнутыми треугольниками глаз. Некогда сильное желание Данте задержаться на празднике как рукой сняло. Здесь было настолько спокойно, что он начал думать, будто впервые без демонов может обойтись, расслабился, привык. Но как бы не так – отвлекись хоть на секунду, и во всех красках почувствуешь, насколько неправ. Модеус до сих пор не объявился, и мальчик справедливо сомневался, что наставник одобрил бы их плутания по городу. Всю дорогу до моста Данте косился на с трудом поспевающего за ними Бена, будто принадлежность к полудемонам можно определить на глаз. Впрочем, он ведь видел достаточно странностей, разве нет? Даже если грубые чёрные наросты являлись какой-то редкой болезнью, как объяснить спокойное поведение богла? Не потому ли адов кот охотно пошёл навстречу, что почувствовал нечто себе родственное – за время пребывания в Литл-Роке Данте пару раз видел его разгуливающим по крышам и мог с уверенностью сказать, что приязни к людям зверь не питал, устроив крепкую головомойку поддатому горожанину, осмелившемуся принять его за обычного кота и схватить за хвосты. Модеус тогда отправил его в мир демонов без возможности вернуться до первой необходимости со стороны призывающего. Поэтому Бену Данте верил, пусть и не знал, что с чужим секретом делать. Раньше он даже не думал, что кроме них с Вергом могут быть другие, а теперь его переполняло недоумение, сквозь которое робкими ростками пробивалось… воодушевление? Где-то существовали дети или взрослые, способные понять, чем они живут. По-своему это успокаивало. Жаль, что спокойствие не распространялось на происходящее здесь и сейчас. Да и как можно было сохранять его, когда помимо чудовищ на пути своём им встречались и люди – словно не к месту (хотя на деле нет) наряженные в праздничные костюмы и до смерти перепуганные, с искажёнными, загнанным лицами угодившей в ловушку дичи. Кто мог, садился по автомобилям и был таков, но встречались и вооружающиеся. Данте ждал, что хоть кто-то из них взглянет в сторону помятого вида детей, но максимум их сопровождали пустыми, устремлёнными в никуда взглядами, слегка проясняющимися лишь когда Бенни пытался хоть что-то узнать о матери. Ну и ладно, будто без них препятствий на пути не хватало. Сзади раздался знакомый клекочущий рокот и оглядываться даже не потребовалось – их заприметил очередной демон, а может даже несколько, если особенно не повезло. Они ведь понятия не имели, сколько таких сейчас крушило город. – На том берегу Бен останется в первом же здании, – несмотря на сбившееся из-за бега дыхание Вергилий говорил твёрдо. – Нет! – Верг прав, – придерживающий его за локоть Данте сжал пальцы покрепче. – Надо было изначально так поступить. – Но я не… – Хватит! – братья воскликнули одновременно, в один голос, задушив чужой протест. На периферии зрения что-то шевельнулось, и младший близнец чуть не влетел грудью в горизонтально выставленную Ямато. Вергилий вытянул руку, преграждая дальнейший путь. Рассмотреть можно было только его затылок, но и со спины в нём всё выдавало хищную сосредоточенность. На мост из воды медленно выбирался демон. Упитанное коричневое тело влажно блестело, омываемое россыпью сбегающих к низу капель. Захотелось выругаться – выразительно и зло, как это делали взрослые, – ведь умение тварей плавать стало самым неприятным сюрпризом. Сзади подползало – вы, должно быть, шутите, – ещё двое, и их безликие маски сочились откровенной и чистой угрозой. Мысли хаотично заметались в черепной коробке. Что делать? Куда бросаться? Вперёд – не вариант, в воду – самоубийство, назад – может, сработает, если они успеют соскочить с моста до того, как там окажется уродливая парочка. Бена колотило. Вот уж кто точно ничего противопоставить опасности не мог, и это вызывало бесконтрольную досаду. Данте понимал, что не имеет права друга в этом обвинять, но ничего не мог поделать с неприятно кусачим узлом затягивающихся внутри эмоций. Обходилось без истерик, и на том спасибо; удерживаясь за это, младший Спарда резко потянул Бенни назад. Тот охнул – видимо, Данте перестарался с силой, – и потащился следом, спотыкаясь на щербатых деревянных перекладинах. Вергилий отходил следом, отсекая вездесущие отростки. Земля была так близка, когда за спиной Данте что-то затрещало и металлически лязгнуло. Яркой вспышкой разгорелся испуг – он глянул за плечо, надеясь не увидеть, как воплотилась в жизнь первая его догадка. Чёртовы щупальца были везде – они вырывались из изрезанной туши, выныривая даже из-под не до конца разбитой маски, канатами сжимая Вергилия и без усилий приподнимая над землёй. Брат сумел двинуться и отрезать часть намертво зажатой в ладони Ямато, однако на боль коварная тварь решила ответить болью, оставшимися отростками вывернув ему руку. Хрустнула изломанная под неестественным углом кость, в груди брата забурлил стон – выскользнувшая из ослабевших пальцев катана звонко ударилась об истрескавшееся под массивной тушей дерево и скрылась под водой. Вергилий закричал по-настоящему – Данте не знал, из-за ломающих ему кости щупалец или потери меча, но закричал тоже. Всего за мгновение наивная попытка помочь обернулась сущим кошмаром. Впереди давили Вергилия, методично кроша его скелет, сзади вопил Бенни и громко каркала ворона, но Данте стало так всё равно. Ошеломляющая в своей простоте нужда выворачивала внутренности наизнанку, обращая ужас в ярость, требуя вытащить брата из ловушки. Выгрызть зубами, раз нет иного оружия. Ничего безумнее в своей жизни он ещё не совершал, влетая в кокон из щупалец, хватаясь за ними руками, действительно запуская в них свои зубы и чувствуя, как заливает рот омерзительный вкус демонической плоти. Вместе со вспышкой боли к нему добавился тяжёлый привкус собственной крови. Не может быть иначе при насквозь пробитой груди. Демон подловил его, как цепляет рыбу на крюк заядлый рыбак, вздёрнул чуть выше и небрежно отшвырнул. Только чудом он не попал в воду, рухнув на мост в нескольких футах от брата. Перед глазами всё помутилось – то, как вспыхивает снопом синих искр катана, появляясь в уцелевшей братовой руке, казалось сказочным миражом. Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой – в самый критический момент упрямая Ямато всё же подчиняется зову Верга. Не может этого быть. Наверное, сейчас Вергилий умирает – всё потому, что он оказался слишком бесполезен для его спасения. Для спасения Бенни, должно быть, тоже. Дышать было невыносимо трудно, кровь заливала рот – и всё же он перевернулся на живот; там, где был сын Фэй, в одну сплошную массу соединялось два червя. Над ними, пронзительно каркая, то взмывала выше, то камнем падала вниз знакомая ворона – в один момент демонам она крепко надоела и, поражённая щупальцем, оказалась затащена в бурлящую массу сливающихся во что-то неописуемое тел. Данте понял, что произошло. В носу закололо и захотелось снова закричать, но вместо этого мальчик кашлянул кровью и пополз в сторону действительно вернувшего себе катану Вергилия. Всё дальнейшее случилось буквально по щелчку пальцев, хотя младшему близнецу показалось, будто прошла целая вечность. Брат вогнал Ямато прямиком в маску, развеивая демона прахом, и рухнул на землю, весь изломанный, выталкивающий из себя воздух надрывными хриплыми выдохами. Он не сможет сражаться, не в таком состоянии и не в ближайшее время – Данте понимал это, затылком ощущая ледяные прикосновения смерти. Они погибнут, слишком израненные, чтобы дать отпор, и на этом история закончится – Данте, задыхаясь от нехватки кислорода и бессилия, подполз к брату, отчётливо слыша, как приближается сзади масса из двух слившихся демонических тел. Возможно, там, в глубине, где-то был и Бен, чьей гибели он даже не успел увидеть, ослеплённый отчаянием и яростью. Сломанная кость прорвала плоть, торча острым обломком чуть выше локтя, раздробленные колени превратили ноги в две безвольные плети. Регенерация запустилась, с лица Вергилия сошла вся краска, пусть он оставался в сознании. Данте было больно на него смотреть – он охотнее бы принял ещё один удар в грудную клетку, вот только не имел права отвести взгляд. – Верг! Вергилий! Если бы я только… Тот ни слова не вымолвил, но младший всё и так понял – невозможно было не понять бешеную жажду жить напополам с упрямством, адовым огнём горящих на дне его глаз-колодцев. Если кто-то собирался здесь умирать, то явно не он, пускай даже возможность банально встать к нему не возвратилась. Данте знал своего брата – и всё же, бушующее внутри ледника пламя подпалило его, как спичку, и обратило в пепел. Он взял Ямато, не колеблясь. Сплюнул смешанную с кровью слюну, мрачно воззарившись на исполинское червеобразные тело, под тяжестью которого мост неминуемо ломался. Если демону они казались лёгкой добычей, то прямо сейчас он собирался убедить его в обратном. Тем более, рана в груди уже чуть подзажила – значит, можно сражаться. Деревянные перекладины падали в воду, гнулись стальные опоры – тварь, словно целиком обросшая отростками, потянулась к детям. Данте знал, что не успеет избавиться от всех, но всё равно замахнулся, готовый биться до последнего. А потом его накрыла чья-то тень – чёрная, как огромные птичьи крылья.

***

Модеус явился абсурдно вовремя, отразив положенный Данте удар и взяв его на себя. В следующий момент он едва не задохнулся от облегчения и отдающего тревогой восхищения чужой силой. Мужчина сражался безжалостно и в триггере, и без него – наполовину погрузившийся в воду червь не оставлял попыток достать его, но даже если ему везло, получаемый урон был несоизмеримо больше. Клинок кромсал податливую плоть, прорываясь сквозь слои тканей к безуспешно скрываемой маске, причиняя так много неописуемой боли. Модеус убивал – и в изящности своей это так походило на танец жестокости и смерти, страшный и чарующий своей честностью. Данте возвратился к Вергилию, не отходя от него, пока наставник не закончил и сам не перенёс их с моста на берег, оборачиваясь облачённым в скорбное чёрное человеком. Глотку у младшего стянуло такой сухостью, будто там раскинулась самая настоящая пустыня. Чувство собственной ничтожности резало изнутри, норовя прорваться наружу и утопить в океане вины. Данте не хотел этого испытывать – гораздо проще было думать о том, что если бы наставник явился раньше, то сейчас на берегу их стояло бы четверо. Модеус поймал его взгляд и качнул головой, всматриваясь во что-то за мальчишечьей спиной. Он увидел её, обернувшись – Фэй шла к ним, сильно пошатываясь. Чудесные рыжие волосы дымились, подпаленные, с ладоней капало красное. Комбинезон и рубашка от правого плеча вниз по руке и груди были покрыт кровавыми разводами и наверняка кошмарно прилипали к скрытым под ними ранам. Но страшнее всего было смотреть на её лицо, иссохшее и постаревшие. Бойкая и здоровая женщина напоминала листок пергамента, и от этого продрало леденящей душу жутью. Какая только сила воли ей потребовалась, чтобы прорваться сквозь захватившую город преисподнюю? – Мальчики, – вымученная улыбка изогнула её губы, пугая ещё крепче. Данте чуть не схватил Верга за руку, вовремя спохватившись, что та до сих пор не срослась. – Вы живы… это очень хорошо. Здесь, в городе, творится настоящий ужас, вам явно стоит держаться рядом со взрослыми… – она уставилась на Модеуса с непонятным младшему из близнецов обвинением, а тот не повёл и бровью. – Они уже. Не предлагай свою помощь – и так сделала всё, что могла. – Тебе меня никогда не понять, демон. Твой вид бесконечно далёк от того, чтобы постичь, насколько далеко готов зайти родитель ради своего ребёнка, – холодно отрезала та, и морщины на её лице стали ещё заметней. Не разгладились они даже когда женщина обратилась к Данте с, казалось бы, былой мягкостью. – Мой сын очень хотел повидаться с тобой. Скажи, он в безопасности? В безопасности? Наверное, для матерей это нормально – не допускать даже мысли о том, что с их ребёнком могло случиться что-то похуже. Например, смерть. У Данте язык прилип к нёбу – любой из ответов казался кошмарным, невообразимым, неозвучиваемым, хотя состоял всего из двух коротких слов. Он умер и, возможно, простите – просто и понятно, как агонизирующий вопль попавшего в ловушку демонов мальчика. Неозвученное висело над головами дамокловым мечом; ни звука не проронил погрузившийся на руках наставника в полузабытье Вергилий, поддерживал тишину Модеус. Фэй не понимала – или только делала вид, разглядывая то одного близнеца, то другого. – О боже, что с твоим братом? Бедняжка совсем измучен, ему нужна помощь, – она зажала рот ладонью, собралась податься вперёд, но, заметив, насколько сильно тот был изранен (и, вероятно, недобрый прищур Модеуса) в последний момент передумала. – Пожалуйста, не пугай меня ещё сильнее, Данте. Ты видел Бенни? Тогда до него наконец дошло, откуда взялось кажущееся диким непонимание – с ним ведь так просто перепутать банальную надежду. Фэй подошла к ним, потому что надеялась вновь увидеть своего ребёнка. Это ведь было так понятно – будь на её месте Ева, она бы тоже до последнего верила в то, что с её сыновьями всё в порядке. Вынести её пронзительного взгляда Данте не смог, уставившись себе под ноги. Всё было бы иначе, если бы он не был бесполезен. Он здесь мёртвый груз, не Бенни – тот изначально немногим отличался от простого человека. – Где мой сын? – Ты уже знаешь ответ. Оставь его, – предупреждение Модеуса ничего не меняет. По крайней мере, она заслуживала услышать правду. На её месте младшему близнецу очень не хотелось бы страдать от неведения. Только вот почему бросает то в жар, то в холод, и голос не желает слушаться? – Демоны схватили его. Я… ничего не смог сделать. Когда он осмелился взглянуть на женщину снова, её лицо ничего не выражало. Вообще – пустой лист, ещё ни разу не тронутый никакими пометками. Фэй даже смотрела куда-то сквозь него, и от этого у Данте закололо в носу. – Мой мальчик не мог умереть. – Простите. – Почему ты не позаботился о нём? – она говорила едва различимым шёпотом, но мальчик предпочёл бы, чтоб она кричала. – Ты должен был. Вы ведь друзья, не так ли? Бенни очень нравится проводить с тобой время. То, как она говорила – словно Бен до сих пор оставался жив, – ударило под дых; Данте мог только открывать и закрывать рот, безуспешно подбирая не способные ничего изменить слова. Кажется, только Модеуса это ни капли не трогало. – Мы должны уйти. Данте сжал дрожащие губы в тонкую линию, беспомощно покосился на постепенно приходящего в себя Верга – на женщину так и не смог, – и осторожно отступил на несколько шагов назад. Что он мог сделать? Правильно – ничего. Однако стоило ему попытаться развернуться и окончательно уйти, как Фэй словно с цепи сорвалась, намертво вцепившись ему в плечи худощавыми ранеными руками. – Ты лжёшь мне, маленький демон! Скажи, что лжёшь! – Я… – Где мой сын?! Данте попятился, механически изо всех сил её отталкивая – не сумев удержаться на ногах, женщина грузно упала на землю, но, не успокоившись, тут же попытаться уцепиться за него снова. Призывной клинок вонзился в землю между ней и остолбеневшим от бури самых разных эмоций мальчиком не требующим дополнительных объяснений предупреждением. Следующий попал бы точно в цель. – Я предупреждал, что будет, если решишь играть с демонической кровью, но разве ты послушалась? Возможно, убить тебя ещё тогда, в церкви, было бы гораздо милосерднее и мудрее.– Модеус даже не обернулся, но это не мешало ему видеть женщину насквозь. – Ты пренебрегла чужими жизнями – и расплатилась за это втридорога, ведь что может быть хуже для матери, чем потеря собственного ребёнка? Возможно, я и впрямь не понимаю, насколько тяжела родительская ноша, но зато прекрасно разбираюсь в вопросах цены. Данте не понял практически ничего из сказанного Модеусом – лишь догадался, что каким-то образом Фэй связана с появлением демонов. Значит, те пришли не за ними – стоило бы порадоваться, вот только внутри настолько тошно, что никакими радостями не исправишь. Чем дальше те уходили, тем сильнее уменьшалась сгорбленная фигура – став по размерам сравнимой с игрушкой, она вдруг вся съёжилась и разрыдалась во весь голос, громко и надрывно, практически крича. Расстояние её горестный вопль не заглушило никак.