Casino

      — Я тебе говорю, дружище, когда приезжала делегация из Нью-Йорка, они почти выиграли, бабла на кону стояло столько, что дядька Джон мог обанкротиться…       Кристофер Бан энергично вещает только что вернувшемуся из Хьюстона, от своей матери, Сэму Хвану (Хёнджину по корейскому имени), о том большом событии, которое произошло в казино его дяди, Джонатана Бана, буквально вчера. Хван в своей любимой белой майке с пальмами и просторных брюках из чёрной кожи; его тёмные волосы длиной примерно до плеч частично собраны в озорной хвост. Крис в мотоэкипировке чёрного цвета с неоново-зелёными вставками. Они стоят около своего транспорта — белого Lamborgini Huracan и зелёного Kawasaki Ninja, на парковке недалеко от входа в казино, в котором, между тем, начинается привычный вечерний наплыв.       Казино Фламинго на бульваре Стрип — изысканное, шикарное, необычайное — дело всей жизни Джонатана Бана, того, кто не постесняется пойти по головам, когда понадобится (надобится обычно, когда на горизонте деньги. Насколько большие? Почти любые). Сэм, Крис и ещё двое их товарищей, которые сейчас почему-то опаздывают, проводят здесь если не всё свободное время, то основательную его часть точно. Они не всегда играют, ведь иногда бывает в разы интереснее пить коктейли и наблюдать за посетителями из vip-кабинки на втором этаже.       — И чё стряслось с этими нью-йоркцами? — Сэм слушает со слабым интересом, ведь Крис наверняка сейчас опять наговорит с три короба, а по существу ничего.       — Потом пришла эта штучка, ну, знаешь, блондинка эта в клетчатой юбке и тяжелых ботинках. Подсела к ним за стол. Закинула ногу на ногу, — по мере продвижения по произошедшим событиям глаза Бана потихоньку округляются от эмоций, а кадык дёргается, — прикурила зачем-то. — Он трясёт головой, вспоминая гостью, и явно ощущая, что эта картина ещё долго пробудет в его голове. — И, короче, начала мутить что-то такое, что почти сняла с этих мужиков последние трусы. Ну, часы точно поснимала. Ты бы видел, как горели глаза дядьки Джона, когда она их обкручивала. Нагнула каждого из них, чувак! — Бан гогочет, чуть не давясь сигаретным дымом, и хлопает ладонью по бензобаку своего байка.       — И дядьку Джона? — почти флегматично отзывается Хван. Он, конечно, верит в эти истории с блондинкой, ведь то же самое может подтвердить ещё один друг из их компании — Питер Хан (по-корейски названный Джисоном), но лично он и Льюис Со (ещё один из их корейской банды — Чанбин) не видели эту мифическую даму никогда.       — Не-а, дядька оказался в плюсе… — задумчиво изрекает Бан, затягиваясь табаком.       В следующий момент мимо них проходят трое почтенных джентльменов в дорогих костюмах — видимо, кто-то новенький по типу вчерашних нью-йоркцев решил попытать удачи в одном из самых популярных казино Лас-Вегаса. Сэм слышит обрывки их разговора:       — Говорят, вчерашнюю делегацию тут разнесли. Сбили на пике выигрышной минуты… Нужно смотреть в оба, чтоб этого не случилось с нами.       — Да будем смотреть во все шесть, — смеётся кто-то из них. — Было бы на кого смотреть.       — Здесь недалеко живёт мой товарищ, тоже сюда захаживает, и вчера был. Говорит, какая-то девица в школьной юбчонке. Азиатка, говорит. Подсела к ним, и головы полетели.       — Чего, школьница? — снова смеются. — Да её хорошенько бы отшлёпать за такие проделки.       Хёнджин вздыхает, отрешенно уставившись на закат, который бывает только в Неваде, и который не спутать ни с каким другим. Долго этот медитативный миг, конечно, не длится, потому что сзади слышится рёв двигателя спорткара и смех на грани с визгом, а потом стук — не очень сильный, бывали после этого визга и посильнее.       — Ты притыренный, Лью? — слышится крайне знакомый голос после того, как глохнет мотор. — Это же грёбаная мусорка. А если бы на её месте была, к примеру, бабка? — Замечания до непристойности по делу — видать, Питер в более вменяемом состоянии, нежели Льюис.       — Бабки здесь только бумажные, детка, — раздаётся самодовольный ответ и хлопок двери автомобиля.       — Чё за кипиш, пацаны? — вмешивается Бан, молниеносно поворачиваясь к источнику суматохи. — Вы за эту мусорку у дядьки Бана год здесь подметать будете.       — Он опять был у того дилера, — фырчит Питер, вылезая из спорткара и отряхивая свою дорогую одежду. — Взял какие-то вонючие анаболики, судя по всему, с дополнительным эффектом. — Подкатывает глаза и, подойдя к товарищам, приветствует их «по-братски».       — Чува-ак, — тянет Сэм в сторону Льюиса, осматривающего капот своей уже не раз битой машины. — Мы же договаривались, что наркоты в нашей банде никакой. Посмотри на Криса — он тоже качается, но хавает нормальные анаболики. В чём твоя проблема?       — У него просто слабый характер, — подключается Крис. — Ему нужна толковая девушка, которая бы за него взялась.       — Что за херня со «взялась»? — вмешивается Хан. — Если он сам не захочет, ни одна девушка не исправит, ни даже парень.       — Спокуха, пацаны. — Льюис наконец подходит к компании и тоже здоровается их личными жестами, ведь среди пацанов недопустимо не побрататься. — Я только попробовал.       — Ты уже третий раз пробуешь, дружище, — спокойно отвечает Сэм.       — Затянись, отойди слегка, — протягивает Крис сигарету Со.       — Он был у дилера, а когда возвращался от него, чуть не сбил меня на перекрёстке, — жалуется Джисон, подкуривая и хмуря брови.       — Кто тебе сказал, что я у него был, чувак? — кажется, Льюису хочется завязать спор. Оно и понятно, кровь-то играет после веществ.       — Твои, нахер, глаза, — огрызается Хан, — и эта, мать ее, мусорка.       — Ну хватит, всё, — вмешивается Бан, совершая примиряющий жест. — Просто подумай, Лью, правило есть правило. Если не остепенишься, сам понимаешь… — он опускает глаза, явно имея в виду, что все они от него отвернутся.       — Погнали накатим? — вмешивается Хван. Он всегда умел разряжать обстановку подобного рода предложениями.

…

      Снова заняв свою любимую вип-ложу, все четверо предпочли расслабиться, потягивая джин и обсуждая что-то совершенно приземлённое.       — Интересно, будет сегодня ваша эта мифическая школьница? — почти насмешливо интересуется Чанбин, в крови которого алкоголь немного усмирил действие препарата, и который пока ещё мог адекватно мыслить.       — Ха-ха, чувак, скажи же, что это всё похоже на байку? — подключается Хван, взмахивая рукой в сторону сидящего напротив Бина. — Легенда о Летучем Голландце, — кривляется он, делая наигранно мифический тон голоса.       — Да-да, — подхватывает Бин и начинает хохотать. Вряд ли беседа настолько смешная, конечно. Его причина в другом.       — Пацаны, ну вы же знаете, что я не дам соврать, — Джисон обращается к неверующим своим самым праведным тоном. — Её все видели. Вчера она разорвала нью-йоркцев, а сегодня на её удочке наверняка вон те англичане, — он указывает вниз, на игорный стол, за которым расположились именитые гости, и щурит один глаз (уже достаточно пьян).       — Она в сговоре с твоим дядькой? — спрашивает Хван в лоб, указывая на Кристофера.       — А я почём знаю? — искренне изумляется тот, округляя глаза. — Дядька не делится со мной своими мутками, он просто разрешает мне пить здесь почти на халяву. И всем вам, кстати, тоже, — укоризненно обводит взглядом троих сидящих с ним за одним столом.       — Мы же скидываемся, — защищаются все вместе в один голос.       Внезапно людской гам на первом этаже затихает. Все четверо настораживаются, когда до них доносятся лишь горьковато-тонкие ноты джаз-оркестра и перешептывания людей снизу. Все восемь глаз устремляются с балкончика на зал, устланный красными коврами. По коврам шествует утончённая леди с белыми волосами ниже лопаток, в короткой чёрной юбке фасона плиссе, чёрных капроновых колготках (или чулках — никто не берется точно утверждать), милом красном укороченном свитере с высоким горлом и в высоких чёрных кожаных ботинках со шнуровкой и на массивной подошве. Глаза леди ярко подведены, губы почти алые, а на щеках веснушки. Леди садится за стол к англичанам, восторг на их лицах плохо скрывается, они потирают руки в предвкушении «нагнуть девчонку», а леди только заказывает себе двести чистого виски и просит раздать карты.       За игрой, постепенно становившейся напряженной, наблюдали все, кому не лень, и каждый, кто был заинтересован. Из корейской банды Джисона с Льюисом это не слишком увлекло, поэтому они переключились на весьма бурное обсуждение вреда наркотиков, а вот Хёнджин с Кристофером залипли на некоторое время. От них то и дело слышались слова вроде «сейчас надует», «вот это исполняет», «им не сдобровать», и прочее, и прочее.       Когда англичане были разбиты в пух и прах, а леди допивала уже третий виски, Чан, выдохнувшись, хлопнул в ладоши и откинулся на спинку дивана. «Я думаю, что она всегда была тузом в рукаве дядьки. Иначе как он до сих пор не разорился?». А Сэм молчал. Он только задумчиво наблюдал за тем, как последний из англичан отдает девушке золотые запонки, а та почти без интереса складывает их к часам в свою крошечную сумочку из кожи питона.       — Захотелось мартини, — хриплым голосом проговорил Хван, смотря на друзей. Со почти отъехал, Хан рассматривает косыми глазами свой маникюр, а Бан сосредоточенно цедит джин в залапанный стакан. — Спущусь на бар.       Хван действительно спускается, и довольно быстрыми шагами, пару раз даже перепрыгивая через ступеньку. Он понимает, что от смешивания напитков, а уж тем более от понижения градуса станет плохо, но… Возможно мартини — только отговорка?       За барной стойкой среди других гостей Сэм видит никого иного, как ту самую леди. В её пальцах бокал, кажется, снова с виски, она ставит бармена в известность, что выйдет на перекур, а после обязуется вернуть ему сосуд, улыбается мило и, вскочив с высокого стула, направляется к выходной двери. Сэм скорее заказывает двойной джин (кому вообще нужен этот мартини?) и ощущает острое желание тоже покурить.       — Чё это он? — растекшись по кожаному дивану, спрашивает Льюис.       — Поплыл братишка, — констатирует факт Хан, имея в виду отнюдь не Чанбина.       — Говорил я ему, что нужно регулярно трахаться, — задумчиво изрекает Бан. — Он за ней сгинет.       — Проверим… — хмыкает Лью, расплывчато лыбясь.       — Братишку надо спасать… — шепчет Хан.       Всё это напоминает один сплошной сюрреализм. Или комедию. Или артхаус. Но Хван Хёнджин в свете неона выглядит потрясающе, а леди с виски выглядит так красиво, что любой режиссер вроде Линча или Полански рвался бы первым замешать на этом сводящее с ума кино. Леди кто-то звонит и она хохочет в трубку почти неженственным голосом, а Хван стремится втянуть в себя как можно больше табачного дыма — храбрости поддает алкоголь; он ковыряет носком кроссовка асфальт, а когда леди сбрасывает вызов, почти робко обращается к ней:       — Не страшно?       — Простите? — переводит на него взгляд она и подносит к губам сигарету.       — Говорю, — скромно усмехается Джин, — не боитесь, что все эти люди, которых Вы обыграли…       — Ах, — ему не дают закончить — беззаботный хохот служит ответом на любой из незаданных вопросов, — нет. Всё ведь по-честному.       — Ну, — Хён пожимает плечами и затягивается табаком, — когда люди теряют большое количество денег, некоторые границы могут стираться.       — Вы теряли? Раз так утверждаете. — Блондинка открыто смотрит на него проницательным, изучающим взглядом, а её рука с сигаретой в пальцах плавно зависает в воздухе, в нескольких сантиметрах от лица.       — Нет, я только хотел сказать… — Хван мигом смущается, тихо хихикает и чешет затылок. — Просто, люди жестоки. — Наконец найдясь с ответом, смотрит на собеседницу, надеясь разглядеть в её лице какую-нибудь эмоцию.       — Нам ли с вами рассуждать о жестокости в таком месте? — незнакомка оглядывается по сторонам, разводя руками.       — Вы правы, но… ведь никогда не поздно начать, правда?       Хван как-то неопределённо смеется, опуская глаза, и вдруг его пьяную голову посещает мысль о том, как он, должно быть, глупо сейчас выглядит перед человеком, которого вообще-то собирался заинтересовать. Он надеется, что у него ещё есть шанс, глубоко вдыхает и встряхивает головой. Джин штука коварная: в голове сначала легко и почти приятно, а в один момент он просто бьёт по ней обухом. И такой момент у Сэма уже наступил.       — Часто здесь бываете? — выдаёт он почти слитно.       Леди смеётся, однозначно над Хваном. Она будто бы не пила три с половиной виски — кажется в чистейшем сознании. А ещё она не отвечает. Молчит и смотрит вдаль, на городской неон.       — Ладно, спрошу по-другому, — не сдаётся Сэм, — когда я смогу Вас здесь ещё увидеть?       Она немного раздумывает, и только потом отзывается, пожимая плечами:       — Не знаю. Когда здесь будет проплывать какая-нибудь крупная рыба. Или когда захотите сыграть на большие деньги.       — Но я не…       Хван хотел было сказать, что он, вообще-то, так-то и не играет, а леди в свитере только запустила окурком в урну (и, между прочим, попала), сунула ему в руку стакан со словами «Передадите бармену?», запрыгнула в моментально подъехавший к казино огромный чёрный внедорожник, звонко скрипнувший резиной об асфальт от резкого торможения прямо у её ног, и, похоже, укатила в тёмную невадскую ночь, неизвестно, куда именно и неясно, с кем именно.       Хван только смог проворчать «Чё за?..» и проводить взглядом внедорожник, уносящийся от него всё дальше и оставляющий во всё более сильном неведении.       — Ты как? — участливо поинтересовался Хан, когда Джин вернулся за их стол, перед этим, конечно же, отдав бармену стакан с красной помадой по ободку. Возвращать сосуд, если честно, не хотелось.       — Да норма, — отговорился Джин.       — Поговорили? Как она? — интересуется Крис.       — Ничего толком не узнал. Она укатила на огромной тачке, — пожимает Хён плечами и допивает свой напиток.       — Пьяная сама села за руль? Как наш Лью? — хохочет Хан.       — Нет, кто-то… кто-то забрал её. — Сэм задумывается, поджимая нижнюю губу.       — Конечно у неё есть покровитель, раз такие дела воротит, — басом отдаётся почти отъехавший в своем углу дивана Чанбин. — Он и забрал, — пожимает плечами в ответ на три заинтересованных взгляда, обращенных к нему.       — Лью, братишка, — понимающе обращается к нему Хан, — не всё сводится к сексу, — кивает он, хмурясь.       — Ну, во-первых, — Со отлипает от спинки предмета мебели и берет в пальцы стакан, — в Лас-Всегасе всё сводится либо к сексу, либо к деньгам, — наполняет сосуд почти до верха. — А во-вторых, — важно поднимает указательный палец, — даже если и так ‐ при чём здесь секс? Это может быть её босс, к примеру. Или друг.       — Ну какой нахер босс, Лью? — вспыхивает Хёнджин. — Кем она, по-твоему, должна работать, чтоб её босс забирал её ночью из казино, мать твою?       — Воротилой, — резонно и спокойно отвечает Чанбин, переводя взгляд на товарища. Под словом «воротила» он подразумевает тот род занятий, которым здесь и промышляет блондинка. И мнение это совершенно уместно.       — Разве воротилы не стоят за себя сами? — вмешивается Кристофер.       — Нет конечно, — отвечает ему Льюис. — Их, как и шлюх, покровители поддерживают на каждом этапе. Сами по себе они, как и шлюхи, только в процессе. В данном случае это игра, в другом…       — Если ты обдолбан — кати домой, — вдруг рыча перебивает Сэм. Видимо, ему неприятно то русло, в которое повернула их беседа. — Развёл тут лекцию.       — Ты чё? — недоумевает Со. Двое остальных молодых людей удивлённо смотрят на них.       — Думаешь, что все знаешь?       — Ну, у меня друган один вертелся в таких кругах, от него наслышан. Я не имею в виду, что воротилы это шлюхи, ты же понимаешь. Если тебе понравилась…       — Ёбнуться можно, — снова перебивает и безысходно выдыхает Хёнджин. Это самое безобидное, что он может сделать в своих обстоятельствах. — Я курить.       Встаёт из-за стола и идет по привычному маршруту: вниз из ложи и на улицу. Закуривает, останавливаясь на том же самом месте, где совсем недавно стояла очаровательная особа с непостижимой аурой. Ему даже кажется, что он до сих пор её видит, до сих пор слышит её таинственный голос… Но, увы, рядом только поддатые богачи, и как-то внезапно бьёт по голове осознание: домой придется тащиться на такси. Он, хоть и имеет возможность откупиться от полиции, самого себя всё равно как-то привык беречь. Поэтому за руль никогда не садится пьяным.       Вдруг замечает, как Льюис вываливается из заведения и садится в свой автомобиль, даже не прощаясь, да даже и не ища его взглядом. Вздыхает и отходит в тень — чтоб товарищ его и не видел. Не нравится ему всё, что творится с этим человеком. Да и вообще, всё, что творится с ним здесь после переезда из Хьюстона. Жизнь, до неприятного похожая на чёртовы американские горки: какие-то смутные приятели, так и не ставшие ему близкими, какое-то гложущее часто и густо чувство одиночества, какие-то слишком пустые дни, до пресыщения одинаковые; и все эти муторные, но до пробирающей горечи правдивые мысли, то и дело лезущие в голову, от которых он уже устал отплёвываться.       Провожая взглядом слишком шумную машину Льюиса, он выбрасывает окурок и вызывает себе такси.