Язва полезна в любом коллективе.

В самом начале апреля Владимир Владимирович вызвал меня к себе в кабинет. Благо, что мне пришлось всего лишь прогуляться от одного здания к другому, а не ехать до Кремля: Путины окончательно переехали к нам в Ново-Огарево. Или, вернее сказать, переехали в дом, что изначально был для них, просто Владимир Владимирович из соображений безопасности настоял на том, чтобы и наша с Майклом семья осталась там, а не возвращалась в квартиру на Тверской. Всё-таки наша охрана во главе с бессменным Серым неплохое подспорье для охраны столь большого участка. — Анжела, помните наш разговор про РКК? — Что, простите? — Я вскинула брови. — Ракетно-космическая корпорация, — я задумалась, — ну, «Энергия». — А, — я закивала. — Помню. — У вас есть человек, которого можно было бы туда посадить как наблюдателя? — Сколько? Один? — А у вас найдется больше? — Путин вскинул брови. — Я, конечно, знаю, что даже та секретарша ваш человек, но, — он засмеялся, а я немного покраснела, — вы чудо, Анжела. — Да, я чудо, — я мило улыбнулась, — сколько людей вам нужно? Какой профиль? Отличительные черты? — Специальное образование. — Есть, — я кивнула, — надежный человек, но при этом он открыто не состоит на какой-либо должности моего холдинга. — И отлично, — Путин тоже кивнул, — будем наблюдать за тем, что делается в «Энергии». Там уже есть такой человек, но всегда хорошо иметь альтернативный канал информации. — Да, — я улыбнулась. — По поводу ваших идей и проектов, — он вытащил из ящика папку, что я приносила еще в январе, — на некоторые, — он положил несколько листов отдельно, — нужны очень большие деньги, которых сейчас нет, но я учту, что вам интересны эти отрасли и что у вас уже есть и идеи, и желание. По этим, — рядом с первой появилась новая стопка, — я вам помогу в ближайшее же время. С оставшимися разберемся в течение года или двух, если ничего в экономике не изменится. Вы уверены, что Мэйдофф мошенник? — Да. У кого-то из ваших друзей деньги лежат в его фонде? — Да, — Путин кивнул, — лежат, но не у друзей, — он вздохнул, — хотелось бы промолчать, мол, поделом за ваши действия, но ведь они потом у нас же раза в два больше украдут в качестве моральной компенсации. — Хорошо как в Китае: расстрел. — Я против. — Я уверена, что только по той причине, что наша судебная система хромая на обе ноги. — Не только, — Путин вскинул брови, — Анжела, вы понимаете, что расстрел хорош, только когда вы точно знаете, что за вами самой не придут? Сейчас тут я, я за вас, а пришел бы кто-то другой, тогда что? — Не даете помечтать, — я цокнула, а он вздохнул. — Вы уже выбрали, что наденете на первую инаугурацию? — Знаете, у меня много проблем, но костюм явно не в первом по значимости листе. — Тогда я выберу, — я мило улыбнулась, — это очень важное событие, и будет обидно, если у вас будет странный по цвету галстук. Владимир Владимирович посмотрел вниз на свой нынешний, потом снова на меня и махнул рукой: — Делайте, что хотите. Я искренне улыбнулась, поблагодарила за доверие. — Я просто поинтересуюсь: вы так рады подобрать мне галстук или всё-таки человека в «Энергию»? — Человека я уже выбрала, — я пожала плечами, — а галстук поеду выбирать сейчас. У России будет не только трезвый, но и стильный президент. — Идите, — Путин указал мне на дверь, я пошла, а краем уха услышала, как он сказал себе под нос, — это явно влияние весны. Была же адекватной еще недавно. Я хмыкнула, закрыла дверь и быстрым шагом направилась в свою комнату. Переодевшись для выхода, я взяла первую же готовую к моментальному выезду машину и поехала в город. Сначала я навестила Майкла, убедившись, что никаких новых неучтенных секретуток не появилось, а потом поехала в ателье, где обычно заказываю костюмы Майклу. Там всегда самые лучшие ткани, лекала и качество шитья, да и мы стояли буквально у истоков: именно Майкл был первым известным клиентом этого ателье. Я попросила у главного портного образцы тканей, сказав, что Майкл слишком занят на этой неделе, чтобы лично приехать ради выбора, и мне собрали аж пару чемоданов. Сказав, что муж обязательно приедет, как только что-то выберет, я села в машину и поехала в резиденцию. Чтобы не тратить время, ожидая, пока все эти чемоданы развернут и проверят, я сразу после ворот вышла из машины и пошла пешком. В маленьком дворике, где установлены большие качели, сидела Катя и что-то читала. Рядом с ней лежали Арамис и Портос. Я сразу же подошла посмотреть, как дела у дочки. — Привет, котенок, — я села рядом с ней, поцеловала в макушку, — как дела? — Хорошо, — она улыбнулась. — А что читаешь? — Я дочитала «Руслан и Людмила». Я давно хотела дочитать, а сейчас каждый день вижу Людмилу Александровну, и вспоминаю, что не дочитала поэму. Решила прочесть, чтобы успокоить совесть. — Понравилось? — Я обняла дочку, снова поцеловала. — Очень. Я даже нарисовала Руслана и Людмилу в альбоме. Мне кажется, они выглядели бы так, — она дала мне альбом, что был рядом. Я взяла, открыла и улыбнулась. Фоном был лес на рассвете, а сами герои стояли на первом плане и смотрели друг на друга. Руслан представал в виде высокого светлого голубоглазого богатыря в остроконечном шлеме и красной одежде, а Людмила — в виде невероятно красивой голубоглазой румяной девушки в традиционном платье с воротником, украшенным золотом, белым платком на голове, золотым ободком и толстой золотой косой с красно-золотой лентой. Я была в шоке от красоты этой работы. Майкл тоже всегда говорит, что он в шесть лет так не рисовал. Видимо, Катин учитель очень правильно помогает ей развивать ее невероятные способности. — Котенок, это очень красиво, — я покачала головой, снова осмотрела, — папа придет, обязательно ему покажем. Людмила получилась как самая настоящая славянская принцесса. — Спасибо, — Катя улыбнулась, — Людмила ведь и есть принцесса: она княжна, дочка князя Владимира. — Да, но, — я улыбнулась, — я к тому, что она получилась такой, какой ее, наверное, нарисовал бы Дисней, если бы включил в список своих принцесс. — Мы с Виталием Андреевичем считаем, что принцессы Диснея неправдоподобные, — Катя пожала плечами, — посмотри, как я нарисовала Людмилу: у нее правильная фигура. Если бы ее рисовал Дисней, то ее талия была бы размером с меч Руслана. Дожили: я не знаю, как правильно подобрать слова для комплимента. Майкла очень не хватает. — Виталий Андреевич уже видел эту красоту? — Да, он же сегодня приходил, — Катя закивала, — мне так понравился этот маленький рисунок, что мы решили сделать такой же, но на большом холсте. Виталий Андреевич научит меня делать маленькие узоры на одежде. Людмила будет еще красивее, а у Руслана будет правильная богатырская одежда. Тут у шлема кольчуга немного простая, а там будет правильная. — Буду ждать, — я поцеловала ее в щеку, — а сейчас что читаешь? — «Принц и нищий» Марка Твена. Очень интересно, — Катя посмотрела на меня, — мне кажется, я уже знаю, что я нарисую в альбоме на их страничке. — Мой котенок, — я снова поцеловала ее, — моя радость. Я так рада, что тебе нравится читать. — Книги интересные, — Катя пожала плечами, — хочется читать, раз уж занятий нет. У меня же сейчас только музыка и рисование. Потом будет школа, а ты говорила, что в первое время, пока мы будем привыкать, нам будет не хватать времени на другие занятия, на отдых, — я кивнула, — вот, поэтому лучше сейчас почитаю. — Хорошо, правильно. А мальчики где? — Они как всегда дерутся: их тренер по дзюдо пришел, — она вздохнула, — теперь еще и дядя Вова с ними сидит. Мама, как им это может нравиться? Мне было бы лень столько падать. Падаешь, встаешь, тебя роняют, снова встаешь, сам кого-то роняешь. — У мужчин это формирует характер, солнышко. — Тогда ладно, — она пожала плечами, — хорошо, что я девочка. Я бы не хотела так формировать характер. Это же больно. — Милая, часто даже без физической боли формировать характер бывает больно и трудно. Характер формируется под влиянием особенных событий в жизни, и эти события не всегда приятные. — А какие события были такими у тебя? — Катя закрыла книгу, вложив закладку, и посмотрела на меня. Иногда я сама удивляюсь тому, что она задает такие вопросы в столь юном возрасте. Видимо, чтение действительно развивает. — Надо подумать, — я вскинула брови, — мне очень нравилась математика в школе. Тогда я решила, что поступлю в МГУ, а для этого мне нужно было очень много учиться. Пока другие ребята ходили в кафе-мороженое или в кино, я сидела с учебниками, и поступила в МГУ в шестнадцать. Потом мне хотелось получить красный диплом, я снова так сидела с учебниками, жертвуя каким-то развлечениями. Потом также было на работе: я хотела выполнить всю свою работу очень качественно и лучше остальных, поэтому много времени посвящала этой работе. В итоге я теперь имею очень хорошую силу воли: если мне что-то нужно, я дойду до цели, не отвлекаясь на какие-то сиюминутные развлечения. Я правильно планирую время. Я обязательная. Понимаешь? — Да, — Катя закивала, — а тебе не хотелось развлекаться? — Хотелось, но кто-то же должен и работать, верно? Что же будет, если все будут развлекаться? — Да, действительно, — дочка снова кивнула, — интересно, какой предмет мне понравится в школе. Чтение же тоже предмет? — Да, чтение, а потом он будет называться «Литература». — И языки мне нравятся, — Катя вскинула брови. — А какой язык ты бы хотела выучить? — Турецкий. Оригинально. Я действительно удивилась. — А почему? — Мне нравится, как турки разговаривают, — она засмеялась, — китайский тоже очень интересно звучит, но он очень сложный: там вместо букв картинки. И-е-ро-глифы. — Да, — я кивнула, — а немецкий не хочешь? — Мне не нравится. Когда вы с дядей Вовой разговариваете, звучит так, будто вы ругаетесь, хотя смеетесь. — А французский? — Будто у человека насморк, — Катя смешно поморщилась. — Итальянский? — Красивый, — она кивнула. — А он нужен? — А ты хочешь именно тот, который нужен? — Да. — Язык бизнеса и науки сейчас английский, — я поправила ей кудряшку, — дальше уже нужно смотреть по тому, чем ты хочешь заниматься. Китайский по числу говорящих людей самый популярный. С ним и я могу тебе помочь, — я сказала несколько фраз, Катя улыбнулась. — Может, тогда буду учить китайский? — Можно. Надо тогда для начала привыкнуть к школьным занятиям, а потом посмотрим. — Я так жду школу, — Катя улыбнулась, — уроки, переменки. Будем с ребятами вместе что-то делать. У меня сжалось сердце. Как мне теперь сказать этому ангелочку, что возможно, что они с братьями будут вечно сидеть дома? — Анжела, — я обернулась на голос Владимира Владимировича, — о, и Катенька здесь, — он подошёл к нам, сел с другой стороны от нее, посмотрел на обложку книги, — очень хорошая книжка. Нравится? — Да, — Катя закивала, — а как Леша с Сашей? — Всё в порядке, — Путин улыбнулся ей, — я уверен, они вырастут замечательными парнями. И тебя они очень любят. — И я их, если они не воруют мои игрушки. Им нравится их разбирать и смотреть, что внутри. Когда они так забрали мой кукольный домик, я стукнула их книжкой Носова «Огурцы». — Надо было дать почитать, — ответил Путин, мягко обняв ее. — Так они читали. Я подумала, что раз тогда не дошло, дойдет так. — Понятно, — он кивнул, — а о чем вы с мамой говорили? Я услышал что-то про школу. Как там говорилось в песенке гениального сыщика? А нюх как у собаки, а глаз как у орла? Жаль, что про слух ничего не было. Не сглазить бы. — Да. Я уже жду, когда пойду в школу. Мама пока говорит, что школьная форма не нужна, потому что я могу сильно вырасти за лето, а я уже жду. Владимир Владимирович снова кивнул, посадил ее себе на колени, крепче обнял, ответил: — Тебе и бантики очень подойдут. Катя улыбнулась, ответила: — Но мне кажется, мама почему-то переживает. Хорошо, что Путин сам отвечает: я и так еле держусь снова не заплакать. — Мамы всегда переживают, Катенька. Представь, как им трудно оставлять своего самого дорогого человечка где-то далеко. Мамы переживают и за то, чтобы их ребенка не обидели, — он взял ее за обе ручки, — не все люди добрые, Катя. Некоторые могут быть очень злыми. Никогда не слушай таких людей. Если что, всегда рассказывай маме, папе или даже мне, хорошо? — Она закивала. — А кому ты расскажешь? Кого ты больше любишь, маму или папу? — Катя засмеялась: — Это вопрос с подвохом. Мама всегда так говорит про такие вопросы. — Да, — Путин тоже улыбнулся, — и кого любишь больше? — Я и маму, и папу очень люблю, — Катя снова засмеялась. — А может, всё-таки кого-то побольше? — Заговорщическим шепотом продолжил он, — я обещаю, я им об этом не скажу. Я тоже улыбнулась. Кате нравится внимание, так что это может отвлечь ее от дальнейших вопросов о школе. — Нет! Одинаково, — Катя улыбнулась, — но если вы никому не скажете, — Владимир Владимирович покачал головой, и она сказала продолжение ему на ухо, заставив тихо засмеяться. Потом он поцеловал ее в макушку, а она и ему решила показать свой рисунок. Путин его искренне похвалил, посмотрел и другие ее рисунки, что шли на каждой странице после описания книги. Дальше он посадил Катю на ее изначальное место, вернул книжку и сказал: — Прочтешь эту, потом еще что-нибудь посоветую. — А что? — Нет, ты сначала прочти эту, — Путин улыбнулся, поправил ей воротник платья, что загнулся и грозил помяться. — Скажите, пожалуйста, — Катя даже едва не запрыгала на месте от любопытства. Владимир Владимирович стал называть книжки, а Катя радостно сообщала, что уже их читала. Он, разумеется, искренне «удивлялся», советовал еще что-то, а она говорила, что и это читала. Я в тот момент думала только об одном: специально ли он запомнил книги из ее альбома или же у сотрудников КГБ это происходит на уровне рефлексов. — Тогда даже не знаю, что посоветовать такой умной и начитанной девочке, — он засмеялся, сделал вид, что задумался. Катя тоже счастливо засмеялась, а он уже назвал новую книжку. Ее мы действительно не читали, и дочка сразу попросила меня запомнить название, чтобы потом прочитать. Путин пожелал ей приятного времени за чтением, поцеловал в макушку, встал и уже собирался уходить. — Владимир Владимирович, вы что-то хотели, когда подошли? — Что, простите? — Он обернулся. — Вы, когда подошли, сначала меня окликнули, словно искали. — А-а, — он покивал, — не, не думаю, что что-то нужно. Я сам разберусь, пожалуй. — Как скажете. Я уже тут, если что, позвоните, и я сразу же подойду. Путин кивнул, пожелал и мне хорошего вечера, и ушел. Странно. На него не похоже. У меня сложилось ощущение, словно у него резко сменилась тема размышлений, и от этого он, можно сказать, забил на то, зачем изначально подошел. Ничего. Надумает, вызовет меня снова.

***

За оставшийся день Путин не передумал, и я спокойно полежала у себя в комнате. Ну, как «спокойно полежала»... Как может мама шестерых детей спокойно полежать? Это что-то из области антинаучной фантастики. Я проверила Сашу и Лешу, потом занялась Славой и Вовой, а потом и Машей. Малышей ведь нужно развлекать, кормить, купать, переодевать. Столько работы, что, только заканчиваешь один круг, как сразу нужно заходить на новый, а там и новый день. Когда Майкл приехал, я рассказала ему про разговор с Катей, а он переспросил: — А Путин не сказал, что ему сказала Катя? — Майкл! — Я цокнула, он смутился. — Наверное, сказала, что любит тебя больше. Не знаю, он не сказал. — А ты спросила? — Нет, не буду же я при Кате спрашивать. — Надо потом спросить. — Господи, — я вздохнула. — Кто о чем. — Интересно же, — Майкл сел рядом, — тебе не интересно? — Милый, — я вскинула брови, — меня куда больше волнует то, как мы будем объяснять Кате, почему она вместо нормальной школы пойдет на другой этаж дома и что вместо формы она может надеть хоть пижаму. — Я не знаю, — Майкл вздохнул, — может, подождем? — Я тоже не знаю, — я прилегла на него боком, — я действительно уже ничего не знаю. — Вместе скажем, — он поцеловал меня, обнял, — но до этого узнаем у Владимира Владимировича, что ему сказала Катенька. — Вряд ли он скажет. — Мы ее родители! — И? — Я улыбнулась. — Ты просто никогда не общался с ним, когда он чего-то не хочет. Если он и Весы, то очень инертные. Фиг качнешь. — Эх, — Майкл вздохнул, заметил в комнате чемоданы. — А это что? — А это я решила выбрать ему наряд для инаугурации и вручения тебе гражданства. Ему так сходу ничего не выбрала, а тебе нашла кое-что, — я встала, достала отдельно сложенные ткани, — смотри. Тебе подойдет. — Да, цвета мои, — Майкл улыбнулся, — спасибо, милая. А что я надену на инаугурацию? — Два наряда уже давно висят в твоем шкафу в отдельных чехлах, — я сложила ткани обратно, — я выбрала наряды так, чтобы ты не сливался со стенами Кремля, не был одет как Путин в темный обычный костюм, но при этом подходил под официальную торжественную обстановку. — А как так? — Сейчас. Я зашла в нашу гардеробную, выбрала чехлы, принесла, открыла и показала наряды. Ими были два костюма с уникальными узорами, яркими галстуками, а также мужскими аксессуарами вроде часов с цепочкой. Если шесть лет назад такое Майкла старило, то сейчас наоборот подчеркивает его статус. Майклу очень понравились костюмы, он даже встал, обнял меня, поцеловал, а потом вовсе стал приставать. — Стой, — я немного отодвинула его, — беременеть мне пока нельзя. — Да, помню, — Майкл закивал, — у меня всё есть, — он снова прижал меня к себе, — я очень соскучился. Ты то на работе, то дети рядом, а я уже с ума по тебе схожу, — он стал целовать меня в шею, я довольно улыбнулась, стала с наслаждением принимать ласку.

***

На следующий день я всё-таки выбрала подходящие ткани, дождалась, пока Путин вернется в резиденцию и сразу же материализовалась рядом. — Можно к вам приложить? — Будто у меня есть выбор, — сказал он, снимая свой галстук. — Вы мне потом съедите весь мозг чайной ложечкой, если фотографии будут не очень. — Именно, — я улыбнулась. — Буквально пять минут. И, — я вскинула брови, — что с вашим галстуком? — Я указала на ало-золотую полосатую ткань. — Над Кремлем пролетал Альбус Дамблдор, закинул на вас Распределяющую Шляпу, и та определила вас на Гриффиндор? — Очень смешно, — Путин хмыкнул, сам посмотрел на галстук, тоже засмеялся, — просто сегодня Люда не видела, как я выходил из дома. — А вы сами как этот галстук надели? — Вы серьезно думаете, что я утром обращаю внимание на галстук? Какой ближе был, тот я и взял. — Всё, тогда мне нужно срочно определяться с тканями. От греха подальше надо заменить всю вашу одежду на стильную и подходящую по статусу. — И малиновый пиджак выкинете? — С притворным ужасом спросил он. — У вас есть малиновый пиджак? — Я аж присела на подлокотник дивана. — Конечно. — Путин улыбнулся, а я вздохнула. — Ладно, выбрасывайте. Он мне не нужен. Я сам не помню, зачем он мне тогда сдался. — Ясно, — я кивнула, — вам идут костюмы, но особенно хорошо вы выглядите в свитерах и вязаных жакетах. Вы выглядите очень по-домашнему, очень мило, и вас очень хочется обнять. Вам удобно их носить? — Он кивнул. — А джинсы? — Тоже кивнул. — А что не любите? — Затрудняюсь сказать. Не встречал одежды, которая раздражала. — Отлично, тогда мой модельер займется вашим гардеробом. Только, ради Бога, не поправляйтесь. Вам так очень идет, а поправившимся вы будете, — я замялась, не зная, как помягче сказать. — Ой, Анжела, — Путин с улыбкой покачал головой, — не волнуйтесь, не растолстею. — Простите, если- — Да всё в порядке, — он махнул рукой, улыбнулся шире. Пока я прикладывала к нему всё новые образцы тканей, я решила в шутку спросить: — А куда бы вы хотели: на Гриффиндор или другой факультет? — Анжела, вы серьезно хотите поговорить об этом? — Да. Я бы, наверное, хотела на Гриффиндор. У меня характер очень подходит именно этому факультету. А вы? Вам перечислить? — Нет, я и так от дочек знаю, о чем речь в книгах. — И-и? — Я мило улыбнулась, приложила новый образец, но покачала головой и взяла следующий. — Мне кажется, что Пуффендую уделили незаслуженно мало внимания. Факультет, который ценит самое главное человеческое качество, по итогу воспринимается как сборище не храбрых, не хитрых и не умных людей. А какой толк в любом из этих качеств, если нет преданности и верности? Я молча вздохнула, понимая, что против такого не попрешь. Майкл будет доволен. — Трое главных героев преданны друг другу, — возразила я. — Да, но эти трое героев разбираются с последствиями того, что их родителям повезло найти на этом факультете предателя. Я специально уточнил у дочек, и пока что в книгах не было ни одного предателя с Пуффендуя. Конечно, посмотрим, что будет дальше, но мне кажется, что никто так и не объявится. — То есть вы бы хотели туда? — Да. — А как вы относитесь к Дамблдору? — Если Роулинг потом не сделает из него гея, то это едва ли не лучший персонаж книги. — Даже так? — Я вскинула брови. — Да. — А почему вы подумали про гея? — А почему он не женат и без детей? — А это в вас заговорил советский КГБ и правильный партиец. — Возможно. Посмотрим, кто будет прав. Когда начнут регистрировать однополые браки, вы вспомните мои слова советского КГБ и правильного партийца, — Владимир Владимирович весело хмыкнул, — я хорошо отношусь к Гарри Поттеру, но куда больше надеюсь на то, что наша молодежь останется верна нашему НИИЧАВО. Там и сюжет, и герои, и мир на уровень выше, чем всё это у Роулинг. — У нас трудилась целая команда, — ответила я с улыбкой, — и сообщество поклонников очень большое. Они, конечно, почитывают Гарри Поттера, но потом всё равно идут обратно к нам. У нас в эти четыре года не было конкурентов, поэтому мы реализовывали всё так, как мы хотели, не торопясь и не переживая. Очень приятно, что вы тоже знаете про НИИЧАВО, — я умиленно вздохнула. — Откуда? Вряд ли вы сидели и смотрели. — У дочек полные коллекции и книг, и фильмов, и игрушек, и прочей сувенирной продукции, хотя они уже вот-вот закончат школу, — с улыбкой ответил Владимир Владимирович, и сам забраковал пару образцов тканей, выбрал новые, — вообще, Анжела, должен сказать, что я действительно удивлен степенью проработанности вашего холдинга. У вас внутри него есть почти что всё, что требуется другим его частям. Пока я смотрел бумаги, картинка перед моими глазами сложилась словно паззл. — Точно! Паззл! — Я вскинула брови. — Почему я раньше до этого не додумалась?! — До чего? — Ой, — я улыбнулась, — во-первых, спасибо за вашу высокую оценку, а, во-вторых, спасибо за идею. Мы с ребятами очень долго думали, что еще можно добавить в коллекцию сувенирной продукции такого, что требовало бы активности от человека, а не только места на полке. Паззлы для детей и для взрослых, — я улыбнулась шире, — стандартные и оригинальные формы картин и кусочков, а также паззлы гигантских размеров! Всё, после разговора с вами пойду узнавать, что нам нужно прикупить для качественной штамповки. Господи, это же было элементарно! — Я выдохнула, покачала головой. — Спасибо, Владимир Владимирович. — Не за что, — он весело хмыкнул, — а по поводу вашего холдинга... Вы делали это целенаправленно, или вам так советовали сверху? — Откуда же такое счастье, — я махнула рукой, — я еле доказала генералу, что нам нужно строить систему, которая могла бы поддерживать себя сама с минимальным вовлечением иных компаний. Как видите, это дает свои плоды. К примеру, паззл требует вовлечения в работу художников, дизайнеров узора деталек и персонала для обслуживания конвейера, в который должны быть включены отделы печати, склейки картинки и картона, отдел создания штампов для нарезки, отдел нарезки и упаковки. Чего мне не хватает? Только склейки и создания штампов. Там какие-то особенные машины, которые гнут острые лезвия по заданному узору, и ранее мне именно такие аппараты не требовались. Куплю их, и дело в шляпе. Через месяц все магазины торговой сети «Березка» будут завалены отечественными паззлами без единого кредита от нашего ЦБ. — Вы интересуетесь строительством? — Да. Чего угодно. Дайте задание, построим. — ВДНХ. Ух ты! На ловца и зверь бежит! Только недавно мы с Майклом мечтали о том, как бы нам подобраться к ВДНХ, и вот! — Разумеется, — я улыбнулась, — так какое задание? — Вся ВДНХ. Я снова присела на подлокотник кресла, а Владимир Владимирович спокойно продолжил: — Вы займетесь ремонтом и переоформлением павильонов, от которых отказались страны, которым они были предоставлены. Вы же будете в праве решать, павильоны на какие темы должно сохранить, а какие переименовать. Вы будете устанавливать стандарт для внешнего вида всех построек и контролировать все ремонтные работы. Вам не разрешается открывать там филиал вашей Березки, а также любые заведения общепита, в остальном полный карт-бланш. — Простите, а за что такой подарок? Владимир Владимирович весело хмыкнул, ответил: — Это подарок не вам, а российскому бюджету. Я невероятными усилиями отвоевал почти полтора миллиарда рублей прямо перед их переходом на Запад и ради их сохранения вписал туда, куда смог прибавить через свои связи, не побоявшись, что их всё равно растратят и вывезут на Запад в еще большем количестве. Так вышло, что получилось только прибавить к сумме на ремонт ВДНХ. Люди, конечно, побесятся, что в нынешнее время полтора ярда пойдет на ВДНХ, но ничего. — Да. Перебесятся. Мне как-то вернуть эти деньги кому-то? — Нет. Просто прошу вас с умом потратить их на обновление ВДНХ. Я понимаю, что это не первостепенная проблема, но вопрос стоял ребром: или деньги просто уплывут, или же мы обновим ВДНХ. Третьего дано не было. Разумеется, в нескольких местах я ткну вам на тех людей, у которых вам придется купить то или иное нечто, но в остальном вы свободны. — Понимаю, — я выдохнула, — я даже не могу сказать, много ли это или достаточно. — Если вдруг останется, спрячьте в России как вы умеете. — Хорошо. А можно мне открыть на ВДНХ музей анимационной студии? — Нужно. Это же достижение? — Я закивала. — Значит, нужно. Я с улыбкой похлопала в ладоши: — Всё, задание понято, будет выполнено. Есть сроки или мне самой посчитать, сколько мне нужно? — Сами, — Путин махнул рукой. — Всё сами. Я вам доверяю. — Спасибо. Я не подведу, — я встала, взяла новые ткани. — Вы меня приятно шокировали. — Рад, что приятно. Я поспешила убрать счастье по поводу ВДНХ подальше и стала определяться с цветами для костюмов и галстуков. Когда я приложила один конкретный образец, заметила, что даже Путин, до этого стоявший без энтузиазма, заинтересовался. — Согласитесь, к вашим глазам очень подходит. — Да. Интересно, как вы так определили подходящий. — К своим глазам примеряла, — я засмеялась, — видите, почти все мои образцы подошли, а этот вам особенно сильно понравился. Его на инаугурацию и наденете. Тогда я отправлю это всё портному. Путин покивал, взял свой галстук. — А почему вы на всё это соглашаетесь? — Спросила я, собирая ткани. — Вы же для меня стараетесь. — Да, — я кивнула, — а что вам тогда сказала Катя? — Когда? — Ясно. Не скажете. — Да. Видите, как хорошо вы меня уже знаете? — Он засмеялся, встал перед зеркалом завязывать галстук по новой. Я подошла, сама быстро завязала. Майкл так и не научился, поэтому я могу это сделать хоть с закрытыми глазами. — Спасибо, — он чуточку поправил галстук. — Я хотел спросить про здание, которое вы выкупили в Ломоносовском районе и отреставрировали. Вы его уже куда-то записали? — Нет. Нужно? — Нужно. — Хоть сейчас могу отписать. — Не сейчас, но пока что никуда его не девайте. — Как скажете. — Если бы все мои подчиненные так отвечали на мои рекомендации, — он засмеялся, я тоже. — Просто переспрошу: то здание вы ремонтировали как себе? Там не будет неприятных неожиданностей? — Ни в коем случае. Здание полностью обновлено. Только двор не успели привести в божеский зеленый вид, но сделаем в ближайшее время. Нужно сделать что-то конкретное? — Нет, нет, — Путин покачал головой, — просто не отдавайте никому. Я согласилась, забрала ткани и ушла, но вопрос остался: зачем ему это здание? Хорошо бы еще у меня спросить, зачем оно мне... Это всё как-то повелось с Березки: я нашла хорошую ремонтную бригаду и, чуть что, давала им новое задание на ремонт в любого размера помещении. Уже даже не счесть, сколько они мне всего отремонтировали. Что-то я перепродала, что-то отдала под нужды фондов, что-то использовала для себя или Майкла. То здание в Ломоносовском районе я купила, как когда-то Майкл купил книжный магазин, то есть со словами «А почему бы и нет?». Наверное, сыграла близость к моей альма-матер: МГУ там совсем рядышком. Шпиль ГЗ вовсе прекрасно виден в хорошую погоду. Да и покупала я скопом: одно здание в том районе получилось торговым центром, а вот это купилось само собой. Может, и хорошо, что Путин его заберет: нельзя зданиям просто так стоять. Забив на эти размышления, отправив портному ткани, позвонив ему и объяснив, чего я от него хочу, я вернулась к детям. Катя, Леша и Саша бегали по двору с собаками, кидая им палочки или мячики, чтобы те приносили, а потом вовсе стали играть в мяч как в футбол. Наши собаки очень умные: они понимают, что мячик можно не только хватать зубами, но и катить, а то и отбирать друг у друга, так что с ними действительно весело играть. Поняв, что этим детям хорошо и без меня, я пришла к Славе и Вове. Мальчики получились очень серьезными непоседами. Вот буквально отворачиваешься, а они уже что-то делают. Даже страшно бывает выпускать их из комнаты: потом фиг найдешь, если на секунду отвлекаешься. Машенька же пока была в прекрасном возрасте: без меня особенно никуда не убежит и не уползет. Проблемой было ее покормить. Дети до нее более охотно переходили к обычной еде, а Маша не хотела ничего, кроме грудного молока. Поэтому я, скрепя сердце, усадила ее за ее детский столик, положила фруктовое пюре и приготовилась к долгим уговорам в стиле «за маму, за папу». Спустя минут двадцать безуспешных попыток впихнуть хоть ложку, я была готова сдаться, но пришел Владимир Владимирович. Он сел на диван и посмотрел на меня, словно я интересное шоу для развлечения. — Давно не видел такую картину, — сказал он с улыбкой, — лет пятнадцать. — Если соскучились и хотите испытать чувство ностальгии получше, могу уступить это место, — я указала на себя, столик во фруктовом пюре и Машу, у которой это пюре было размазано по всему лицу. — Мне и отсюда хорошо видно, — сказал он со смехом. — Вы свободны? — Спросила я. — Нет, женат и счастлив в браке. Я цокнула, попыталась дать Маше новую ложечку пюре. — Да, свободен, — он кивнул, — сам удивлен. Спать не хочется, а что-то делать уже нет сил, так что лучше просто посидеть эти час сорок минут. У дочек урок скоро закончится, пойду к ним, а десять минут решил посидеть с вами. Вам же нравится мешать мне, когда я чем-то занят. Сейчас и я буду давать дистанционные ценные указания. — Тут хоть какие указания... — Я вздохнула, — ничего не помогает. — А мальчики уже сами кушают? — Спросил он, кивнув в направлении Славы и Вовы, тоже сидевших рядом со мной за своими столиками, но действительно кушавших самостоятельно. — Да, сами. Там никаких проблем нет: дайте им, что угодно, и они уплетают за обе щеки. Маша сопротивляется. Милая, — я снова взяла ложечку, — ну хоть одну, — попросила я, уже отчаявшись. — Милая, ради мамочки, — я подвинула ложку, Маша отодвинулась, — а ради папы? — Она снова отодвинулась. — А ради дедушки? — Отодвинула рукой. — А ради президента? Смотри, кто к нам пришел. Если не будешь кушать, дядя президент лишит тебя гражданства. — Анжела, — Путин цокнул. — Зато съела. — Бедный ребенок, я не лишу тебя гражданства, — сказал он мягко, а Маша едва не спихнула тарелку с пюре со столика. — Она на всё так реагирует или только на фрукты? — На всё кроме моего молока, — я вытерла ей личико, — она от этого худее, чем другие дети в этом возрасте. Врач ничего не может сделать. Говорит, что так бывает. Видимых причин для отказа от еды нет, Маша просто не хочет. Она ест хоть что-то, если я совсем не даю молока, а это тоже не дело. Ей всего семь месяцев, и молоко нужно. — Если каши своим молоком разводите, Маша ест? — Да, но нельзя же питаться только теми кашами. — Да, тяжелый случай. В этот момент Слава с Вовой решили похлопать по столикам, чтобы я дала им еще печенья. Я дала, порадовавшись тому, что хоть их от еды не оторвать. Я улыбнулась, обратилась к Путину: — У Вовы интересная реакция на всех тёзок. Он считает, что Вова только он, а всех остальных он не признает, поэтому вас он знает как президента. Путин с улыбкой вскинул брови, а я погладила Вову по щечке и спросила: — Вкусное печенье? — Да! — Тебя зовут Вова? — Да! — А этот дядя тоже Вова? — Нет! Путин подошел, улыбнулся, я тоже тихо засмеялась, снова погладила сына по щечке. — А как зовут дядю? — Не знаю, — сказал сыночек, — я Вова. Я. — А где президент? — Вот! — Вова указал на Путина ручкой. Я снова засмеялась, поцеловала его, дала печеньку. Путин тоже искренне улыбнулся, видя такого уверенного малыша. — Ваши дети очень хорошо разговаривают, — сказал он, аккуратно пригладив Вове кудряшки, топорщащиеся в разные стороны. — Я постоянно с ними говорю правильной речью без сюсюканий, — ответила я, пытаясь дать Маше еще хоть ложечку, — но лучше всех этот навык взяла Катя. Леша и Саша очень хороши в математике, они пишут, считают, а Катя обожает читать и разговаривать. Мальчики научились быстро читать, чтобы читать задачки по математике или на логику в журналах, а Катя любит истории про приключения. Она помнит, что она читает. Тут, правда, и моя заслуга: я всегда прошу ее пересказать, чтобы она тренировала навык разговорной речи, но даже так у нее замечательные способности. — Да, она читает без запинок и не проглатывает отдельные слоги, — Путин кивнул, — она даже смогла прочесть в моем документе «экспроприация крупного капитала». Не поняла, конечно, но прочла. — Вы хорошо относитесь к детям, — сказала я с улыбкой, — и дети к вам. Ельцина Катя на дух не переносила. Один раз она даже разревелась, когда он взял ее на руки, а вас она обожает. Сама бежит, говорит мне: «Дядя Вова пришел, дядя Вова пришел!». Владимир Владимирович улыбнулся, присел на стол, что был рядом и на котором мы держали цветы в вазах. — А как можно плохо относиться к детям? — Спросил он, вскинув брови. — Можно делать это неискренне, а вас дети любят, — я тоже вскинула брови. — Может, потом всё-таки сходим на Олимпиаду и на дзюдо? Еще мы с Майклом вот-вот завершим реновацию детского отделения в больнице Подмосковья, можем туда поехать. Я с самого начала указывала, что и вы очень способствовали этой реновации. — А я способствовал? — Да, а вы не помните? Вы же сами мягко намекнули кое-кому, чтобы он не жмотничал и тоже положил денег на эту реновацию. С этого реновация и началась, — я засмеялась, — было бы, что и как реновировать, если бы не было средств. У нас с Майклом сейчас не такой счет в банке, чтобы вынуть да положить столько денег. — Действительно, из головы вылетело, — Путин кивнул, — думаете, мне поехать? — Конечно. Мы с Майклом поедем, чтобы навестить первого прооперированного малыша. Майкл нашел ему донора, операция будет на днях. Как только врачи разрешат, поедем. И вы с супругой тоже езжайте. Пусть россияне посмотрят на своего президента в новой обстановке: отремонтированная больница, а не пляски и танцульки в подвыпившем состоянии. Тому малышу я подарю пожизненный билет Аэрофлота. Он родился в самолете, представляете? — Я улыбнулась. — Тогда у компании не было ни традиции, ни средств, а сейчас, когда я просматривала его историю болезни, увидела, что он родился на борту, и решила хоть так порадовать. — А как вы относитесь к подобного рода поездкам глав государств? — Путин вскинул брови. — Я часто слышу от вас, что вы не хотите создавать ложного впечатления, культа личности и прочего такого, — он неопределенно махнул рукой, а я закивала: — Если вы поедете как положено со своей охраной, свитой вроде меня и Майкла, то всё будет нормально. Меня бесят попытки показать людям, что президент ездит на автобусе, как это делал Ельцин. Садился в автобус, делал фотографию, сходил и садился в свое авто. Это настолько бесполезно, — я покачала головой, — что лучше и не делать. По поводу количества охраны... Если честно, то адекватный человек должен понимать, что в охране не нуждается только тот президент, от которого ничего не зависит. Такого действительно можно хоть на велике куда-нибудь отправить: его, скорее всего, никто в лицо и не узнает, а Президент России должен быть защищен надлежащим образом. Особенно сейчас. Если кого-то это не устраивает, пусть едет в святую Америку, где за одно приближение к полицейскому, не то что к президенту, пристрелят даже ребенка. Я вздохнула, положила ложку в тарелку с пюре. Это для меня больная тема: — Надо вернуть поднятие флага в школах и пение гимна. Как вам гимн от Михалкова? — Отличный, — Путин кивнул, скрестил руки на груди, — но подобный патриотизм в школах прямо сейчас будет воспринят не очень. — Плевать. Будут беситься, мы еще введем традицию кремации флага как в Америке. Будем свозить утилизированные флаги в одно место, создавать там группу специальных солдат или кого там используют пендосы, и торжественно, с чувством, тактом и расстановкой кремировать флаги. — Вы же знаете русского человека, — Путин засмеялся, — чем сильнее давишь, тем сильнее он сопротивляется и словно из принципа делает наоборот. Это и есть тот фактор, который обеспечил России существование на протяжении тысячи лет. — Значит, надо сделать так, чтобы люди сами захотели всю эту патриотическую тему. — Как? — Путин улыбнулся. — Анжела, я знаю, что вы сейчас назовете очередной метод давления вроде введение обязательного экзамена по истории, и хочу напомнить про главное свойство русского человека. — Вы хотите сказать, что наш народ безнадежен в этом плане? — Нет, просто ни прямым давлением, ни хитростью его не взять. Нужно что-то, что объединит народ без вмешательства сверху. — И что? Общий враг? Америка там же, где и была, но люди что-то забыли, что они нам не друзья. — Надо подождать, посмотреть на обстановку, — Путин пожал плечами, — выбрать момент. Мы действительно пережили десятилетие национального унижения, и чтобы вернуть народу дух величия, дух победы, национальное самосознание и веру в великую державу, мало поднять флаг и включить гимн. Мало. Нужен прогресс, результат. Что-то, глядя на что, человек поймет, что он гордится своей принадлежностью к этому народу. Заметьте, нужно что-то хорошее у себя, а не возвеличение себя за счет другого народа. В России с сотнями народов любая форма национализма должна давиться без сожаления. Это, пожалуй, единственное нечто, где даже я признаю эффективность легитимного насилия. Националисты не ведают никаких законов человечности, посему граждан от этих беспринципных нелюдей нужно защищать на государственном уровне профессиональными людьми. — И что будем делать? — Я вскинула брови. — Модернизировать ВПК. Мы не можем просто взять и к условной первой пятилетке обогнать Запад по многим параметрам, а с ВПК у нас нет выбора: придется, или нас не станет. ВПК, космос, медицина, восстановление инфраструктуры по всей России — всему этому надо уделить особенное внимание на уровне государства. Я закивала, резко осознав, что отныне дел будет только больше с каждым днем.