Над бурей поднятый маяк

В комнате висел полумрак, и пылинки, взметнувшиеся с пола, с кровати, с коврика у входа, сияли, как крохотные звезды, в полотнище лунного света, льющегося через окно. — Ваш корабль здесь? — быстро глянув на Доктора, спросила мисс Уилсон. Пробежавшись взглядом по комнате, Доктор осторожно накрыл бесчувственного Райана пледом, найденным в изножье кровати. — В Лондоне, — коротко ответил он. Каким же упрямым и глупым надо было быть, чтобы забыть об осторожности и отправиться за тридевять земель без ТАРДИС?.. Когда вообще он в последний раз совершал подобное по своей воле? Доктор повернулся к Бойду: — Мне нужна лошадь. Самая быстрая, что вообще здесь есть, — физик открыл было рот, собираясь заговорить, но замолчал — видимо, что-то такое было у Доктора на лице. — Не задавайте никаких вопросов. Все потом. — Но… — Лошадь, Бойд. Где мне взять лошадь? Учитель сделал шаг, но нерешительно остановился на полпути к двери: — Но как же… — его ладонь, направленная в сторону медсестры, была красноречивее слов. — Я никуда не денусь, — заверила его мисс Уилсон. — Когда вы вернетесь, я буду здесь. — О, еще как будете, — свирепо взглянул на нее Доктор, подталкивая Бойда к выходу. — Делайте, что хотите: колдуйте, подключайте связь с космосом, доставайте отвары из лучших запасов — мне все равно. Но чтобы в течение следующих нескольких часов Райан был жив. Вам ясно? — Не хочу показаться бесчувственной, но, — девушка понизила голос, — у вас же машина времени. — Найдите мне лошадь, Бойд! — вытолкав растерянного физика в коридор, Доктор ткнул пальцем в Уоррена, который выглядел таким восторженным, будто вообще не понимал, что происходит что-то, кроме прибытия гостей с других планет. — Мистер Бакленд, вы следите, чтобы мисс Уилсон не сбежала. Головой отвечаете. А вас, мисс, я предупредил. Если с Райаном что-то случится, пока меня не будет, если он не дождется моего возвращения, я найду вас даже в самом захолустном закоулке вселенной. И никакая Прокламация Теней вам не поможет. Я понятно выразился? На лице медсестры отразилось нечто, похожее на замешательство, или, быть может, растерянность — Доктор не очень понял: не было времени анализировать ее заново открытые чувства. — Да, — совершенно ровным, плоским, как нож, тоном, отозвалась девушка, — предельно понятно. — Хорошо, — отрезал Доктор. От него не ускользнуло то, как вздрогнул и даже слегка отшатнулся Уоррен. Закрывая за собой дверь, Доктор услышал, как мальчишка обращается к пришельцу: — А он ваш враг, да?.. — так восхищенно, что и самому Доктору стало как-то не по себе. Дальше он слушать не стал — ринулся вниз по коридору, к выходу на задний двор, и снова окунулся в бархатно-синюю ночь, всю изукрашенную блеском инея и висящих высоко над головой звезд. Ночь была так хороша, что у Доктора мучительно сжалось в груди: у Райана, переполненного страхами и тревогой перед неизвестностью темноты, даже не было возможности насладиться этой красотой. И не будет, если не поспешить. Конюшня, где в стойлах посапывали лошади, во сне беспокойно шевелящие мягкими ушами, пряталась среди хозяйственных пристроек. Из бездонного провала ворот плотной волной вырывался запах теплого сена и конского пота. Хмурый Бойд ждал внутри и держал под уздцы прекрасную тонконогую лошадь, которая недоверчиво поглядывала на него блестящими глазами. — Сколько отсюда до Лондона по местным дорогам? Бойд пожал плечами — его силуэт казался залитым чернилами на фоне залитого луной сквозного проема ворот: — Верхом часа три, пожалуй. Можно быстрее, но есть шанс, что лошадь в потемках споткнется, и вы оба переломаете ноги. — Я хороший наездник, — сказал в ответ Доктор; он вглядывался в сонные морды лошадей, гладил их ладонью по бархатистым носам; лошади тихо ржали, отзываясь на ласку. — Эта самая быстрая? — он указал на лошадь, которую Бойд вывел для него из стойла. Физик смотрел на него недоуменно. По крайней мере, от его гнева, кажется, не осталось почти ничего. — Зачем вам в Лондон? Мисс Уилсон — прекрасный специалист, а если нужен врач, то в соседней деревне, той, что за лесом, есть… Доктор не удержался. Вот только что он стоял рядом с ласковой лошадкой, преданно заглядывающей ему в глаза, а вот — уже крепко держит Бойда за лацканы пиджака, встряхивает изо всех сил и почти уверен, что из глаз сыплются искры. — У меня нет на это времени, — прошипел он. — Тело вашей жены занято инопланетным существом. Если я не доберусь до Лондона так скоро, как смогу, она, возможно, никогда к вам не вернется, а мой друг умрет, потому что в вашей чертовой эпохе не научились протапливать комнаты. А ведь Райан тебе жаловался. Да ты и сам видел, что ему совсем плохо, разве не видел? Такую же тревогу, что плескалась в глазах Бойда, Доктор видел в первую ночь здесь. В глазах Райана, который так мучительно боялся темноты и злобных тварей, обитающих в сумраке. — Лилит, — Бойд мотнул головой. — Это лошадь директора. Он ее бережет только для особых случаев. Когда нужно быстро доставить вести в город. — Прекрасно. Доктор разжал пальцы, и физик сделал порывистый шаг назад. Лошадка нетерпеливо притопывала, пока на нее ловко надевали сбрую. — Не подведи, девочка, — шепнул ей Доктор и вскочил в седло. — Держите ворота, Бойд. Физик, все еще оторопевший, шокированный и очевидно сомневающийся в реальности, без лишних слов распахнул тяжелые дощатые створки. — И не спускайте глаз со своей жены, — добавил Доктор и, прицокнув языком, сорвался с места. Лилит, чудная статная лошадь, заскучавшая в стойле, понесла его так быстро, что в ушах засвистел ветер. И это было лучшее, что могло произойти. Машина времени, да. У него была настоящая машина времени, которая меняла судьбы, переписывала законы вселенной и исправляла непоправимые ошибки. Вот только с одной деталью ничего не могла поделать даже ТАРДИС: фиксированные точки. Эти временные парадоксы делали значимые повороты событий неизменными. И появлялись там, куда вмешивались Повелители Времени — куда вмешивался он сам. А это значило, что если Райан умрет до того, как Доктор успеет добраться до ТАРДИС и покинуть этот временной отрезок, скакнув назад во временной петле… Смерть Райана станет еще одной фиксированной точкой, которая навеки будет вписана в историю как то, что невозможно исправить. Либо повезет — пожалуйста, пускай повезет! — и не станет. И повлиять на это Доктор не мог никак, кроме как отчаянно гнать лошадь. Словно почувствовав панику, наполнившую мысли, Лилит рванула вперед еще быстрее, еще стремительнее. Мимо проносились деревья, деревушки, лужицы прудов и озер, а Доктор пытался заставить себя не поддаваться страху. Если лошадь споткнется на бешеной скорости и сломает ногу, останется только оставить ее умирать и пуститься в Лондон бегом, задыхаясь и не чувствуя под собой ног. И тогда точно все кончено. Пока Доктор не вернулся в ТАРДИС, пока он мчался в столицу, пока текли эти тягучие, как воск, минуты, Райан мог умереть навсегда. Уйти безвозвратно. Люди всегда были его слабым местом. Слабым и, наверное, самым лучшим. Ради них стоило совершать глупости и безрассудства, заставлять их самих совершать глупости и безрассудства, и Доктор всегда забывал о главном: у людей была всего одна попытка — в отличие от него самого. У каждого из них. И сейчас Райан, хрупкий, бледный, болезненный, легкий, как спичка, лежал без чувств и был так близко к краю пропасти, что Доктор не был уверен, что успеет его поймать. Потому что в девятнадцатом столетии еще не придумали настоящих лекарств от простуды. И потому что это Доктор притащил Райана во времена, где ему по всем правилам полагалось загнуться от чахотки в самом нежном возрасте. В груди саднило, будто Доктор и впрямь несся по грунтовой дороге бегом и никак не мог выровнять дыхание. Мысли в голове не задерживались — их уносило потоком воздуха. Но страх, липкий мерзкий страх пускал корни, пронизывал насквозь. Доктор не мог сделать ничего, чтобы избавиться от этого страха. Абсолютно ничего. «Если я успею, — пообещал он себе, — если он поправится, мы уедем в такое место, где ничего не будет ему угрожать. Никаких монстров, никаких приключений. Хватит». Когда Доктору стало казаться, что дорога не кончится никогда, что это иллюзия, и они с Лилит просто топчутся на месте, как на беговой дорожке, небо на горизонте замерцало желтым и зеленоватым — как зимний поздний рассвет. Но это было не солнце — это горели вдали огни спящего Лондона.