Сияние смерти

Вопрос труднее ответа.

Ханс Георг Гадамер

****

Приближалось Рождество. В середине декабря, проснувшись поутру, я обнаружила, что замок укрыт толстым слоем снега, а огромное озеро замерзло. А между тем бесконечная, упорная, неодолимая зима всё длилась и длилась. Держались жестокие морозы, сверкали ледяные капли на голых деревьях, носились по полям крутящиеся снежные вьюны, по ночам громко ухали, оседая, сугробы, красные кровавые зори подолгу рдели на небе, и тогда падал снег крупными, тихими, безнадежными хлопьями, падал целые дни и целые ночи, и ветви сосен гнулись от тяжести белых шапок. Все школьники с нетерпением ждали каникул и уже не могли думать ни о чем другом. Может быть, потому, что в школе было ужасно холодно и всем хотелось разъехаться по теплым уютным домам. Так или иначе, я была в их числе, ведь мне чертовски хотелось увидеть родителей. Сначала я пыталась обмануть саму себя, убеждая себя в том, что немного скучаю. Но на самом деле я тосковала отчаянно, однако стискивала зубы и запрещала себе торопить дни. Также, Гарри, Рон и Гермиона поделились со мной своими предположениями на счёт Снегга и трёхголового пса. Но, я быстро от них отмахнулась. Я считала это полным бредом, не стоящим моего внимания. У меня были свои заботы. И они были куда посерьёзнее. Каждый день был всё хуже и хуже предыдущего. Каждый день я просыпалась вся в слезах с чувством необъяснимой вины и потери. На меня напала бессонница. Вцепилась накрепко орлиной хваткой, и уже долго не отпускает. Эта бессонница, иначе могла трактоваться как, «загадочные сны». И именно это, долгое время не давало мне покоя. Оно мучало меня по ночам, и тихо ускользало по утрам. Я долго не могла понять, что со мной происходит. Безуспешно, пыталась найти всю информацию в библиотеке, однако никаких результатов. Моей единственной надеждой было возвращение домой, я думаю это должно мне как-то помочь. С Калипсо я абсолютно перестала видеться. Сначала я пыталась её отыскать, однако где бы я не была, её не было. Вскоре гордость во мне победила, и я злая как чёрт, прекратила это бесполезное занятие. Да и Снегг, как с цепи сорвался. Он постоянно язвил, снимал баллы и придирался к совершеннейшим мелочам. Даже прилично сваренными зельями он оставался недоволен и всем своим видом демонстрировал пренебрежение. Меня удивляло то, что эта его манера в основном распространялась на представителей львиного факультета, причины этого были не ясны, но больше всех доставалось Гарри и Невиллу. Первое время он как будто приноравливался, а к концу декабря разошелся не на шутку. Плюс ко всем этим мучениям, добавился ещё и холод. Ведь занятья Снегга проходили в подземелье. Поэтому, вырывавшийся изо ртов пар белым облаком повисал в воздухе а некоторые, забыв об ожогах и прочих опасностях, старались находиться как можно ближе к бурлящим котлам, едва не прижимаясь к ним. Так что, поскорее хотелось домой. На некоторое время забыв про магию, и про остальную… бредятину. В последний день перед каникулами, я попрощалась с друзьями, и счастливая двинулась в сторону платформы. И уже через несколько часов меня встретили не менее радостные родители, увлекая меня в родные объятья.

****

В узкие окна, забранные резными деревянными решетками, проливался утренний солнечный свет, разгоняя по углам душный полумрак обширного зала с высокими закругленными сводами. Мозаичный пол зала, выложенный из разноцветных речных камешков, во многих местах истрескался и просел в связи с оседанием почвы. Здесь было холодно. Полутемный алтарь возвышался над всем храмом, и в глубине его тускло блестели золотом стены святилища, скрывавшего изображения фантастических тварей. Трое ворот — большие, средние и двое боковых маленьких — вели в святилище. Перед средним стоял жертвенник со священным каменным ножом из эфиопского обсидиана. Ступени вели к алтарю, и на них расположились младшие жрецы и жрицы с тимпанами, систрами, флейтами и бубнами. Небольшое квадратное отверстие, искусно скрытое тяжелым занавесом, выходило прямо к алтарю и позволяло, не выдавая своего присутствия, следить за всеми подробностями священнодействия. Там находилась девушка. И она была неписаной красоты. Одета в платье из золотой парчи с длинным шлейфом, а на шее ожерелье из огромных аметистов. В руке она держала скипетр и была опоясана поясом, усаженным попеременно аметистами и алмазами: при том она имела осанку, движения и походку настоящей властительницы народов и сердец. На красивой белоснежной шее красиво вились темные кудри волос, напудренных золотом, а нижняя часть лица, молодая и безупречной красоты женщина, имела в себе что-то повелительное. В маленьких ушах висели серьги, состоящие из бриллиантов и огромных жемчужин, из которых самая большая красовалась на короне. Когда она проходила, все сторонились с дороги, не смея заговорить с ней. Она шла, равнодушно посматривая по сторонам. Юноша с белокурыми волосами стоял около колонны; увидав её, он немного колебался и потом поклонился ей, прикоснувшись рукой к шляпе. Она остановилась на мгновенье; тогда он протянул руку, и она нехотя подала свою… Он быстро написал ей на ладони две буквы. Она пристально посмотрела на него, как будто ей было всё равно, и, постояв секунду, она пошла далее. Юноша, не будучи в состоянии противиться её обаянию, тихо пошёл за ней. Несколько раз она повернула голову в сторону и, видя, что он упрямо следует за ней, остановилась. Она долго смотрела на него и наконец велела ему подать руку, что он тотчас исполнил и почувствовал, как она написала пальчиком на его ладони «stella» и засмеялась. Через некоторое время отвернувшись от юноши она посмотрела на толпу людей, и начала долгую речь. И вся груда человеческих тел молчит, не дышит, жадно слушая новую речь, иногда вдруг пошевелится тяжко, охнет, забормочет и снова замрёт. Лиц в сумраке овражном почти не видно — только мутные, круглые пятна и тусклый блеск глаз. Сомкнулись люди, навалились друг на друга, подобно камням, скатившимся с горы; смотришь на них, и овладевает душою необоримое желание сказать им столь большое и огненное слово, кое обожгло бы их, дошло горячим лучом до глубоко спрятанных душ и оживило и заставило бы людей вздрогнуть, обняться в радости и любви на жизнь и на смерть. И только губы их дрожащие шепчут: — Слава всемогущей Хранительнице! А она улыбается и смеётся. Стоящий в углу старик с длинной бородой, безудержно плачет… Внезапно содрогнулись небо и земля. Другой юноша, со светлым, прекрасным лицом, и глубокими изумрудными глазами, печально взирает на девушку. Посмотрев в ответ, красавица встала и прошла по залу, как мираж прекрасный и далёкий, шепнула что-то белокурому юноше и ушла, тихо притворив за собой дверь. А люди кричали, дрожали и бились в смертной агонии… А она смотрела на всех и смеялась-смеялась-смеялась, шепча одно слово: Смерть, смерть, смерть…

****

— Элизабет! Элизабет, ты слышишь меня?! Проснись! Я смотрела в удивлённые, распахнутые глаза матери и пыталась отыскать в урагане мыслей и вопросов что-нибудь связное. — Что случилось? — Понятия не имею. — Я села, заново прокручивая в голове недавний сон. Бессмыслица какая-то. — Ты кричала, Элизабет. А это серьезно. Мне нужно знать, что тебя беспокоит. — Ненужно, ведь всё действительно хорошо. Можешь спокойно идти спать. Недовольно на меня посмотрев она тихо вышла, прикрыв за собой дверь.

****

Снег, красиво кружась, падал с неба огромными пушистыми хлопьями, накрывая землю своим чистым одеялом невинности. Толпы людей гуляли по заснеженным улицам. Все они улыбались, смеялись, шутили, предвкушая праздник. Около витрин собрались любопытные детишки, лавочки звенели и сияли от украшений, и повсюду звучали рождественские гимны и песни. Лондон сиял, ожидая великий праздник. Лондон зимой, будто снимок на слишком долгой выдержке, выцветает до чёрно-белого. Я выхожу в совершенную слепоту: ослепительный свет отражается от изморози, оконных стёкол и покрытых глянцевыми красками автомобилей. Солнце висит так низко, что кажется, оно светит строго вдоль улицы, так, что она превратилась в белый тоннель. Безликие прохожие в одежде, покрытой радужными разводами оттого, что мои зрачки сужаются до минимума, текут мимо бесконечным безымянным потоком, отвоевывая пространство на тротуаре у туристов; они кажутся не более материальными, чем узор волн, поглаживающих речное дно. Я оглядываюсь и вижу сияющий проспект, рассеченный полосами непроглядной тени, и толпу шагающих золотых статуй. Затем я поворачиваю за угол, в тень, и зрение вновь приспосабливается, швыряя в меня массу цвета и деталей. В Рождество, проснувшись наутро, я первым делом обнаружила свёртки и коробочки у своей кровати. От Гарри пришла пачка прыгающих жвачек, от Рона — сверчок, стрекочущий рождественский гимн, а Гермиона подарила мне сборник «Самых полезных чар для молодых волшебниц». Последний свёрток был совсем маленьким, и в нём оказался подарок от неизвестного. Внутри коробочки на бархатной подушке лежало серебряное колечко с крупным изумрудным камнем, по форме напоминавшим змеиный зрачок. «С Рождеством, и грядущем Днём Рожденья» — гласила записка. Я насторожилась. Кто дарит мне такие роскошные подарки? Но, самое главное, откуда он знает когда у меня День Рождения?! Ведь мое День Рождения должно быть буквально, через несколько дней после Рождества. И это было ненормально. Абсолютно ненормально. Так что, кольцо я благополучно не стала одевать. От греха подальше. И вот сегодня мне уже двенадцать. В этот день следует как можно больше времени провести в кругу семьи. Однако, для меня Дни Рождения, никогда не были, чем-то с родни необычным. Я считала это таким же обычным днём, как и все остальные, отличие было лишь в том что, в этот день меня поздравляют и дарят многочисленные подарки. Поэтому, сегодня я выпросила у родителей маленькую прогулку по городу. Естественно, я отправилась одна. При этом, сказав родителям, что меня ждёт подруга. Которой впрочем, и нет. Но, проблем не возникло. Родители мне доверяли. Это уже хорошо. А направлялась я в Косой Переулок. Мне нужно было купить новые весы, так как старые я, по иронии судьбы, сломала. Настроена я была довольно позитивно, хоть почему-то и было какое-то странное ощущение тревоги. Но, я его быстро прогнала. Заверила себя, что постараюсь это сделать как можно быстрее, и сразу же вернусь домой. В пабе было грязно и людно; войдя с ярко освещённой улицы, я пару минут беспомощно моргала, но потом приноровилась к полумраку и попросила бармена пропустить меня. Я вышла на захламленный задний двор и попала на Косую Алею. Заснеженная улица залита ярким солнцем, мир ослепляет белизной и сиянием. Тротуары ещё не очищены от снега, но маги уже проложили цепочку глубоких следов до самого конца. Я иду впереди, крепко сжимая рукой лямку сумки. Пробираясь по снегу, осматриваюсь и пытаюсь понять: видится ли этим утром окружающий мир другим? Взрослые очищают дорожки у своих домов, детишки бегают с пластиковыми санками и играют в снежки, остальные же попрятались по домам. Обычный день в мире колдовства, ничем не отличающийся от остальных. Хотя нет. Здесь не бывает ничего обычного. Уж это я знаю точно. Я обыкновенно проходила по самой живучей, кропотливой улице, и мне так нравилась такая обстановка начала моей волшебной жизни, контраст между этой повседневной мелочью, маленькой, но живой заботой и магией. Это было прекрасно. Так что, про свои весы, я и забыла — гуляла по заснеженной улице несколько часов подряд, и нисколько не устала и не замёрзла. А уже под вечер спохватилась. Помчала, как газель, к первой попавшийся лавочке, не заметив надпись на витрине: Закрыто на технический перерыв. Вбежав внутрь я уже было хотела окликнуть продавца, как тут я услышала чей-то надменный голос: — Это всё что у вас есть? Спрятавшись за одним из стеллажей, я стала внимательно наблюдать, не забыв навострить уши. Оказалось, продавец в этот момент беседовал с другим покупателем, им оказался статный блондин, одетый в дорогую тёмно-зеленую мантию с серебряной застёжкой у горла и тростью в руке. Торговец был так занят беседой, что не обратил на меня внимания. — К сожалению, это так, мистер Малфой. Мистер Малфой? Неужели, отец Драко? Блондин скривился. — Тогда проконтролируйте своих доставщиков, чтобы те доставили товар вовремя. И учтите, я не намерен ждать. Я раздраженно закатила глаза. Прям вылитый Драко, такой же самовлюблённый павлин. Что ж, всё верно. Яблоко от яблони недалеко падает. — Конечно-конечно. Тогда может быть, вы взглянете на это прекрасное кольцо. Последний экземпляр, и по приемлемой цене. — Не стоит. Мне нужно лишь одно. — блондин криво улыбнулся и через некоторое время сказал: — Вы слышали о философском камне, и о его изобретателе…Николасе Фламеле? Ошеломлённые мысли метались в моей голове, как маленькие дикие звери. Мне казалось, что я где-то слышала это имя, но никак не могла припомнить где именно. Продавец молчал и глядел во все глаза на мистера Малфоя. — Конечно. — Ответил торговец сиплым голосом и прокашлялся. — Но… никто не знает, где он. — Эта информация недостоверна. — блондин поджал губы, бегло осматривая помещение. — И тем более вы знаете что будет, за…неповиновение. Продавец отшатнулся от мистера Малфоя, как будто тот его ударил, побледнел и уставился во все глаза. — Мистер Малфой, при всём уважении к Вам, и к вашей семье, но… — Никаких но. Я не могу ждать дольше положенного срока. — Хотя маг не повышал тон, в его голосе прозвучали командные нотки, свидетельствующие о том, что он ожидал беспрекословного повиновения. И чуть тише добавил: — Он не может ждать. В глазах у торговца застыл немой ужас. В этот момент мистер Малфой хотел сказать что-то ещё, и я решила подойти поближе, чтобы лучше расслышать. Но, неожиданно моя нога зацепилась за стоящий рядом канделябр, и тот со звоном упал, оставив после себя гулкое эхо. Мужчины начали вертеть головами, а я начала активно соображать, что делать дальше. — Здесь кто-то есть. Я с ужасом наблюдала, как блондин достаёт свою палочку из кобуры. — Немедленно покажись! Вот чёрт. Кажется разговор был приватным. Я исхитрилась одновременно побледнеть и покраснеть — лицо моё пошло пятнами, нижняя губа задрожала, а глаза чуть не вылезли из орбит. Я подобралась, к спасительной двери, словно кошка, изготовившаяся для прыжка. — Считаю до трёх. Один, два…. три! В этот момент я бросилась к двери, слыша позади себя искажённый гневом голос: — Стой, паршивец! Я не остановилась. Так и бросилась, завизжала, завертелась и пустилась вскачь. Вскоре остановилась чтобы перевести дух; я то вздрагивала, как лист, и бледнела, то кровь всходила мне в голову, и теперь, когда я остановилась, щеки мои пылали огнем, глаза блистали сквозь слёзы, и тяжелое, прерывистое дыхание колебало грудь мою. Надеюсь он не увидел моего лица. Мне было страшно, что он пойдёт за мной, но к счастью, всё обошлось.

****

Большой огонь ярко пылал в камине; видно, что огонь этот был разведён давно, потому что воздух в гостиной Гриффиндора, несмотря на её обширность и ветхость, казался тёплым и приятным. Я вернулась с каникул за день до начала второго семестра. Вроде бы, всё было хорошо, однако я начала ощущать, что Гарри, Рон и Гермиона, постепенно отдаляются от меня. Когда начался семестр, они стали снова забегать в библиотеку в перерывах между уроками и в течении десяти минут, лихорадочно листали первые попавшиеся под руку книги. Это меня раздражало. Мало того, что они не хотели вдаваться в подробности, так они ещё перестали со мной общаться по обыкновенным делам. Поэтому, я послала их к чёрту. Я была довольно гордой особью с самого рождения. И я не собиралась быть девочкой на побегушках. Сейчас же, я сидела в гостиной Гриффиндора, наблюдая за неподалёку сидевшими ребятами. Гарри, Рон и Гермиона о чём то увлеченно разговаривали, а я в который раз проигнорировала горький укол в сердце. Прекрати, Элизабет! Не будь такой чувствительной! В конце концов, это не первый раз… Я крепко стиснула себе руками щёки и лоб и зажмурилась. Не думай об этом! Чёрт возьми, не думай! В этот момент в комнату ввалился Невилл — ввалился в самом прямом смысле этого слова. Непонятно было, как ему удалось пробраться сквозь дыру за портретом Толстой Дамы, потому что его ноги прилипли одна к другой, словно на Невилла наложили специальное заклинание. Все дружно расхохотались, кроме Гермионы, которая подскочила к Невиллу и произнесла формулу, снимающую заклятье. Ноги Невилла разъехались в разные стороны. Дальше я особо и не вслушивалась, однако когда я услышала знакомое имя из уст Гермионы, я невольно вздрогнула. — Вы так и не нашли информацию о Николасе Фламеле? Я прикрыла глаза, задумавшись. Это имя отчётливо запомнилось мне. С той самой поры, когда я подслушала разговор, я ни на минуту не переставала думать о нём. Я была просто уверена, что это что-то важное. Свои мысли я решила озвучить вслух: — Я слышала это имя. Ребята тут же обернулись и посмотрели на меня непонимающим взглядом. На мгновение, я замолчала, ведь ситуация требовала драматической паузы. — Николас Фламель… Он кажется… изобрёл философский камень. Гермиона мигом вскочила на ноги. — Ждите здесь! — приказала она и рванулась к лестнице, ведущей в спальню девочек. Не успела я и слова сказать, как Гермиона уже возвращалась к столу с тяжелой книгой в руках. — Николас Фламель — единственный известный создатель философского камня! Элизабет, права! Вот смотрите: «Древняя наука алхимия занималась созданием Философского Камня, легендарного вещества, наделенного удивительными силами. По легенде, камень мог превратить любой металл в чистое золото. С его помощью также можно было приготовить эликсир жизни, который делал бессмертным того, кто выпьет этот эликсир. — Камень, который всё превращает в золото и гарантирует тебе бессмертие! — с восторгом воскликнула я. — Но… кому он нужен? — Естественно, Снеггу! — горячо выкрикнул Гарри. — Он хочет его украсть. Любой бы захотел иметь такой камень. — При всём к тебе уважении, Гарри, но это полнейший бред. — прошипела я, картинно закатив глаза. — У тебя есть предложения по лучше? — Возможно. Так или иначе, я не думаю что Снеггу это нужно.

****

На небе, усеянном звёздами, сверкал серебристый диск луны. Своим мягким беловатым светом освещал он тёмный лес и проникал своими лучами фантастического зеленоватого света под свод чёрных сосен, и всё кругом было так загадочно, тихо и странно. Мы направлялись к хижине великана-Хагрида, впрочем я не была знакома с ним лично, лишь слышала разговоры Гарри, Рона и Гермионы о нём. Так что, мне предстояло долгое знакомство. Хагрид впустил нас в хижину, только убедившись, что это именно мы, а не кто-то посторонний, и тут же закрыл за нами дверь. — Ну так что… вы вроде спросить чего хотели? — первым начал разговор Хагрид. — Да, — согласился Гарри. — Мы хотели узнать, не расскажешь ли ты нам, что охраняет философский камень… кроме Пушка. — Нет, не расскажу, — категорично произнёс он. — Во-первых, я и сам не знаю. Ну, а во-вторых, вы и так уж много всего… разведали, ни к чему вам больше знать. Да я, если б знал даже, всё равно б не сказал! А насчёт камня — так он ведь здесь не просто так, его из «Гринготтса» чуть не украли… ну, я так думаю ты уж сам всё понял. А вот как вы про Пушка разведали — не знаю. — Но, ведь ты знаешь, Хагрид! А нам очень нужна твоя помощь! — произнесла я вкрадчивым шёпотом. Наконец, Хагрид обратил на меня внимание, посмотрев прямо в душу своими добрыми, карими глазами. — А мы с вами ещё незнакомы, юная леди. — улыбнувшись доброй улыбкой, он поспешно протянул руку для рукопожатия. — Рубеус Хагрид — лесничий Хогвартса. — Элизабет Спенсер, очень приятно познакомится. — помолчав с минуту, продолжила: — Нам нужна твоя помощь, Хагрид. Ведь только ты знаешь, как пройти мимо Пушка, верно? — взволнованно спросила я. — И ты ведь никому об этом не расскажешь, правда? Даже никому из преподавателей? — Да ни одна живая душа не знает, вот как! Кроме меня… и Дамблдора, конечно, — гордо заявил Хагрид. В этот момент в котле начало что-то сильно трещать. В самом центре пламени, прямо под висящим над огнём чайником, лежало огромное чёрное яйцо. — Где ты его взял, Хагрид? — поинтересовался Рон, встав перед камином на колени и внимательно рассматривая яйцо. — Ведь оно, должно быть, стоит целую кучу денег. —Выиграл у незнакомца в одном баре. Кажется, он был рад что избавился от него. Яйцо, испещренное глубокими трещинами, уже лежало на столе. Внутри что-то двигалось, стуча по скорлупе. Мы придвинули стулья к столу и сели затаив дыхание. Внезапно раздался треск, яйцо развалилось пополам и на стол выпал маленький дракончик. Он был ужасно тощий, топорщащиеся на спине крылья казались непомерно большими для такого тела. Морда у дракончика была длинная, с широкими ноздрями, пробивающимися бугорками рогов и выпученными оранжевыми глазами. — Ну разве не красавец? — проворковал Хагрид. А я уже ничего не могла с собой поделать и стояла с улыбкой на лице, как ребёнок перед рождественской ёлкой. — Хагрид, а как быстро растут норвежские горбатые драконы? — озадаченно поинтересовалась Гермиона. Хагрид открыл было рот, чтобы ответить, но внезапно побледнел и, вскочив на ноги, метнулся к окну. — Что случилось? — крикнул Гарри. — Кто-то в окно заглядывал. — сокрушенно выговорил Хагрид. — Мальчишка какой-то… вон, убегает. Гарри подскочил к двери и распахнул её. Через некоторое время, он печально произнёс: — Малфой. Я тяжело вздохнула. Видимо, теперь о существовании дракона знали не только мы вчетвером, но и Малфой.