Излом

Стоит дойти до машины скорой и со скромной виноватой улыбкой произнести «ребята, простите, я задержался», как Вэй Ина окружают вниманием и, подхватывая под руки, усаживают на кушетку, сразу озаботившись состоянием. Как он и предполагал, ничего серьёзного действительно не произошло. Но тем не менее ему вкатывают приличную дозу обезболивающих и успокоительных, строго-настрого велев ехать домой и восстанавливать силы посредством здорового сна и отдыха. Обещая купить самую эффективную мазь от синяков, которую только можно найти в аптеке, Вэй Ин перед уходом просит помочь избавиться от линз, потому что глаза ощутимо устали, а затем, спрыгивая со ступеньки, попадает прямо в общество лейтенанта и Мэн Яо, которые, кажется, уже успели поговорить. Последний тут же пихает ему в руки рюкзак с вещами и уведомляет, что капитан Не так доволен удачным завершением операции, что на радостях расщедрился для Вэй Ина несколькими днями оплачиваемых выходных. Тот, конечно, не собирается долго засиживаться дома и скучать, но тем не менее новости приятные. Напоследок Яо бросает едкое «иди, приводи себя в порядок, моя девочка» и отпускает Вэй Ина с Цзян Чэном. И пока Вэй Ин забирается на переднее сиденье автомобиля, его в полной мере успевает накрыть абсолютно глупыми романтическими настроениями. По большей части в этом виноваты скорее всего успокоительные, но лейтенант, сидящий рядом, создаёт сейчас впечатление персонального героя или принца, предоставленного ему судьбой. Кто, если не герои могут сотворять новые миры из ничего? А для Вэй Ина Цзян Чэн именно это и сделал: разрушил и вновь сотворил мир одним лишь своим появлением. Всё вокруг выглядит немного странно и нереалистично: салон машины, дорога за окном, мелькающие полосы огней. Но это, наверное, просто потому, что Вэй Ин устал — дни подготовки и сама операция всё же вытрепали из него приличное количество нервов. Зато сейчас можно позволить себе выдохнуть и расслабиться, не терзаясь переживаниями насчёт самого прекрасного мужчины на свете, сидящего рядом. На которого можно смотреть сквозь полуопущенные ресницы и думать только о том, какой же он красивый. И о том, что они почти полчаса стояли в лесу в обнимку. — Завернём в аптеку — тебе нужна мазь. — Да ладно, Цзян Чэн, я потом сам куплю, — встрепенувшись, протестует Вэй Ин, похожий сейчас на воробья, пригревшегося в уютном гнезде из чужой куртки. — Никаких потом, — машина тормозит на углу дома, где как раз мерцает знакомая вывеска. — Жди здесь, я скоро. — Стесняешься показаться со мной на людях? — глумливо поддевает Вэй Ин. — Я и сам могу сходить. Цзян Чэн оглядывает его одновременно скептическим и оценивающим взглядом, от которого немного пробирает. — Судя по навигатору, это самая ближайшая к твоему дому аптека. И, скорее всего, тебя там знают. Хочешь показаться в этой красоте? Тогда вперёд, — он демонстративным жестом указывает на дверь. — Чёрт, ты прав… — сразу сдувается Вэй Ин. — Если А-Цин меня так увидит, издеваться будет до конца жизни. — Там ещё и твоя подружка работает? — Да просто разболтались как-то… — следует небрежное пояснение. — Она студентка, подрабатывает иногда в ночь. — Тебе нужно что-то ещё? — Вроде нет… Всё остальное дома есть, — Цзян Чэн уже открывает дверь, чтобы выйти, но Вэй Ин, с запозданием кое-что вспомнивший, успевает ухватить его за край футболки. — Слушай… — замявшись тянет он. — Странная просьба, конечно… Но если там будет, возьми мне какое-нибудь средство для снятия макияжа. Есть подозрения, что мылом я это два часа оттирать буду. Деньги все верну. — Хорошо, — спокойно отвечает Цзян Чэн и через секунду Вэй Ин остаётся в одиночестве. «Ну неужели тебе совсем наплевать, что я выгляжу как мечта любого не слишком гетеросексуального мужика? — мелькает досадливая мысль. — Ты ведь и сам от традиционки далековат, но при этом ни одного язвительного комментария не отпустил, хотя явно собирался. Это потому что тебе понравилось или наоборот?» Понять, что именно думает на этот счёт Цзян Чэн, нет никакой возможности, но Вэй Ину, подвластному слабостям обычного влюблённого человека, признаться, очень бы этого хотелось. Он же объективно охренеть какой красивый сейчас… Его опять немного затягивает разморившей отстранённостью, на поверхности которой вяло колышется мысль о том, что, несмотря на недавнюю близость, они так и не сдвинулись с мёртвой точки. Это добавляет в душу порцию лёгкой подавленности, которая заставляет уйти в себя настолько, что прозвучавшая вскоре фраза застаёт Вэй Ина врасплох: — Пойдём, доведу тебя до квартиры. Ты что-то чересчур тихий, даже непривычно. — Просто день был очень длинный… Но по дороге бы не потерялся, — по привычке отмахивается он, хотя против данного предложения ничего не имеет. Прощаться с Цзян Чэном очень не хочется. Раздаётся звук сигналки, а после этого незначительное расстояние до подъезда преодолевается уж как-то несправедливо быстро. Как и с десяток этажей в четырёх стенах лифта. Когда Вэй Ин достаёт ключи, то чувствует нечто очень похожее на мандраж, охватывающий от самого факта, что он пришёл к себе домой, а рядом стоит лейтенант собственной персоной. У него голова от этого осознания плывёт. В очередной раз. И мозг работает странно: одновременно заторможено, но с примесью взбудораженности. Внутри будто пузырьки от шампанского начинают скакать то вверх, то вниз. Это у него так второе дыхание открывается, как когда организм на грани? Или состояние аффекта сказывается, с запозданием одаривая последними остатками энергии? Вэй Ин заходит, привычным жестом щёлкая выключателем, и кидает рюкзак на пол. Нужно отдать Цзян Чэну так щедро предоставленную куртку и с миром отпустить восвояси. Но беда в том, что Вэй Ин не хочет его отпускать. Он стягивает куртку, только вот вместо того, чтобы отдать хозяину, вешает её на крючок вешалки. — Может, останешься? — собственный голос слышится как из-под воды. — Зачем? — Цзян Чэн стоит позади, но тихий скрип возвещает о том, что дверь за собой он прикрыл. — Просто так, — пожимает плечами Вэй Ин и оборачивается. Откуда эти трепет и предвкушение? Что он творит? Что он собирается сделать? Он и сам не понимает. Но он делает пару шагов навстречу Цзян Чэну, глядя тому прямо в глаза. — У тебя взгляд странный, — доводит до сведения лейтенант. — Если бы я не был уверен, что это не так, то решил бы, что ты под наркотой. — Наверное, это от лекарств. Вполне вероятно так сказывается всё та же общая утомлённость, но ощущение нереальности происходящего только усиливается, поэтому почему бы не извлечь из этого выгоду и не позволить себе что-то большее? Вэй Ин стоит к Цзян Чэну почти вплотную в этих идиотских проститутских шмотках, которые тем не менее смотрятся на нём просто охуенно, и ему кажется, что все дальнейшие действия делает за него кто-то другой. А сопротивляться совсем не хочется. Он осторожно, но уверенно берёт чужие ладони в свои руки, а затем неспешным движением укладывает их себе на бёдра по обе стороны. Прямо на чёртовы кожаные шорты. — Цзян Чэн? — Вэй Ин подаётся вперёд ещё немного, обдавая дыханием его губы, которые очень тянет поцеловать, и хриплым полушёпотом спрашивает: — Хочешь? Время на секунду перестаёт течь и останавливается. Окружающее пространство замирает в ожидании вместе с ним. «Скажи. И получишь меня в любом виде…» — Не хочу. Твёрдый бесстрастный ответ бьёт не хуже хлёсткой пощёчины. Глаза поражённо распахиваются и становится почти осязаемо больно, будто его и впрямь ударили. А потом внезапной волной накатывают жгучая злость и обида, которые не могут не выплеснуться наружу резким остервенелым криком: — Да ты, мать твою, издеваешься?! — он хватает Цзян Чэна за плечи, разгневанно встряхивая, насколько позволяют стремительно проснувшиеся силы, и шипит прямо в лицо: — Тебе так нравится надо мной издеваться? Да сколько можно уже?! Я, по-твоему, железный? Или, блять, что?! — Я над тобой не издеваюсь, — говорит лейтенант, и вся ярость разбивается о его ровный голос. Он стоит не шелохнувшись, только руки с чужих бёдер убирает. — Серьёзно?! А что ты тогда делаешь?! — Всё. Вот теперь у Вэй Ина сдали нервы. Окончательно и бесповоротно. Его начинает нести, и он вряд ли остановится. Да и какой смысл? — Как это ещё назвать?! Ты стоишь со мной в сраном лесу дохрена времени и обнимаешь так, словно я самое ценное на земле! И после этого опять берёшь и шлёшь на хуй? Ты, блять, просто… — Вэй Ин, ты не понимаешь… — попытка не засчитана. — Не смей! Только не смей сейчас говорить, что ты сделал это просто так! Чисто чтобы проявить участие! — с издёвкой вставляет Вэй Ин. — Ещё скажи, что случись что-то подобное с кем-то другим, ты бы тоже полез обниматься. Так не ведут себя с кем попало! Так не ведут себя с теми, кто совершенно не нравится! — его пальцы впиваются в плечи Цзян Чэна сильнее. — Остановись, — негромко зовёт тот. — Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься. — О да. Сейчас я услышу лекцию на тему, какой я прекрасный человек? — язвительностью тона, наверное, можно прожечь пол, как кислотой. — Не услышишь. Это было о том, когда кто-то нравится не только как человек. Вэй Ин буквально давится дальнейшей руганью, застрявшей в горле, а следом выпаливает: — Нет, ты реально издеваешься! То есть хочешь сказать, что я тебе, видите ли, нравлюсь, но при этом когда я что-то предлагаю, ты всё равно раз за разом меня отшиваешь? — возмущение бьёт через край. — Да на меня левый мужик только посмотрел и сразу в штаны залезть захотел! А ты, которому, как внезапно выясняется, вовсе не плевать, просто берёшь и заявляешь, что не хочешь? Когда я стою пред тобой разодетый как последняя блядь и на всё готовый! — Я понял. Я больше так не сделаю, — неодобрительно хмурится Цзян Чэн. И всё..? Это всё, что он может сказать на такую тираду? О чём он, мать его, вообще?! — Как не сделаешь? — вопрос почти выплёвывается. — Как в лесу. Я понял, что для тебя это тяжело. Вэй Ину хочется заорать. Просто взять и заорать от бешенства и безысходности. — Иди ты к чёрту… — только обессиленно выдыхает он. — Иди к чёрту. Что же ты за сволочь такая… Не сделает он… А как насчёт того, чтобы всё-таки сделать хоть что-то? Раз уж я, оказывается, тебе, блять, нравлюсь! — последние слова вырываются с особой долей презрения. — Я уже сказал, что думаю на этот счёт, — раздельно произносит Цзян Чэн. — Ничего не изменилось. Мне не нужны отношения. И тем более я не собираюсь пользоваться моментом, когда ты в таком состоянии. — Ах не в том состоянии? Да ты прямо сраный благородный рыцарь! Тогда в каком я должен быть состоянии, чтобы предлагать тебе секс? Давай запишу, вдруг мне когда-нибудь повезёт и ты соизволишь! — так сильно хочется ему вмазать. Нечеловечески. — Меня удивляет то, — Цзян Чэн красноречиво приподнимает бровь, — что после того, как тебя чуть не изнасиловал тот самый левый мужик, ты ещё и хочешь трахаться. Знатно тебя переклинило. — Да не в мужике дело, Цзян Чэн, не в мужике… А только в тебе! — отчаянно пытается пояснить уже невыносимо вымотанный всем этим Вэй Ин, но через мгновение его будто осеняет. Горечь пропитывает каждую клетку тела вместе с накатившей в один миг слабостью. Что ж хорошенькая вышла работа под прикрытием… — Так вот оно как, — Вэй Ин кивает с показательным пониманием, а в глазах Цзян Чэна наоборот мелькает озадаченность. — Это всё потому, что я шлюха, — он пожимает плечами, а затем небрежно указывает на свою одежду. — Одет как блядь. Веду себя в чужих тачках тоже как блядь. Лапать себя позволяю, кому только вздумается. Действительно, зачем тебе шлюха? Поэтому нечего тебе здесь делать лейтенант. Лучше вали-ка ты на хрен. Да поскорее… — Всё. Мне надоело. Тебя уже совсем не в ту степь понесло, — Цзян Чэн каким-то неожиданным и чётким движение разворачивает его на сто восемьдесят градусов и толкает в спину. — Марш в ванну. Пора приходить в себя, а если уж так необходимо снять напряжение, то у тебя всегда есть рука. — Убирайся к чертям собачьим, — порывисто оборачивается Вэй Ин, и его глаза полыхают осязаемой злобой. — Серьёзно? — вторя его недавнему тону, спрашивает не слишком впечатлённый Цзян Чэн. — Так я взял и убрался, когда ты истеришь через каждое слово. Какие-то хреновые тебе дали успокоительные… Так что теперь потерпишь моё присутствие — не умрешь. Хотел, чтобы я остался? Вот, ты своего добился. Нестандартные методы, но в этом весь ты. А теперь иди в ванну, — он берёт с тумбочки пакет из аптеки и кидает Вэй Ину в руки. — И постарайся не словить очередную истерику. Или ещё лучше дверь не закрывай, — поступает конструктивное предложение. — Мне не слишком хочется ломать замок и тебя успокаивать, если ты вновь решишь психануть, что-нибудь разбить или типа того. В моих же интересах тебя больше и пальцем не трогать, а то опять скажешь, что только и делаю, что ложными надеждами кормлю. Вэй Ин смотрит на него взглядом, полным неприязни и раздражения, а затем идёт в сторону ванны и хлопает дверью, нарочито громко щёлкая замком.

───── ◉ ─────

— Да как же от вас избавиться? Зараза… — Вэй Ин стоит напротив зеркала и сквозь зубы ругается на не особо удачные попытки расплести то и дело выскальзывающие из-под пальцев красные пряди. Благодаря ядерной умывалке для лица, с боевым раскрасом он разобрался довольно быстро, а вот волосы явно протестуют против возвращения в изначальный вид. После получаса, проведённого в бессмысленном залипании на кафельную плитку под струями горячего душа, Вэй Ину, честно сказать, значительно легчает. Всё возмущение и претензии относительно лейтенанта словно смываются водой, а на их место приходит понимание, насколько безобразную сцену на пороге собственной квартиры он только что устроил. В большинстве случаев по жизни складывалось так, что, если Вэй Ину сильно пригорало, он, без зазрения совести и не шибко думая о последствиях, мог позволить себе сорваться на любой скандал. Сожаления и чувство вины нередко приходили с запозданием. Вспомнить хотя бы их изначальные довольно ярые перепалки с Цзян Чэном. Но с тех времён между ними изменилось слишком многое, и теперь здесь произошло что-то совсем другое. Привычная модель поведения дала сбой. Поэтому сейчас Вэй Ина накрывает осознанием очень быстро, а вместо ожидаемого недовольства и поиска себе оправданий, он испытывает лишь стыд. Неимоверный. Просто адский стыд. За идиотскую тупую истерику на почве моральной и физической усталости. За все свои слова. За блядское предложение… Ведь касаемо этого… До его не слишком свежих мозгов, помимо прочего, доходит ещё одна важная вещь: он уже в полной мере принял новое знание о том, что нравится Цзян Чэну. В том самом смысле. Только Цзян Чэну не нужны отношения. Цзян Чэну не нужен Вэй Ин. Видимо, не настолько и нравится, чтобы отказываться от дурацких установок, которые он сам себе выдумал. Так что если предположить, что спонтанный перепихон в коридоре каким-то чудом всё-таки случился бы, то ничем путным он точно не закончился. Скорее всего лишь горой последующих сожалений со стороны лейтенанта и, возможно, полным прекращением общения. А такой расклад Вэй Ина не устраивал. Он хочет себе Цзян Чэна целиком и полностью. Знает, что не может получить, но всё равно хочет. Поэтому повод распсиховаться всё же имелся. Хотя, с другой стороны, у него есть подозрение, что ему нужно было просто проораться. Разрядиться хотя бы таким способом. Тема, конечно, подобралась… деликатная. Но выбирать особо было не из чего. И больше всего удивляет то, что после всего этого Цзян Чэн ещё и остался. Вэй Ин сам не знает, радоваться подобному факту или нет, потому что пока показываться перед лейтенантом совсем не хочется… И уж тем более непонятно, как ему теперь в глаза смотреть. Вэй Ин и так оттягивает этот момент как может. Но когда-нибудь выйти из ванны придётся. И что-нибудь сказать. Наверное… Предположительно. Попытки расплести пряди по-прежнему заканчиваются неудачей, и Вэй Ин, чертыхаясь себе под нос, бросает это неблагодарное занятие. Надо набраться мужества и выйти. Собрать волю в кулак и… — Блять, — вырывается сокрушённое, когда он видит, что в предположительной попытке не упасть в грязь лицом перед лейтенантом, случается явный просчёт. Вэй Ин стоит в одном полотенце. А вещей, чтобы переодеться, он не взял. Обычно на крючке висит халат, но сейчас тот валяется где-то в спальне. При любых других обстоятельствах ему бы доставило огромное удовольствие продефилировать мимо Цзян Чэна практически в голом виде. Но сейчас это точно плохая идея. Сейчас Вэй Ин растерял львиную долю своей уверенности и наглости. И хотя он считает себя пострадавшей стороной, ему всё ещё стыдно. Так что никаких провокаций. Он вдыхает поглубже и, стараясь, чтобы голос не дрогнул, зовёт: — Цзян Чэн? Откликаются почти сразу, даже ждать не приходится: — Чего тебе? — спрашивает лейтенант из-за двери. — Можешь принести мне вещи из комнаты? Как зайдёшь, там слева шкаф, а во втором ящике сверху лежат домашние шмотки. Возьми какие-нибудь штаны и майку… — Хорошо, — раздаётся короткое. Затем слышатся шаги, а когда через пару минут Цзян Чэн возвращается, Вэй Ин открывает замок. Как он и предполагал, смущать его своим присутствием никто не собирается, поэтому деревянная створка приоткрывается совсем слегка и в поле зрения появляется только чужая рука с зажатой в ней одеждой. — Забирай. Вэй Ин перехватывает вещи, кидая их на стиралку, но прежде чем дверь закрывается, он успевает схватить Цзян Чэна за руку. Крепко. Переплетая их пальцы в замок. Действия тела опять опережают разум. — Вэй Ин. Отпусти, — следует утомлённый вздох. — Ну что за детский сад? Ты разве не устал? Давай ты просто оденешься, выпьешь чай и пойдёшь спать? — Дай мне минуту, — негромко просит Вэй Ин и надеется, что это прозвучало не слишком жалобно. — Просто постой так всего минуту. Я больше ничего не прошу. — Что тебе опять в голову стукнуло? — Ничего. Мне это нужно, — и после произнесённой фразы Вэй Ин понимает, насколько она правдива. Как только он ощущает под пальцами тепло кожи Цзян Чэна, сразу становится легче. Лучше. Спокойнее. — Я не стану ничего говорить насчёт ложных надежд… Обещаю. Я всё понял. Но если ты можешь позволить себе дать мне хоть что-то… То дай. Прошу тебя. «Не отбирай у меня всё окончательно…» Пусть у Вэй Ина останется хотя бы это — их сцепленные руки, благодаря которым эмоции, перемешанные во взрывоопасный коктейль, теперь оседают где-то под солнечным сплетением и сворачиваются в мягкий теплый клубок. Цзян Чэн молчит, но не отпускает. А Вэй Ин, пользуясь этой поблажкой, прикрывает глаза и кончиками пальцев свободной руки едва касается лакированной дверной поверхности. Они так близко. И одновременно так далеко. Если немного дать волю воображению, то можно представить, что Цзян Чэн стоит по ту сторону, точно так же приложив ладонь к двери, к тому же самому месту. Между ними преграда лишь в виде куска дерева, но на деле она намного толще и прочнее. Вот бы понять… Найти способ сломать её. Тогда точек соприкосновения стало бы в разы больше. Но даже эти крохи близости, подаренные сейчас, намного важнее и по впечатлениям сильнее, чем любой секс, адреналин или что-то подобное… Ведь Вэй Ин знает: на большее он вряд ли может рассчитывать. И надо с признательностью принимать то, что ему вновь позволяют глупые вольности, а вся недавняя дурь спускается на тормоза. — Тебе какой чай сделать: чёрный или зелёный? Кофе не предлагаю. Губы трогает лёгкая улыбка. — Зелёный. — Чем ты вообще питаешься? В холодильнике шаром покати. Есть хочешь? — негромко интересуется лейтенант. — Обойдусь пока чаем. В магазин утром схожу. — Мне нужно на кухню. — Цзян Чэн, — Вэй Ин чуть крепче сжимает его руку, тем самым предавая себе уверенности. Ну как по-человечески сказать-то..? — Я ведь на самом деле не такой. «Я не шлюха, Цзян Чэн.» — почти повисает в воздухе. — Знаю. Всё нормально. Вэй Ин осознаёт сказанное лишь через секунду и с явным облегчением выдыхает. Он нехотя, но с благодарностью отпускает чужую руку и наконец позволяет Цзян Чэну уйти. Не стоит перебарщивать, а то тоска только сильнее одолевать начнёт. Вот теперь можно и одеться. И даже покинуть своё убежище в относительно приличном настроении. На кухне Цзян Чэна не оказывается, зато тот находится в гостиной на диване. По телеку идёт какой-то фильм, но громкость убавлена до минимума. — Твой чай, — лейтенант кивает на невысокий столик. — Спасибо, — Вэй Ин усаживается рядом, поджав под себя ногу, и тянется за кружкой. Сначала он сидит молча, но чуть погодя всё-таки решается внести скромное предложение: — Цзян Чэн, давай поговорим? — О чём ты хочешь поговорить? Сам же сказал, что день был очень длинный. Может, лучше на боковую? Цзян Чэн тоже вымотался. Это бесспорно. Им обоим нужен нормальный отдых. Но… — Совсем недолго, — осторожно просит Вэй Ин, стараясь не давить. — Почему ты раньше не говорил, что… — Потому что это ничего не изменило бы, — сразу понимает его Цзян Чэн. — Узнать, что тебя отшивают при взаимных чувствах ещё хуже, чем думать, что они безответны. — Вот именно. — Но раз уж ты сказал… То объясни мне, если получится… Почему? Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? Раньше мне казалось, что тебе наплевать, но раз это не так, то всё становится совсем по-другому. Я знаю, что пустые разговоры не изменят твоего решения, но мне нужно понять… Узнать причины. Почему ты лишаешь меня… нас шанса? Это всё из-за меня? До сих пор не веришь в серьёзность моих намерений? Но я ведь как могу пытаюсь доказать, что не просто хернёй страдаю… Цзян Чэн бросает на него задумчивый взгляд и поясняет: — Немного не так. В данный момент ты можешь быть уверен в себе на сто процентов. Можешь считать, что твои чувства сильны как никогда прежде. Но суть в том, что ты всегда способен изменить свое мнение и передумать. — Цзян Чэн, ты — так же, как и я — не телепат и не можешь знать наверняка, — с лёгкой обидой и сомнением отвечает Вэй Ин, откидывая голову на спинку дивана. — Но и ты этого не знаешь. Не так давно ты же и говорил мне, что мы ни в чём не можем быть уверены. Желания людей меняются. Это происходит само собой. Сегодня они хотят одного, завтра другого. Сейчас ты так горишь этой идеей, потому что не можешь её реализовать. Потому что не в состоянии получить то, чего хочешь. — Думаешь, если я получу тебя, то сразу перестану быть влюблённым идиотом? — чай немного обжигает язык, но это едва ли чувствуется. — Возможно не сразу. Но потом тебе станет скучно, захочется чего-нибудь нового, и ты пойдешь искать своего принца, который будет носить тебя на руках, — как само собой разумеющееся сообщает Цзян Чэн. — Ты так просто всё решаешь за меня, — Вэй Ин не удерживается и несильно пихает его в плечо. — Вот именно, что мы всего лишь люди, Цзян Чэн. Ты сам сказал, что ни ты, ни я не знаем, как развернутся дальнейшие события. У нас нет способности видеть будущее, а есть только предположения. И мы никогда не узнаем степень своей правоты, если не попробуем… Это называется довериться, Цзян Чэн. Кто меня в лесу попрекал отсутствием подобного? — Не придуривайся. Ты прекрасно понимаешь, что тут другая ситуация и совсем другой уровень доверия. Это как вручить кому-то подарочный набор из своего сердца и молотка в придачу, а потом сидеть и гадать, как сильно его расколет ударом. Вот тебе и итог, — Цзян Чэн отводит взгляд к мерцающему экрану напротив, но то, что там происходит, он вряд ли улавливает. — Так не хочешь, чтобы тебе причинили боль? — А кто-то хочет? «Я бы постарался никогда не причинять тебе боль.» Но это озвучивать точно не стоит. Вэй Ин и сам понимает, что такие слова слишком неоднозначны. Он уже ошибся сегодня. И в любой момент может ошибиться снова. Причинить боль действиями. Словами. Чем угодно. — Но разве это повод отказываться от… Счастья? — неуверенно бормочет Вэй Ин, пряча нос в чашке. Да уж, как-то чересчур претенциозно звучит. — Не знал, что ты настолько не веришь в людей, — с языка чуть не срывается «в меня», но он успевает вовремя остановиться. У Цзян Чэна, разумеется, нет никаких поводов в него верить. — Ты хоть кому-нибудь доверяешь? Ну так, чисто из любопытства… — Да. Сестре, — следует незамедлительное. И это вполне ожидаемо. Что говорить дальше — Вэй Ин не знает, в комнате повисает молчание. Но как бы там ни было, он понимает чужие опасения. Если удариться в фантазии и рассмотреть предположительный расклад их возможных отношений, ему тоже становится страшно. До встречи с лейтенантом Вэй Ину никогда не приходилось испытывать боязнь не оправдать чужих надежд и ожиданий. Когда что-то складывалось не так — не важно по чьей вине, — он просто брал и уходил без всяких сожалений. Но, окажись Цзян Чэн рядом в роли постоянного партнера, страх банально накосячить и всё испортить не заставил бы себя долго ждать. Поразительно, сколько много новых чувств и эмоций заставляет его испытывать именно этот человек. И заслуживает ли он вообще Цзян Чэна? Сможет ли дать то, что тому необходимо? Ведь по большей части лейтенант занимается только тем, что присматривает за Вэй Ином, который, в свою очередь, доставляет одно беспокойство. Но тем не менее… Цзян Чэн все ещё здесь. И пока Вэй Ин пытается размышлять над всем этим, его начинает неумолимо клонить в сон. Думается с явным затруднением… — Так непривычно видеть тебя не с хвостом. Почему ты их не снял? Хочешь оставить? Вэй Ин приоткрывает глаза, которые сам не понимает, когда успел закрыть. Цзян Чэн вынимает у него из рук полупустую чашку, успевшую накрениться, и отставляет на стол. — Ты про это? — пальцы дёргают за красную прядь. — Нет, конечно. Зачем они мне? Я просто с ними не справился, пальцы плохо слушались… Может… Ты сделаешь ещё кое-что полезное? Поможешь мне, а? — вносит Вэй Ин весьма своевольное предложение. Цзян Чэн тут же хмурится. — Не думаю, что это хорошая идея. — Слушай, меня всё равно выключает, а от того, как там всё затянуто, я точно проснусь с мигренью. Это будет на твоей совести. — Да ты совсем охренел, — делает он очевидный вывод. — Вполне возможно, — едва кивает Вэй Ин. — Но иначе я сейчас встану и, прихватив половину волос, откромсаю их ножницами, потому что у меня болит голова. Сомнительно, конечно, что Цзян Чэн согласится, но тот задумчиво и с львиной долей недовольства смотрит на него, а потом берёт одну из диванных подушек и укладывает себе на колени. — Сегодня единственный день, когда я позволяю тебе собой так манипулировать. Ложись. Вэй Ин успевает только округлить глаза от удивления, но его, ухватив за локоть, уже тянут вниз — голова оказывается на подушке. Сонный взгляд упирается в телевизор, а прикосновения рук Цзян Чэна чувствуются у затылка. Тот не спеша расправляет густую копну волос, очевидно, чтобы было легче подобраться к проклятущим прядям, которым Вэй Ин сейчас даже благодарен. Чертовски приятные ощущения… По коже пробегают мурашки, и немножко хочется мурлыкать. Уж что-что, а дополнительную порцию ласки он заслужил. Лейтенант предпринимает пару попыток и, в какой-то момент поняв принцип, методично принимается за дело. Через минуту перед лицом Вэй Ин падает на пол первая красная прядь. Как изогнутый язык пламени. Или тонкая струйка крови, капнувшая в воду. — Цзян Чэн? — вяло подаёт голос он, хотя почти засыпает, но не спросить не может: — Скажи мне… У тебя что-то случилось? Тебя кто-то обманул..? Предал? Тот самый парень..? Лейтенант какое-то время молчит. На пол падает вторая прядь. А затем Вэй Ин слышит: — Нет, с парнем у нас как раз всё было нормально. Вполне обычные отношения, нацеленные на изучение всех благ нетрадиционных связей. Было познавательно. — Стой… — мозг отчаянно тупит. — Я не понял. В смысле, всех благ..? Третья прядь алой волной мелькает перед глазами. — Ну, попутно мы разбирались в себе и своих эмоциях. Пытались понять, чего хотим от жизни и что нам нравится. В том числе и в физическом плане… — О боже, — Вэй Ин аж подрывается с чужих колен. — Ты, что, и снизу пробовал? — в сознании от представленной картины будто маленький фейерверк взрывается. Даже нестерпимое желание отключиться уходит на задний план. — Тихо ты, не дёргайся, — Цзян Чэн одним аккуратным движением укладывает его голову обратно. — Да, пробовал. А что в этом такого? Мы были молодые, нам было интересно… — Вот это ничего себе, — поражённо резюмирует чуть утихомиренный Вэй Ин. — И… Тебе понравилось? — интересуется он, одновременно стараясь унять разыгравшееся воображение, ожидаемо подкидывающее ему новые горячие сцены. — Если делать всё правильно, оно не может не понравиться. — Бля-я-ят-ь, Цзян Чэн, зачем ты мне это сказал? — из горла вырывается горестный стон. — Я теперь спать нормально не смогу. Это слишком жестоко… Какая это? Пятая? Шестая? — Сможешь. Ты считай уже спишь. Не всё ли равно у кого что и когда было? — Ты мне так и не расскажешь из-за чего закрыл сердце на непробиваемый замок? — Не расскажу. Но дело не только в тебе, если это важно… А теперь засыпай. Седьмая-восьмая… Сквозь опущенные ресницы Вэй Ин смутно видит красные волны, опускающиеся сверху. Капли крови. Дело не только в нём… Удастся ли узнать, что именно терзает лейтенанта? Стоит ли, как и прежде, на что-то надеяться? Голова не справляется с вопросами, но бесспорно то, что жить без надежды у Вэй Ина вряд ли получится. Слишком глубоко и крепко пророс в душу образ Цзян Чэна как того, с кем можно связать свою жизнь. Очевидно, что такое заключение более чем неразумно, но представить на этом месте кого-то другого теперь практически невозможно. Вэй Ин будто знает, что это его мужчина. Только его и ничей больше. Это так глупо. Нельзя присваивать себе людей… Девятая-десятая… Есть в этом нечто гипнотическое. Яркие маки. Лучи закатного солнца. Жаркие угли костра. Огненные хвосты комет… А на твоей пристани цветут красные лотосы, Цзян Чэн? Покажешь мне? Обволакивающий со всех сторон сон наконец-то берёт своё, и сквозь него кажется, что чужие руки до сих пор проводят по волосам, хотя пряди на пол давно не падают. — Люблю тебя.