Излом

Кафе на одной из центральных улиц, до которого они доезжают меньше, чем за полчаса, оказывается довольно милым и уютным. Пока Вэй Ин, мельком поглядывая в боковое зеркало, перевязывает растрепавшийся хвост, Цзян Чэн успевает обмолвиться, что не знаток местных забегаловок, поэтому пунктом прибытия станет единственная более или менее знакомая ему кофейня, где он иногда бывал с сестрой. Вэй Ин и не возражает: куда отвезут — туда и поедет. С лейтенантом — хоть на край света. Столик им достаётся угловой и весьма удачно обособленный от основного зала. Как только Вэй Ин опускается на мягкий диван, то понимает, что чертовски устал после всех своих моральных и физических встрясок. Но поговорить с лейтенантом, конечно же, не составит труда. Правда, тот пока не спешит начинать — молча сидит рядом, попивая свой чёрный без сахара. А Вэй Ин, разомлевший в тепле и на удобных подушках, залипает на гору взбитых сливок, венчающих его стакан. Только вот слишком долго на неё лучше не таращиться, а то скоро таять начнёт. Поэтому Вэй Ин задумчиво берётся за ложку. — Ты ведь не думаешь, что..? — слышится ровный голос сбоку, но фраза так и остаётся незавершённой. — Что? — переспрашивает он, бросая на Цзян Чэна беглый взгляд из-под ресниц. — Что между нами что-то изменилось? Если я взял тебя за руку, это не значит… — Лейтенант, — прерывает его Вэй Ин, показательно сосредотачиваясь на уничтожении сливок. Ах вот из-за чего возникла эта молчаливая неловкость. Действительно, кто он такой, чтобы на что-то надеяться? — Я не дурак, — звучит дальше. — Ты меня послал — я всё понял. Если передумаешь — уведоми. Хотя вдруг мне это уже и не нужно будет… — Вэй Ин принципиально не может этого не сказать: гордость сейчас уязвлена до предела, но по правде говоря, в своих словах он вовсе не уверен. — Чуши ты наслушался исключительно по вине моей не совсем здоровой головы. И я не стану тебя больше доставать — это в какой-то степени даже унизительно. — Вот и хорошо, что разобрались, — кивает Цзян Чэн. — Я не совсем помню, как у мужиков голова работает в подобных ситуациях. Слишком давно с парнями не встречался. Ложка выпадает у Вэй Ина из пальцев и звякает о блюдце, но он не обращает на это внимания и всем корпусом поворачивается к Цзян Чэну, который всё так же невозмутимо сидит, откинувшись на диван. — Что, прости? — вырывается безотчётное. — А что? — вопросительно взлетает бровь. — Ты встречался с парнями? — выдыхает ошеломлённый Вэй Ин, не способный сказать ничего более связного. — Случалось, — как будто между делом сообщает Цзян Чэн, засматриваясь в свою чашку. — Совсем недолго — когда я ещё учился. И ни во что хорошее это не вылилось. Особенно когда мать узнала и закатила грандиозный скандал. Чуть из дома не вышвырнула. Мне тогда пришлось пересмотреть свои приоритеты, и я понял, что оно того не стоило, а эксперименты лишь вышли боком, принеся больше проблем, чем… Чего-либо другого. — Мне казалось, тебе только девушки нравятся… — Ты никогда не интересовался, кто мне нравится, — коротко бросает лейтенант. — Можно подумать, ты бы ответил… — заторможенно произносит Вэй Ин, стараясь как можно быстрее переварить новые подробности чужой жизни. — Знаешь, Цзян Чэн… У меня иногда такое впечатление, что ты просто дразнишься, — рискует заметить он. — Сначала шлёшь меня куда подальше, а потом делаешь и говоришь довольно странные вещи, словно не хочешь окончательно отпускать… — Твоё впечатление тебя явно обманывает, — ну да, лейтенант был бы не лейтенантом, если бы тут же не начал всё отрицать. — Тогда зачем ты это сказал? Чтобы мне стало понятно, что тебе не нравлюсь конкретно я? — внезапная откровенность этого разговора всё-таки поражает. — А ты так привык, что всем нравишься? Что всегда получаешь то, что хочешь? — в тоне Цзян Чэна нет злобы или агрессии, но не по себе от таких вопросов становится моментально. Будто рядом морозилку открыли. — Стой, погоди, я не совсем понимаю… — Вэй Ин устало подпирает голову рукой. — Ты мне пытаешься доказать, что я тоже могу обломать зубы? Или что? — Только то, что мне не нужны сейчас проблемы. — О да, точно, я — ходячая проблема. В этом мы оба сегодня убедились, — соглашается он и — в надежде немного смыть горечь с души — отпивает кофе, разбавленный виски. — Ты сам это сказал — не я, — поддевает лейтенант. — И ты должен понимать, что после произошедшего, я обязан доложить капитану Не о твоём нестабильном состоянии, — очень удачная попытка перевести тему, ничего не скажешь. — Ты это сделаешь, лейтенант? — меланхолично интересуется Вэй Ин. Неужели его позвали мило посидеть в кофейне только затем, чтобы не слишком резко уведомить о скором лишении должности? — Нет, — тут же опровергают его мысли. — Я никому ничего не скажу. — Почему? — сейчас бы лучше помолчать и просто поблагодарить, но не спросить Вэй Ин не в состоянии. — Ты ведь всегда следуешь инструкциям. Зачем меня покрывать? — Затем, что это не повод лишать тебя работы. Как бы там ни было, ты хорошо с ней справляешься, а судя по тому, что написано в твоём личном деле, ты можешь выполнять свои обязанности и дальше. Сегодняшний инцидент не самый приятный, но это форс-мажор, который, я надеюсь, никогда больше не повторится и слишком сильно на тебя не повлияет. Правда, в связи со всем произошедшим, у меня есть условие. — Разумеется. Какое? — глупо было бы предположить, что такое спустят Вэй Ину просто так. — На подобные вызовы ты никогда больше не выезжаешь. Ни со мной, ни с кем-то ещё. Только в составе полной команды. И то, если будет достаточный повод. Вообще никуда не лезешь и не отсвечиваешь, пока сам о помощи не попрошу. У тебя абсолютно сбито чувство самосохранения и, даже зная правила, ты всё равно сунулся открывать эту чёртову дверь… Ты же там чуть не подох, — теперь Цзян Чэн не так спокоен, а на лице отражается неприкрытое недовольство. — Я идиот, знаю, — только вздыхает Вэй Ин, понимая, что действительно поступил неимоверно глупо. Но сделанного уже не воротишь. — Думаю, мы договорились, лейтенант. Спасибо, что проявил такое участие. — Можно подумать, у меня был выбор… — а вот тут он явно лукавит, мог бы сразу вручить Вэй Ина медикам, сдав по всем фронтам. И это соображение вдруг наталкивает на неожиданную мысль. — Ты так поступаешь, потому что я помог тебе с плечом? Как ответная благодарность? — Теперь мы ничего друг другу не должны, — раздаётся серьезное. — Вот и славно, — улыбается Вэй Ин и его не оставляет ощущение, что Цзян Чэн хватается за эту идею, лишь как за хороший повод оправдать свою доброту. Что ж, его право. — Ты хочешь, чтобы я рассказал, что именно тогда случилось? — после небольшой паузы спрашивает он. — Это необязательно. Краткую сводку я и так знаю. Не самая приятная история… Взять тебе ещё кофейной бурды? — поступает внезапное предложение. — О, — Вэй Ин смотрит на свой неизвестно когда успевший опустеть бокал. — Да, давай, наверное… Пожалуй, нагло воспользуюсь твоей щедростью ещё раз. — Стаканы из «Гавани» на моём столе явно не сами собой появляются, — резонно замечает Цзян Чэн. — Очередная ответная услуга? Любишь, чтобы всё было честно? — хмыкает Вэй Ин, глядя, как лейтенант жестом просит официантку у бара повторить заказ, а следом добавляет: — На терапии мне говорили, что когда можешь спокойно рассказать о своей травме, тогда ты становишься от неё свободен. Поначалу, понятное дело, непросто было, но теперь это всего лишь слова. Страшные, конечно. Но слова. Я такой дурак, Цзян Чэн, вообще-то… Жизнь меня ничему не научила: как лез куда не надо — так и продолжаю, — задумчиво подытоживает Вэй Ин. — Ты поэтому говорил, что ты не виноват? — аккуратно спрашивает Цзян Чэн. — Вроде того. Потому что, по сути, это была моя вина. Благо, я научился жить с ней. — Ты не мог знать, чем всё закончится, — голос чуть понижается, потому что в этот момент на столе появляются новые напитки, но персонал здесь ненавязчивый, и через несколько секунд им снова никто не мешает. — Да, не мог, — кивает Вэй Ин. — Только вот пойти туда было моей идеей. Давай я тебе всё-таки расскажу, как оно было? Может, мне это и нужно… — на деле он и сам не знает, что ему нужно, но рассказать почему-то правда хочется. И вовсе не для того, чтобы вызвать жалость к себе или что-то подобное, а затем, чтобы у лейтенанта сложилось более полное представление о том, что натворил Вэй Ин. Есть в этом нечто мазохистское, наверное… — Расскажи, если нужно, — Цзян Чэн кидает в его сторону странный взгляд, в котором мелькает то ли хорошо скрываемое беспокойство, то ли озабоченность. Но волноваться ему не стоит — время приступов паники или самобичевания благополучно миновало. — В общем, нам тогда было лет по девять, — размеренно начинает Вэй Ин, не забывая приложиться к кофе, от второй порции которого его уже начинает приятно расслаблять. — Вся мелочь старалась держаться скопом и дружить вместе. Приют у нас был неплохой, но и не самый лучший. Гуляли мы только на территории, и как-то раз… Я с одной девочкой, её звали Сиюн… Ну, ты знаешь из отчётов, — бросает он мимоходом. — Мы нашли дырку в заборе. Там металлическая сетка отогнулась. Так глупо… Конечно, мы не собирались сбегать, но именно мне стукнуло в голову пойти и исследовать внешний мир. Это же такое приключение, настоящая свобода… Решили, что не случится ничего страшного, если тихонько уйти вечером и вернуться ещё до отбоя. Но мы сильно просчитались… — Вэй Ин ненадолго замолкает и прислушивается к себе. Такого тотального ужаса и страха, как раньше, он не испытывает. Только тоску и горечь, а ещё все то же чувство вины, от которого ему уже никогда не избавиться. — Вы заблудились? Или что? — Ох, да… Прости, я задумался, — Вэй Ин выныривает из воспоминаний, похожих на тёмный глубокий колодец. — Да. Мы заблудились: попали в трущобы, а как выбраться — не знали. Долго плутали. Наверное, несколько часов. И под конец забрели в один из переулков… Где напоролись на стаю диких собак. Они сначала тихо сидели, а потом послышалось рычание. Мы, разумеется, рванули, как могли, но сил почти не осталось, нас чертовски вымотало… Я успел на какой-то пожарный пролёт заскочить. Знаешь, где такие высокие лестницы с решётками? Там бы не достали… Уже протянул ей руку… Лучше бы вперёд пропустил… Зубы смыкаются на тонкой щиколотке. — Я слышал, как ломаются кости. Видел, как плоть рвут на части… Так легко, будто это не человек, а тряпичная кукла… Я фактически убил её, понимаешь? — Никого ты не убивал. Ну всё, хватит с тебя. Не стоило вспоминать, зря ты это… — голос рядом звучит немного глухо. — Да нет, Цзян Чэн, со мной всё нормально, честно… — свой почему-то тоже. — Руку расслабь. Вэй Ин ощущает прикосновение на запястье. — Ох, блин, — как оказалось, его пальцы так сильно сжали стенки стакана, что тот начал дребезжать о блюдце. — Как странно, — он удивлённо смотрит на свою чуть подрагивающую ладонь. — Не почувствовал, что тебя опять может накрыть? — Цзян Чэн берёт его за плечи и тянет назад, тем самым заставляя откинуться на спинку дивана. — Не особо, но мне правда нормально. — Значит, это какая-то остаточная реакция телесной памяти или вроде того, — предполагает лейтенант и суёт ему свою чашку. — Лучше выпей это — он крепче. И не ной, что не сладкий, зато быстрее отпустит. Вэй Ин сначала замирает, а затем обхватывает пальцами тёплые керамические бока. Интересно, Цзян Чэн понял, что сейчас сделал? «Ты решил наградить меня непрямым поцелуем, раз не можешь дать настоящего?» — хмыкает он про себя и, улыбаясь, делает глоток. — Когда меня нашли, была уже ночь, а я всё сидел на той лестнице и не мог оторвать взгляд от разорванного тела. После этого я два месяца не разговаривал. Местный врач боялся, что могу остаться таким насовсем… Но потом как-то… Всё образовалось. — Что тебе помогло? — горячий бок лейтенанта совсем близко, и это греет не хуже кофе. Прижаться бы к нему сейчас, уложить голову на плечо, да только это лишь мечты. И не только потому что они в общественном месте. Вряд ли Вэй Ину когда-нибудь ещё светит что-то подобное. — Однажды, когда мы гуляли во дворе, ко мне подошла женщина… Огласке наша трагедия не предавалась, но в рамках приюта всем всё было известно — такое особо не скроешь. Сначала она пыталась меня разговорить и, понятное дело, ничего не вышло. Я молчал, потому что мне казалось, что если я этого не сделаю, опять случится что-нибудь очень страшное, чему я буду виной. Но потом она кое-что сказала, и мой разум зацепился за это… О том, что произошедшее, конечно, ужасно, но ещё ужаснее было бы, если бы мы погибли там оба. По её словам, моя сохранённая жизнь — это счастливый случай. Что судьба предоставила мне шанс: подарок в виде до сих пор бьющегося сердца, вместо сырой земли, и если я пренебрегу этим даром, чужая смерть станет ещё более бессмысленной. И что если я хочу почтить память Сиюн, то должен вспомнить, как любить жизнь, и вновь научиться ей радоваться. Тогда мне не представлялось, как это сделать, но впервые за долгое время я кому-то ответил. Это было простое «спасибо»… Но дальше стало легче, и уже несложно догадаться, что меня усыновили и я попал в хорошую семью. Повезло, как везёт немногим. У тёти Янмэй был муж, но не дети, поэтому она нашла во мне какую-то отдушину, как и я в ней. А потом я вырос и захотел учиться в меде… Мне помогали всем, чем могли, но пришлось уехать, потому что мотаться с окраины в город каждый день не слишком удобно. Сейчас мы традиционно созваниваемся по праздникам, но видеться перестали: нам достаточно знать, что у всех всё хорошо. Вэй Ин замолкает и окидывает бесцельным взглядом зал. Своих настоящих родителей он толком не помнил — глупый несчастный случай на дороге забрал их слишком рано, — а о приёмных давно никому не рассказывал. Но эти мысли порождают спокойствие и подобие гармонии в душе. Сейчас его почти ничего не тревожит, и близость лейтенанта удваивает это чувство. Всё-таки немного странно, что именно рядом с ним Вэй Ин может расслабиться и быть только самим собой. — Так вот почему ты такой, — звучит задумчивое. — Какой? — с лёгким подозрением уточняет Вэй Ин. — Живёшь с полной отдачей, — поясняет Цзян Чэн. — Тебя редко можно увидеть без улыбки. Сегодняшнее утро не в счёт — на то, как-никак, была причина. Поэтому люди к тебе и тянутся: они тоже хотят почувствовать эту жажду жизни. Ты будто горишь, собирая мотыльков на свет. — Вау, ничего себе, лейтенант, — Вэй Ин поражённо глядит на него. — Слышать от тебя такое подобие лирики очень неожиданно… — Но суть в том, — не обращая на него внимания, продолжает Цзян Чэн, — что на самом деле, ты обманщик, Вэй Ин. — Почему это я обманщик? — от настолько резкой смены положения вещей оскорблённо выдыхает тот, почти давясь чужим горьковатым кофе. Он тут, можно сказать, душу изливает, а ему сначала чуть ли не признание выдают, а теперь во лжи обвиняют… — Потому что ты привязываешь к себе людей, — веско говорит лейтенант, без смущения глядя в ответ. — Всех без разбора. Думаешь, слухи, что у тебя романы с половиной участка, на пустом месте возникли? То, как ты общаешься и разбрасываешься очарованием, заставляет окружающих желать присвоить тебя себе. А ты видишь лишь человеческую массу, которая восхищается тобой и заглядывает в рот. Ты пользуешься ими, не в состоянии дать то, чего они жаждут взамен. Для тебя никто не является особенным. Хочешь ещё лирики? Ты пытаешься быть солнцем, которое светит для всех. Но людям не понять, что именно поэтому заполучить тебя невозможно. — Не знаю, чем шокироваться больше: тем, что ты сравнил меня с солнцем, или тем, что при этом умудрился назвать лицемером. — Ты чем-то похож на мою сестру, — в задумчивости добавляет Цзян Чэн. — Но её любовь к людям искренняя. А вот в тебе я не уверен. — Цзян Чэн, я не притворяюсь, если ты об этом. Я такой и есть. У меня нет цели специально к себе кого-то привязывать или влюблять — оно как-то само получается… И действует далеко не на всех. Когда мне захотелось, чтобы всё стало как прежде, я смог вновь полюбить жизнь, и теперь реализую это умение как могу. Нет ничего плохого, чтобы хотеть нравиться людям. — Так хочешь, чтобы тебя любили? — такое ощущение, что внимательный взгляд может прожечь в Вэй Ине дырку. — Блин, Цзян Чэн, конечно, я хочу, чтобы меня любили. А кто не хочет? Ты, что ли? Так у тебя есть родители, отношения с которыми, может, и не самые лучшие, но вы всё равно семья, — почему-то с каждым словом его начинает нести всё сильнее. — У тебя есть потрясающая сестра, любовь которой похожа на маленькую сверхновую, и к ней ты всегда можешь прийти за поддержкой. А мне к кому идти? Может, позволишь хотя бы чем-то питаться от окружающих? Или это запрещено? Друзей мне тоже не позволено иметь? Что же ты иногда за сухарь такой, твою мать… — последняя фраза выплёвывается едва ли не злобно, и, чтобы погасить негодование, Вэй Ин, закрыв глаза, порывисто откидывается на спинку дивана, осушая чашку залпом. Все их сегодняшние разговоры какие-то чересчур нездоровые. М-да, хорошенькое бы вышло свидание. — Это был просто вопрос, — произносит Цзян Чэн немного отстранённо. — Возможно, ты во многом и прав, лейтенант, и я действительно лицемер, падкий на всеобщее внимание, но ты ошибаешься в одном: особенные люди для меня существуют, — Вэй Ин приподнимает ресницы и скользит взглядом по чужим высоким скулам, которые в тенях приглушённого света кажутся ещё острее. Чтобы провести пальцами по гладкой коже, стоит лишь протянуть руку. — Где-то солнце греет слабо, рассеивая лучи, но где-то оно концентрирует тепло. Будь ты посговорчивее, может, и на себе бы ощутил, — его будоражит очень двоякое ощущение от всего этого, потому что, судя по виду Цзян Чэна, тот то ли хочет зарядить ему в челюсть, то ли завалить на диван. Что-то пылает в глазах напротив, но что именно — опознать нет никакой возможности. Ну почему, ко всему прочему, лейтенанта ещё и так тяжело читать? Наверное, сложнее, чем кого бы то ни было. Хотя в красках представить второй вариант Вэй Ину никто не запрещает. — Будь я посговорчивее..? — Твою мать, а ну быстро возвращай мне пирожные! — Господи, блять, боже! — дёргается Вэй Ин от удара ладони по столу. — Да какого хрена?! — А-Ян, я же просил тебя им не мешать! Ну неужели было так сложно пройти мимо? — Конечно, сложно. Долги нужно возвращать. — Какие ещё долги, идиота кусок? — от того, что их, пусть даже и очень странный, разговор прервали, Вэй Ин готов рычать. — Мне твои пирожные Яо вручил. А если у тебя голова дырявая, это не мои проблемы. Иди к чертям собачьим! И откуда вы вообще здесь взялись? Вдвоём… — он, вскинув бровь, оглядывает парочку внезапно нарисовавшуюся у столика. — Мы мимо шли и решили за кофе заскочить… — негромко поясняет Сяо Синчэнь. — А вы? — криво и нагло ухмыляясь, переспрашивает Сюэ Ян. — Тебя-то это каким боком волнует? — осаждает его Цзян Чэн. — У нас деловая встреча. — Ну, если у вас такая же деловая встреча, как и у нас, то мои поздравления… — А-Ян, да прекрати ты, боже… Мы явно не вовремя. Пойдём… — А что такого? Я искренне радуюсь за нашего лейтенанта Цзяна, — чересчур воодушевлённо вещает Сюэ Ян. — Может у него в кои-то веки лицо попроще станет с появлением в жизни регулярного секса… — Закрой рот, иначе я тебе ноги переломаю. Прямо здесь. И приплету торговлю наркотиками с задержанием на пятнадцать суток, — отрубает как металлическим лезвием. — На каком основании, лейтенант..? — звучит недовольное, но явно не испуганное. — Погодите-погодите… — Вэй Ин выставляет вперёд руку, в попытке хоть как-то остановить глупую бессмысленную перебранку. Хотя для него неудивительно, что Сюэ Ян со своими вечными предположениями сделал именно такие выводы. Глубоко вдохнув, он ошарашенно спрашивает: — Вы, что, мать вашу, мутите? — Ну, как тебе сказать… — будто оправдываясь, начинает мямлить Синчэнь. И этого вполне достаточно. — Чёрт побери, Цзян Чэн… — Вэй Ин в поисках поддержки оборачивается к лейтенанту. — Они правда мутят! — И что с того? — голос Цзян Чэна полон безразличия. — Вот видишь, хвостатый, ему абсолютно всё равно, кто с кем мутит, — небрежно взмахивает рукой Сюэ Ян. — Поражаюсь, но, кажется, лейтенанта Цзян не волнует даже то, что ему достался любитель расчленёнки… — сам не подозревая об этом, он попадает в точку. Вэй Ина опять как-то нехорошо пробирает. Его сегодня перестанет кидать из одной эмоции в другую или нет? Надоело уже, честное слово. — А-Ян, ну хватит к людям цепляться. Я куплю тебе любые пирожные, только давай оставим их в покое..? — Думаю, вам пора, — припечатывает Цзян Чэн. — Идите куда шли. Синчэнь дёргает Сюэ Яна, который явно не прочь вставить ещё пару скабрёзных комментариев, за рукав толстовки и тянет в сторону выхода, а Вэй Ин только теперь замечает у него в руке держатель с двумя стаканчиками навынос. — Так странно, — произносит он, все ещё подвисший. — Они настолько разные, но как-то умудрились сойтись… И когда только успели? Наверное, всё же удачно, что эти двое стали своеобразным отвлекающим маневром, а то неизвестно, чем бы ещё мог закончиться их с Цзян Чэном похожий на американские горки разговор. И не факт, что чем-то хорошим. — Иногда противоположности притягиваются, — равнодушно пожимает плечами лейтенант и закидывает кредитку в неизвестно когда принесённый счёт. — Тогда по этой логике мне нужен кто-то очень молчаливый и асоциальный… — Я же сказал иногда, а не всегда. — Ты прав, при таком раскладе я скорее всего помер бы со скуки, — прикинув, соглашается Вэй Ин. — Слушай, Цзян Чэн, я… — Нет, это ты слушай, — перебивают его. — Скорее всего я где-то перегнул, но это не потому, что я специально хотел тебя задеть. Мне слишком давно не приходилось общаться с кем-то… На таком уровне. — Хорошо, — губы сама собой трогает улыбка. — Давно не заводил друзей, лейтенант? — Вообще-то давно, — подтверждает Цзян Чэн. — В любом случае мне нравится твоя честность. И, надеюсь, вскоре ты перестанешь думать, что я лицемерный засранец. Ведь все мы немного эгоисты, правда? А теперь… Отвезёшь меня домой? Чувствую себя как выжатый лимон. — Поехали. Тебе явно не помешает здоровый человеческий сон. — Одна таблетка валиума — и он будет не таким уж и здоровым, зато без лишних сновидений, которые мне сегодня точно ни к чему, — хмыкает Вэй Ин и встаёт с дивана, напоследок решая немного понаглеть: — Позвонишь мне утром, чтобы я не проспал? Иногда у меня включается суперспособность напрочь игнорировать все будильники… — Позвоню. И никакого валиума — у тебя алкоголь в крови, если ты не забыл. — Блин, Цзян Чэн, там градусов-то было… Ну что ты занудствуешь? Тогда хотя бы сказку на ночь расскажи, — наглость Вэй Ина в очередной раз переходит на новый уровень. — Некоторые отчёты по трупу уже пришли. Подойдёт? — Подойдёт. Буду ждать звонка.