Вечная Принцесса

«…и пусть здесь достаточно холодно, это место совсем не так ужасно как я себе его представляла. Принц не варвар, инадзумцы не варвары. Не знаю смею ли я так писать, но я более чем горда и очень благодарна назвать эту страну своей второй Родиной.» Из письма принцессы-консорта Инадзумы королеве Каэнриаха.       Люмин была в замешательстве. Они с Дайном находились в браке уже две недели, но ничего больше поцелуев между ними не происходило. По утрам он притягивал её за талию на свою половину кровати и вдыхал аромат её золотых волос, пока она упиралась носом в его грудь и что-то недовольно и полусонно бурчала. Люмин сомневалась что это и есть тот самый ритуал необходимый для появления детей, но они пока об этом не говорили. А может он тоже не знает что делать? Может он ждёт пока она намекнёт? А она и не знает как намекнуть.       Дайнслейф был таким загадочным, сложно было даже предположить что у него в голове когда он сидел с пустым взглядом и слегка приоткрытым ртом, не шевелясь. Не шевелилась бы грудь — спутали бы с трупом.       Они завтракали вдвоём, но по разные стороны длинного стола. Она ела не много, а он иногда и не ел вовсе. Днём она читала, вышивала, иногда музицировала, но только если он хотел послушать. А он днём в основном просто ею любовался. Они много разговаривали.       — У меня ведь тоже есть сёстры, — лёжа в постели перед сном рассказывала она, пока он смотрел на звёзды через свой телескоп, — Лорена и Лукреция, а я младшая. Лорена должна стать королевой после матушки, так что когда-нибудь я смогу сказать что мой муж и моя сестра оба монархи…       — В самом деле? — он улыбнулся, продолжая внимательно высматривать что-то в небе. — Подумать только, женщина может занять трон… Каэнриах — очень интересная страна. Я бы хотел чтобы когда-нибудь вы познакомили меня со своей Родиной поближе.       — Обязательно! — с энтузиазмом воскликнула она, переворачиваясь на живот и с блеском в глазах глядя на супруга. — Когда-нибудь я обязательно возьму вас и наших будущих сыновей в Каэнриах. Вам обязательно понравится.       — Мы должны взять Скару и Лайлу, хочу чтобы они посмотрели как люди за пределами Инадзумы живут, — мечтательно вздохнул Дайн, — бедняги и представить не могут как огромен мир вне дворца.       Он присел на кровать, мягко поглаживая Люмин по спине и любуясь изгибами её тела. Она так прекрасна, так изящна, её миниатюрное тело выглядит просто созданным для того чтобы таять в его объятиях. То как невинно она поднимает на него свои растерянные глаза и то как алеют её обычно бледные щёки…       — Да… И Сёгун тоже, я так много рассказывала ей о Родине, что она взяла с меня обещание когда-нибудь свозить её туда, — чуть тише продолжила она, ложа голову ему на колени.       Поверхность не была плоской.       Взглянув на Дайна, Люмин охнула. Его лицо вдруг раскраснелось, его губы поджались, а в глазах, пусть она и не знала как точно должна выглядеть страсть, но кажется именно она застыла в его глазах.       — Что ж, — он неловко отодвинулся немного подальше, заставляя девушку поднять голову, — давайте уже будем ложиться.       — Верно…       И то был не первый раз! Не первый раз он так краснеет и отодвигается от неё когда она трогает его. Почему? Неужели ему так противны её прикосновения? Тогда почему он почти что задушил её тем страстным поцелуем в тот день? Из жалости? Из жалости не бывает так… горячо.       А может и бывает. Люмин не та кому судить какой бывает любовь и её проявления.       Они легли спать. Засыпали молодожёны по разным сторонам кровати, спинами друг к другу. А если будешь делать вид что не замечаешь свою жену, через какое время у вас получится зачать наследника? Двух недель не хватит, да?       — Спокойной ночи, — прошептала Люмин, переворачиваясь на бок.       — Спокойной, миледи, — так же тихо и спокойно отозвался Дайн.       Знала бы Люмин как ему в тот момент хотелось задрать её ночнушку и завладеть ею прямо на месте.

***

      Замок Арауми вызывал так много смешанных эмоций. Вроде бы здесь так много воспоминаний с детства, так много напоминающего о лучших временах её жизни, но рядом нет никого кто разделил бы с ней эти воспоминания. Эи? Она тиран, она больше не считает её частью своей семьи. Масао?       — Сара… Король ведь не отдаст меня палачам? Эи ему не позволит? Нет.       — Конечно нет. Только не снова.       — А Сэтоши и Такаюки… Почему их держат в башне? Пожалуйста.       — Их очень скоро выпустят, Масао. Нет. Нет, нет, нет.       — Сара, — зовёт её детский голос.       Открыв глаза, женщина видит перед собой младшего брата. Ему пять, его рубашка не заправлена в брюки, его лицо румяное и по-детски невинное.       — Сара, — опять зовёт он, легонько дёргая её за край платья, — что ты пишешь? Дай я прочитаю, я же уже умею, сейчас как раз покажу..!       Она знает что ей мерещится. Или это призрак. Или ещё что-нибудь. Она знает что Масао мёртв. Но женщина позволяет ему заглянуть в письмо, которое пишет для своей королевы.       — Её Ве-ли-чест…- Королева? — его глаза загораются от любопытства. — Ты пишешь тётушке Мэй?       — Нет, — голос её был слаб и тосклив, — дядя больше не король.       — Сэтоши стал королём? Ты не шутишь? Поклянись! — удивился мальчишка.       Его маленькие кулачки были прижаты к груди, а глаза с две монетки моры.       — И он женился? На ком? Почему-       — Масао, пожалуйста, прекрати, — голос её затрясся и она перевернула письмо пустой стороной вверх, чувствуя что еле контролирует свои же движения, — ты мёртв.       — Ох… — его взволнованность пропала в следующее же мгновение и он опустил взгляд в пол.       — Тебя казнили. Не забывай, пожалуйста. Тебя не существует. Ты есть лишь в моей голове, — она была на грани слёз.       — Прости, Сара, я забываю… — мальчик виновато глядел в пол, чертя ножкой невидимые круги. — Надо бы уже привыкнуть, правда, извини меня.       — Леди Сара?       Обернувшись, женщина увидела стоящую в дверях Люмин. Хозяйка дома была одета лишь в ночнушку с халатом поверх неё, волосы её были слегка растрёпанны и в целом выглядела она сейчас очень маленькой и растерянной, будто гуляет не по своему замку, а по лесу. На лице её читалось удивление, так что разумно было бы предположить что она слышала как Кудзё разговаривает сама с собой.       — Сидите, — в приказной манере попросила Люмин, как только старшая из присутствующих встала для поклона.       Принцесса подошла к аристократке ближе, остановившись напротив неё. Когда Люмин стояла, а Сара сидела — рост их был примерно одинаковым, но когда Люмин опустилась на колени разница стала куда заметнее.       — Ваше Высочество, — растерянно возгласила Кудзё, попытавшись встать, но маленькие ручки блондинки удержали её на месте.       — Я попросила вас сидеть, — напомнила она.       Сара не знала что и думать: каэнриахская принцесса, преемница Эи и просто гордая особа сейчас стоит перед ней на коленях. На лице у неё написано что это не какая-нибудь шутка, а всё здесь действительно серьёзно. Что происходит?       — Нам с вами так и не удавалось остаться наедине с момента моей свадьбы, — начала она, глядя Кудзё в глаза, — но я очень хотела поговорить.       Сара ничего не ответила, да она даже не успела подумать какой колкостью можно ответить, слишком необычной была вся эта ситуация.       — Я молю о вашем прощении. Молю простить меня от вашего лица и от лица всего вашего клана. Я не так давно узнала о случившейся трагедии, я искренне соболезную вашей утрате и искренне раскаиваюсь в том, что моя семья приложила к этому руку. Однако я не знала об этом, клянусь, не знала о том что случилось до моего приезда. Не смотря на это, я чувствую свою вину. Простите меня если можете.       Она замолчала, глядя на Кудзё снизу вверх, не вставая с колен, заставляя названную усомниться в том, до сих пор ли она видит галлюцинации или такие необычные вещи действительно случаются. Спустя долгое двух-секундное молчание, Сара откашлялась и проморгалась, убеждаясь что не спит.       — Ваше Высочество, это слишком, — она сделала паузу, подбирая слова, — это очень неожиданно… Вашей вины нет-       — Нет, моя вина здесь есть, пусть и не на прямую, но я точно виновата. Жизнь вашего брата променяли на то чтобы я могла выйти замуж за будущего короля и теперь вам приходится каждый день смотреть на меня как на напоминание об этом, — она опустила голову, — и я восхищена вашим самообладанием. Не каждая женщина смогла бы так стойко выдержать подобное.       После пары секунд задумчивого молчания, Люмин продолжила.       — И всё же, я считаю, эти обиды должны быть прощены. Если человек не знал или не осознавал последствий своих действий, он заслуживает прощения, верно? Или если он ваша семья. А мы с вами теперь почти что она самая. Жизнь слишком коротка чтобы злиться на семью, вы согласны? Дадим себе новое начало.       Сара не могла объяснить почему конкретно, но к горлу её подступил ком, а глаза вдруг заполнились слезами и не в силах себя больше сдерживать, она быстро поднялась с кресла, на этот раз игнорируя попытки принцессы удержать её так же, как люди игнорируют кружащих вокруг насекомых, потому что сравнение этой девчушки с Сарой, если судить по физической силе, выглядело бы именно так. Люмин осталась в гостиной одна, стоя на коленях и смея надеяться что отказ говорить вместе какого-нибудь холодного ответа — первый шаг к примирению.       Своими словами о семье, каэнриахская девчонка задела Кудзё за душу, заставив глубоко задуматься об её словах.       Дадим себе новое начало.

***

      — Прекратите, Ваше Величество, — Мико недовольно вздохнула, скрещивая руки на груди, — ешьте.       Эи, лежавшая в постели, закатила глаза и перевернулась на другой бок, спиной к Яэ.       — Не могу, — не многим громче шёпота ответила она уставшим и измученным голосом.       Фрейлина сжала кулаки крепче, выдавая свою вспыльчивость, контролировать которую было едва ли возможно, настолько эта черта была у неё лидирующей. Присев на кровать своей королевы, она взяла с тумбы тарелку с жаренной рыбой, которую принесли для Её Величества, ставя себе на колени.       — А ну-ка, — Мико повернула лицо изголодавшейся на себя и одной рукой надавила на щёки, заставляя открыть рот, а во второй держа вилку, направляющуюся к бледным губам женщины, — ешь. Ешь, я сказала, Эи.       — Мико, пусти..! — Женщина не сильно ударила фрейлину по руке, не одобряя её принудительных методов, — не желаю я ничего.       Фрейлина сжала челюсть и послушно перестала пытаться накормить её насильно.       — Прошу прощения. Вы отказываетесь от еды четвёртый день, не желаете вылезать из постели или выходить на улицу, открывать занавески запрещаете, — начала перечислять женщина, убирая тарелку с едой обратно на тумбу. — Вы, Ваше Величество, умереть собрались? И всё из-за слов леди Сары?       — Я сама виновата во всех своих бедах... — отозвалась она. — Вот так она сказала.       По спине пробежали мурашки от простого осознания того, как же сильно Эи сейчас ненавидит саму себя, так же сильно её к самой себе отвращение. Служанка уверенно, но от этого не менее мягко, взяла руки королевы в свои. Она уже не маленькая, а до сих пор готова плакать из-за того что сестра её обижает.       — Мы делали что должны были, — заверила она её, — мы защищались. Ваша мать пыталась свергнуть и убить вас, она готова была лишить жизни своё дитя ради трона, она была безумной, а вы хотели обезопасить себя и свою семью. Сэтоши и Такаюки стали жертвами безмерных амбиций своей матери, вашей вины в этом нет. Леди Сара ничего в этом не смыслит, её ненависть ослепила её.       Голос Мико не дрожал, слова её были чёткими и по ним можно было сказать что она действительно верит в то что говорит. Обычно лёгкая и ветреная, она вдруг превратилась в приземленную и серьёзную.       — Пока ваши братья были бы живы, нашлись бы сотни предателей, готовых посадить на трон одного из них, так что казнь для них была не худшим исходом, им бы меньше понравилось стать марионеткой в руках какого-нибудь… — она хотела сказать «безродного», но вспомнив о том, как бы это звучало из её уст, она оставила предложение незаконченным. — Они сейчас смотрят на вас из рая и благодарят.       — А Масао? С Масао мы так за что? — с надеждой спросила женщина, надеясь что и это служанка сможет оправдать.       — А Масао вообще не вы казнили, — и без жестов убедительно заявила Яэ. — Его Величество посчитал это разумным. Стране больше нужен союз с Каэнриахом нежели псевдонаследник, который так бы и умер герцогом, никогда не подойдя к трону. Девчонка Лусии несёт больше пользы: теперь король Помпилий не посмеет нападать на наш флот, а то его драгоценный Фонтейн окажется под угрозой, ведь Каэнриах заступится за нас, а связываться с Лусиёй не захочется никому. Сомневаюсь что Масао принёс бы только же пользы даже прожив пять сотен лет.       Иногда трезвый ум Мико был именно тем, что нужно было сентиментальной и эмоциональной Эи, пусть она и всегда вела себя стойко, так, будто ей всё равно, Ну, почти всегда. Рядом с Мико — это другое.       — Но имеет ли это значение если леди Сара всё равно твёрдо убеждена что смерть её брата — моя вина? Я обрела новую семью ценой потери старой…       — Вы не виноваты ни в чём. Его Величество казнил брата Кудзё Сары, пусть она на него и точит зуб если других развлечений у неё в жизни больше нет. А о ваших братьях… В глубине души вы понимаете что умертвить их было верным решением, я права? — понемногу её тон возвращался к обычному её хитрому, скрывающему настоящие переживания. — Иначе меня бы здесь не было.       — Это другое, Мико, — шикнула на неё Райдэн, видимо не ожидая этих слов.       Королева судорожно замотала головой, оглядываясь так, будто даже в собственной спальне её могут подслушивать.       — Эта тайна тебя погубит если ты не прекратишь кричать о ней, — предостерегла её Эи, — никогда больше не упоминай этого вслух, это приказ. Тебе ясно?       Фрейлина молча кивнула головой, соглашаясь, что в целом было для неё несвойственно. Но если бы кто-то узнал, ей бы действительно не поздоровилось.

***

      Запах свежести, мокрой травы и раннего утра был тем, что так нравилось ощущать Люмин, а вдвойне приятно было испытывать это в объятиях своего супруга, лёжа на земле, укутанная в его одеяло, за которым ему пришлось возвращаться в спальню потому что она всё не могла перестать ворчать о том, как же холодно на этих островах, пусть проснуться в такую рань и пойти наблюдать за рассветом снаружи было её идеей. Глаза обоих были направлены в светлое, безоблачное небо. Дайнслейф лениво целовал её в висок и прижимал к себе немного крепче когда она мурлыкала ему что-то о том, как симпатично он выглядит с неряшливо раскинувшимися во все стороны волосами и когда его глаза уже чем обычно от ещё не прошедшей сонливости.       — Я люблю рассветы больше закатов, — негромко поделилась принцесса. — Рассветы напоминают мне о том, что после ночи всегда наступает утро, что даже если небо долго-долго остаётся тёмным, в конце концов его озарят яркие солнечные лучи и вся тьма сгинет. Что даже если кажется что всё плохо и спасения нет, конец обязательно будет светлым.       — Это довольно поэтично, Люмин, — ленивая улыбка расцвела на его устах, — помню мы с братом и сёстрами тоже смотрели на рассвет когда были в охотничьем домике отца и Сёгун сказала примерно то же самое. «Рассвет символизирует начало дня, но при этом он не является чем-то новым: он всего лишь часть вечного цикла, это успокаивает, неизменность успокаивает».       — Надо же, — беззлобно хмыкнула она, — это интересно… — и ей действительно было интересно узнавать что-то новое и семье, частью которой она стала. А что думали по этому поводу Скарамучча и Лайла?       — Им было по семь-восемь лет, они и сейчас то не много думают, что уж тогда…       Оба звонко рассмеялись. Как бы хотелось чтобы этот момент продлился вечно.       — А я никогда не обсуждала с сёстрами рассветы, — легко, не слишком задумчиво поделилась Люмин.       — А что вы обсуждали?       — Я, клянусь, не вспомню, — призналась она спустя пару секунд тишины, — с Лореной, самой старшей из нас, мы последние годы жили вместе, но говорили не так много. Много любили.       — А ваша средняя сестра? — тут же поинтересовался он. — Вы мало о ней говорили.       — Лукреция? Лукреция живёт с мужем, она не приезжала навестить меня ни разу за всю свою брачную жизнь, разве что перед моим отплытием, приехала попрощаться. — Сдерживая желание глубоко вздохнуть поведала девушка. — Но люблю я её от этого не меньше.       Недолго она помолчали.       — Расскажите лучше что-нибудь о Скарамучче и Лайле, — вскоре попросила она.       — Мы с ними тоже не так уж и много разговариваем. Вы знаете, мы выросли по парам: я рос вместе с Сёгун, а Скара вместе с Лайлой. Какая досада что они никогда не будут мне так близки как моя первая сестрица…       — Не так уж и много разговариваете? — недоверчиво скривилась Люмин. — Вы за первую неделю нашего знакомства разговаривали больше чем я со своими сёстрами за последний год. И это только при мне!       — Не верю, не могут сёстры так мало друг с другом разговаривать, — вновь рассмеялся он.       — А я не верю вам! — она тоже прыснула смехом. — Лжец!       Она в шутку хлопнула его по груди, щуря глаза от широкой улыбки.       — Лжец! Лжец, лжец, лжец!       Солнце плавно плыло вверх, озаряя своим светом замок, золотя её волосы сильнее и даря ощущение приятной наполненности в сердце. Ещё месяц назад Люмин бы никогда не подумала что лежать на земле, прикрываясь лишь ночнушкой и одеялом, глядя на пробуждающаяся ото сна солнца, смеясь с чего-то глупого вместе с человеком, которого ты знаешь не так уж и долго — это и есть счастье. Она бы не подумала что человек, о котором ходят слухи что он невысокий и несимпатичный, которого описывают как молчаливого и чересчур задумчивого — и есть любовь.       И как-то смеясь, в шутку друг друга колотя, они опять оказались в неловкой позиции: Дайн был сверху, его колено расположилось между ног Люмин, а его руки держали её запястья по разные стороны.       — Что, теперь не можете освободиться? — всё ещё не по-взрослому хихикая спросил юноша, видимо ещё не успев осознать неприличность их положения сейчас.       А девушка затаила дыхание и перестала пытаться сопротивляться. Что-то изнутри подсказывало ей что то, чем они сейчас занимаются может привести к созданию наследника. Знать бы как вести себя в таких ситуациях.       — Я… — она запнулась, а её ноги рефлекторно сжались, хватка вокруг его колена стала сильнее и кажется только в этот момент он понял в какой позиции они находятся.       Смерть. Любить её означало бы смерть. Когда он переступит черту приличия, когда она станет его женой в глазах Бога — он умрёт.       Дайн тут же отпустил девичьи запястья и лёг обратно как лежал, его щёки горели красным и он не осмеливался поднять глаз с земли, отвернулся даже. А Люмин не понимала что вдруг пошло не так: ну да, они вдруг оказались немного ближе обычного, но это же не слишком близко для мужа и жены. А бывает ли вообще слишком близко для женатых людей? В книгах, прочитанных ею — нет, в доме в котором она выросла — да. Чему стоило верить больше? Судя по её собственной замужней жизни — дому.

***

      В Арауми Кандакии нравилось немного больше чем в Наруками — нет стольких людей, которые даже на людей толком то и не похожи, ходячие оболочки, нет столько шума, больше красивых зелёных мест, работы, кажется, не больше: меняй одежды своей принцессе, отдавай указания другим служанкам, другие повседневные небольшие задания фрейлины и… и всё, и наслаждайся жизнью, если можешь.       Было немного грустно что кое-кто, приглянувшийся женщине, остался в Наруками и теперь они увидятся… не скоро. Если вообще увидятся. Кто знает куда судьба их занесёт не то что через год, кто наверняка знает что будет завтра? Для кого-то завтра может и не настать, а ты никогда не знаешь ты ли этот «кто-то» или нет. Если Всевышнему будет угодно — их судьбы ещё пересекутся.       Нилу же, вторая фрейлина принцессы и её левая рука, переживала переезд чуть сложнее: за утро она вздохнула уже десять раз. А утро ещё даже не кончилось! Кандакия, будучи старше, да и к тому же проведя с рыженькой уже какое-то, не сказать что маленькое, количество времени, чувствовала за неё некую старше-сестренскую ответственность. Кто знает, может что-то действительно серьёзное терзает её душу? Когда они приводили покои Люмин в порядок, Нилу вздохнула ещё раз и тогда первая женщина уже не сдержала своего беспокойства, перемешанного с любопытством.       — Что-то не так? — повернувшись к невысокой девушке, протиравшей пыль, спросила Кандакия негромким, спокойным голосом.       Младшая из фрейлин была совсем на себя не похожа эти дни: её румяное личико превратилась в бледное как снег, обычно ровная как штык осанка пропала, вечное напевание чего-то на сумерском прекратилось. Она должна была понимать насколько очевидно поменялось всё в ней, так что отрицать это было бы просто глупо.       — Тебе будет неинтересно, — расстроенно пробормотала она, оставляя тряпку на подоконнике и садясь в кресло, в котором Люмин обычно читала.       Кандакия медленно приблизилась к ней, садясь рядом, на подлокотник. Её руки легли на плечи Нилу, осторожно их поглаживая.       — Расскажи, — настойчиво попросила она, — вдруг я смогу помочь. Мне ведь тоже неприятно видеть тебя такой унылой. Что-то случилось, я вижу, не отрицай.       Девушка поджала губы и, видимо, задумалась — стоит говорить или нет? Кандакия иногда заменяла ей мать, которую она плохо помнила, гувернантку, с которой они так рано распрощались. Разница в их возрасте не была колоссальной — Нилу была младше всего тремя годами, однако ей казалось что сама она повидала в этой жизни в десятки раз меньше чем её компаньонка, оттого и доверяла ей как самому мудрому человеку в окружении. Недолго посмотрев вниз, на свои туфли, девушка заговорила.       — Кандакия, ты когда-нибудь… влюблялась? — со смущением в голове вопросила она.       Вот оно что.       — Нет, не думаю, — практически не медля ответила женщина. — А ты, видимо..?       — Да, — кратко пояснила она.       Этого стоило ожидать. Нилу по натуре своей была мечтательной и влюбчивой, бесчисленные дни и ночи она посвящала чтению романов, хотя читала она не только их — проглатывала любой жанр. Дни напролёт она фантазировала о красивой жизни в огромном особняке с мужчиной её мечты и полдюжиной детей. В её понимании это было счастьем. То что она влюбилась в кого-то в Инадзуме, зная его всего неделю, не сильно удивило Кандакию — это именно то, чего можно было ожидать от этой       девчушки.       — Что ж… Он наверняка настолько хорош собой, насколько это возможно для инадзумского мужчины, — постаралась поддержать её старшая.       — Он не инадзумец, он здесь временно. И от этого только хуже — он ведь скоро уедет. А мы здесь… надолго.       — Навсегда, — не слишком оптимистично поправила Кандакия.       — Он так хорош собой и так невероятно умён, я Богом готова поклясться, я не видела мужчины умнее него за всю свою жизнь, — восхищённо от любви, но грустно из-за осознания скорого расставания, рассказывала Нилу. — Он словно свежий вечерний воздух, лучшее пирожное на пире, словно самая яркая в небе звезда…       — Вот оно что, — протянула старшая. — А он тебя знает?       — Знает, разумеется, — немного даже оскорблённо откликнулась она, — он очень хорошо меня знает.       По тому какой акцент она сделала на словах «очень хорошо» можно было понять что это не к добру.       — Нилу, — настороженно процедила Кандакия, — ты ведь знаешь что не можешь очень хорошо, — она так же выделила эти слова, — знать мужчину до брака?       — Я не…-       — Я знаю что ты бы не сделала этого специально, — успокоила она, — и ни в чём тебя не обвиняю. Однако мужчины могут быть… непредсказуемы. А мы, женщины, должны это понимать и обеспечивать себе безопастность.       И говорила она от чистого сердца, не пытаясь задеть младшую, назвать её легкодоступной или чего похуже, просто стараясь предостеречь её от… разных глупостей. Хотя даже тогда ей уже казалось что поздно.       — Просто… Мы не должны давать поводов злым языкам плохо говорить о нашей госпоже и нас самих, хорошо?       Нилу, кроме мечтательности и нежности, отличалась свободолюбием, так что такого рода учения не вызвали у неё восторга. Сделав глубокий вдох и выдох, она послушно кивнула.       — Хорошо.       Однако к этому моменту начало конца уже было положено.

***

      Спальни каждых молодожён вне всяких обсуждений должны быть заполнены настолько неприличными, насколько возможно, звуками: стонами, вскриками, охами-ахами, шлепками двух тел друг о друга. Но пока Дайнслейф и Люмин находились на стадии когда за дверью едва ли можно было услышать их длинные сессии поцелуев, редко вырывались какие-то негромкие стоны, иногда мельком пролетали какие-то незначительные фразы, часто всё кончалось тем, что Дайн откашливался и желал ей спокойной ночи.       Но сегодня так не будет — Люмин уже решила. Сегодня они исполнят этот самый супружеский долг и она сделает всё этому способствующее. В конце концов это дело, как все говорят, зависит только от жены, а если она сделает всё правильно, то проблем и не будет.       Шла четвёртая неделя их брака и девушка уже успела понять некоторые предпочтения своего мужа, которые возможно помогли бы его соблазнить: ему нравится когда она лежит на животе и крутит переднюю прядь волос на пальце, нравится когда она начинает смущается, нравится когда она не может перестать смотреть на него пока играет на пианино, от чего сбивается. Прямого подтверждения тому не было, но ей казалось что ему нравились признания в любви.       Если так подумать, он никогда сам не говорил что любит её, и даже когда она спросила его напрямую — он поцеловал её. Это да? Это «помолчи»? Это был поцелуй из любви или поцелуй, говорящий «ты моя собственность и я буду делать с тобой что пожелаю»? Хотя нет, вот это она уже совсем загнула — мужчины так делают не редко, но Дайн не один из них. Мужчина, любящий звёзды, спрашивающий разрешения жены перед тем как взять её руку и целующий костяшки её пальцев, не стал бы.       Люмин не понимала как описать отношения, сложившиеся между ними. Это не то, чего она ожидала от брака. Она, честно, никогда не ожидала романтики, надеялась — да, но точно не ожидала. Возможно потому что между своими родителями она такого не наблюдала: они спали в разных комнатах, разговаривали по необходимости и всегда были заняты сами собой и своими собственными делами. Между ними не было любви и девушка уже как-то и привыкла к мысли что так и должно быть. А её супруг её целует-обнимает, постоянно хочет находиться рядом с ней, даже когда она с непривычки к этому постоянно уходит в другие комнаты чтобы побыть одной — он идёт за ней, ещё и спрашивая не будет ли она возражать. По сравнению с взаимоотношениями её родителей — это любовь. Но по сравнению с романами, которые она читала — совсем не любовь.       Он не говорит «люблю». Она тоже не часто говорит, но иногда бывает. Не важно! Люмин нервно поправила локон волос за ухо, судорожно сглотнув и ещё раз осмотрев своё отражение в зеркале. Она красивая, приятно пахнет и постарается быть послушной — это же то, чего желают мужчины? Любовь для создания наследника не обязательна, иначе люди бы уже давно вымерли. Всё дело в том что до этого она прилагала недостаточно усилий, была недостаточно соблазнительной и искушающей, не показывала своих намерений консумировать брак, вот они его и не консумировали: она должна взять всё в свои руки. По-женски в свои руки, а то есть руководить всем при этом не давая своему мужчине понять что руководит не он.       Люмин отошла от зеркала и оглядела их покои: без него тут так тихо, так пусто, почти так же как в комнатах где жила Люмин у себя дома, от чего она уже стала отвыкать. Она подошла к двери и окинула взглядом их ложе с этого ракурса, прикидывая как бы она выглядела глазах мужа, когда он войдёт. Может девушка разбиралась и не во многом когда речь заходила о супружестве, но доставлять эстетическое удовольствие она была в состоянии.

***

      Тяжёлая деревянная дверь медленно скрипнула и в дверях показался Дайнслейф, специально двигающийся неспешно и негромко из предположения что супруга уже спит и будить её было бы невежливо. Но супруга не спала: она сидела на всё ещё заправленной кровати, аккуратно сложив ножки в одну сторону, опираясь на правую руку, а в левой держа какую-то книжку, которую видимо читала прямо в этой же позе, развлекая себя в предвкушении прихода мужа. Первой его мыслью было то, сколько она уже так сидит, особенно учитывая что он припозднился и она ожидала его раньше. Выходит долго, точно долго. Второй — почему её рукав так маняще спадает с плеча, длинная ночная рубашка так заманчиво задрана выше колен и от неё так чарующе пахнет.       — Добрый вечер, — не сразу поздоровался он, оказавшись перебитым собственными вульгарными мыслями.       — Добрый, — отозвалась Люмин своим бархатным голосом, теперь звучавшим ниже обычного, — как прошёл ваш день? Я так заждалась…       Юноша сглотнул и направился к кровати, устраиваясь возле своей жены, которая тут же заключила его в объятия, мягкие и не слишком настойчивые. Даже понимая чего она ожидает от него, Дайн не был уверен что ему следует делать.       Предсказание. Если они консумируют брак, это станет точкой без возврата.       — Дайнслейф, — позвала Люмин, немного отстраняясь от объятий, но оставляя руки на его плечах, — я хочу что-то вам сказать.       — Разумеется, — коротко кивнул он.       Они много говорили, но то что она собиралась сказать сейчас почему-то казалось по новому интимным, личным. Сейчас это был разговор между двумя душами, а не контакт двух тел — что может быть ещё интимнее?       — Если вы думаете что я наивная и сама не смыслю чего именно добиваюсь, то вы правы, — начала девушка с лёгкой улыбкой.       В этот раз она не пыталась кого-то из себя строить, она не была принцессой-уроженкой величайшей державы в истории этого мира, не была преемницей другой выдающейся правительницы, после которой страна достанется ей, она не была списком титулов и обязанностей. Она была просто человеком, желающим обрести немного любви.       — И если вы думаете что у меня много недостатков, что я временами не по-женски горда, чересчур резка, то вы тоже правы. У меня предостаточно изъянов, поверьте. Я ни в коем случае ими не горжусь, — тут она не смогла сдержать добродушного смешка, — но я очень хочу поделиться ими именно с вами. Я хочу исследовать каждое своё несовершенство вместе с вами и ничуть не меньше я хочу исследовать и ваши, я хочу быть с вами каждое мгновение нашей супружеской жизни, от красочной молодости до одного гроба на двоих, я хочу познать вас как женщина, как душа, как супруга, — щёки её теплели после каждого слова, — хочу знать вас так, как только можно. Я вижу вас что-то гложет, что-то мешает вам открыться и довериться мне так, как я открылась и доверилась вам, и я осмелюсь предположить что вы думаете я вас не пойму или не приму, но я хочу сразу вам сказать — это совершенно не так. Я люблю вас, Дайнслейф. Каждой секундой наших долгих и красивых жизней, каждым неловким взглядом, каждым страстным прикосновением — я люблю вас всем что у меня есть и даже больше, я люблю вас всем, чем только могу себе представить. Каждый изъян, каждую ошибку и каждый ваш страх я люблю.       В глазах Люмин, казалось, заблестели слёзы, хотя улыбка никуда не пропадала и на секунду.       Дайн не мог подобрать слов чтобы описать что он чувствовал. Он действительно считал себя чудаком, выжившим из ума слишком уж рано, не особо стоящим такой великолепной партии как этот ангел перед ним. Он не был уверен в завтрашнем дне, в стабильности своего здоровья, честно говоря, он даже не всегда собственным глазам и ушам доверял, поэтому Дайн отчаянно хотел иметь в своей жизни кого-то, хоть кого-то кто внушит ему уверенности, кто убедит его в том, что с ним всё в порядке, и кажется Люмин могла дать ему как раз это.       — Я хочу быть с вами вне зависимости от обстоятельств, я всегда буду с вами и на вашей стороне. Потому что любовь решит все проблемы. Как бы вы ни были уверены в обратном, я могу вас заверить — любовь решает проблемы и защищает нас от невзгод. Вы ведь защитите меня? Потому что я защищу вас от всего что только может представлять для вас угрозу.       С такими мотивационными речами Люмин могла спокойно становиться военным генералом и вести за собой армию, убеждая её в будущей победе, достаточно правдоподобно убеждая. Нет, правда. Её слова о том что любовь победит всё и о том что она сама лично будет бороться ради этой победы, защищая его, так успокаивали. Мужчиной определённо был он, но разве обещания о предусмотрение безопасности не могут нравиться ему тоже? Дайнслейф знал что здравомыслящим человеком из них двоих является Люмин и верить её словам надёжнее. А если она обещает что любовь их спасёт — он верит. Звёзды на фоне его жены гаснут и их предсказания о его скорой кончине на фоне её благородных речей тоже.       — Люмин, вы… — вырвалось с мужских уст, его голос трясся, сердце билось быстрее.       А она понятия не имела что творит. Конечно, слова девушки шли от чистого сердца: она действительно была влюблена в него по уши, она бы действительно сделала всё что осчастливит его и снимет с его души тот тяжёлый груз из-за которого он останавливает их от становления мужем и женой в глазах Божьих, но вот слова о безопасности и безоговорочной победе любви вырвались практически случайно.       Но в этот момент это её не беспокоило.       В этот момент их губы слились в таком страстном поцелуе, каких у них ещё не было, Люмин чувствовала тело Дайна на себе, податливо разводя ноги, как он и невербально попросил, подтолкнув её колено в сторону своим, она чувствовала как её ночнушка была задрана до живота, а в увлажнённое желанием лоно упиралось что-то горячее и твёрдое.       Кажется наследник будет.

***

«…вероятно, она не даётся, такое умозаключение я делаю исходя из чересчур вольного характера этой девицы. Переспят — напишу.»       Сара отложила перо когда услышала шаги служанки позади себя. Развернувшись и дождавшись когда молодая поклонится, Кудзё кивнула, давая ей разрешение говорить.       — Миледи, простыни из спальни молодожёнов. — Её взгляд метнулся на корзину для грязного белья в собственных руках. — Я подумала что вы захотите это увидеть.       Сделав пару шагов ближе, служанка открыла корзинку, демонстрируя белые простыни с небольшим красным пятном по середине.       — Ясно. Оставь меня одну, будь добра, — стараясь не выдавать собственных смущения и удивления, спокойно ответила Сара.       Зачеркнув пару последних предложений своего письма, женщина исправила их на следующие: «Консумировали, празднуй.»       Немного подумав и перекрутив у себя в голове слова Люмин, сказанные ей наедине, Кудзё дописала: «Приеду в гости в течение месяца, если не возражаешь. Дадим себе новое начало. Для Эи от её кузины.»