Strangers

Дилюк просыпается от резкого вскрика и болезненного толчка в бок. Он позволяет себе недовольный стон, а затем одергивает себя. Отец учит его, что эмоции не должны мешать в сложных ситуациях. А эта ситуация определенно была непростой. Дилюк прикасается к плечу Кайи, осторожно трясет, видя в свете луны, как по его лицу стекают капли пота. Или слез? Возможно, все сразу. Кайа выныривает из кошмара, пятого за эту неделю, с ещё одним вскриком, он смотрит на Дилюка так, будто сейчас разорвет ему горло, почти бросается вперёд с сжатыми в кулаки пальцами. Дилюк обнимает его, крепко сжимает в руках, просит Пиро Глаз Бога, лежащий где-то в вещах, подарить Кайе немного тепла сейчас, потому что он заслуживает этого. Даже если Дилюк не спит нормально уже пятую ночь и не смеет уходить к себе, и злится, и рычит в подушку каждый раз, прежде чем всё-таки разбудить Кайю. Всего лишь немного тепла. Кайа вцепляется в его плечи до боли, у него иногда сводит от этого руки так, что он не может разжать их потом долгие минуты. Дилюк терпит это — потому что это его обязанность, он хороший брат и хороший друг. Кайа с трудом восстанавливает дыхание, чуть хрипя, его кожа очевидно белеет от страха, но он медленно приходит в себя. А затем — отталкивает Дилюка и шарит по одеялу, под подушкой, переворачивает все, скидывая часть вещей на пол. — Где она?! Это звучит немного безумно. А ещё выглядит обидно — он искренне хотел поддержать Кайю, а тот отталкивает со всей силы, не обращая никакого внимания. Но и к этому Дилюк за три года тоже привык. Кайе всегда было тяжело в даты той самой большой грозы. — Наверное, упала, — мягко говорит Дилюк, стараясь контролировать голос. — Давай я поищу с тобой. Он, поймав дрожащую руку Кайи, сам проверяет под подушками и сбоку в щелях около матраса, склоняется с кровати — и подбирает маленькую, с ладонь, резную деревянную куклу, совсем не похожую на человека, с такими же синими, как у Кайи, и, кажется, человеческими волосами. — Я нашел, — сдержанно говорит он и впихивает побитую всеми ветрами Мондштадта игрушку в руки Кайи. Кайа прижимает ее к груди так, будто это самое дорогое, что у него есть, и на секунду неприятно колет в груди, но следом Кайа обнимает Дилюка, крепко и сильно, опускаясь вместе с ним обратно на простыни. — Прости, — хрипло шепчет Кайа, уже давно переросший тот возраст, когда не можешь заснуть без любимой игрушки. Но Дилюк не комментирует это — даже если иногда очень хочется. — Все в порядке-е-е, — Дилюк звучно зевает и закидывает на Кайю руку, продолжая обнимать. — Давай спать дальше. — Ага, — как-то странно отвечает Кайа, прижимая куклу к груди, впиваясь в нее обеими руками и путая ее волосы. Ладно, Аделинда потом расчешет — когда Кайа, наконец, сможет выпускать ее из рук. Кайа, кажется, обиженно сопит и даже и не думает засыпать. Дилюк громко вздыхает. — Мне в дежурство с рассветом. Давай ты хотя бы попробуешь просто полежать, — он накрывает пальцы Кайи своими. — Аккуратнее. А то придется отрезать тебе ещё прядь, чтобы сделать ей новые волосы. Кайа вздрагивает. А Дилюк через пару секунд понимает, что ляпнул что-то не то. — Прости, я… — Это волосы моей матери, — перебивает его Кайа и чуть приподнимает куклу. — Это… вещь на память. Дилюка как обливает холодной водой. Его мать умерла при родах — он никогда не знал ни ее любви, ни поддержки. Но если бы что-то произошло с Аделиндой… Пожалуй, даже про себя он больше не будет шутить про куклу. — Хорошо, что она сохранилась, — тихо выдыхает Дилюк. — Тогда тем более не тяни так сильно. Кайа что-то тихо угукает. И засыпает первым. Перед глазами Дилюка — женщина с синими волосами и такими же синими глазами, как у Кайи. Только двумя. И улыбается она — как Кайа, когда спокоен и растроган чем-то. На щеках у нее наверняка появляются ямочки. Или только на одной? Она пела Кайе песни перед сном? Или, может быть, рассказывала ему страшные сказки, а потом смеялась — так же звонко, как смеётся Кайа? Осталась ли с ней вторая кукла, с прядью волос Кайи? Такая же нелепая и несуразная? Придет ли однажды эта женщина, чтобы забрать Кайю с собой? Пойдет ли он, будет ли он счастлив? И куда может увести его дорога? Дилюк не смыкает глаз до рассвета. * * * На рассвете Дилюк просыпается — как и почти каждый день в течение последнего года. С утра заключаются все сделки, через его руки проходят все контракты — пока голова свежая. Днём он иногда наведывается в Мондштадт. Вечером — зачищает лагери хиличурлов и истребляет Магов Бездны. Он давно уже не способен спать больше четырех-пяти часов. Он кивает кукле с синими волосами, что сидит на прикроватном столике, как бы говоря "доброе утро". Глупо здороваться с куклой — но каждый день взгляд цепляется за яркое синее пятно на столе. Кайа никогда не говорил, но наверняка он узнал, что у них с матерью волосы одного цвета, уже в Мондштадте. В Каэнриа люди не различали цвета. А тут — синий. Как туманный цветок. Дилюк быстро одевается, больше не смотря на куклу, и машинально набрасывает в голове список дел: сначала — контракты, потом нужно добраться в Спрингвейл, затем — Чарльз просил его подменить… А потом можно… Дилюк останавливается на середине собирания волос в хвост. Глупо обманывать себя. Да и эмоции не должны мешать принимать решения. А это решение, по сути, он уже принял. Потом можно зайти к Кайе. И выбрать бутылку хорошего вина, он, наверное, оценит. И, может, не лезть к нему с порога, а всё-таки попробовать поговорить. Пальцы сами тянутся к кукле — но Дилюк не смеет взять ее в руки. Кайа должен забрать ее сам.