Strangers

— Ты делал это специально. Дилюк сразу напрягается, его рука сжимается в кулак, и Кайа отпускает ее сам, делая полшага назад. Он не любит ожоги. А дело, судя по всему, идёт к ним. Крио приливает к рукам будто само, Кайа чувствует покалывание кожи и с сожалением понимает, что, возжелай Дилюк атаковать всерьез, он сам не в том состоянии, чтобы отбиваться. — Делал что? — в величайшей степени изумления спрашивает Кайа, улыбаясь. Дилюк холодно смотрит, брезгливо опускает взгляд на свой пах — и усмехается. — Я уж подумал, что в тебе есть что-то человеческое. Настоящее. А ты все играешь в свои игры. Он встает, подбирая свои перчатки с пола, и даже не смотрит на Кайю. Расплата заслуженная, но злости от этого не меньше. — О, — протягивает Кайа, округляя губы. — А я думал, ты не против поиграть со мной в разные игры. Знаешь, на разных поверхностях. Его не удостаивают даже взглядом. — Глупо думать, что ты уникален и незаменим, — перед глазами встаёт красная пелена, но Дилюк заканчивает. — Разве не это ты хотел продемонстрировать? Да. В самом деле. А что хотел сделать Кайа? Он пытался заставить Дилюка ревновать. Проявить характер. Собственничество. Хотел довести его до обжигающих рук и чистой ярости. А получает в ответ привычный холод. Алкоголь выветривается из головы, и теперь только неприятно колет все тело, кружится голова да болит живот. Не лучшее состояние для разговора. — Не это, — отвечает Кайа в сторону и подбирает и свои перчатки тоже. — Но мотивы моих поступков не должны интересовать вас, мастер Дилюк. Музыка в зале, танец, шаг назад. — Только если они не касаются угрозы Мондштадту, капитан. Второй шаг назад — и танцоры уже не могут дотянуться друг до друга руками, как бы ни хотели. — Удачи с очисткой штанов, — грубо бросает Кайа и собирается идти — только вот его резко перехватывают за плечо, заставляя обернуться. Дилюк абсолютно трезвый, Дилюк злой, а ещё смотрит, Кайа уверен, с искренним омерзением. Ну же, давай, добей окончательно, благородный муж! — Если ты, — выдыхает Дилюк сквозь зубы, — хочешь в любой форме прикасаться ко мне, не прикасайся к другим. Ни на моих глазах, ни вообще. Это тебе понятно? Ох. Он всё-таки ревнует. Глупо и прямо, как умеет только он. Мгновенно разлившееся внутри тепло почти забивает тупую боль. Кайа пробует отшутиться: — Что, теперь рыцарей нельзя хлопать по пле… — Ты понял, о чем я, — отрезает Дилюк. — Да или нет? Так и тянет съязвить, оговориться, пошутить про условия сделки и о том, что они двое все ещё никак не связаны. Что никаких ультиматумов быть не может. Так и следует сделать. Кайа, чуть щурясь, кивает. — Пока мы трахаемся, никого третьего не включаем. Я верно тебя понял? Дилюк совершенно очаровательно краснеет, практически незаметно, это можно было бы списать на духоту в помещении, если бы Кайа не знал, куда смотреть. — Все верно, — мрачно говорит он. — Как я уже сказал, не люблю есть с чужого стола. Кайа тянется вперёд пальцами поймать его подбородок, и Дилюк уворачивается, но с третьей попытки все же сдается. А большего и не надо. — Или ты просто занял конкретный стол, — выдыхает Кайа так, чтобы дыхание коснулось губ Дилюка. — И не хочешь видеть там посторонних. Дилюк кривится и сбрасывает его руку. — Может и так. А теперь освободи таверну, будь так добр. — Слушаюсь, мастер Дилюк, — выдыхает Кайа одними губами и смеётся, облегчая горячую волну тоски в груди. Они не скрестили клинки, не ударили друг друга и не промолчали, оставляя все в себе. Это прогресс. Но насколько же его мало. * * * Как бы то ни было, после этого их отношения становятся… лучше. Кайа ощущает себя стабильнее, он пьет только в пределах нормы и никогда один. Розария наблюдает за ним пару вечеров — а затем, очевидно, расслабляется, перестав беспокоиться, отвлекаясь на свои ночные вылазки, о которых Кайа, конечно же, официально и не знает. Пока в городе есть она, можно не беспокоиться о Похитителях Сокровищ. Пока в городе есть Дилюк, лагеря хиличурлов будут далеко и от Мондштадта, и от Спрингвейла. Это даёт Кайе возможность делать свою работу спокойно и не отвлекаясь на посторонние факторы. Он ловит крупного фальшивомонетчика, что расплачивается поддельной морой в огромных суммах, и в честь этого они с Джин распивают в Доле Ангелов белое вино, юное, сладкое и дурящее лучше всего на свете. Кайа почти зовет Дилюка присоединиться. Его останавливает Джин, смеётся, бьёт его по рукам и шепчет, что звать к себе лучше наедине, что Кайа будет жалеть об этом наутро. Кайа давно отвык жалеть. Но план у него есть. Он привычно ждёт до последнего посетителя, Дилюк хмурится, не отводя от него взгляда, а Кайа льнет к нему, целуя его руки в перчатках и влюбленно улыбаясь, как в первый раз. — Мне надо идти, — холодно говорит Дилюк. Кайа, натыкаясь на стену отчуждения, лишь удивлённо моргает, облизываясь. Он даже не хочет секса сейчас — он хочет обниматься с Дилюком, прикасаться, смотреть, до чего они могут дойти, если расслабятся, оба. Он совсем забыл, что Дилюк не умеет расслабляться. — Неужели у тебя нет пары минут для меня? — говорит Кайа, имитируя расстройство и скрывая настоящее. Играть так играть. Дилюк хмурится и вздыхает. — Если я хочу поспать сегодня, надо идти сейчас. Кайа закатывает глаз — и отталкивает его сам, притворно оправляя свой мех, скользя пальцами по воротнику. — Как скажете, мастер Дилюк. Кто я такой, чтобы спорить с вами. Он не пьян — ему просто хорошо и свободно, впервые за долгое время. Было. И не стоило портить вечер лишними разговорами и прикосновениями. Давно стоило пойти домой. И зачем он ждал так долго? Дилюк медлит какое-то время, а потом, удивительно, подшагивает сам. Близкий. Такой искушающий. И такой недоступный. Кайа только открывает рот, чтобы спросить — а после его аккуратно, но довольно неуверенно целуют, прихватывая пальцами за подбородок. Лишь короткое, лёгкое прикосновение к губам. Дилюк отстраняется, облизнувшись, и Кайа быстро моргает, пытаясь понять, почудилось ли это ему или произошло на самом деле. — Мы все успеем, — обещает Дилюк, впервые давая четкое обещание, впервые подтверждая, что их встречи — не случайная необходимость, а что-то… большее. Пусть и ненамного. А затем подталкивает в сторону выхода. В голове шумит, но не от алкоголя. Кайа молча идёт в сторону дома, трогая свои губы и жалея как никогда, что не увидел момент поцелуя, пропустил его, потому что позволил себе на секунду закрыть глаза. Впервые за последний год общения с Дилюком он не чувствует себя отвергнутым.