Сигнал выжить

Ласковые, несмелые, почти что робкие солнечные лучи ложатся на стекло окна, проскальзывая сквозь неплотно задвинутые жалюзи внутрь просторной больничной палаты. Мягкие утренние тени плавными линиями опускаются на пол, тушуясь перед рассеянным солнечным светом и уступая ему место. Размеренное пиканье датчиков приборов умиротворяет, заполняя собой всё пространство вокруг и словно останавливая сменяющие друг друга секунды, а круглые настенные часы, висящие напротив кровати, показывают, что время всё же остаётся существовать нетронутым. Сяо Чжань приходит в себя от чувства жажды и пляшущих, тёплых солнечных лучей на веках, моргая и пытаясь сфокусироваться. Тело гудит тупой ноющей болью, а на руке чувствуется тяжесть от сдавливающих её в железной хватке горячих пальцев. В стоящем у кровати кресле, устроившись в неудобной на вид позе, спит Ибо, склонив голову на бок и хмуря во сне брови. Чжань скользит взглядом по осунувшимся чертам лица, острым скулам, сжатым губам, ярким залёгшим под глазами теням, и сердце невольно пропускает удар, настолько этот Ибо не похож на того, которого знал Чжань. Похудевший, изнеможённый и похожий на живого мертвеца. Это не его Ибо. Его Ибо не был тенью себя самого. Сяо Чжань смотрит на него и не верит, что прошла всего неделя, потому что кажется, что прошли долгие месяцы, оставившие свой след на каждом из них. Чжань окидывает взглядом большую отдельную палату, с телевизором, диваном и встроенным кухонным уголком, чувствует тепло Ибо на своей руке, слышит его глубокое дыхание, и глаза начинает нестерпимо жечь. Неконтролируемый горячий поток слёз срывается вниз по щекам, вырывая откуда-то изнутри беззвучные рыдания и опустошая все скопившиеся за эти семь дней эмоции. Он не плакал на Арене, не позволял чувствам и эмоциям брать над собой вверх, заперев все страхи глубоко внутри себя. Сейчас же, истощённый мозг, поняв, что он находится в безопасности, а всё, что было, наконец-то осталось позади, чувства больше ничто не сдерживает. Режим выживания отключается, позволяя телу расслабиться и сбросить свою оборону, выворачивая душу болезненным потоком наизнанку. Сяо Чжань неосознанно хлюпает носом и машинально слегка шевелит рукой, тут же чувствуя, как хватка пальцев на ладони мгновенно становится крепче. То, с каким отчаянием Ибо держит его, словно боясь, что он исчезнет или растворится в воздухе, вызывает грустную улыбку. Признаться, Чжань тоже этого боится — закрыть глаза и проснуться на жёсткой койке в общем зале Арены, в окружении других участников, под надзором солдат в безликих масках и с чувством звенящей пустой безысходности внутри. Его бедный, бедный Бо-ди, так сильно привязанный к нему всем сердцем, Сяо Чжань даже боится думать, что пережил Ибо за все эти дни. Он смотрит на свою руку, слегка шевеля ею, на что пальцы вокруг его ладони снова сжимаются, а Ибо мгновенно дёргается, просыпаясь. — Чжань-гэ, — тут же реагирует альфа, жадно вглядываясь в лицо Чжаня. — Что-то болит? Позвать врача? — суетливо и с беспокойством осматривает он Чжаня, видимо, на предмет видимых источников дискомфорта. — Гэ? — удивлённо замирает Ибо, замечая мокрые дорожки слёз на щеках. — Эй, — шепчет он, подаваясь вперёд и притягивая Чжаня к себе, позволяя уткнуться в свою шею. — Всё хорошо. Я здесь. Я с тобой, — шепчет Ибо, успокаивающе гладя Чжаня по спутавшимся прядям на голове и чувствуя, как ткань на плече пропитывается горячей влагой. Сяо Чжань прижимается плотнее к горячему плечу, чувствует, как чужие пальцы перебирают его волосы, вдыхает отголоски такого родного парфюма и словно окунается в ту, какую-то далёкую, прошлую жизнь, в которой был так счастлив. Теперь это кажется чем-то настолько нереальным, что можно вообще усомниться — а была ли она, эта другая жизнь? Он провёл на Арене всего неделю, уже и забыл, каково это — чувствовать себя свободно и в безопасности. Если бы Сяо Чжаня раньше спросили, что может произойти за неделю, он бы ответил, что ничего кардинального. Сейчас он знает, что за неделю может произойти целая другая жизнь. Совершенно чужое и далёкое измерение, где каждый день ставишь ставку на собственную жизнь и гадаешь, зайдёт ли она. — Ибо, — шепчет одними губами Чжань, отстраняясь от насквозь мокрого от его слёз плеча и всматриваясь в лицо перед собой. Заострившиеся черты, огромные синяки от недосыпа, залёгшая на лбу складка от постоянно нахмуренных бровей и бледная, словно истончившаяся, кожа. Чжань водит кончиками пальцев по такому знакомому лицу и не узнаёт человека перед собой. Это не его Ибо. Глаза его Ибо были озорными и ласковыми, они смотрели тепло и внушали спокойствие. В глазах же, которые он видел сейчас перед собой, было столько боли и пустоты, что можно было бы утопить в них целый город. Взгляд человека, потерявшего своё спокойствие. Чжань смотрит в холодную темноту глаз напротив, касается век, скользит по дугам бровей, гладит скулы и словно заново изучает лицо перед собой. Всматривается в каждую родинку и складочку и всеми фибрами своей души хочет забрать ту боль, что видит в остром взгляде напротив. Его альфа, измученный бессонницей и миллионом волнений, с разбитым на миллион осколков сердцем и не находящий себе всё это время места. Ван Ибо всегда был привязан к Чжаню гораздо сильнее, чем может к кому-то привязаться обычный человек, Ибо был одержим Чжанем, улавливал каждую его эмоцию и, кажется, чувствовал его даже на расстоянии. Милый, потерявшийся щенок, плутавший в темноте все эти дни и наконец-то вновь нашедший свой свет. Слишком по-звериному верный Ван Ибо, который в прямом смысле слова способен сойти без Сяо Чжаня с ума. Чжань плотнее прижимает подушечки пальцев к горячей коже и разглаживает напряжённый лоб Ибо, улавливая, как тот едва ощутимо вздрагивает. — Я так боялся, что больше не увижу тебя, — сжимает Ибо свою руку на спине Чжаня. — Боялся, что опоздаю. Что уже опоздал. — Чш-ш… — ласково оглаживает пальцами до боли родное лицо Чжань. — Не думай об этом. В произошедшем нет твоей вины, — тихий шёпот, но Ибо слышит. — Я не смог тебя защитить, — опускает голову Ибо, совсем как провинившийся щенок. Чжань смотрит на нахмурившиеся брови, отведённый взгляд и сжатые губы и с лёгкой улыбкой аккуратно обхватывает ладонями лицо напротив, приподнимая и заставляя посмотреть себе в глаза. — Мой глупый, неразумный Бо-ди, — вздыхает Чжань, заглядывая в блестящие глаза напротив. — Ты не мог знать, что так произойдёт, как и не мог предотвратить это. Не смей себя винить, слышишь? Я жив, потому что всё это время знал, что где-то там, за стенами Арены, ты не перестаёшь меня искать. Я просыпался в долбанном общем зале на до невозможности неудобной койке и понимал, что должен выжить любой ценой, потому что мне есть, что терять и есть, к кому возвращаться. Со мной рядом были люди, которые сами пришли на Арену, и были те, кого туда продали, и далеко не все дожили до конца последней игры. В начале недели нас было пятьсот человек, а к концу осталось чуть больше двадцати. Понимаешь, какая была вероятность, что я выживу? Но посмотри на меня сейчас: я живой, Ибо, и я здесь, перед тобой. Вот настолько я хотел вернуться обратно к тебе. Ты был моим стимулом жить, Бо-ди. Ибо смотрит на Чжаня, и рука на его спине сжимается крепче. Он скользит ладонью вверх, к скрытой тонкой больничной рубахой шее, молча притягивает омегу снова к себе и боится даже думать о том, через что пришлось пройти этому человеку перед ним. Его солнечный Чжань-гэ, который совершенно точно не заслужил всего этого дерьма ни в одной из жизней. — Я никогда больше не отпущу тебя, — шепчет Ибо, сжимая Чжаня в своих руках настолько крепко, словно боится, что он и правда растает в воздухе. — До конца жизни буду помнить, как не смог защитить тебя. Буду помнить, как чуть не потерял тебя. — Ибо… — Я чуть с ума не сошёл, гэ, — содрогающийся пережитым страхом шёпот. — Тенью ходил по дому, дёргался от каждого звонка, боялся зайти в нашу спальню и увидеть там пустую холодную кровать. Ничего не мог делать. Без тебя мне не нужно всё это. Меня нет без тебя, понимаешь? Всё было таким пустым и бессмысленным, что проще было бы умереть. Я так боялся, гэ. Никогда в жизни так не боялся. Да нахуй вообще эту жизнь без тебя. Слышишь, Чжань-гэ? Мне ничего не нужно без тебя, только ты, гэ. Всегда только ты. Чжань зарывается ладонью в отросшие волосы на затылке и прижимается своей щекой к щеке Ибо, трётся об неё ласковым котом, чувствует горячую влагу на чужой коже и опаляет своим сбившимся дыханием. Им обоим было до ужаса страшно, больно и тяжело. Один затянувшийся дурацкий сон, который наконец-то закончился. Чжань прижимается теснее, буквально зарываясь в горячие обнимающие его руки, вдыхает родной аромат, пропуская его через каждую клеточку себя и наполняя им лёгкие. — Ты вытащил меня оттуда, — шепчет Чжань, едва сдерживая вновь рвущиеся наружу слёзы. — Прости, что так долго, — крепче сжимает его в руках Ибо. — Я знал, что ты успеешь, — говорит Чжань, не договаривая, но оба прекрасно понимают, что это значит: «Успеешь до того, как я умру». — Я найду каждого, кто в этом замешан, гэ, — буквально шипит Ибо. — Они отправятся на свои же игры, обещаю. Чжань знает этот голос, Ибо не шутит. Альфу всегда переклинивало, если дело касалось Сяо Чжаня, и омега совсем не завидует тем, кто окажется под трибуналом Ван Ибо. — Хочу пить, — одними губами шепчет Чжань, отрываясь от Ибо и видя, как он тут же подрывается с места, наливая из стоящего на прикроватной тумбочке графина воду в стакан. Чжань берёт из рук Ибо стакан и делает жадный глоток, чувствуя, как совершенно не слушается собственное тело. Руки трясутся, проливая часть воды на себя, а сам он ощущает себя, как самый настоящий наркоман во время ломки. Ибо аккуратно придерживает его ладони своими, терпеливо ожидая, пока Чжань вдоволь напьётся, и готовый подстраховать в любой момент, а Чжань осушает всё до последней капли, словно его не поили никогда в жизни. — Ещё? — спрашивает альфа, аккуратно забирая пустой стакан из мелко подрагивающих пальцев. Чжань, не в силах выдавить из себя и слова, молча кивает, и Ибо снова наполняет водой стакан, теперь уже сам поднося его к бледным пересохшим губам. Казалось, что сколько бы он ни выпил, жадность организма до воды была неиссякаемой. Осушая всё до капли, Чжань наконец-то отрывается от стакана, поднимая глаза на Ибо, наблюдающего за ним с беспокойством и болезненной улыбкой. Он до сих пор не верил в то, что Сяо Чжань вернулся. Боялся проснуться и понять, что это просто очень реалистичный сон. Боялся вернуться в свой самый страшный в жизни кошмар. — Спасибо, — улыбается Чжань, позволяя забрать пустой стакан. — Врач сказал, что тебе надо много спать, — находит Ибо своей рукой чужую ладонь, накрывая её, словно и правда стараясь убедиться, что всё происходящее — реальность. — Мне кажется, я выспался на век вперёд, — морщится Чжань, пытаясь принять сидячее положение, и Ибо снова подрывается, не отпуская руки, поправляет ему подушку и, придерживая, помогает сесть. — Тебе наложили пятнадцать швов, — говорит Ибо, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Чжаня. — Ты потерял много крови. — Это не страшно. Я знаю, что ты отдашь мне свою в случае чего, — не сдерживает улыбку Чжань. — Всю до капли, — уверенно кивает Ибо, не сомневаясь ни секунды. Чжань осторожно разворачивает руку ладонью вверх, теперь уже сам ловя пальцы Ибо своими и переплетая. Такое простое, привычное и изученное до дыр движение сейчас ощущается чем-то совершенно новым. Если бы Чжаню раньше кто-нибудь сказал, что простое прикосновение может вызвать столько реакций одновременно, он бы точно не поверил. Ладонь Ибо, такая большая и тёплая, окутывает в свой кокон, внушая безопасность и спокойствие. То, смысл чего Чжань уже почти забыл за последнюю неделю. Взгляд цепляется за обручальное кольцо на пальце Ибо, и собственную руку словно обжигает холодом. — У нас забрали все личные вещи, когда мы попали туда, — почему-то считает нужным сказать Чжань. — Когда я очнулся, кольца не было вместе с остальными вещами. — Ерунда, — улыбается Ибо, переводя взгляд на руки Чжаня. — Я куплю нам новые. Хочешь, купим несколько пар колец? Какие только захочешь, гэ, — сжимает он руку Чжаня, поглаживая тыльную сторону ладони и тут же поднося её к губам, целуя с таким трепетом, что замирает всё внутри. — Всё, что захочешь, Чжань-гэ. Сяо Чжань встречается взглядом со смотрящим на него во все глаза Ибо и не может сдержать улыбки, настолько преданным был этот взгляд. Щеночек, вернувшийся домой и наконец-то вновь обретший покой. — Останешься со мной? — шевелит рукой Чжань, на что его ладонь тут же сжимают в ответ. — Конечно. Боже мой, конечно, да, Чжань-гэ. Всегда. Чжань сдвигается немного в сторону, освобождая место Ибо, и тот, сбрасывая на спинку стула кожанку, ложится рядом поверх одеяла, окутывая Чжаня коконом из своих рук, обнимая и позволяя уткнуться носом куда-то себе в грудь. Чжань зарывается поглубже в одеяло, устраивая голову на плече Ибо и обнимая одной рукой поперёк живота, слушая размеренный стук сердца. Ибо чувствует тёплое дыхание через тонкую ткань футболки и крепче сжимает в объятиях расслабленное тело рядом. Человек, который вновь обрёл свою жизнь и смысл.

***

Ибо сжимает в кольце своих рук мирно спящего Чжаня и не верит, что всё это правда. Он чувствует тепло его тела, слышит размеренное дыхание и стук чужого сердца под своей ладонью и хочет обвиться вокруг Сяо Чжанем змеёй, залезть к нему под кожу и остаться с ним единым навсегда без шанса на разделение. Его Чжань-гэ здесь, рядом с ним, живой и в безопасности. Сколько раз за эту неделю он молил всех известных ему ангелов и демонов, чтобы Чжань вернулся к нему? Бесконечное множество. Каждый раз, закрывая глаза, он заклинал судьбу увидеть Сяо Чжаня снова. Живого и здорового. Сейчас, проводя рукой по чужим спутанным волосам, Ибо очень боится закрыть глаза и развеять этот образ. Боится, что всё это, в конце концов, окажется всего лишь плодом его окончательно съехавшего сознания. Глаза непривычно начинает жечь раскалённой лавой, и Ибо готов поклясться, что ощущает всю пережитую Чжанем боль буквально каждой клеткой тела. От осознания того, что чувствовал Сяо Чжань там, на Арене, среди неизвестности, боли, страха и смерти хочется рычать. Пока Ибо искал омегу здесь, в привычном ему мире, Чжань был на сраных играх, каждый день просыпаясь с болью от дыры в груди и не понимая, чего можно ожидать уже через несколько минут, совсем один, вынужденный бороться за жизнь и держащийся только на воспоминаниях о той жизни, которую у него отобрали. Его невероятно сильный, совершенно космический Сяо Чжань. Ибо наклоняется к омеге, целует его макушку и наконец-то выдыхает, чувствуя, как сошедшее с ума сердце приходит в норму, а пробрешины в душе затягиваются. Он не хочет, чтобы Сяо Чжаню снова когда-либо пришлось быть сильным. Его мальчик должен быть счастливым и только, а сильным будет Ибо, и этого будет достаточно. Сяо Чжань, его персональное солнце, снова с ним, светит, согревает и возвращает уже забытое спокойствие. Ибо вдыхает родной запах кожи омеги и буквально всеми фибрами души ощущает, как всё вокруг буквально на глазах приобретает уже потерянный смысл, возвращая интерес к миру. Чжань шумно выдыхает во сне, и Ибо успокаивающе скользит одной ладонью по его голове, а второй находит его руку и накрывает её поверх своей. Человек, ради которого Ибо свернёт любые горы и воздвигнет новые. Никогда в жизни Ибо не согласится вновь окунуться в эту холодную темноту неизвестности, когда внутренности скручивает от волнения и беспомощности, а сердце и вовсе перестаёт биться, замерев на тонком канате неизвестности. Лучше уж в самый горячий котёл Ада, чем ещё хоть день без Сяо Чжаня. Осунувшееся лицо, бледная кожа, огромная рана на животе, сбитые в кровь костяшки и синяки с ссадинами по всему телу. Ибо смотрит на всё это и с замиранием сердца прижимает Чжаня ближе, крепко обхватывая острые плечи руками. Зверь внутри скребёт когтями по рёбрам и с рыком рвётся наружу, ведомый первобытным инстинктом крови. Если Сяо Чжань пролил десять слезинок — значит, виновные в этом захлебнутся в реке слёз и крови. Его невероятно сильный солнечный мальчик, которого не сломала даже сама смерть. Ибо касается губами тёплой кожи виска и сильнее сжимает в своей руке чужую ладонь. На сердце несмелым кривым пятном расцветает спокойствие. Его жизнь здесь, с ним, вновь дарит надежду и запирает врата его личного ада. Ибо оглаживает пальцем выступающую костяшку кисти и переводит взгляд на дверь, за которой слышатся тихие шаги. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы быть уверенным, кто и с какими новостями пришёл к нему сюда, в палату. — Ибо, — слышится голос Ван Хаосюаня, стоит тому открыть дверь палаты. — Чш-ш-ш, — прикладывает палец к губам Ибо, кивком головы показывая на спящего у него на плече Чжаня. — Прости, — тут же делает голос тише Хаосюань. — Как он? — проходит альфа в палату, тихо прикрывая за собой дверь. Ибо переводит трепетный взгляд на Чжаня и не сдерживает рвущуюся наружу улыбку. — Заснул, — крепче прижимает к себе омегу Ибо. — Это хорошо, — кивает Хаосюань. — Рад, что с ним всё в порядке. — Спасибо, что вернул мне его, — серьёзно смотрит Ибо, ловя взгляд Хаосюаня. — Проси, что хочешь. — Прямо-таки всё? — выгибает бровь Хаосюань. — Да. На губах альфы расцветает многообещающая предвкушающая ухмылка, и Ибо достаточно его знает, чтобы знать, о чём попросит Хаосюань. О крови. Он всегда просит о крови. Ибо не против, пока это нужно для дела и больше ни на что не влияет. — Обещай оставить для меня кого-нибудь с Арены. — Почувствовал вкус крови? — усмехается Ибо. — Ты просто не видел, что там творится. Легализовано любое насилие. Такие игры для меня, ты же знаешь. — Арена твоя. Делай с этим, что хочешь: хоть бери штурмом, хоть внедряйся туда, хоть сам вступай в игру. Деньги, люди, оружие и техника — только скажи. — Это щедрый подарок, — предвкушающе улыбается Хаосюань. — Ты бы видел, какие там есть отморозки. — Они что-то сделали?… — мгновенно напрягается Ибо, внутренне холодея от одной только мысли, что Сяо Чжаня мог кто-то тронуть. — Нет. По крайней мере, я не видел, — мотает головой Хаосюань. — У него там были те, кто присматривал за ним. Ибо кивает, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Чжаня. Ван Хаосюань любил насилие, жил им, стоило только почувствовать кровь — и его было уже не остановить. — Я намерен найти всех, кто хоть как-то причастен к случившемуся. — Что сделаешь с ними? — смотрит на Ибо предвкушающе оскалившийся Хаосюань. — Устрою свою игру. — Я бы на это посмотрел, — усмешка. — Место в первом ряду — твоё. — Весьма польщён, — трёт ладони Хаосюань. — К тебе позже заглянет Хайкуань. — Спасибо, — кивает Ибо, наблюдая, как Хаосюань кивает в ответ и выскальзывает из палаты, тихо прикрывая за собой дверь. Ибо смотрит на расслабленно спящего в его руках Чжаня и клянётся сделать всё, чтобы организаторов похищения и всех, кто в этом замешан, не смогли опознать ни одним известным способом.