Сигнал выжить

То, что происходило сейчас, было ожидаемо. Рано или поздно это должно было случиться, но теперь, когда стало ясно, что на Арене вообще нет никаких правил, кроме одного: не покидать Арену, все окончательно сошли с ума. Альфы открыто провоцировали конфликты между собой, зацепляя в свои разборки и бет, а омеги пытались забраться подальше от всего этого безумия на вторые ярусы коек. Этой ночью их стало ещё на семь человек меньше. Это вроде как привычная новость здесь — каждый день кто-то умирает — вот только этих людей убила совсем не Арена. Их убили их же товарищи по несчастью, вгрызаясь в чужие глотки до тех пор, пока не переломятся разорванные артерии, и не послышится предсмертный вздох. Раньше все полагали, что смертельную опасность представляют только игры, но настоящая опасность исходила совсем не от них. В играх можно было сориентироваться, там были правила, простые и понятные, за их пределами же царила полная безнаказанность за всё то, что в цивилизованном мире называют преступлениями против жизни и здоровья человека. Преступления высшей категории, за которые полагалось либо пожизненное, либо смертная казнь. На Арене же за это не полагалось ничего. Где-то из дальнего угла зала слышится крик — несколько альф перешли в открытый конфликт. Кажется, один из них уже не жилец, судорожно прижимая ладонь к животу и еле держась на ногах. В другом углу зала кто-то из альф, никого не стесняясь, домогался какого-то омегу, отрезая все пути к отступлению. Рано или поздно у кого-то из омег должна была начаться течка, и тогда произошло бы то же самое. То, что разворачивалось сейчас вокруг, не было какой-то неожиданностью, это было логичной закономерностью поведения запертых в одном помещении альф и омег. Стоящие у дверей надзиратели по-прежнему никак не реагировали на происходящее, наставляя автоматы на любого, кто пытался воспользоваться повсеместной неразберихой и выйти из зала. Электронное табло часов над входом показывало лишь начало десятого утра, но будить кого-то не было необходимости — этой ночью и так никто не спал. Сяо Чжань тоже не спал, бездумно сидя на своей койке и пялясь в потолок. Сколько ночей он уже провёл так — купаясь в липком чувстве обречённости и болоте бесконечных мыслей? Конечно, так просто сидеть среди творящегося хаоса, когда буквально в паре метрах кто-то пытается кого-то убить, было рискованно, но Чжань всегда знал, что он не один. Никогда не был один. Альфы в их импровизированной компании всегда приглядывали за остальными. Сяо Чжань чувствовал на себе сосредоточенный взгляд Чэнга, готового в любой момент навалять любому, кто полезет к нему, и это вселяло чувство некой уверенности. Он не хотел даже думать об ином раскладе. Как бы он выживал один и выжил бы вообще? Чжань смахивает со лба прядь волос и понимает, что выжил бы. Убил бы, если пришлось, но выжил бы. В любых обстоятельствах, потому что по-другому не может и быть. Поставив на чашу весов всю жизнь, судьба просто не оставила ему иного выбора, кроме как выжить. Выжить и вернуть своё. Он смотрит на происходящее вокруг и на секунду закрывает глаза, крепко зажмуриваясь, представляя, что он сейчас далеко отсюда. В их с Ибо доме, за окном дождливая осень, на плите варится кофе, а из гостиной доносятся звуки включённого телевизора. Ибо всегда оставляет телевизор включённым, независимо от того, смотрит он его или нет. Сяо Чжаня всегда забавляла эта его привычка оставлять какой-нибудь фоновый шум, а когда фонового шума не было, Ибо создавал его сам, напевая себе под нос что-то, понятное только ему. Сейчас, лёжа на неудобной койке посреди полнейшего хаоса, все эти напетые и услышанные когда-то мелодии всплывали в памяти сами собой, обволакивая сознание, словно оберег. Чжань не верит ни в Бога, ни в Дьявола, но, прокручивая в голове такие знакомые мотивы, он ясно начинает верить в будущее. Оно у него обязательно будет. Их с Ибо будущее, где всё непременно будет хорошо: Чжань снова будет варить кофе по утрам, а Ибо, тихо подкрадываясь сзади, будет обнимать его, мурлыкая на ухо один из своих напевов. Картинка почти ощутимого счастья рассыпается вдребезги, стоит лишь открыть глаза и упереться взглядом в потёртое дно койки сверху. Вокруг по-прежнему шумно и небезопасно, а сердце внутри до боли сдавливает рёбра, возвращая в реальность, где человеческая жизнь — не больше, чем пыль на дверной ручке. Чжань устало трёт виски и просто надеется, что не будет какой-то физически активной игры, потому что нервное напряжение и недосып играют с ним очень плохие шутки. Он слезает с койки, подходя к своей компании, собравшейся возле койки Мэй и Фэнга, и тут же понимает, что его надеждам не суждено сбыться. — У тебя скоро начнётся течка, — как-то обречённо вздыхает Чжань, смотря на Рэна. Он говорит это спокойно, без каких-либо эмоций, просто констатирует факт. — Сам знаю, — смущённо огрызается Рэн. — Мы как раз обсуждали план действий, — морщит лоб Мэй. — Пока это чувствуется только на близком расстоянии, но скоро об этом узнают и другие, — так же спокойно продолжает Чжань. — Чэнгу и Цину будет сложно себя контролировать, хоть мы и в одной команде. — Я пока держусь, — облокачивается на каркас койки Чэнг. — Пока не так заметно. Чжань кивает, снова переводя взгляд на Рэна. — Меньше привлекай к себе внимания. Я постараюсь придумать, как можно сбить твой цикл, — сейчас Чжань был на все сто процентов врачом, словно к нему на приём пришёл пациент, а он проводил с ним консультацию. — А так можно? — удивлённо смотрит Лин. — Конфетка же у нас врач, он найдёт способ, — усмехается Чэнг, кидая на Чжаня гордый взгляд. — Я хирург, а не омегониолог, — фыркает Чжань. — Главное, что ты гениальный врач, — поднимает палец вверх Чэнг, и Чжань не может сдержать смешка. — Ты явно переоцениваешь мои способности, — не перестаёт смеяться Чжань, и все вокруг тоже улыбаются. У них сложилась неплохая компания, будет жалко, когда кто-то из них умрёт. Это было совсем не предположение — констатация факта. Рано или поздно это случится, вопрос был лишь во времени. Все здесь прекрасно понимали, что они тут временно и уйдут с Арены совсем не по своему желанию свободного человека.

***

— Ты уверен? — Хайкуань сосредоточенно смотрит на одного из своих людей, принёсшего поистине чудесные новости. — Да, — уверенно кивает мужчина перед ним. — Наш человек отследил камеры с того склада, мы пробили номера фур, которые там загружались. Зарегистрированы, конечно, на левую компанию, но отследить их было не так уж сложно. Мы взяли водил, потолковали с ними, — совершенно однозначная усмешка. — В общем, смотрите, — тычок пальцем в одну из разложенных распечаток документов и фотографий. — Были сделаны сегодня ночью. Дочернее предприятие «ЛинкСтрой», обанкротившееся пять лет назад и владевшее заводом как раз в районе у морского порта. Пришлось изрядно попотеть, чтобы достать эти фотографии, но оно определённо того стоило. Ибо берёт в руки лежащие на столе распечатки фотографий, внимательно просматривая их. Само здание завода видно плохо, и на первый взгляд, в общем-то, всё действительно выглядело так, будто здание пустовало уже много лет, но вот установленные на высоком бетонном заборе камеры говорили явно об обратном. — Проникли на территорию? — продолжает рассматривать распечатки Ибо. — Нет, но зато пустили дрон, — довольно улыбается мужчина. — Далеко он не прошёл, его обнаружили, но картинка передавалась в реальном времени, так что мы достаточно успели увидеть. На территории полно парней с автоматами, можно предположить, что есть свой склад с оружием, окна на всех этажах заколочены, а в само здание никто не входил и не выходил на протяжение всей ночи. Ибо откладывает фотографии обратно на стол. Есть, за что зацепиться, но недостаточно, чтобы понимать реальное положение. Можно пустить на территорию силовую группу, взять штурмом или тихо выкурить из здания всех, кто там находится — Ибо готов на любой вариант, если это поможет вытащить Сяо Чжаня. Если он внутри, то придумать план действий — дело времени, но если его там нет, то придётся начинать всё сначала, и этот вариант, — даже мысли о нём — откровенно говоря, приводил Ибо в бешенство. — Думаешь, оно? — спрашивает Хайкуань у железобетонно уверенного в своих словах мужчины. Тот кивает, поднимая голову от разбросанных по столу фотографий. — Уверен. Слишком много вооружённых парней для давно обанкротившегося предприятия. Все дороги ведут туда. — Если ошибся — убью, — говорит Хайкуань, смотря на спокойный и уверенный взгляд. Его люди всегда работали хорошо, перепроверяя информацию до победного, прежде чем преподносить её. В своих парнях Хайкуань обычно уверен, но в этот раз ставки слишком высоки. Если информация окажется ложной — живым не выйдет никто из его группы. — Ошибка маловероятна, шеф. — Хорошо, — кивает Хайкуань. — Что скажешь? — переводит он взгляд на задумчиво стоящего у стола Ибо. Альфа молчит и поочерёдно смотрит на каждую фотографию ещё раз. Внутри взрывается фейерверк эмоций: хочется немедленно собрать группу, согнать технику, окружить, разбомбить всё, что есть в этом чёртовом здании и перерыть там каждый угол, пока он не найдёт след Чжаня. До зубного скрежета хочется ворваться туда и сделать хоть что-то. Хочется, но нельзя. Цена поспешных действий — жизнь Сяо Чжаня, а этим Ибо рисковать точно не намерен. Что случится, если Чжань пострадает из-за его необдуманных решений, можно угадать на раз-два: он захлебнётся в крови, медленно умирая день за днём, пока однажды просто не сойдёт с ума. — Очень похоже на правду, — чешет бровь Ибо, облокачиваясь руками на стол и придавливая ладонью несколько документов на нём. — Делайте, что хотите, но вытащите его. Лю Хайкуань молча кивает, переводя мрачный взгляд на одного из своих людей и делая знак рукой в сторону двери. Ибо был спокоен внешне, но Хайкуань, знакомый с ним не первый год, прекрасно знал, какая пылающая бездна сейчас разливается у него внутри. Если что-то пойдёт не так — ответят все. Стоило очень хорошо подумать над планом.

***

Чжань послушно встаёт перед начерченной на полу белой линией, готовясь перенять эстафету от стремительно приближающегося к нему мужчины с мячом в руках. Такие эстафеты обычно устраивали в школах на уроках физкультуры, и Сяо Чжань, если честно, даже и не предполагал, что когда-то ему придётся снова участвовать в таких эстафетах за пределами школьного спортзала. Пробежаться с мячом от линии до линии и передать эстафету другому человеку из своей команды — это правила, в которых разобрался бы даже ребёнок. Подбежавший мужчина тяжело впихивает мяч в руки Чжаня, пытаясь отдышаться. Сяо Чжань стартует, развивая скорость, о которой даже и не подозревал раньше. Чудом заставляя своё сонное и слабофункционирующее тело двигаться в правильном направлении, он бежит изо всех сил, стараясь не уронить мяч и не споткнуться ни обо что. Когда мыски его кроссовок пересекают начерченную линию, он, призывая все остатки своей координации, разворачивается, начиная бежать в обратную сторону и видя, как следующий игрок уже готовится перенять эстафету. Поравнявшись плечом с игроком на старте, он передаёт ему в руки мяч, тормозя и стараясь выровнять дыхание. Это был последний игрок в их команде, а таймер отчитывал последние пятнадцать секунд. Они успевали закончить эстафету. Когда последний участник их команды возвращается на исходную позицию, поднимая вверх мяч, звучит сигнал «стоп». Это была простая игра, но некоторые всё же не успели передать свою эстафету вовремя. Рядом грузно пыхтит мужчина в возрасте, всё ещё пытаясь отдышаться, а в толпе соседней, не успевшей пройти эстафету, команды слышится резкий хлопок. Чжань вздрагивает, оборачиваясь на звук. Разлетевшиеся по полу разворошённые тела тонким слоем живой массы укрыли прорезиненное напольное покрытие, впитываясь в пол и растекаясь в стороны. В мяче была бомба. Достаточно мощная, чтобы поразить всех в пределах радиуса одной команды, но недостаточная для того, чтобы захватить волной стоящих неподалёку игроков соседних команд. Чжань смотрит на расплывающиеся по полу кровавые лужи, пропитывающие собой резину напольного покрытия, на изувеченные взрывной волной тела и лица, вырванные куски мяса, фаршированное месиво внутренностей, оторванные конечности, и чувствует, как его начинает подташнивать. В начале игры он не понимал, почему команды поставили на таком приличном расстоянии друг от друга, но теперь всё вставало на свои места. Чжань видит, как из-под придавившего сверху всей своей массой развороченного тела, пытается выбраться молодая женщина с перепачканными в крови волосами; она с протяжным стоном тянет вперёд руки, словно ища опору, а потом встречается взглядом с Чжанем. Пустой, обречённый взгляд, в котором всё ещё плещутся капли надежды, хоть мозг и понимает, что этой надежды просто нет. Иллюзия чего-то, что может изменить ситуация. Человек будет лететь головой вниз со скалы в бушующие, огибающие острые валуны камней волны и надеяться, что в последний миг у него вырастут крылья. Такова человеческая сущность — цепляться за иллюзию спасения, когда его нет. Сяо Чжань резко отворачивается, успевая оттолкнуть с пути другого игрока, прежде чем его выворачивает наизнанку на всё то же многострадальное резиновое покрытие пола. Он не слышит звуков, не различает голоса и смутно видит очертания предметов перед собой. В голове плотный белый шум, набатом отдающийся в ушах. Когда их приводят в общий зал, ему всё ещё плохо, голова кружится, а ноги ощущаются ватными. — Эй, ты как? — подходит к нему Лин. — В порядке, — кивает Чжань, но, кажется, ему не верят. — Не ври. Что с тобой? — Недосып, наверное, — пожимает он плечами, пытаясь успокоить девушку. — У них тут должны быть хоть какие-то врачи, — начинает тут же осматриваться Лин, блуждая взглядом по всему, что находилось в помещении. — Мы здесь должны умирать, а не становиться здоровее, — слабо усмехается Чжань. — Всё в порядке, правда. Сказались бессонные ночи и нервы. Лин выжидающе и пронзительно смотрит на него, словно решая, достоин ли его ответ того, чтобы в него поверили, и в итоге всё же неуверенно кивает. Чжань слабо улыбается. — Вы с Мэй молодцы, — ободряюще смотрит он на девушку, переключаясь на тему вчерашней вылазки Мэй и Лин. Вся эта суматоха была им наруку, у девочек было больше времени в вентиляционной шахте, чем предполагалось изначально. — Теперь я могу почти полностью понять план здания. — Я постаралась изобразить схематически основные моменты, — улыбается уголками губ Лин. — Ты молодец. Мне нужно немного времени, чтобы всё обдумать, но пара идей у меня уже есть. Девушка кивает, перекидывая свою косичку с одного плеча на другое. Чжань смотрит на её растрёпанную причёску и думает о том, что ему снова нужно оказаться в шахте.

***

Захватывающие город сумерки, приветливо раскрывают свои холодные объятия, словно отпуская с поводка вседозволенности и обещая помочь скрыть всё, что произойдёт под завесой темноты. Знак быть бдительными и оставаться дома для добропорядочных граждан и дразнящая красная тряпка для тех, в чьих душе и сознании был такой же мрак, какой царил на улицах города. Борясь с самим собой каждую минуту слишком долго тянущегося времени, Ибо так и не смог нормально поспать или поесть, продолжая жить от звонка до звонка, каждый раз нервно хватая свой телефон, стоило ему издать любой звук. После утреннего разговора от Лю Хайкуаня не было больше вестей, что означало, что тот перепроверяет ещё раз всю информацию и думает над дальнейшим планом действий. Ибо ненавидел ждать, ненавидел быть беспомощным, не в силах ускорить ситуацию и метаясь внутри собственного сознания загнанной птицей. Хотелось мгновенных действий и окончания всей этой сводящей с ума поеботни, потому что молчаливое и беспомощное ожидание уже почти что убивало. Он готов был брать этот чёртов завод штурмом хоть целой армией, и его просто чудом останавливали остатки теплящегося внутри здравого рассудка и Хайкуань, который хотел всё сделать тихо, аккуратно и минимизировать все форс-мажоры, насколько это вообще возможно. Ибо тормозит где-то посреди пустого переулка, снимая шлем и поднимая голову вверх, подставляя лицо начинающим накрапывать холодным дождевым каплям. Он не смог усидеть на месте в ожидании, не придумав ничего лучше, чем сесть на мотоцикл и начать бесцельно петлять по улицам города, выгоняя из головы все беспокойные судорожные мысли. Ветер дороги и проносящиеся мимо огни домов всегда его успокаивали. Район, куда он заехал сейчас, был почти что на самой окраине, промышленные предприятия и серые панельные высотки. Когда-то в этой части города был завод по изготовлению самого передового технического оборудования, а для работников завода специально построили жильё и инфраструктуру, снабдив всем необходимым для счастливой стабильной жизни. Сейчас завод уже давно закрыт, а казавшийся чудесным рабочий район, превратился в угнетающее своей серостью и спившимся контингентом место с обшарпанными панельными домами. Эта реальность была слишком далёкой от той, в которой жил Ибо, тем не менее сейчас, петляя по бесконечным лентам вечерних пустых дорог, он приехал именно сюда. Блестящий от дождевых капель чёрный «ямаха» слишком выделялся среди пыли и однотипных потасканных машин, неизбежно привлекая к себе внимание. Ибо, сбавив скорость, плавно скользит по мокрой от дождя дороге, проскальзывая мимо разбитой автобусной остановки и зачем-то подмечая сидящую на ней под навесом группу излишне громких, явно подвыпивших мужчин. «Ямаха» грациозной пантерой проезжает почти вплотную к тротуару, призывно урча мотором и, словно виляя хвостом, маня за собой в ближайший глухой переулок. Ибо заворачивает за угол бетонной стены, обвешанной разодранными объявлениями, и останавливается в свете единственного, еле-еле освещающего пространство вокруг фонаря в конце переулка. Он убеждал себя, что не знал, зачем завернул в этот глухой переулок, как и не знал, зачем вообще остановился в этом районе, хотя уже тысячу раз мог отсюда уехать. Мозг отчаянно оправдывал себя, но подсознание уже тихим шепотом подсказывало и так известный ответ. — Эй, уважаемый, — окликают сзади. — Сигаретки не найдётся? Ибо глушит тихо рычащий мотор и снимает шлем, задумчиво рассматривая тёмное, бликующее в свете тусклого фонаря стекло визира. — Ты чё, оглох? Я к тебе обращаюсь, — повторяется уже более настойчиво. Ибо вешает шлем на одну из ручек мотоцикла, медленно оборачиваясь назад. Трое крепких мужчин-альф в поношенной спортивной одежде — те самые, с остановки, которые так по-глупому повелись на вильнувшую у них перед носом блестящим полированным боком «ямаху». Ибо никогда не поймёт, как можно вестись на такую откровенную провокацию, как и не признается себе в том, что он намеренно эту провокацию и устроил. Мужчины, явно рассчитывающие на численное преимущество, шли к нему вразвалочку, загораживая своим дружным трио пути к отступлению. Ибо не нужно было отступать, как и спрашивать, чего хотят эти джентельмены. Ещё там, на остановке, он буквально кожей чувствовал их долгий и жадный взгляд, проследовавший за ним теперь и сюда, в этот тупиковый глухой переулок. Подсознательно он знал, зачем он здесь, всё ещё упрямо продолжая отгонять эти мысли глубже в подкорку мозга. — Ты чё, не только глухой, но ещё и немой? — ржёт один из альф, самый высокий и с копной намокших от дождя волос. — Смотри, какого красавчика к нам занесло, — цокает языком второй, ниже ростом и с короткой стрижкой. — И что же это ты тут забыл, а, уважаемый? Альфы подходят ближе, стремительно сокращая дистанцию с Ибо, фактически обступая его полукругом. — Хороший аппарат, — кивок в сторону мотоцикла. — Почём брал? — Дорого, — отвечает Ибо, ставя свой «ямаха» на подножку и слезая с него. Один из мужчин проходится по мотоциклу масляным взглядом, а потом так же проходится по Ибо, задерживаясь на его наручных часах. — Ты смотри-ка, а наш принц на чёрном коне, оказывается, смелый, — ухмыляется третий альфа, крепкий, с щетиной и растрёпанными волосами. — За сколько продашь? — кивок в сторону мотоцикла. — Не продаётся, — отрезает Ибо, обводя взглядом мужчин. Высокий альфа в сером спортивном костюме подходит к нему ближе, почти впритык, кладя руку на плечо Ибо и приобнимая его в дружеском жесте. — Придётся, — усмехается мужчина, всё ещё не убирая с плеча Ибо руку. — Нет, — отвечает Ибо, ловя себя на мысли, что эта прелюдия начинает затягиваться. — У-у, да ты не смелый, парень, ты тупой, — цокает стоящий напротив Ибо мужчина, делая шаг вперёд. Ибо реагирует мгновенно, опережая действия оппонента, изворачиваясь и сбрасывая с себя руку стоящего рядом мужчины, отбрасывая его на наступающего спереди альфу. Успевая вынуть из кармана кастет, Ибо надевает его, метко целясь в чужую скулу. Обычно он не носит с собой кастеты, предпочитая пистолет, но сегодня в карманах не оказалось ничего, кроме ножа и железных колец кастета. Теперь нет смысла врать самому себе: он здесь ради этого. Чтобы сбросить напряжение. Мужчина болезненно охает, падая на мокрый асфальт, прямо в лужу, куда у одного из его товарищей отлетает выроненный нож. Ибо проходится тяжёлым ботинком по животу лежащего перед ним мужчины, отчего тот сгибается пополам. Второй мужчина падает рядом, прижимая обе руки к лицу. Из продавленной внутрь глазницы глаза льётся тонкий ручеёк крови. Ибо смотрит на последнего оставшегося стоять на ногах альфу, поднося ко рту руку с кастетом и слизывая с холодного металла чужую кровь. Застоявшаяся и горькая. Морщась, Ибо делает шаг вперёд, шлёпая тяжёлой подошвой ботинка в лужу. Мужчина напротив судорожно пятится назад, упираясь в кирпичную стену позади. — Да ты чё, парень, мы ж пошутили, — пытается нервно улыбнуться он дрожащими губами. — Не нужен нам твой мотоцикл, — выставляет перед собой руки мужчина, словно сдаваясь. Ибо тоже криво усмехается, впечатывая кастет в нос альфы. Тихий хруст, и он падает на пол, хватаясь за сломанный нос. Пожалуй, даже если бы альфа перед ним упал на колени или заплатил, его бы это не спасло. Ибо больше не отвергает своё подло хихикающее «я». Он заехал в эти дебри, чтобы всё обернулось именно так: насилием и кровью. Ибо отворачивается, отходя от воющего в луже мужчины, и поднимает упавший в лужу складной нож другого альфы. Мужчина у его ног дёргается, пытаясь дотянуться до голени Ибо, на что получает увесистой подошвой под рёбра. И ещё раз и ещё. Ещё множество раз, пока тело не начинает заходиться в конвульсиях, а в глазах не лопаются капилляры. Под ботинками слышится треск рёбер, а тело у его ног, следуя инертной судороге, перестаёт подавать признаки жизни. Они все на последнем издыхании, лежащие под дождём на мокром асфальте, воющие от боли и свернувшиеся калачиком в луже собственной крови и мочи. Ибо усмехается, крутя в руках складной нож. Пользоваться холодным оружием сейчас, уже в конце, было бы кощунством. Он отбрасывает нож в сторону, замирая и подставляя лицо непрекращающему падать холодными каплями с неба дождю. Подсознание, больше не затыкаемое нелепыми оправданиями, урчит довольной кошкой, принимая факт всего, что произошло. Ибо приехал в этот район специально. И вильнул мотоциклом перед местными алкашами тоже специально, как и заехал в этот глухой переулок. Он хотел, чтобы всё закончилось именно так — насилием. Он искал насилия. Хотел причинить боль, вывернуть кровоточащее от сдерживаемых эмоций нутро, залив свои чувства адреналином. Сяо Чжань сказал бы, что он ведёт себя по-конченному и это не поможет, пока не разберёшься с самим собой. Ибо бы с ним, конечно, согласился, последовал бы совету, пообещал бы так не делать и постарался бы успокоиться, беря себя под контроль. Вот только Сяо Чжаня тут нет. Его некому сдерживать, как и ему не для кого сдерживаться. Ибо больно, невыносимо и нескончаемо темно и одиноко. Хочется разорвать себе грудь, раздвинуть рёбра и наживую вытащить сердце вместе с рыдающей душой. Хочется поделиться этой болью, чтобы все ощутили её на себе, так же ежесекундно умирая заживо. У него натурально едет крыша, и остановить его некому. Он смотрит на распластавшиеся перед ним в кровавых лужах грязные тела и чувствует, как его внутренний зверь затихает. Ненадолго. Скоро он снова проснётся, и у Ибо снова с диким свистом съедет крыша. Его зверь растерян, испуган и разъярён — он потерял свой ориентир, оставшись плутать во тьме один на один со своими страхами и болью. Дождь тяжёлыми каплями разбивается о кожанку Ибо, которую он поправляет одним движением, снимая с ручки шлем и седлая мотоцикл. Ещё немного, и Ибо просто разорвётся изнутри от скребущих о рёбра когтей слишком сильных для него эмоций. Ему срочно нужно к какому-нибудь специалисту, и чтобы тот срочно прописал ему какие-нибудь таблетки, которые хоть как-нибудь смогут усмирить его зверя. Конечно же, Ибо знает, что всё это бесполезно. Ему нужен Сяо Чжань, тёплый, улыбающийся, живой и здоровый, и это единственное, что могло привести его в порядок. Смаргивая с ресниц осевшие на них дождевые капли, он надевает шлем и, убирая мотоцикл с подножки, щёлкает кнопкой зажигания.

***

Ближе к вечеру, когда в зале ненадолго воцаряется спокойствие и временное перемирие между немного уже уставшими образовавшимися группировками, Чжань, сделав жест Чэнгу, выходит под сопровождением следующего за ним тенью надзирателя в туалет. Чэнг увязывается следом, бесшумно проникая за белую невзрачную дверь. Убедившись, что их безликий сопровождающий остался за дверью, Чжань проходит к кабинкам, открывая ту, что находилась под вентиляционным люком. — Подсади, — просит он Чэнга, и альфа аккуратно обхватывает его за бёдра, позволяя опереться на себя, и приподнимает Чжаня, помогая ему залезть в шахту. — Если вдруг увидишь там лаз наружу, не забудь мне крикнуть, — задорно говорит альфа, и Чжань показывает ему большой палец вверх, улыбаясь и скрываясь в узком лазе шахты. В этот раз он проползает в другую сторону от люка, осматривая новые, но всё такие же одинаковые коридоры. В стенах виднеются ровные ряды дверей без опознавательных знаков, но уже без лифтового отсека в конце коридора. Под ним, в мелких прорезях сетки вытяжки, начинают виднеться два силуэта, а их шаги тихим звуком разлетаются из-под ботинок. Один — явно надзиратель, в привычном комбинезоне и придерживающий на плече лямку автомата, а второй — по всей видимости, кто-то из вышестоящего начальства, одетый в чёрный балахон с капюшоном. Мужчины о чём-то говорят, и Чжаню приходится замереть на месте и напрячь слух. — К началу следующей недели их должно остаться двадцать, — говорит мужчина в балахоне, но звучит это, как прямой приказ. — А если заказные не выживут? — тихо интересуется надзиратель. — Будет печально. Заказчики заплатили за них огромную сумму. Расстроятся, если ставка не сыграет. — Мне присмотреть за заказными лошадками? — уточняет надзиратель. — Пока нет необходимости, они справляются. Заказчики не прогадали, — усмехается человек в капюшоне, скрываясь за пределами обзора вытяжки. Чжань провожает взглядом удаляющиеся силуэты и выдыхает только тогда, когда звук шагов в коридоре стихает совсем. Шумно выдыхая и пытаясь сопоставить услышанное, он чувствует, как к горлу снова подкатывает тошнота. Возможно, его и правда заказали — это всё, что он понимает. На них и правда ставили ставки, как на лошадей в скачках. Отвратительно. Чувство тошноты усиливается, и Чжань, чертыхаясь, что заполз так далеко, пытается задним ходом передвинуться назад. Пальцы и ладони охватило мелкой холодной испариной, заставляя скользить руками по гладкой поверхности шахты, пока ноги, больно упираясь коленями в пол, двигали его тело в обратном направлении. — Уже выходим! Минуту! — раздаётся голос Чэнга снизу, и Чжань понимает, что они в туалете уже подозрительно долго. Делая размашистые движения ногами и помогая себе вспотевшими руками, Чжань наконец-то видит яркий свет из люка, так непривычно разрезающего полумрак шахты, и чувствует, как его кроссовок проваливается в отверстие люка. Большими неаккуратными движениями он доползает до люка, стараясь сдерживать усиливающиеся рвотные позывы, и буквально проваливается в него, сваливаясь на руки к Чэнгу. — Ты вовремя, конфетка, — улыбается ему альфа, протягивая руки к крышке вентиляционного люка и приводя шурупы в порядок. Чжань еле успевает оттолкнуть от себя альфу, буквально ныряя головой в унитаз и второй раз за день выплёвывая весь свой желудок. Чэнг едва успевает закончить с люком, отходя назад и удивлённо смотря на Чжаня, как дверь кабинки распахивается, являя наставившего на них автомат надзирателя. — Чё смотришь, не видишь, человеку плохо? Кормите всякой дрянью, а люди страдают потом, — грозно рявкает Чэнг, смотря в тёмную маску надзирателя, который, оценив ситуацию, тут же опускает автомат. — Пять минут, — коротко бросает надзиратель, отходя к части туалета с раковинами. Чэнг провожает его тяжёлым взглядом, тут же возвращаясь к Чжаню и наклоняясь к нему. — Эй, конфетка, ну ты как? — треплет он Чжаня по плечу, присаживаясь рядом на корточки. — Уже лучше, — устало смотрит на него Чжань, роняя голову на скрещенные на ободке унитаза руки. — Ты сегодня вообще ел? — спрашивает Чэнг, приобнимая за плечи обессиленное тело Чжаня, который находит силы, только чтобы слабо отрицательно помотать головой. — Дерьмово. Не спишь вторые сутки и не ешь ещё… Решил помереть, не дожидаясь следующей игры? У меня был припрятан батончик с завтрака. Пошли, — поднимает он Чжаня на ноги, нажимая на смыв на бачке унитаза. — Пошли, пошли, — позволяет Чжаню опереться на себя, выводя из кабинки. — Всё в порядке, Чэнг, — кивает Чжань, подходя к раковинам, прополаскивая рот и умываясь холодной водой. — Спасибо, — улыбается он. Идя по кажущемуся бесконечным коридору, Чжань собирает свои частички самообладания, приходя немного в себя. Ему и правда нужно нормально поспать и поесть, иначе на игре он точно не протянет. В общий зал они входят с уже привычными бодрыми выражениями лиц.