Любить нельзя ненавидеть

Встреча с Костенко немного успокоила ребят. Жизнь кардинально не поменялась. Они продолжали учиться, работать. Костенко устроил, по старой памяти, в информационный отдел ФСБ Гошу. Хотя в этой жизни он был лишь студентом-IТшинком, его знания и навыки, вспомнившиеся ему с прошлой жизни, если только можно так говорить, давали фору многим специалистам. Костенко также устроил к себе и Аню, так как ей угрожала опасность больше, чем кому бы то ни было. Зона никого не прощала, а ту, которая разрушила ее планы — убить было мало. Она с легкостью прошла отбор на кандидатуру штатного журналиста. И хоть Костенко редко ее видел, он был спокоен, что она рядом, в безопасности, рядом…с ним. За несколько недель, которые прошли с той знаковой встречи, ребята не особо сблизились с Костенко, в приятельских отношениях с ним были только Аня и Гоша. В этом помогла работа, но это была не единственная причина. Сергей Александрович был для Гоши примером для подражания, буквально ориентиром. К своему 41 году он добился того, чего не достигали многие люди за всю свою жизнь. И пусть в этом мире он был лишь полковником, для Гоши он навсегда остался генералом. Авторитет и влияние этого человека на Петрищева были неоспоримы. Честность, мужество, решительность, бесстрастность, справедливость, верность и патриотизм Костенко в сочетании с харизмой и притягательностью рождали для Гоши вектор, ведущий его к заветной цели. Он хотел стать гордостью своих родителей. Очень хотел. Отец Гоши работал в МЧС и всегда мечтал, чтобы сын пошел по его стопам. В детстве Гошу заставляли заниматься спортом, изнуряли непосильными для маленького тельца тренировками. Отец и слушать не хотел, что у сына не хватает сил, не получается, что ему плохо. И лишь когда у мальчика начались проблемы со здоровьем, отец отстал. И не просто отстал, он забыл, что у него есть сын. Признаваться в том, что его сын типичный ботан, который хорошо учится, разбирается в компьютерах и все время сидит дома за книжками, ему не хотелось. И поэтому он просто сделал вид, что его не существовало. И как бы сильно Гоша не пытался доказывать обратное, побеждая на разных олимпиадах и конкурсах, отец все решил. У них были натянутые отношения. Отец перестал быть для Гоши примером, и ему приходилось ориентироваться только на себя. Но после первой встречи с Костенко, пусть и в другом мире, Гоша нашел для себя что-то важное. Но даже не это было главным. Петрищев никому в этом не признался, но для себя кое-что понял. Сергей Александрович стал для него не только примером, он стал другом, родственной душой. И пусть не по всем параметрам, но заменил отца. Работая в ФСБ, Гоша повысил себе авторитет и в кругу друзей, и даже дома, среди близких. Такой сын был нужен отцу, но, к сожалению для него, такой отец уже не нужен был Гоше. Связь он поддерживал только с матерью. Аня очень ценила Костенко за его самопожертвование во имя ее жизни, и жизни других ребят. Если бы Костенко только знал, сколько раз Аня пыталась разобраться в истинных причинах, побудивших мужчину бросить свою работу, которой он отдавал всего себя, бросить всех своих подчиненных, всех друзей, семью, свой мир, он бы, сжалившись, сам рассказал ей все до мельчайших подробностей. Но он и не думал, что девушку могут занимать такие вопросы. А она, в свою очередь, и не надеялась, что Костенко когда-нибудь об этом расскажет. Он был слишком закрыт от мира и от людей, с которыми контактировал. О его личной жизни, внутреннем состоянии, мечтах, настроении не знал никто. И не Ане следовало претендовать на роль психолога.

***

Ане нравилось работать журналистом, все-таки она отдала этому делу 6 лет, пусть и в другой жизни. Работа доставляла ей удовольствие, была важной частью ее мира. Случалось пропадать по этому поводу в командировки на сутки или несколько дней, что, конечно, не особо радовало Пашу. Он не подозревал Аню ни в чем, но и его уверенность в себе не была стопроцентной. Поэтому в последнее время у ребят случались конфликты, мелкие ссоры и перебранки. Все как у всех. Наверное, это стандартная практика жизни. Но один вечер стал особенно сложным. Аня возвращалась из очередной срочной трёхдневной командировки с мыслями о горячей ванне, расслабляющем массаже и любимом Паше. По Паше она скучала всегда, словно была связана с ним невидимыми нитями. Но последние 12 часов он не выходил на связь, что не могло не внушать беспокойство. Считая часы в самолете, потом минуты в такси и секунды на лестнице, Аня добралась до двери и позвонила. Звонить пришлось не один раз, и, наконец, потратив несколько нервных клеток и разбудив парочку соседей посреди ночи, она добилась звука открывающегося замка. Первым делом Аня обрадовалась, что Паша в порядке, вторым — подумала, что разбудила его, а третим — подметила, что Вершинин изрядно пьян. Долгое и тягучее беспокойство сменилось в ее душе непониманием и неприязнью. Вместо крепких объятий ее ждал запах алкоголя и пустой взгляд любимого. Он, не говоря ни слова, ушел в комнату, закрыл дверь. Аня могла стерпеть многое, сгладить углы ради общей пользы, где-то промолчать ради отношений, но не сейчас, ни в эту минуту. Она ждала каких-то объяснений, вопросов или хотя бы элементарного приветствия, а получила молчание и закрытую дверь. Её возмущению не было предела, и она, скинув с себя обувь, пошла вслед за Вершининым. Дверь оказалась не заперта. — Объяснишь, что происходит? — сказала она так спокойно, как только могла в состоянии, сдерживая гнев. Ответом ей было молчание. Паша сидел на кровати, опустив взгляд в пол, как будто он был в сотни раз интереснее любимой девушки. И на каждую последующую реплику Ани, кулаки его невольно сжимались все крепче, пока не стали совсем каменными. -Паша, да что происходит? Почему ты молчишь? Ты считаешь нормально так себя вести? Мне надоело терпеть твои выходки. Что ты здесь устроил? Слезы предательски начинали подступать к глазам, а голос начинал дрожать. Дальше терпеть было невозможно. Не было сил. Вершинин и не стал терпеть. Первым под удар попал стул. Его отшвырнуло с такой силой в стену, что одна ножка сразу сломалась, а грохот оглушил все живое. Дальше в ход пошло все, что было на столе — книги, канцелярия, цветок в горшке и старинная лампа. А после досталось и столу. Паша с непередаваемой силой пнул стол, сместив его с законного места. Когда ломать было нечего, он подлетел к Ане и с силой, бесцеремонно и резко прижал её к стене. Рука оказалась на её шее, сдавливая чуть ли не до удушья. Она больно ударилась спиной об стену, но это было меньшее, что её могло сейчас волновать. Аня испытывала животный страх. Этот человек был не её любимый, не тот Паша, которого она знала все свои жизни. Он смотрел ей в глаза настолько пронзительно, словно копался в её памяти, отыскивая какие-то фрагменты воспоминаний. Но не находил. Вершинин занес кулак. От гнева тот, как и всё тело Паши, дрожал. Ситуация была безвыходной. Слезы хлынули из глаз девушки. Аня зажмурила глаза, а когда вновь открыла, увидела дыру в двери на уровне своего лица. И только сейчас начала понимать происходящее. От страха её била мелкая дрожь, но глаза больше не плакали. Паша посмотрел на дыру в двери, потом на Аню, и, не думая больше ни секунды, кинулся её целовать. Жадно, словно пытаясь передать ей всю свою боль. Сначала губы, потом щеки, подбородок, спускаясь все ниже к шее, параллельно пытаясь развязать её тренч и раздвинуть ноги. Это было что-то на грани насилия. Что-то животное. И впервые Аня испугалась близости Паши, ей было мерзко и отвратительно. Она боялась быть изнасилованной. Собрав всю себя в кулак, Антонова закричала: — Отпусти меня сейчас же, придурок! Отойди от меня! Она с силой оттолкнула Пашу, зарядив ему громкую пощечину и выбежав в прихожую. Надев обувь и схватив свою сумку, Аня выбежала из квартиры, которая еще пару дней назад казалась ей милым семейным гнездышком. Её не преследовали, но страх гнал её как можно дальше от этого проклятого дома. Она не знала куда бежала, просто неслась подальше от всего, что с ней только что произошло, пока не упала, запнувшись об бордюр. Аня пролежала на мокром и холодном асфальте несколько минут. Поднявшись, она уже не двигалась с места. Ссадины на коленках и руках давали о себе знать. В эту минуту Аня представляла из себя жалкое зрелище — грязная, порванная местами одежда, растрепанные волосы, заплаканные глаза. Что ей было делать сейчас на улице? Куда податься ночью? Она перебирала варианты, но остановилась лишь на одном, бессознательно подсказанном сердцем и кажущимся единственно верным в этот момент. В 2:46 ночи в дверь Костенко постучали.