А скоро будет весна

— А? Литературный клуб? Нин Инъин чуть не прыгала от восторга и забавно трясла своими хвостиками. — Да! Еще в конце прошлого учебного года мы создали небольшое литературное сообщество! — я кивнул, как будто мне это было уже известно. Шэнь Цинцю рядом тоже заинтересованно поправил очки. — Я, Лю Минъянь и Ша Хуалин являемся бессменными членами и основателями клуба! — последняя-то что там забыла? — Также к нам присоединяется Мин Фань, иногда Му Цинфан. Соглашайся! Для нас честь иметь в наших рядах еще одного писателя! «Еще одного». Тогда я не знал, кто был первым. — Эм, а что вы там… — О, пишущие зачитывают то, что они написали за неделю, делятся набросками. Мы это обсуждаем. Затем мы говорим о книгах, которые произвели на нас какое-либо впечатление. Можем даже договориться прочесть все одну книгу и потом ее обсудить! А собрания наши проходят в кафешке, которая у реки. Там еще веранда открытая летом. — Это где проводят в отдельном зале чайные церемонии? — Цинцю тут же оживился и выпрямился. — Да! — Хах, — я почесал затылок. — Это все звучит интересно, но… — Мы просто не знали, что ты пишешь! Пожалуйста, соглашайся! — Нин Инъин в сердцах взяла меня за руку и постаралась сделать умоляющий анимешный взгляд. Я не мог отказать. — А я могу прийти? — Цинцю с толикой лености посмотрел в сторону и поймал крутящийся в воздухе листочек. — Конечно! — Нин Инъин вот-вот лопнула бы от восторга. — Я очень рада, что вы оба проявили интерес! Может быть, придет и Ло Бинхэ! Он тоже периодически посещает наши собрания! Перемены начались. Меня еще ни разу никто не приглашал вступить в какое-то объединение. Тем более такое полунеформальное. Собираться по выходным в кафе у реки, пить чай, есть пирожные и болтать о книгах — это ли все не чудесный сон! Честно говоря, я был в предвкушении! В студенческие годы меня втянули в похожий клуб, но с ним у меня были связаны не такие солнечные воспоминания. — Да ну! — тетя, кажется, удивилась, когда услышала, что я куда-то иду в выходные. — Ты. Выходишь. Из дома. В выходной? Ты! — она подскочила к креслу, на котором я сидел, и тут же сжала мое лицо в руках. — Кто ты? Что ты сделал с крошкой Цинхуа?! — Ай, тетя! — Отвечай, — она грозно нахмурилась и принялась трясти меня. — Ты оторвешь мне голову! Она со смехом отпустила меня и, что-то бормоча, ушла дальше резать свою морковку для салата. Так бесславно чуть не умер один писатель. На самом деле, мне все еще было не по себе. То утро отзывалось внутри чем-то холодным и липким. Нужно ли повторять, как я с опаской косился на Сяо Гунчжу и ее шайку. Но та стала игнорировать меня еще больше, чем прежде. Если не удалось меня презирать, то легче и вовсе не замечать. Так я стал пустым местом. И это меня радовало, серьезно. Эта девчонка оторвет голову и выпьет твою кровь, если ты хоть как-нибудь посмеешь встать у нее на пути. Поэтому я предпочитал стать невидимкой. Да и все в классе как будто забыли об этой истории. Коллективная амнезия. Если это все авторитет Ло Бинхэ, то я серьезно боюсь этого парня. Я снова крутил педали. Солнечный осенний день улыбался в лицо и обнимал меня влажным ветром с запахом листьев и мокрой земли. Мой оранжевый шарф свободно развевался, будто махал каждому прохожему. Все вокруг было таким ярким, свежим и будто ненастоящим. Одна из тех эстетичных и уютных сцен из фильмов. Я чувствовал, как мои волосы нагревало слабым теплом полуугасшего солнца. Шэнь Цинцю помахал мне. Интересно, но он вообще ассоциировался у меня именно с такой осенью. Может, дело было в его имени, а может в том, что познакомились мы именно в похожую осень, но Цинцю выглядел гармонично среди этих пестрых листьев, этого яркого, но еле теплого солнца, этого ветра, дышащего далеким дождем, и общей атмосферы какого-то ожидания, какой-то мимолетной, но умиротворенной красоты. Вообще, ассоциировать людей с временем года — немного странно. Но я любил это делать. Шэнь Цинцю был осенью. Ло Бинхэ, например, был весной, солнечной, но немного холодной, когда сквозь морозный ветер проступали нежные цветы, а солнце ласково пригревало землю с юной травкой. Или Ша Хуалин — знойное, раскаленное лето, шумное звонкими голосами и яркое буйством искусственных красок. Или Мобэй. Морозная, темная и тихая зима. Чарующая и опасная. — Эй, о чем задумался? — Шэнь Цинцю ткнул меня в плечо и хмыкнул. — О том, что сейчас закажу поесть, — самое глупое и банальное, что я мог сказать. Но почему-то я обычно отвечаю в таком духе, когда стесняюсь выдать свои мысли. То есть всегда. — Пф, хомяк, — Цинцю покачал головой и дернул меня за рукав куртки. Если я хомяк, то он вредный кот. С такими мелкими шуточными перебранками, которые были для нас обычным делом, мы и добрались до того самого кафе. «У реки» было громко сказано. Речка из окна была видна, да, но все же вдалеке. Само здание находилось в стороне от оживленной улицы, почти у края оврага. Оттуда же и открывался прекрасный вид на небольшой лес, что разбавляли маленькие домики с яркими крышами — современные и дорогие дома, что построены были относительно недавно, — и бледную реку, что разрезала землю надвое. Вроде среди местных ходила какая-то красивая легенда об этой речке, но я относился к этим сказаниям довольно беспечно и быстро забывал их. Неудивительно, что наши девчонки решили занять столик как раз у окна, чтобы романтично засматриваться на столь меланхоличный пейзаж. В интерьере кафе преобладали деревянные резные элементы, столики были отделены друг от друга тонкими темными стеллажами, на которых стояли небольшие книжки и маленькие фонарики и лампы. Уютные темно-зеленые диванчики и коричневые кресла были здесь с одной стороны веянием чего-то нового, современного, а с другой, вносили законченность и гармоничность. — О, пришли! — первая нас заметила Нин Инъин, что уже помешивала что-то у себя в чашке. — Идемте-идемте! Мы уже заждались! — Почему парни всегда опаздывают? — Ша Хуалин скрестила руки на груди и цокнула. От ее движений все браслеты на руках зазвенели. — Не ворчи, А-Лин, — Лю Минъянь по-доброму щелкнула ту по лбу, за что получила уничтожающий взгляд. Эти двое всегда были соперницами. Всегда! Поэтому я был, мягко говоря, в шоке, увидев такую уютную и милую сцену. Ша Хуалин с первого взгляда невзлюбила Лю Минъянь. Горячая страстность и спокойная изящность — то, что не может сосуществовать рядом. Возможно, борьба началась из-за Ло Бинхэ, или же по какой-то другой причине. Минъянь открыто в конфликт не вступала, но Хуалин постоянно не упускала возможности поддеть ее. Часто ей выходило это боком. Главной причиной ее насмешек была та самая маска, что Лю Минъянь надевала чаще, чем давала возможность полюбоваться всем ее изысканными, словно с прекрасной картины несравненного художника, чертами. Не знаю, что произошло в итоге, но в последнее время Ша Хуалин, и правда, стала меньше устраивать скандалы и как-либо придираться к Лю Минъянь. А сейчас они и вовсе вели себя как подруги! — Ох, вы пришли! — откуда-то появился запыхавшийся Мин Фань, что держал в руках какие-то книги. — Я думал, снова буду среди девчонок! — От тебя все равно толку мало! — Ша Хуалин фыркнула и отпила какой-то красный напиток из высокого стакана. У нее вообще все красное? — Ходишь с нами лишь из-за милашки Инъин! — Неправда! — бедняга даже покраснел и чуть не уронил свою ношу, желая показательно ударить кулаком по столу. — Ой, А-Ло! Мобэй! Вы тоже пришли! Мне тогда показалось, что я ослышался. Поэтому слегка замедленно развернулся. Я не ожидал увидеть тут Мобэя. Ни при каком раскладе. Нин Инъин даже не упоминала о нем. Поэтому его присутствие казалось здесь чем-то странным, непонятным и будто ужасно неправдоподобным. Кажется, это тот редкий момент, когда я увидел его не в школьной форме. На Мобэе был темно-синий свитер с круглым вырезом (рукава были привычно закатаны до локтей), черные джинсы и массивный ремень с зеркальной пряжкой. На одном из предплечий были мазки словно от черных чернил. Мне представилось, что Мобэй до выхода из дома что-то писал, наверняка делал домашнее задание. Но было в его облике что-то другое, то, что не давало отвести взгляд. Глядя сейчас на него, я не мог поверить, что вот этот парень, что похож на опасного, крутого и дерзкого одиночку из манги, учится со мной. И я разговаривал с ним, сидел рядом, делился едой. Он будто приблизился и отдалился. И лишь взгляд темно-синих глаз, подобных ночи, оставался тем же. — Ты пялишься? — изумленный шепот Шэнь Цинцю заставил меня сбросить оцепенение и недоуменно развернуться к нему. — Неправда. — Садитесь скорее! Давайте же начнем! — Инъин принялась всех усаживать, как воспитатели загоняют детей с прогулки, и распорядилась, чтобы все заказали себе напитки. — Цинцю нравится Юэ Гуан Бай ? — Ло Бинхэ, севший рядом с ним, улыбнулся и отложил свое меню. — Здесь он очень вкусный, с легкими медовыми нотками, — Цинцю изящно отложил листок чайного меню и невозмутимо посмотрел в окно. Ну, красуется как может! — Тогда я возьму его. — Цинхуа, выбирай, — Мин Фань принялся торопить меня, помахивая в мою сторону салфеткой. — Эм, Те Гуаньинь ? — на ум пришло только это. Спасибо тете! Остальное меню почему-то расплывалось у меня перед глазами из-за странного ощущения неловкости. — И возьми пирожное с киви! — Лю Минъянь тихо вмешалась и развернула ко мне свое меню. — Очень нежный сладко-кислый вкус. — О, хорошо. Я чувствовал себя немного неуверенно. Может, дело в том, что я впервые собираюсь со столькими людьми, — со столькими классными людьми! — а может, в том, что я почти не бывал в кафе. Серьезно, я очень редко заходил даже в закусочные у дома, считая это роскошью. Бывал только в столовых, где мы с тетей частенько ужинали. Поэтому два эти обстоятельства немного сковали меня в первые минуты. Они и этот внимательный взгляд напротив. — Отлично! Давайте начнем! — Нин Инъин была здесь, видимо, ведущей. — Сегодня нас довольно много, поэтому я повторю суть нашего клуба. Если вы пишете, то можете смело зачитывать нам свои наработки, зарисовки, черновики. Мы не оскорбляем и не смеемся над вашими текстами, это правило клуба, — все синхронно кивнули. Цинцю тихо согласно вздохнул. — Только грамотная критика, здравая оценка и советы. Потом каждый должен рассказать о книге, которую он прочел накануне или которая произвела на него неизгладимое впечатление. Рассказ должен быть яркий, живой, чтобы слушающим тоже захотелось познакомиться с произведением. Все поняли? Мы болванчиками закивали, после чего Инъин захлопала в ладоши и объявила собрание открытым. Начала Лю Минъянь, которая достала тонкую розовую тетрадь и не спеша пролистала где-то до середины. Нежный журчащий голос, будто сливающийся с далеким пением реки, рассказывал нам о печальной ночи, когда юная дева делилась с луной своей тоской по возлюбленному. Столько горечи было в тех коротких фразах, что произносились шепотом в ночной тишине с прижатыми к груди руками. И это не казалось избито, пошло или наивно. Героиня не создавала впечатления перечитавшей любовных романов глупенькой барышни, что сразу же бежит болтать с различными предметами о своем суженом. Чувствовалось отчаяние, обстоятельства которого остались за кадром. У меня самого все внутри скрутило. — Вау, это так сильно. Так проникновенно и чувственно. Я будто почувствовал ту лунную ночь, что вселяет холод и отблеск надежды, — Ло Бинхэ улыбнулся замолчавшей Лю Минъянь, которая лишь встретила его похвалу кивком. — Когда-нибудь ты это напишешь и дашь мне почитать, — Ша Хуалин толкнула ее локтем, но она даже не качнулась. — Очень насыщенный и эмоциональный отрывок, — все резко развернулись к заговорившему Цинцю. Даже Минъянь дернулась и шире открыла свои красивые — их достоинство нельзя не признать — глаза. — Мне нравится, как многопланово передается волнение героини. Можно сказать, что мне даже импонирует это отсутствие начала и конца. Этакая новеллистическая обрывочность. Хотя, — вот этого я всегда и боюсь в наших с ним беседах, — некоторые фразы звучали немного грубовато именно по своему построению. Это мешало плавности повествования. Думаю, при прочтении это было тебе самой слышно. Конец звучал немного пафосно, что выбивалось из общей концепции. Но сам отрывок очень хорош. Шэнь Цинцю замолчал и отпил чая. Краем глаза я заметил, что Бинхэ отзеркалил его действие. За столиком воцарилось молчание. Были слышны разговоры в соседнем зале и легкий монолог официантки, рассказывающей что-то о достоинствах белого чая. Я испугался, что Цинцю сказал что-то не то, и Минъянь сейчас сильно расстроится. — Спасибо большое за внимательное отношение к моему черновому отрывку, — Лю Минъянь прикрыла глаза и коротко кивнула в сторону Цинцю. Кажется, она даже улыбалась под маской. — Я обязательно доработаю его. Я даже выдохнул. Но мне так и хотелось пнуть этого зазнайку под столом. Нет, критика — это не только похвала и аплодисменты. Но кто бы знал, как писатели боятся услышать плохое слово о своем творении, кто бы знал! — Сразу видно, что будущий филолог! — Ша Хуалин лениво выковыряла клубничку из пирожного и закинула ту в рот. — Минъянь тоже планирует учиться на филологическом. — О, правда? — Цинцю даже оживился, оторвавшись от своего чая. В ответ ему также кивнули. — Может, мы поступим в один университет. Будет здорово. — О, а Цинхуа тоже поступает с тобой? Он же писатель! — от слов Мин Фаня хотелось лишь нервно посмеяться. После всего произошедшего называть меня писателем было сродни самому едкому сарказму. — Нет, — я помахал руками и вжался в спинку диванчика. — Я хотел поступать на экономический. Мне кажется это довольно перспективным. Я еще со средней школы загорелся этой целью. — Что?! — Нин Инъин привстала с места и удивленно раскрыла рот, толкнув бедного Мин Фаня, что чуть не вывалился из-за стола. — Как так?! У тебя же талант! Почему не филологический? У нее было такое лицо, будто она вот-вот заплачет. Я был искренне тронут. — На филфаке не учат писать. Можно быть писателем и без филологического образования. Если я захочу, я продолжу писать в любом случае, кем бы ни решил стать в итоге. Залпом я осушил половину кружки и со звоном поставил ее на стол. — О, это верно, — Ло Бинхэ тут же решил поддержать меня. — Нужно стремиться к своим мечтам, даже если они такие разные. Я уверен, что хороший экономист может быть потрясающим писателем, — он подмигнул мне, но смешок я услышал от Цинцю. — Я вот хочу поступать на управленческое направление. Вероятнее всего, на ресторанное дело. У меня еще с детства была мечта открыть ресторан! — Сделаешь мне скидку? — Шэнь Цинцю развернулся к Бинхэ и дернул его за свитер. Не так раздраженно, как меня, а по-доброму, ласково! Вот ведь двуличный кот! — Конечно! — когда-нибудь кто-то узнает, что можно экономить на фонарях, если повсюду транслировать улыбку Бинхэ. Серьезно, она прям слепит! — Вау! Вот даете! — Нин Инъин повертела ложечкой в воздухе и куда-то мечтательно посмотрела. Возможно, на лампочку. — Эх, скоро мы все разбежимся, станем совсем взрослыми! Я уйду в педагоги, Хуалин в дизайнеры, Мин Фань в менеджеры, Бинхэ в рестораторы, Мобэй… Стоп, — она тут же подобралась и сбросила пелену манящего будущего. — Мобэй, а куда ты поступаешь? Мы снова сменили курс и повернулись в сторону Мобэя, который равнодушно копался в своем мороженом с мятной крошкой. И правда, я никогда не интересовался, куда мог дальше пойти этот парень. Для меня до недавнего времени он существовал как потенциальная угроза моей беспечной жизни, что прожигает мой затылок на задней парте. Но что было дальше? Кем на самом деле был Мобэй? Чем он жил, о чем мечтал? Я совсем не знал его, судил поверхностно и поспешно. Но почему бы не встать на путь исправления сейчас?! Он коротко оглядел всех нас и пожал плечами. — Отец отправит учиться в Пекин. Главное, набрать баллов, но за это я не особо переживаю, — ну да, ему переживать нечего. Он вообще знает, что такое «переживать»? — Он хочет, чтобы я управлял семейным бизнесом. Ну и пусть. «Такого равнодушия к самому себе я еще не видел. Алло! Иметь такие данные и так бездарно ими распоряжаться?! Это так смешно, что даже плакать хочется!» — А? Наверное, я тогда опять говорил вслух, потому что все столь же резко развернулись ко мне, а у Мобэя на лице появилась даже странная эмоция, которую распознать у меня не получилось. Хмурые удивление и вопрос. — Эм, — я потянулся к спасительной кружке и сделал вид, что ничего не произошло. Надеюсь, из клуба меня не исключат. Иначе это будет очень быстро и позорно. Поболтал с классными людьми, называется. Да, тогда в голове у меня крутились только такие мысли. Забавно, да? Я вовсе не думал о том, что чувствовал в этот момент Мобэй. Говорил ли ему кто-то подобные вещи до этого? Может, Бинхэ. Остальные бы не осмелились. И тут я влезаю со своим очень нужным мнением и буквально фыркаю в духе Цинцю. Наверное, это было слишком смело и глупо. Но я и не знал, что именно тогда посеял в нем зерно сомнения. После небольшого перерыва мы продолжили. Инъин заставила каждого говорить о произведениях, что оставили неизгладимый след в памяти. — У меня таким был рассказ Лао Шэ «У храма Великой Скорби» . Я так плакала в конце, честно! Мне было очень жаль этого милого, доброго учителя, что так сильно любил своих учеников, глупых и жестоких. Сколько ненависти и злости в людях, если даже после убийства они обвиняют в своих муках убитого! Нин Инъин говорила так проникновенно, что я слышал слезы в ее голосе. Мин Фань рядом растерянно смотрел то в пол, то в сумку, то на свои руки, будто боялся даже оборачиваться на нее. Наверное, он очень смущался видеть ее такой. — Недавно я наткнулась на сборник Ги де Мопассана , — Лю Минъянь приспустила маску, чтобы попробовать кусочек своего пирожного с киви — у меня было такое же. — Там была короткая новелла под названием «Одиночество». Мне стало страшно. Страшно осознавать, что мы одиноки особенно тогда, когда находимся рядом с кем-то. Когда раскрываем душу другому, одиночество поглощает нас еще больше. Ее объяснение показалось мне таким туманным и непонятным, что я точно решил, что прочту эту странную новеллу. Я чувствовал, что что-то в ней есть от этих туманов, что окружают меня. — Вы не поверите, какую крутую маньхуа я нашла! — Ша Хуалин коварно улыбнулась и допила свой кровавый напиток. Ее взгляд не предвещал ничего хорошего.

***

В этот день странное чувство счастья затопило меня, как это самое осеннее солнце золотит увядшие листья. Что-то во мне ожило. Я впервые ощущал такое веселье, сидя рядом с собственными одноклассниками. Ша Хуалин, как я и предполагал, описала какую-то романтичную и эротичную маньхуа о двух парнях. Мин Фань тогда покраснел, словно речь шла о нем, и просто не знал, куда себя деть во время рассказа. Видимо, он все еще не привык к таким предпочтениям девушек. Может, и на собрания приходил не так часто именно поэтому. Ло Бинхэ настолько внимательно слушал, что даже задавал уточняющие вопросы. Лю Минъянь, судя по тому, что она периодически отвечала за Хуалин, эту маньхуа тоже читала и даже продвинулась чуть дальше в сюжете. Цинцю молча закатывал глаза и делал вид, что пьет чай, опрокидывая в себя пустую кружку. После стольких слов, полных печали и безнадеги, этот отвлеченный разговор стал глотком свежего воздуха. Я невольно залюбовался под конец, как красиво река окрашивалась в оранжевый цвет. Будто апельсиновый сок. Она казалась неподвижной, замершей, но я знал, что поток воды нескончаем. Над домиками появились облачка дыма. Наверное, где-то использовались печи. Я представил, как приятно пахнет дровами. Весь этот мир, что я видел из окна: эти горящие деревья, спящая река, домики, что жили как будто сами по себе, небо, по бокам уже окрашивающееся в ярко фиолетовый, — казался мне ненастоящим, далеким и идеальным. Будто с обложки прекрасной открытки, что дарили по праздникам. Я не верил, что живу рядом с этой красотой. Не верил, что приду домой и увижу утопающие в лучах горы. Мне казалось, что я выдумал это все. Как и выдумал весь этот день, этих людей. Лишь один из нас почти не смеялся. Мобэй сидел напротив и внимательно слушал нас, кивал, вставлял краткие реплики. Но я не видел, как он смеется, не слышал. Лишь слегка приподнятые изредка уголки губ выдавали в нем мимолетную радость из-за чего-то. Почему-то меня это очень задело. Я смотрел на него и пытался понять в который раз, что это за человек, о чем он думает. Несколько раз мы встречались взглядами, но я тут же испуганно отворачивался и приставал с чем-то к расслабленно откинувшемуся на спинку Цинцю. Он говорил что-то о Дун Си , но я мало слушал его. В отличие от Ло Бинхэ. Это парень вообще молодец! Так внимательно вслушивался в монолог каждого, задавал вопросы, поддерживал беседу. Но мысли о Мобэе тогда перекрыли во мне литературный интерес. По итогу вечера Инъин создала общий чат, чтобы мы продолжали делиться книгами, своими набросками и просто болтали. Так было удобно и сообщать друг другу о встречах. — Раньше нас было немного, поэтому рассылкой мы особо не баловались. А сейчас Мы можем создать целую литературную школу! Меня заряжал ее энтузиазм. Я тогда поверил, что именно с таких посиделок и может начаться мой звездный писательский путь. У меня было чувство, будто я должен что-то сказать Мобэю. Не знаю зачем. Может, извиниться за ту неуместную фразу, или что-то еще. Но мне хотелось к нему подойти. Нужно ли упоминать, что я этого так и не сделал? Мы с Цинцю попрощались со всеми, я радостно помахал рукой, дал Инъин пять и лишь напоследок взглянул на Мобэя. Он внимательно и будто выжидающе смотрел на меня. Может, мне померещилось тогда, но будто он сам тогда хотел ко мне подойти. Но все же мы разошлись молча. «Какая это пытка — постоянно соприкасаться с теми, кого нам не дано понять!» Под взглядом гор и при свете тускло-оранжевой лампы я читал на телефоне «Одиночество» и ежился при взгляде в темноту ночи. Будто сам спускался, не осознавая зачем, в это жуткое подземелье .