Сёстры

      — Как тебе тут, Трайс? — присела на корточки подле девочки синяя.       — Лучше, чем в том подземелье.       — И только? — подняла Калиста бровь над моноклем, услышав робкий ответ ребёнка.       — Ну… тут много чем не займёшься.       — А как тебе тот мальчик? — вмешалась откуда-то взявшаяся из-за спины старшей, Кира, — Хан? Не играла с ним?       — Да! — подоспела и…       «Рыжая бестия вместе с Кирой… Этот мир даже не пытается меня удивлять…»       — Он… не захотел. — с опущенной головой ответило дитя, — Он больше похож на взрослого, чем на ребёнка.       — Это место делает молодых взрослее, а взрослых мудрее. — донеслось до ушей собравшихся рядом с Трайс тихий голос Киллисы, занятой своим делом.       — Некоторые, по моему личному опыту, застряли на одном уровне развития…       — Кали, к чему такой взгляд?!       — Если я стану похожей на Хана, то мне не хочется взрослеть… — надулась девочка, скрестив на груди руки.       — Ты удивишься, но… — Лоусе наклонилась к девчушке и прошептала, словно делясь секретом всей жизни, — Многие взрослые — те же дети. Только выше ростом.       — Правда? — подивилась Трайс.       — У тебя проблемы с памятью? — нахмурила брови Калиста, — Или ты не знакома с моей младшей сестрой?       — О! Если так, то нужно это исправить!       — О, нет… — уронила ладонь старшая сестра, когда младшая протянула руку девочке со словами:       — Привет, я — Кира! Рада знакомству!       — Мы же уже знакомы… — сдерживала хихиканье Трайс, всё же несильно потрясся протянутую ладонь собственной, очень мелкой в сравнении с этой.       — Я люблю здороваться! — очень воодушевлённо заверила Кира и помахала рядом стоящей подруге: — Приветик, Лоусе!       — Приветик, Кира! — с усмешкой ответила рыжая, сдержанно помахав в ответ.       — Иф, как житуха? — щёлкнула пальцами обеих кистей ящерица мимо проходящему Одинокому Волку, что от неожиданности даже замер на манер мима:       — Эм… не жалуюсь… наверно.       — Крутотень! — проводила рептилия двумя поднятыми большими пальцами удаляющегося и недоуменно почёсывающего макушку человека, — Эй! — следующей «жертвой» оказалась Себилла, куда-то уходящая от организованного группой места для ночлега, — Как твои делишки, неулыбчивое дитя лесов?       — Всё ещё не вижу повода для улыбки.       — Но твой ответ — это первый шаг к широченной улыбке в будущем! — Кира широко улыбнулась вместо эльфийки и, заозиравшись, наткнулась на… — Эй, мистер коститряс! Как сегодня тряслось костями?       Ещё ближе поднеся энциклопедию к лицу, одиноко сидящий Фейн проговорил вполголоса:       — Если я не буду отвечать, оно само прекратит…       — Хи-хи-хи… — хихикала Трайс, пока Кира мотала головой, надеясь отыскать кого-то ещё, — Тётя Кира забавная… для взрослой…       — Килли! Здорова!       — Оу, и до меня очередь дошла, да? — на розовой мордашке засияла маленькая улыбка.       — Ага! — кивнула голубая, — Следующей на очереди буде-е-е-ет…       — Кира, огребёшь.       — Ой, какая ты бука! Фу такой быть! — пригрозила старшей сестре младшая когтистым пальцем на потеху детской части отряда и… относительно взрослой его части. — Трайси, ты какая-то не сильно весёлая…       — Мне просто нужно отойти и сделать… пи-пи.       — Я тебя отведу. — поднялась Киллиса, беря девочку за руку.       — Мне тоже надо пи-пи! — заявила голубая ящерица к усмешке рыжей и стону синей, — Поведёшь и меня за ручку? Давайте, как подруги, пойдём все вместе! Это нас ещё больше сблизит!       — Кира…       — Да, сестрёнка?       — Если хочешь ссать, иди сейчас. Мне никакого кайфа от твоих ночных вылазок полить кустики и потом снова идти на боковую, всех будя!       — Но я одна боюсь! — не прекращала дурачится младшая. — Что, если я сяду, а меня исчадие за попу цапнет?! У нас же нет никакой там мази или… ты только этого и ждёшь!       — Не неси пургу! — гаркнула старшая, отчего-то, правда, порозовев в щеках.       — Ну так… отведёшь?       — Вариант получше предлагаю.       — Какой?! — улыбчивая рептилия после ответа старшей, слегка убавила в улыбчивости:       — Я тебе врежу!       — Стой, погоди! — но Калиста встала, приблизилась и приступила к наказанию, но… — Аха-ха-ха! Хватит! Я сейчас обсикаюсь! Ха-ха-ха!       — Почему ты СМЕЁШЬСЯ?!

.

.

.

      Киллиса и Трайс заканчивали свои дела у отдалённого куста, на который даже не падал свет разожжённых по лагерю факелов.       Покинув кусты, ребёнок сообщил о завершении своих дел. Только ящерица намеревалась повести девочку обратно вглубь лагеря искателей, как на глаза ей попался невдалеке ступающий Красный Принц. И ноги вели его к… Бахаре? Соплеменнице, что встретила их и скинула лестницу сюда.       Киллисе стало любопытно, и она обратилась к Трайс:       — Ты сможешь вернуться назад без меня?       — Да, тут совсем рядом.       — Тогда, ступай.       — А-а-а…       — Я скоро вернусь. Не беспокойся.       Девочка кивнула и, слегка побаиваясь нахождения вдали от факелов в такой кромешной тьме, ломанулась обратно, подобно мотыльку в ночи, летящему на пламя свечи. Киллиса же последовала к ящеру, очень быстро поравнявшись с ним.       — Красный Принц? Вы к Бахаре?       — Ответ на ваш бесхитростный вопрос: да. А вам, собственно, какое дело, куда я иду?       — Если вы идёте к Бахаре, то, сдаётся мне… она сновидящая?       — Хм, верно, — наконец-то повернул к ней голову принц, — Вы быстро сообразили. Похвально.       — Оу… вы же уже упоминали о ней… совсем вылетело из головы.       — Ну хоть вспомнили, — хмыкнул принц, — Но всё же вопрос остаётся открытым: какое вам дело, куда я иду?       — Бахара сказала, что её нельзя отвлекать от караула.       — Какое обременительное сведение. И такое своевременное!       — Я могу покараулить, пока вы будете вести дела с нею, — предложила Киллиса.       — Хм, что ж… как говорят простолюдины: дарённому коню… не смотрят… в общем, вы, надеюсь, поняли, что я принимаю вашу помощь.       — Вполне.       Ящер подходит к стоящей на посту рептилии. Бегло обменивается с нею парой предложений. Затем, когда та протестующе качает головой, рука принца указывает по направлению на его розовую спутницу, и лишь после этого Бахара кивает, отдаляясь от края скалы с красным ящером.       — Это же… это же правда вы? — спросила Бахара, когда её окликнул, — Красный Принц… А мне уж показалось, что это плод моего воображения, когда вы только сюда поднимались…       — Оставьте эти речи. — махнул ящер рукой, — Я здесь для разговора иного толка.       — Воистину, нам необходимо поговорить, ваше королевское величество!       — Да. — приблизился принц, — Я, кстати, встретился с Жалохвостом в той части острова под магистрами. И, пользуясь его наводкой, я проделал весь этот путь для встречи с другим сновидцем.       — И вы её нашли! — кивнула Бахара и… глаза её потонули в тумане, и казалось, что ещё немного — и она бросится ящеру на шею. Но совладала с собой.       — О, прекрасный принц! — Бахара сложила руки у подбородка, — Стоит лишь подумать обо всех опасностях, что вы перенесли, о невзгодах, которые претерпели! Но знайте же, что я, как и вы, сделаю всё, что в моих силах, дабы вы вернулись домой — и заняли престол!       — Ваша преданность меня тронула, — его рука легла на женское плечо, — Вас ожидает награда за вашу помощь.       — Благодарю, ваше королевское высочество! — её голова опустилась в благодарном поклоне, — Но принять участие в вашей судьбе — достаточная награда для меня.       — Я, конечно, польщён вашими словами, но дело срочное! — напомнил ящер, — Так что пошевеливайтесь. Если… вас это не затруднит. Не затруднит же?       — Конечно, ваше королевское высочество. Разумеется. Враг не ведает отдыха, и мы тоже медлить не станем. Мы оба знаем, зачем вы пришли ко мне. Мы оба знаем, куда я должна отвести нас обоих. Тьма. Тьма. Опасная тьма. Разделите со мной сон, господин мой. Разделите со мной видения…       — Эх, снова эта опасная тьма… ну что же, приступим…       Оба ящера подошли к импровизированному ложе. Сблизились. Обнялись, расположившись удобнее для грядущего сна.       Кожа Бахары согревала, а дыхание манило, как морская гладь. Принц нырнул — и ушёл вглубь. Утонул в пучине её глаз. А дальше — темнота. Чья-то рука сжимала ладонь ящера, утягивая за собой. И принц… шёл следом.       Ощутив же потустороннее присутствие кого-то недружелюбного, принц потянулся к Бахаре, но она его оттолкнула. Оступившись, ящер повалился навзничь совершенно недостойным для принца образом. Бахара прижимала его к земле, и он вновь потонул в пучине её глаз. Вернулся во тьму.       И в этой противоестественной тьме таилось всякое. Неведомые твари ускользали ему за спину так быстро, что ящер и заметить не успевал. Но он их чуял. Замедлился лишь на секунду, и вот эти твари настигают его… принимаются кусать! И лишь одно ему было ясно в тот миг. Требовалось поднажать. Ускориться. Обогнать их! Принц точно знал, это необходимо!       Он продвигался сквозь кромешную тьму, а незримые щупальца хлестали по нему. Затем внезапно вдалеке — всплеск красного. Как если бы исполинский дракон приоткрыл один глаз.       Поняв, что то не простое пятно, а знак, супруг солнца устремился в сторону красного. Там его ожидала безопасность. Он знал это. И бежал.       Мчался изо всех сил. Красный глаз, подобный солнцу, расширялся. Бег, красное, бег, потом всё БЕЛЕЕТ!       Опять красная нега. Лагерь посреди пустыни, освещённый закатным солнцем. Среди ковров и сосудов с благоухающей водой расположился ящер-сновидец, облачённый в дорогие шелка у парочки шатров изысканных с удобными подушками и кальяном.       — Благодарю, Бахара, что указала путь светилу сквозь тьму. — обращается ящер к небу. Принц не стоит в стороне и присоединяется к нему:       — В свою очередь и я благодарен Бахаре. Без неё у меня бы ничего не вышло.       — Воистину, она дочь сновидений.       — Но сдаётся мне, — заметил гость, — Что встречу можно было устроить и проще!       — Нет, если нужно ускользнуть от тени. — опустив голову, ящер поприветствовал гостя в поклоне, — Добро пожаловать в убежище посреди кошмара, Красный Принц.       Сновидец вежливым жестом пригласил красного ящера расположиться поудобнее на одной из подушек и отведать вина со сладостями. Что принц и сделал, про себя радуясь, что наконец-то ощутил после столь долгого срока изысканные вкусы дорогих закусок и вина многолетней выдержки.       — Красный Принц, ваше королевское высочество! — заговорил сновидец после пары минут молчания, пока принц отведывал яства, а он сам — покуривал кальян, — Я Брамос Скиталец, глава Дома Снов и — хотя до сих пор вы об этом не знали — ваш главный защитник. Множество раз с момента вашего рождения и я, и другие сновидцы мешали вашим врагам убить вас. Пока однажды мы не потерпели неудачу.       — Хах, — громко и резко усмехнулся принц, видно перепив вина, — Хотите сказать, что я мёртв? Это объяснило бы все странности…        — Нет, нет-нет, принц. Ваше сердце бьётся, а лёгкие полны воздуха и вы дышите. Я про… демона…       — Ох… — догадался красный ящер, в чём дело.       — Последняя из демонов, что вызвали вы во имя силы и сладострастия: она была в долгу перед теми, кто жаждал вашей кончины. О том мы не ведали. Не будь ваша собственная магия столь сильна, Дом Теней уже расправился бы с вами. Не будь ваша собственная сила столь велика, вы лишились бы и самой жизни, а не только всего, что имели.       — Хах, — не удержался гость от усмешки, — Для принца провал и смерть связаны слишком тесно. Если вы потерпели неудачу, как вы её искупите?       — Этот самый миг, ваше королевское высочество, эта встреча — всё лишь ради того, чтобы я искупил свой провал.       Принц закатил глаза и признался:       — Я, право, ошеломлён! И не столько вашим провалом, сколько открывшейся мне тайной. Не каждый день мне доводится узнать, что за мной всю жизнь ведётся охота!       — Воистину, ваше королевское высочество. Но вы всё ещё живы благодаря собственной ловкости и уму. — успокаивал Брамос, — Смею заверить, это достойно восхищения.       Супруг солнца отмахнулся от его слов.       — Что вы можете мне поведать о моём главном враге? О Доме Теней.       — Нам известно лишь то, что Дом Теней желает вас уничтожить.       — Информативно, однако…       — Мотивы их столь же загадочны, как само их существование. — поспешил объяснить сновидец, — Но я полагаю, это связано с ещё одной загадкой.       — С…       — С ней…       Брамос повернул голову в сторону, и вдали — там, куда он направил свой взор, — появилась ещё одна фигура. Это она. Тайна души принца. Неведомая женщина с чешуёй столь же алой, как и у принца. Облачённая в наряд изысканный. Она являлась ему во снах со времени его первого рассвета.       — А… — едва вымолвил красный ящер. — Для чего вы показываете обрывки моих же воспоминаний?!       — Она не фантазия, мой господин. Она существует.       Последние два слова, ощутимо ударили по ушам принца, отразившись тысячу раз в мозгу. От навалившихся чувств, эмоций, переживаний с волнением красный ящер потребовал, не утаив распирающих его эмоций и прозвучав совершенно на себя не похоже:       — Мне нужно знать: кто она?!       — Она есть Перемены, в точности, как и вы. — спокойно пояснил Брамос. Откинув голову и вдохнув дыма кальяна, он продолжил, — Она есть истинный венец, истинный престол, истинная империя, бесконечная, как весь звёздный мир. — он взглянул в глаза красного ящера, — Найдите меня, и я отведу вас к ней! Я отправлюсь на Побережье Жнеца и укроюсь в тумане близ деревушки Дрифтвуд.       — Побережье Жнеца. Дрифтвуд… — повторил принц, накрепко вбивая эту информацию в память, прежде чем благодарственно обратиться к Брамосу: — Я перед вами в долгу. Мне на пути к моей будущей империи ангел-хранитель будет не лишним.       — И до самой смерти своей я буду исполнять эту роль, ваше величество. — он поклонился и, не разгибая спины, поднял глаза на принца, — Даю слово.       — Придите же ко мне, Воспламенитель; Скульптор; Отец. И пробудитесь… Пробудитесь…       Мгновение позже, Красный Принц осознал себя проснувшимся в реальном мире. Всем телом он ощущал покалывание и жгучую боль. Оглядев себя, он заметил десятки следов царапин, и, судя по окровавленным когтям Бахары, это её работа. Впрочем, и сам принц был не без греха, учитывая оставленные на ней царапины уже непосредственно его когтями.       Но несмотря на обилие ноющих порезов, что принц, что Бахара были одинаково удовлетворены удачным выполнением сновиденческого сеанса.       Приблизившись к его высочеству, она заговорила, поглощённая их успехом:       — Мы одолели безжизненные пустоши кошмара, мой принц, и уцелели. Такое мало кому дано.       — Хоть мне и следовало бы вас избить прямо здесь, как непокорную рабыню, за то, что вы подвергли мою жизнь опасности, не предупредив, я всё же благодарен вам. Рискнув здесь, я, возможно, спас себя в дальнейшем.       — Я поставила под угрозу и свою жизнь, не только вашу. Я осознанно пошла на этот риск — и верю, что вы того стоите. — пояснила она, по мнению супруга солнца, грубовато, но значительно смягчилась, продолжив, — Я была рада помочь. Непроглядная тьма смертельно опасна, но мы бросили ей вызов с достойной целью: ради обещания Брамоса! Вы сон сновидца, Красный Принц. Так же, как и она.       — Она… — беззвучно повторил ящер, вспомнив вновь о той даме, не иначе как достойной самого супруга солнца…       — Мы должны понять, что означают эти видения и как сделать так, чтобы они сбылись!       — Этому занятию я и посвящу всего себя. Можете не переживать.

.

.

.

      Киллиса заступает на пост караульной, а Красный Принц любезно перешучивается со сновидицей с таким видом, точно они находятся во дворце, а не на погибельном болоте. К изумлению, средней, они укладываются рядышком наземь, крепко обнимаются — и засыпают, позволяя забыть о себе на десяток минут.       В это время Киллиса съёжилась разок от накатившего холодного ветра, будто ленивая волна настигший её не теплокровное тело. То был ветер, должно быть, от озера, и на том вопросы к нему иссякли, но его своевременное появление вызвало неприятную дрожь иного рода. Страх призвал её. Страх — заточённый в воспоминаниях совсем свежих.       Корабль, мир будто не земной, а, может, и загробный. Неизвестные силуэты и в конце чудовище, явившееся, завладевшее всем вниманием, а потом и миром. Или просто утопившее его в своей необъятной, непроглядно тёмной тени.       Поглядев на дрыхнущих соплеменников, зациклился задумчивый взгляд на Бахаре. Она — сновидец. Сны — её компетенция. Стоит ли спросить… хотя бы попытаться… не решается она. Ужас неизведанного силён, как никогда, но ужас перед правдой, что могла быть куда страшнее, отговаривает её так и сяк.       Обдумывает кипящий разум эту мысль вплоть до участившегося сердцебиения, рваного дыхания и выступившей испарины, неприятно ощущаемой на лбу при такой прохладе ночи, и вдруг начинается… началось то, что мирным никак не выглядит, и все прошлые мысли увиливают, оставляя разум пустым, а глазам открывается картина, как принц и сновидец извиваются во сне и царапаются, точно дерутся не на жизнь, а на смерть в тенетах ужасающего кошмара. Киллиса даже подумывает вмешаться, но пост не покидает, учитывая то, какому риску она может подвергнуть всех в лагере.       Немного времени спустя (ещё ночная прохлада и мошкара не вызывают обильное желание начать ругаться и потирать хладные плечи с зудящими боками) они просыпаются, измождённые и растерянные. Говорят о видении: о ком-то, кого именуют Брамос. И о другом красном ящере. Или… ящерице?       Минута пробегает, Бахара возвращается на пост, а принц стоит. Не торопится возвращаться в лагерь искателей и выглядит очень задумчивым.       — Всё ли хорошо? — робко интересуется розовая, подступая к принцу.       — Хвала свету солнца, теперь всё хорошо! — ликует ящер, удивляя соплеменницу, — В том сне была смерть, и она преследовала меня подобно сотням голодных львов!       — Не вижу поводов для радости…       — Но! — поднимает палец принц, прося не перебивать. Киллиса выглядит пристыженной, — По крайней мере, кое-какие указания я получил. Когда мы совершим побег и вновь окажемся на материке, мне предстоит отыскать Брамоса Скитальца. Тогда я наконец-то узнаю правду. Истинную тайну моей души…       — Хи-хи, — усмехнулась розовая в ладонь, — «Тайну вашей души»?       Ящер задерживает дыхание, и Киллиса понимает, что он бы покраснел, если б было куда ещё краснеть.       — Я так и сказал: «тайна моей души»? — следует ровный кивок, — Что за вздор! — срывается принц, — Не мог я такого сказать. Совершенно на меня не похоже. Так что довольно об этом.       — Знаете… — вспоминает Киллиса то, что волнует её всё больше день ото дня, начиная с недавнего времени, — За собою и сёстрами я всё чаще замечаю то, чего совсем не ожидаю от себя или от них. Мы меняемся. И… не могу сказать, что в лучшую сторону…       — Рад, что вы и ваша родня, не стоите на месте. Но сказанное вами ко мне не имеет ни малейшего отношения! А теперь — возвращаемся! Здешние комары хотят устроить себе пир и отпить побольше такой дефицитной на болоте голубой крови!       — Не мудрено…       — Что-что?       — Я… — осеклась средняя, будто её застукали у внезапно опустевшей вазы с печеньем, — Про то, что вы весь израненный. Вот они и слетаются на вашу кровь. Я могу помочь. Магией…       — Это необязательно. — отмахивается принц, — Дюжина мелких царапин не собьёт с ног супруга солнца. А какие-то комары да мошки — мелочи, в сравнении со многим прочим.       — И всё же мне несложно помочь.       — От помощи не пристало отказываться… из вежливости. — уточняет ящер, к кроткой улыбке соплеменницы, — Ладно, делайте своё дело. И… благодарю за предложенную помощь. Даже если я в ней не нуждаюсь.       — Всегда пожалуйста, ваше величество. — ящерица приступает к лечению ран, — Мы одна команда, а жизнеспособность команды зависит от взаимодействия между её членами.       — Хм, ваша правда. — кивает ящер, стараясь не зашипеть в процессе лечения.       — Скорее уж коллективная. Хм… Коллективная…

.

.

.

      — Ты закончила?       — Да, спасибо, что отвела, — благодарственно кивнула Кира, покидая куст, — Я бы одна по дороге к нему заблудилась. Ещё раз сердечно благодарю!       — Ой, только кланяться не надо! — удерживается от смешка Лоусе.       — Как не поклониться моей спасительнице!       — Ты мне льстишь… хи-хи-хи…       Рыжая и голубая медленно плетутся обратно к костру, у которого сидят остальные из их группы. Имея нестерпимое желание поболтать с подругой, Кира быстро находит тему для разговора:       — Слушай, Лоусе. Как ты оказалась в лапах магистров? Как проявился твой Исток?       — В общем, давала я концерт на Дозорном холме. Толпа собралась громадная — все так по-настоящему прониклись. — Кира слушала её с таким видом и предвкушением, ожидая услышать: «мой Исток проявился прямо на сцене!», — Но боюсь, — продолжала девушка, — Всё было слишком гладко. У меня случилась вспышка Истока.       — Ого… Такое толпе сложновато объяснить. Хи-хи…       — Ага, хах, — усмехнулась за кампанию певица, — В то, что это всё спецэффекты, они тоже не поверили… хах. Все после такого яркого финала моего концерта слегка… не знаю даже… взбеленились. Рехнулись.       — Я бы тоже офигела!       — А что уж обо мне самой говорить! Хех. — помолчав, Лоусе возобновила рассказ, — Я вовремя очнулась, и никто не пострадал, но потом за сцену явились магистры и схватили меня.       — Ну, тебя хоть спалили на сцене… красиво, — закатила глаза голубая, — А на меня с сёстрами за то, какая я отменная мастерица игры в карты, настучала деревенщина! Мол, мы колдуньи, а это они так мстили просто!       — Клише о «ложном доносе», а? — ударила логтём в бок девушка.       — Ну, не то что бы ложный… но всё равно! Им следовало доказать сперва это, а потом уже клеймить нас колдуньями Истока!       — Да, не повезло, — выдохнула рыжая, — Что ж, по крайней мере, меня повязали за дело и за любимым делом!       — Погоди… — Кира почесала репу, а затем надкусила и выбросила, скривившись от неприятного вкуса, — А как открылся твой другой талант?       — Какой же? — заломила бровь выжидающе Лоусе.       — Талант игры на сцене, конечно же!       — Ох, ладно, держись!       Восхищённая интересом Киры к этой теме Лоусе рассказывает о том, как она изначально увлеклась пением — как ни странно, всё началось с песней и гимнов в честь бога людей — Ралика.       — Ого! — изумилась Кира, — Мне трудно представить тебя хоть сколько-нибудь набожной персоной.       — Не тебе одной такое сложно представлялось! — наградила уши Киры, певица, своим заразительным смехом, — Директриса на меня всегда сердилась за «непочтительное отношение». И отчитывала за количество вкладываемой души в каждую песню… эх. Было времечко!       — А щас чем хуже? — приподняла бровь Кира с улыбкой хитрющей. И снова слух её награждается наипрекраснейшим смехом рыжей колдуньи.       Но внезапно она слегка запинается, а её лицо принимает отстранённый вид, когда пальцы касаются теней под глазами. Лоусе шепчет:       — Это были приятные воспоминания.       Затем она замолкает, и все дальнейшие попытки Киры утешить подругу заканчиваются… неоднозначно…

.

.

.

      — Вы идёте?       Обернулся на сильно отставшую Киллису принц. Та смотрела сквозь ночную пелену на горящий в отдалении от места ночлега их группы факел, у которого сейчас устроила посиделки их длинноухая знакомая.       — Вы идите, а мне надо…       — Ох, вы ведь не собираетесь в такое позднее время, — нахмурил брови ящер, — Подходить к этой вероломной и оставаться с нею наедине? На таком-то расстоянии от хоть сколько-нибудь надёжных членов нашей смешанной компании?       — Не о чем беспокоится, ваше высочество.       Принц фыркнул:       — Как будто мне есть до этого дело! Просто помните, с какой лёгкостью она изувечила одного из наших сородичей!       — Видала я тех, кто преуспел в этом и больше…       — Как знаете, — махнул с хмуростью на физиономии ящер, возвращаясь к остальным. Сама же Киллиса медленно подступила к свету факела, под которым сидела её эльфийская «подруга».       — Себилла…       Обладательница шрама не оторвала взгляда от своих обнажённых рук. Высоко закатав рукава свободной, бесцветной рубашки. Эльфийка изучала под светом факела множественные татуировки на руках.       Прищурившись, ящерица смогла рассмотреть татуировки подробнее. Стройные ряды имён и инициалов…       — Это… имена?       — Воистину так, — следует прохладный ответ. — Мои руки — надгробия, последнее пристанище для множества бедных душ. — глаза длинноухой сверкнули на манеру кошачьих, — Однажды я узнаю, кем они были — те, кто записан на моей правой руке. А те, кто записан на левой — умрут, все до одного. Разве что одного ящера-сновидца избежала надлежащая участь… и нет, я не держу на тебя зла за это.       — Вы… не знаете всех, кого… — для розовой сестры, это стало откровением. Себилла ничего не ответила, продолжая вчитываться в имена. — Кто упомянут на вашей правой руке?       — Это… это те, — с отдалённой болью звучал её ответ, что легко могла пролететь мимо любых ушей, не будь то уши Киллисы, что отчётливо улавливали закладываемые в голоса эмоции, — Те, кого я была вынуждена убить. Я не знаю, зачем. Я не помню. — глаза рептилии округлились. Как можно не помнить? В её то случае? — Но я храню их имена, чтобы так почтить их память.       — Каким образом? — сделала пару шагов к эльфийке Киллиса.       — Я отплачу за них. — искренность в первом предложении и стойкое желание с мрачной уверенностью во втором: — Тот, кто приказал их убить, умрёт.       — Кто… — присела на корточки подле Себиллы собеседница, — Кто вынуждал вас обрывать жизни?       — Хозяин. — резковато бросает она, и при следующем слове неотрывно смотрит в глаза собеседницы, — Ящер, но не абы какой. Он — призрак во плоти. Существо без имени. Самая тёмная из всех теней.       В мозгу Киллисы, прозвучало глухое: «Дом теней»…       — Если он демон, как говорят трусы, — ещё не закончила эльфийка, — Я буду охотницей на демонов. Если он бог, как утверждают лизоблюды, — в ладони изящной и тонкой блеснула в огне факела с ярким бликом игла, — Я стану богоубийцей. И пока этот день не наступит, — игла вернулась в недра рубашки, — В жизни моей не будет ничего, кроме мести.       — Понимаю, почему вы так упорны в этом… — с тяжёлым вздохом промолвила Киллиса, — Если сказанное вами — правда, то это настоящее чудовище. А с чудовищами, как сказала однажды Калиста, — сама Киллиса говорила с твёрдой решимостью. — «Надо бороться».       Эльфийская собеседница улыбнулась в ответ рептилии. Однако в глазах оной читался скептицизм:       — Такое легко сказать или обещать. А вот сдержать обещанное — гораздо сложнее. Посмотрим, — с мрачным весельем следуют слова, — Сколь сильно будет желание сорвать единственную розу. Затерянную. В лесу из клинков. Впрочем, я ценю твоё стремление… помочь.       Наступает минута тишины. Слышатся неподалёку разговоры и смешки, будь то искатели или кто из их собственного отряда. А они всё сидят под одиноким факелом, пока Киллиса не интересуется:       — А кто упомянут на вашей левой руке?       — Это — хлебные крошки, — хмыкает шрам носящая, — Разбросанные по долгой дороге, что приведёт меня к Хозяину. Они… — с некоторой горечью даются ей следующие слова, что не позволяют забыть о том, как ничтожны эти самые крошки в отрыве от основной цели — Они… не имеют значения сами по себе. Тусклые лучины на фоне яркого пламени… — от тускло горящих звёзд её глаза перемещаются на горящий над ними факел, — Если можно так выразиться.       Очередной сеанс «тишины» между ними. Прохладны эти болота по ночам. Вот и Киллиса ощущает на себе эту неприятную истину, и факел, под которым они расселись, не приносит и толики тепла, исходящего от костра.       Заметив то, как чешуйчатая собеседница подрагивает и всё чаще растирает плечи, но не говорит и даже не упоминает о своём дискомфорте, Себилла предлагает ей вернуться к остальным. Розовая отваливает встречное предложение:       — Время позднее, а холод вкупе с сыростью болот восторга не вызывают. Не пора ли закончить этот день?       — Если я скажу «нет», ты всё равно не уйдёшь? — заломила бровь эльфийка, — Будешь и дальше мёрзнуть, составляя мне компанию?       — Вместе веселее? — на манеру Киры, кривовато улыбнулась рептилия. С трудно сдерживаемой ухмылкой Себилла идёт на уступок:       — Ладно, возвращаемся. Ведь, если одна ящерица окоченеет в моей компании, то другая всполыхнёт и придёт за мной.       — Калисте не впервой, — усмехается Киллиса. Эльфийка старается не улыбаться. Но неожиданно для себя разок усмехается чистейшим смехом к приятному замешательству высокой спутницы. Не сразу, но всё же решается ящерица попросить у испытывающей неловкость спутницы: — Делайте это почаще.       — Что именно?       — Смейтесь. У вас прекрасный смех.       — …

.

.

.

      — Эй, ваше величейшество!       — О, начинается… — изобразил страдание красный ящер. Слыша подобное обращение от парочки шутниц в команде, иной реакции от кого-то его статуса (пусть и временно недействительного) последовать не могло. — Ну, и что у вас? — обернувшись к Лоусе и Кире, между ними ящер заприметил Трайс. Та полюбопытствовала:       — А какого быть принцем?       — О-о-о… — протянул ящер, подавшись былым, так давно утерянным радостям жизни во дворце, — Это прекрасно настолько, что никому из вас и представить такое не удастся.       — Я бы поспорил, — фыркнул с усмешкой Зверь, ковыряясь в костре палкой. Принц не прервался:       — Настолько прекрасно, что я не жалею сейчас об этом вспоминать. Но лучше спросите меня об этом, когда мы отсюда выберемся, и я поведаю вам всем сказанья, что будут длиться тысячу ночей!       — Я бы уже на первой вырубилась… — фыркнула Калиста к парочке усмешек. Слух её за прозвучавшими смешками, различил пару ног. Это возвращались её сестра и «лютая эльфийка».       С их возвращением, впрочем, ничего не поменялось. Разве что… наступила некоторая тишина, вскоре прерванная любопытнейшим вопросом Лоусе, адресованным младшей рептилии:       — И-та-а-а-ак… Расскажи про рога!       — О-о-о, нет…       — Ну давай же! — настаивала певица, не понимая, чего вечно весёлая Кира, так приуныла.       — Давай… в следующий раз? — робость, как она есть, что так противоречиво смотрится на обычно не унывающей мордашке. — Мне надо… кустики полить…       — Может сходить с тобой, как в прошлый раз…       — Нет, в этот раз я сама и надолго!       Голубая рептилия быстро исчезла в потёмках, оставив Лоусе в полном недоумении:       — Что это с ней такое?       — Да, — вклинялась Трайс, — Тётя Лоусе только про рожки спросила.       — Это, немного больная тема для неё, — тихо промолвила Киллиса.       — Что больного может быть в рогах? — подивился Ифан, добавив с запинкой. — Пусть и торчащих из головы…       — Хах, — хлопнул себя по коленке Зверь, — Я и не таких приколюх видал! Знавал я ребят и девчонок, которые всякие побрякушки любили носить на своих… — уши Трайс внезапно прикрыли две ладони: одна Лоусе, другая Киллисы, а усмехающийся гном, вскоре получил от старшей ощутимый подзатыльник и немного напутствий. Каким же виноватым выглядел этот морской чёрт… как поруганный котёнок.       — Возвращаясь к теме рогов, кому интересно…       — Не мне, — послышалось откуда-то с краю. Скелет всё ещё вчитывался в текст энциклопедии, стараясь различать мелкие буквы в свете факела.       — В общем, это подарок её друга. Хорошего друга детства. Они вместе… много времени провели. И… — розовая старалась не вдаваться в подробности, чтобы не поставить Киру в неловкое положение в будущем, — Она хотела всегда иметь их при себе.       — До одури, — подтвердила Калиста, — Очень долго эта настырная дурёха искала заклинание в маминой библиотеке, для осуществления своего замысла. Неделями!       — Да, — с лёгким смешком кивнула Киллиса, — Такой упорной и сосредоточенной за книгами (кроме её излюбленных энциклопедиях о мире природы) мы её нечасто видели.       — Нам она ничего не говорила, отказывалась от любой помощи, и сама шла к поставленной цели, а когда пришла… Хых, — хмыкнула противоречиво старшая, — Она намертво приковала рога к башке особым заклинанием. Сорвать хоть один рог — та ещё задачка. Я пробовала!       — Ты пробовала… — утешительно подняла ладонь розовая, в попытке успокоить сестру. — Теперь она неразлучна с подарком своего давнего друга…       — Вау… — изумлённо выглядящая Трайс, издала соответствующий её личику возглас.       — А чего она сама не рассказала? — подивилась Лоусе. — История-то не очень и мрачная вырисовывается.       — Это мы пропустили самую соль, — пояснила синяя, рыжая умолкла. Но Калиста не удержалась от смешка, — Вот бы вы видели реакцию остальных…       — Даэлы, Марти, Грома… — поддержала розовая, прикрывая рот ладонью, сдерживая смешок. — Одна мама не сильно удивилась…       — А кто эт такие? — прищурил единственный глаз Зверь.       — Гром, — это мамин друг. Он, как и вы — гном. Весёлый, не унывающий. Мама однажды взяла его к себе на работу, заниматься мужской работой.       — Марти? — сложил руки на груди бен Мезд.       — Мальчишка, — фыркнула Калиста, — Мама взяла его к себе с улицы, дала работу и кров, а ведь по нему тюрьма плакала!       — Калиста, — поправила средняя, — Марти давно не мальчишка…       — Да-да-да, помню! — гаркнула Калиста, — Он на десяток лет нас старше! Но вы бы видели его! Вылитый: взрослый-ребёнок! Ни одного волоска под носом!       — А Даэла… — вклинялась в разговор Себилла, вспомнив былой разговор с одной из рептилий, — Ваша эльфийская рабыня… бывшая рабыня, верно?       — Если говорить коротко, без прикрас и максимально лаконично, то она попала в наш дом прямиком из рабства, — кивнула Киллиса, — Мама выкупила её до нашего рождения.       — Ей требовалась помощница в разных делах. Толковая помощница.       — И потому она выкупила рабыню? — с трудом верилось эльфийке.       — Она занялась её обучением, выделила комнату, нередко позволяла отлынивать от работы или вовсе заменяла, — вспоминая это, Киллиса усмехнулась. — Через день на кухне готовила то мама, то Даэла, и они вечно спорили, кому в какое время готовить. И часто они устраивали соревнования, пытаясь выяснить, кто лучше готовит: учительница или её ученица.       — И каковы результаты? — усмехаясь спросила Лоусе.       — Каждый раз по-разному, — ответила розовая. Но Калиста с блаженной улыбкой произнесла:       — Но рыба у обеих получалась отменная…       — Они с мамой здорово сдружились. Общались. Спорили. Смеялись. Делились переживаниями. Кира часто говорила, — усмехнулась средняя, — Что видела их обнимающимися. Очень… страстно…       — И не только! — словно из ниоткуда материализовалась голубая ящерица, — Это всё однозначно не дружественная химия между ними!       — Да. — кивнула Калиста, вспоминая дом, — Когда мама отсутствовала дольше суток, Даэла нам её заменяла. И это странным не казалось.       — У нас словно две мамы было. — заметила розовая, — Ящерица и эльфийка...       — Они хорошо вместе смотрелись! — уверенно закивала Кира, а затем, сдерживая смех, вспомнила забавный инцидент. — Очень забавный случай вспомнила! Когда мы уходили гулять, в тот день я кое-что забыла и вернулась домой, и увидела Даэлу верхом на ма…       — Кира! — повысили голос сёстры с заметным смущением, а младшая развела руки с вопросом, сквозящим искренним непониманием:       — Что?!       — Не надо такое рассказывать! — велели синяя и розовая, а голубая ещё попыталась:       — Но случай очень смеш…       — Посмеёмся над чем-нибудь другим!       — Ла-а-адно… — надулась Кира, но тут же оживилась: — А мама про папу что-то рассказывала?       — Эм… — сёстры развели руки, ничего такого не помня.       — Про нашего отца она за всё время и словом не обмолвилась, несмотря на все наши просьбы и её личные обещания! — тут Киллиса с Калистой могли согласится, — Либо это болезненное или неприятное воспоминание для неё, либо за историей о нашем отце, стоит очень хорошо охраняемая тайна, которую мать решила от нас утаить. И даже его имя не назвала! Может, даже… она вывела нас из пробирки?!       — Не неси пурги! — гаркнула старшая к надутым щекам младшей.       — Интересно глаголите, — похвалил гном и громко, широко зевнул. — Но время чёт позднее. Прямо само тело на боковую проситься!       — Да, маленьким пора спасть, и я отнюдь не про одну Трайс! — Калиста намекнула так и на Зверя с Кирой. Одна усмехнулась. Другой фыркнул.       — Хорошо, Кверкус, что эта великанша о нас не вспомнила и не решила заодно и нас уложить спать! Не знаю, смог бы ли я вообще заснуть так! Или… проснуться…

.

.

.

      Ноги ступали по привычной тропе. Весело подпрыгивали через раз, а их обладательница, про себя напевая песенки, разглядывала столь типичные, но каждый раз вызывающие приятные эмоции природные дарования в виде живописных деревьев, трав и кустов, с нередко мелькающими на их фоне мелкими зверьками, а то и с кем-то крупным вроде ланей.       В какой-то момент, высота всех прыжков без исключения сильно упала, а скорость достигла отметки — ноль. И всё от того, что очам изумрудным попала в поле зрения редчайшая порода бабочек. Её узоры на крыльях, размах этих самых крыльев, усики, пушок, длина и многое-многое другое. В секунду юная леди оказалась очарована ею, пусть насекомое и не обладало знаниями сотворения даже наипростейших заклинаний.       Вот, заметное изменение. Скорость с нуля скакнула до куда большего значения. Ноги повели с проверенной тропы направо, и всё по воле мозга, давшего свободу желанию полюбоваться, последить за редчайшей представительницей чешуекрылых, попадающих на глаза отнюдь не каждый день и даже не каждый год.       Проходит с полчаса, а то и целый час. Тропа далеко скрылась из виду, а Кира, ступающая за активно махающей крыльями бабочкой даже не оборачивается, опасаясь потерять ту из виду, как то уже бывало нередко до этого дня.       Наконец-то неописуемо красивое, крылатое насекомое окончательно утомилось от не отстающей от неё ни на шаг спутницы и деликатно удалилась, поднявшись выше верхушек деревьев. Ящерица с раскрытым ртом смотрит на сей акт бестактности, пусть и очень деликатный по чьему-то мнению, и негромко произносит слово, за которое взрослые её бы по головке не погладили, а старшая сестра и вовсе бы ударила пару раз по ниже спины, не осознавая, что добивается этим совершенного иного в отличие от задуманного.       Вздыхает горестно маленькая ящерка и думает вернуться домой, а то и без того загуляла во всю, а скоро и темнеть начнёт. Оборачивается Кира и осознает неутешительное: здешние красоты природы ей не знакомы. В любой другой ситуации она была бы рада этому, но сейчас её охватывает волнение, а на задворках сознания гуляет паника.       Приступает она к поискам пути домой. Пытается вернуться назад, ступая прямо, и в какой-то момент ловит поуспокоившийся разум воспоминание о том, как она то и дело поворачивала влево или вправо, стараясь не отстать от виновницы ситуации, в которой она очутилась. С осознанием этого наступает лёгкая паника, заметно откидывая на заднюю полку волнение.       Судорожно оглядываются глаза, но им не за что зацепиться. Думает обратить взор к небу и по солнцу выйти. Да то низко опустилось, и за верхушками густых деревьев не видать того, а по звёздам ориентироваться... это к Киллисе, себя же она убедила, что ориентирование по мелким точкам на тёмном небе излишнее.       Немалый час, а то и полный, ведут её то ноги, то глаза, и объединяет их каждый раз одно: неверно выбранное направление. В конце концов со слезами, хлынувшими из уставших глаз, приходит отчаяние и окончательно укореняется в голове мысль о тщетности попыток вернуться домой самостоятельно.       Она села под деревом, и утирают когтистые ручки слёзы, и внезапно со всхлипом задирает голову рептилия, взирая на древо, под которым устало плюхнулась. Не взобраться ли на дерево и с него оглядеться? За неимением иного, лучшего плана, приступает она к подъёму, цепляясь в начале когтями за ствол, а потом уже ловко обхватывает ветки ловкими ручонками. Цель достигнута, победа! Но та Пиррова оказывается. С дерева не видно дома, реки неподалёку от него или иных достопримечательностей, знакомых её глазам. И как бы она не продолжала поиски, дом отказывался находиться.       Тяжело вздохнув, утерев резко выступившие слёзы, спускается Кира. Детский организм, пусть и закалённый, подготовленный, всё же уступает взрослому, а потому слабость сказывается на пальцах одной из ладоней и в следующие пару секунд она уже несётся к земле и встречается с нею. Стонет, поворачивает на бок и трёт ушибленную спину, которая упала на пару торчащих из почвы корней и несколько твёрдых, молодых шишек.       Принимает сидячее положение и пускает слёзы юная рептилия, думая, что раз она сама не в состоянии себе помочь, остаётся только сидеть на одном месте и ждать помощи. Кроме того, опасается она взбучки от старшей сестры, что будет очень недовольна всем этим, пусть она это и будет делать из любви к ней.       Лес довольно спокойный. Кроме мирного зверья, в нём никого днём более не встретишь. Ночью же… Кира затруднялась ответить. По ночам она в лесу почти не торчала. Разве что у самого дома. А тот сейчас…       — Чёрт знает где…       О! Хоть что-то из хорошего… Калисты рядом нет, мамы рядом нет, Даэлы, Грома, Мар… хотя Марти снисходительно относится к ругани. А так как она одна, ей можно ругаться хоть в три горла! Сколько заблагорассудится! Да! Так она и поступим!       — Чёрт! Охренеть! Пипец! Звиздец! Гадство! Дрянь! Сука! Срань! Говно! Жопа! Мразь! Ещё раз сука! Мудак! Пиз…       От непрерывного потока ругани кончик языка горел, а само тело испытало прилив приятного, почти обжигающего тепла, но… легче от безнаказанности не стало.       Снова полились слёзы, и Кире очень захотелось, чтобы сейчас кто-нибудь из взрослых или сестра, отчитали её или даже наказали! Хоть на неделю под домашний арест! Лишь бы хоть кто-нибудь из знакомых объявился…       — Не пристало юному дитя пачкать рот бранными словами.       Кира резко дёргается. Холод вынуждает начать усиленно тереть локти и грудь в попытках согреться, а кромешная тьма и жёсткость с влажностью окружения говорят, что она по-прежнему в лесу. Видно, задремала, но голос пробудил её. Странный голос… незнакомый, но такой… внушающий доверие?       — А… — тихо издаёт ящерка и отыскивает его источник.       Олень. Высокий, могучий, с рогами будто достающими до верхушек деревьев! Как он красив, как грациозен и бесподобен. Странного цвета, вернее, оттенка его шкура, будто беловатая чутка, но в целом обычный, пусть и поразительно прекрасный олень.       — Вы… мне?       — Да, тебе, дитя, — кивает он. Рогами прямо с места чуть не задевая Киру, — Ой, прости, иногда забываю о них. — с усмешкой он добавил: — Но обо мне они ещё ни разу не забывали. За каждую ветку норовят зацепиться!       От добродушия и забавности благородного зверя, голубая рептилия в ладошки усмехается. А зверь вопрошает, сокращая неспешно дистанцию, будто опасаясь напугать ребёнка:       — Что ты тут забыл? И как тебя велишь называть?       — Я… Кира… — будь рядом родня, то с трудом бы узнала голос голубой ящерицы. Такой тихий, такой робкий… прямая противоположность Киры, какой её знает львиная доля знакомых.       — Кира? Это же… ой… Оплошал чутка… — олень выглядит смущённым, — Прости, юная леди. Не каждый день мне доводиться видеть у себя в лесах представительницу древних. Ещё раз сердечно извиняюсь. Меня же ты можешь звать Цетриус.       — Це..тет…ри…с…       — Ха-ха… — усмехается позабавлено олень, — Ты вся такая сонная… Можешь звать меня просто — Цет. Я не возражаю. А теперь, скажи: что ты тут делаешь одна в лесу? Ящеры обычно в лесах не селятся.       — А я решила! — осмелела младшая. От такого порыва, Цетриус широко распахнув глаза, дал задний ход. — Я теперь тут буду жить. Одна…       — Хм… А чем обусловлено подобное решение? — вернулся на прежнее место олень.       — Я… заблудилась… и теперь вряд ли сама вернусь домой…       — Ах, вот она причина, — понимающе протянул зверь и улыбнулся, — Ты ведь живёшь у реки?       — Да-а-а…       — Которая протекает рядом с единственным на многие километры человеческим городом…       — Да!       — Не сочти это за удачу, но я знаю, где ты живёшь. Лес мне известен так же хорошо, как тебе — каждый твой палец! — копытом он ударил себя в выпяченную грудь. — Я отведу тебя домой… — радостно Кира поспешила встать, но из-за усталости, холода и ноющего от боли в нескольких местах тела чуть не свалилась обратно. — Впрочем… давай, взбирайся ко мне на спину. Я тебя довезу.       — Вы…       — Давай же, дитя! Не каждый день выпадает возможность прокатиться по ночному лесу. На старом олене! Предложение, кстати, ограничено по времени! — припугнул Цетриус шутливо ящерицу, а та в силу своей усталости и фанатичного желания вернуться домой не расслышала ни единой ноты шутливости и поспешила взобраться на оленя, что помог ей с этим как мог. — Хорошо устроилась?       — Да… кажется…       — Держись крепче, впрочем, просто устраивайся поудобнее. Путь не самый близкий, и ты по дороге заснёшь.       — Не усну! — сдерживая зевок, замотала головой Кира.       — Готов поспорить, что уснёшь.       — На что спорим?       — Хах! — повернул к лежащей на спине пассажирке шею зверь. — Ну и дерзкая! С твоей дерзостью странно, что у тебя ещё рога не проросли!       — У ящеров их не бывает!       — Хм… тебе бы они были очень к лицу! — вполне серьёзно молвил Цетриус, — Ха-ха, как насчёт нарушить правило и всё-таки отрастить парочку? Стать первой из рода древних, у кто обзаведётся роскошной лесной короной?       Представив в уме преимущества ношения рогов (давать отпор синим забиякам и просто иметь на лбу красивый, многофункциональный головной убор) Кира с рвущимся энтузиазмом выпалила:       — Круто! А как?       — Если ты действительно этого хочешь, то найдёшь способ обзавестись парочкой рогов на своей очаровательной головке. — Кира издала унылый стон, — Слушай смело старого, мудрого…       — Оленя…       — …и всё будет хорошо! И старших… не перебивай.       Хотелось ему верить, и она поверила, и не прогадала, ведь увидела недалеко дом родной, по которому успела соскучиться. Но ещё больше — по населяющим его обитателям.       — Я здесь сойду.       — О, надо же! — поразился олень, — И правда не заснула. Ты держишь своё слово, дитя. Это многого стоит, — почтительно олень склонил голову к ней, чуть не задев рогами, — Ох. Прости. Снова забыл.       — Ерунда. — улыбнулась ящерица.       — Что ж, — Цетриус вернул голову в прежнее положение, — Тогда настала пора прощаний, малютка.       — А мы… ещё увидимся? — с надеждой шаткой слетел вопрос с уст, и олень поспешил ответить с ухмылкой:       — Если заблудишься снова, то обязательно!       — К твоему сведению… я очень люблю гулять в лесу. Очень часто этим занимаюсь. И нередко отдаляюсь от дома. И… думаю, ничего менять не стану.       — Ох, ну ты даёшь… — покачал головой олень. — Мне что? Заняться нечем, кроме как находить потерявшихся детей в лесу?       — А… у тебя разве есть другая работа?       — Хах. Справедливый вопрос. Давай так, ты не будешь теряться…       — Не факт…       — А я буду тебя навещать.       — Правда?!       — Да, — кивнул олень, улыбаясь детскому восторгу. — Лучше предотвратить беду, чем разгребать её последствия. Да… я могу поучить тебя немного ориентации в лесу. Тебе этот навык, хе-хе, лишним точно не будет.       — Да, наверное… — застенчиво почесала макушку голубая рептилия.       — Если не возражаешь, то я могу прийти прямо завтра, и тогда же начну твоё обучение. У этого оленя есть чему поучиться! — гордо выпятил грудь Цетриус, к усмешке ребёнка.       — Завтра не получится… — опускает Кира омрачённый взгляд.       — А?       — Скорее всего, меня наругают и накажут на пару дней. Но потом! — поднимает она глаза на оленя. — Обязательно приди! Я буду ждать!       — Клянусь, что приду через пару дней, — кланяется лесной обитатель, — А сейчас, иди домой. Тебя там заждались.       — Да, ещё как. Спасибо, Цет.       Подмигнув с улыбкой, олень ускакал в ночной лес, а Кира, постояв с минуту, воротилась в дом, сходу попав под шквал критики со стороны взрослых, крепкие объятия сестёр и хорошую взбучку от одной из них.       В тот вечер, она спала с улыбкой. А больше десяти лет спустя, проснётся с такой же, но уже не дома, а в Гулких Топях. Приятно всё-таки вспоминать о подобном, особенно в месте вроде здешних болот…