И что-то страшное грядёт

*** Каждый раз, когда Азирафаэль возвращался с Небес, настроение у него было жуткое. То ли потому, что он завидовал дьяволу, который мог пропадать на Земле, сколько того сам пожелает, а вот верховному архангелу нужно хотя бы делать вид, что он работает и присутствует на рабочем месте, на совещаниях. И, как предполагает Кроули, на совещаниях обсуждают они причину, по которой Люцифер так основательно застрял на Земле и исчез с радаров. Явно что-то затевает! Усилить оборону Тернового монастыря! Свет, исходящий от тела вернувшегося ангела, был в холодном спектре, и ему требовалось время, чтобы снизить его хотя бы до 3500 градусов кельвина. А всё, чем мог занять себя Кроули в его отсутствие — это бесконечное ковыряние корабельных схем и звёздных механизмов. Он пытался понять, как эти ловушки работают и почему они вообще ловушки. День церемонии неумолимо приближался, и с каждым закатом в Кроули всё усиливалось чувство потерянного, бесследно исчезающего времени. Слишком быстро, неостановимо. Будто, когда отсчёт закончится, вместе с ним закончится всё, что есть у него сейчас. Азирафаэль прибывает днём, и доставку сладостей, бутербродов и кофе приходится делать самому, потому что у дочери Сары — выходной. Усевшись напротив ангела среди зарослей ампельных растений, Кроули смотрит, как тот ест и приводит в порядок своё душевное равновесие. Ярости нужно время, чтобы угаснуть. — Я не вижу мисс Томпсон в здании. Как и Люцифера, — отмечает Азирафаэль, вновь обретя способность говорить нормальным тоном. Это практически первые слова, которые он произносит. — Она ушла купить пистолет, — легко поясняет Кроули. — Догадайся, кто увязался следом и всю дорогу будет приглашать её то в кафе, то в дорогущий ресторан. Как она ему ещё не втащила с ноги, ума не приложу. — Решила действовать наверняка и всё-таки подстрелить его? — чуть усмехается ангел, собирая ложкой крем с вершины кусочка торта. — Видимо, наше расследование сильно разнервировало её. Она решила, что ей нужно средство обороны. — Она умеет стрелять? — По ходу да. А если нет, то научится. Это явно проще, чем менять проржавевшие розетки. — Пулей нас не убить, — веско отмечает Азирафаэль. С таким подспудным холодком, словно пробовал на практике. И не на себе, а на ком-то неприятном. — В любом случае, это больно. Развоплотить-то некоторых чувствительных и может, верно, если разнести череп? И пока они мотаются туда-сюда за новым телом или пытаются втиснуться без него, можно сбежать. А так как она — Иисус второй, у неё вполне может получиться и убить насовсем. И она об этом догадывается. — Однако мы не собираемся вмешивать мисс Томпсон в эти разборки, она не подвергнется ни малейшей опасности. Всё же физически она уязвима, как любой другой человек. Естественно, мы беспокоимся за неё. В прошлый раз весь настрой, когда мы лежали в гнезде, сбил тот её пронзительный вопль. Что она кричала? «Помогите, убивают»? Мы всё обратно заправляем, прибегаем, а там дьяволова иллюминация в прямом смысле этого слова. Да, Азирафаэлю то происшествие серьёзно не понравилось, хотя тогда он виду не подал. А теперь с такой силой вогнал ложку в кекс, что тот развалился и с тарелки частично упрыгал на скатерть. Кроули перекидывает одну ногу на другую. Наблюдать за раздражённым ангелом — очень странный опыт. Во-первых, Кроули не совсем понимает, нужно ли поддакивать или пробовать успокаивать. Во-вторых, этот гнев совершенно безопасен для него лично. Азирафаэль старается не обращать на него ни взгляда, ни слова, ни жеста, когда он в таком состоянии. В-третьих, ангел всегда был таким, но очень стыдился показывать эти свои черты. И лишь теперь, доведённый до ручки… Думал ли он, что разочаровывает Кроули и выглядит для него некрасиво? Нужно показать ему, что нет ничего страшного в том, чтобы побыть немного злым. Ведь равнодушным Азирафаэль себя показывал довольно часто, но вот, Кроули по-прежнему здесь, подле него. — Не думал, что тебе нравятся тесные пространства вроде моей норы, — отмечает демон. — Птицы тоже живут в подобных местах, — тоном умудрённого натуралиста рассказывает Азирафаэль. — Например, в дуплах. А гнёзда вьюнков ты видел? Они выглядят как бутылка, сделанная из высушенной тыквы. Чтобы птицы могли спариться, им, бедняжкам приходится сперва сплести специальное безопасное место для этого. — То есть твоя животная сторона воспринимает это, как будто я сплёл гнездо для тебя? — любопытствует Кроули, слегка удивлённый. — В точности, как делают самцы птиц? Украшают всякими цветочками и камушками, и презентуют? Ого, никогда бы до такого не додумался. Место моей смерти — стало свадебным подарком, когда ты рассмотрел его? — Это же не так уж и плохо, да, Кроули? — брови ангела тревожно дёргаются. — Я не хотел показаться грубым. Я вовсе не в качестве шутки или забавного факта это сказал. Кроули встаёт, закладывает большие пальцы в карманы узких кожаных брюк, покачивается, смотрит в окно. В общем, мнётся, как может. Наконец, у него хватает решимости обернуться обратно на Азирафаэля и спросить небрежно: — Значит ты, эм… выходит, принимаешь моё гнездо? Азирафаэль расцветает широкой тёплой улыбкой: — Да, конечно! Ради атмосферы даже можем повесить гирлянды под сводом. Как ты считаешь? — Я их хвостом сшибу… — признаётся Кроули, прикинув неутешительные факты. — Разумный аргумент. Тогда… попробуем ещё раз? — мягко предлагает Азирафаэль. «Мне по-прежнему страшно, но уже не так, как перед неизвестностью. Скоро церемония. Я хочу насладиться жизнью, пока есть время», — будто говорит он. Ни на сцене, ни в зале больше нет шелестящих сканов, ведь в дополнительном их изучении больше нет смысла. Всё же они производят впечатление зловещего предзнаменования своим внезапным трепетом от сквозняков, дают ощущение неубранности и неустроенности. Занимают то пространство, которое не должно принадлежать им. — Твои воспоминания об этом месте будут совсем иными, — произносит Азирафаэль чуть мечтательно, всё же признаваясь в своём плане. — Я так и подумал. Хотя было совершенно нелогично ожидать от ангела столь, во-первых, последовательных действий. А во-вторых — направленных на то, чтобы обеспечить Кроули психологический комфорт и даже совершить некую компенсацию. — Когда красивая чашка разбивается, это не значит, что всё для неё кончено, — Азирафаэль смотрит на него. — Её трещины заполняют расплавленным золотом и так навечно соединяют между собой распавшиеся части. — А что нужно тебе? — спрашивает Кроули. — Согреть… мою остывшую душу, — вполголоса отвечает тот. Полумрак театра резко перестаёт нравиться Кроули. За пару секунд от нейтралитета он переходит к настоящей ненависти к этой вечной, законсервированной во времени тени. Здесь нет воздуха, здесь нет свободы, смены времён года, движения и красок, солнечного света. Кроули дёргает рукой вверх, меняя подвластное себе пространство. Там, наверху, высокие своды зала стряхивают с себя столетнюю пыль, полотна и ветхие доски, обнажая стеклянные рамы прозрачного купола. Тень от треугольной сетки рам падает на пол вместе с потоком яркого и свежего света майского полудня. Даже пыль, которая должна была тут же закружиться в столбах света, куда-то исчезает. Азирафаэль чуть прикрывает глаза, его светлые волосы и ресницы вспыхивают на солнце словно внутренним светом, преломляя прямые лучи. Запоздало, только по изумлённо-обожающей реакции Кроули понимает, что видит в свою очередь Азирафаэль. Не стеклянный купол над залом удерживает его внимание. Ведь точно так же на солнце зажглась, как раскалённая током проволка, его собственная алая копна волос. И красно-чёрная чешуя на длинном и сильном теле нага побросала блики по стенам. Вряд ли когда-нибудь Азирафаэль скажет ему что-то вроде беспардонного «я хочу тебя». Трудновато ему будет в этом признаваться, да и к чему такие пошлости? Многое и так написано на его лице, и Кроули надеется, что всё-таки научился читать этот невидимый шрифт. — Ты сказал, что там темно, — глухо объясняет Кроули. — Я подумал, что ты был прав. Как можно согреться в месте, которого никогда не касается луч света? Где нет восходов и закатов? — Но я же сказал, что всё в порядке, — чуть сожалеюще морщится Азирафаэль, чувствуя укол вины. — Только в пропагандистских историях змеи живут в грязи и тьме, не способные ни на что великое. — Эти ограниченные сочинители никогда в жизни не видели зелёных древесных удавов или коралловых змей, — заявляет Азирафаэль даже как будто со знанием дела. Что вполне может быть правдой. — Не переживай. Азирафаэль подходит к нему и обнимает, положив подбородок на его плечо: — Кажется, мы живём в такие времена, где никто уже не способен соответствовать своей роли, как бы ни пытался. Кроули обнимает его в ответ, глобально прижатый к мягкому животику и груди. Подтягивает хвост, чтобы стать ещё ближе, пригреться большей частью тела. Азирафаэль никогда не возражает, когда его касаются подвижные змеиные части. Возможно, ему даже как-то по-особенному приятно. Существует ведь массаж питоном? Главное следить, чтобы не задушил. Ангел поднимает голову, когда кончик хвоста неосторожно щекочет шею. Он аккуратно снимает его, разглядывает. А затем ему приходит на ум нежно погладить по гладкой чешуе сверху вниз, а затем ещё и поцеловать. — Ах… — вырывается у Кроули удивлённое. Этого предсказать было невозможно. По всему телу, начиная с кончика, прокатывается приятная волна. — Ой, прости, я сделал тебе больно? — тут же тревожится ангел. — А сделай так ещё раз? Однозначно не больно. Но это же всего лишь хвост? Азирафаэль нерешительно улыбается и уделяет хвосту больше внимания. Он обхватывает его пальцами, потирается щекой и носом, и целует куда более сексуально, чем раньше. Всё он прекрасно понял, а Кроули остаётся лишь поражаться бессмысленности, с которой создавались их сверхъестественные формы тел. Чувствует, как на лицо его наползает краска резкого возбуждения, и ёрзает: быстро твердеющие члены упираются во внутреннюю стенку клоаки, и это промежуточное положение слегка дискомфортно. — Насколько я успел понять, сзади у тебя просто сплошная спина, так ведь? — как бы между делом бросает Азирафаэль. Вероятно, он ощутил непонятное неявное давление на свой живот со стороны Кроули. Всё же он времени не терял в прошлый раз и самоотверженно исследовал его с далеко идущими планами, а не просто трогал задницу. Там есть тазовые кости, так что… формально по некоторым параметрам это всё же задница, хоть и с другим расположением мышц. — Да, спинка, — глубоко дыша, бросает Кроули. — Всё спереди. И хвост, как бы ни хотелось, основного не заменит. — Не заменит? — почему-то переспрашивает Азирафаэль, чуть удивившись. — Эй, о чём ты там думаешь? По глазам вижу. — Только о том, как доставить тебе максимальное удовольствие. Я и вообразить не мог, что у тебя есть эрогенные зоны в подобных местах. Нельзя же их, обнаружив, тут же обделять? — И что же ты предлагаешь? — Хочешь, я оближу его? Ответа Азирафаэль либо не ожидает, либо не собирался дожидаться изначально. Он высовывает язык и широким мазком проводит по кончику хвоста, снизу вверх. Скашивает взгляд, чтобы при этом коварно наблюдать за реакцией зажмурившегося от удовольствия Кроули. — Ну как? — Ох, ммм… — пытается говорить демон. — Любопытно. Очень приятно, не менее приятно, чем при… Ощущения не такие же по типу, как если бы ты облизывал меня в ином месте. — Конечно, там иные тактильные рецепторы. Но я рад. За всем этим Кроули не замечает, как его пенисы дружно выскользнули из клоаки по густому слою собственночленно выделенной смазки. — Секунду, я сейчас тоже разденусь, — предупреждает ангел. Кроули успевает испустить слегка разочарованный вздох и расслабить змеиные кольца вокруг него, но Азирафаэль щёлкает пальцами. И контакт с тканью заменяется прямым соприкосновением с горячей ароматной кожей. По условным бёдрам Кроули мокро шлёпает давно стоящий член ангела, ещё более горячий, чем всё остальное. Азирафаэль прижимает живот рукой, с интересом опускает взгляд вниз и немного краснеет от смущения, несмотря на смелость поступка и вообще на список того, чем они занимались раньше. Кроули берёт всё в свои руки. В прямом смысле. Он собирает все члены вместе, обхватив ладонями: один алый и крупный, и два полупрозрачных, ребристых, сужающихся к концу. — Меня немного пугает их поверхность, — признаётся Азирафаэль, поднимая лицо. — Это не крючки, а гладкие бугорки, — поясняет Кроули, хватает ангела за пальцы и проводит ими по себе. И, конечно, немного шипит от удовольствия лёгких прикосновений. — Тогда я не буду входить в тебя. Однако ты можешь… меня. Внутри нет ничего подобного. — Нет, ты тоже можешь, — внезапно находится Азирафаэль. — Но… — …хвостом. Кроули приподнимает в изумлении бровь, на мгновение теряя дар речи. Идея, мягко говоря, нестандартная. Тем не менее, чёрт возьми, если получится, она станет гениальной. Когда это Азирафаэль научился мыслить не по шаблону? Судя по всему, на территорию секса это не распространяется. Ведь он сам догадался использовать для минета несколько голов, определённо обскакав в этом искусстве самого демона. Кроули подтягивает хвост к себе поближе, снимает слой слизи с членов и тщательно обмазывает кончик хвоста. Это достаточно красноречиво само по себе. На лице ангела появляется благодарное и радостное выражение «боже, ему понравилось моё предложение! Он решил попробовать!» Серединой туловища Кроули сшибает верхний слой подушек и одеял с гнезда, давая им рассыпаться по сцене. Подтаскивает и распределяет их так, чтобы не пришлось лежать на жёстких досках, даже если сто раз перекувыркнуться в процессе. Устраивается поверх, увлекая за собой Азирафаэля. Широкий круг света накрывает их сверху жёлтым фотонным одеялом. Становится видна искрящаяся вышивка на подушках, переливы тонкого цветного атласа, мерцающие оранжево-красным чешуйки на внутренней, нижней стороне нага. И, что более неожиданно — проявляются едва видимые ореолы растопыренных перьев Азирафаэля, словно он не удержался и тоже решил подставиться под лучи, как церковный голубь. Кроули пропускает пальцы через головные крылья, но хватает лишь воздух. Ангел непроизвольно улыбается. Кроули целует Азирафаэля, глубоко, лаская языком, проникая глубже. Длинное тело извивается, под ладонями ангела перекатываются гибкие мышцы и позвонки. Кроули уже привычно изгибается так, чтобы насадиться на торчащий член. Сперва протолкнуть самый кончик, потом поёрзать и накрутиться до половины, не разрывая поцелуя. Но он всё равно прекращается, потому что дышать становится слишком сложно. Пальцы Азирафаэля принимаются легко поглаживать заострённые головки, вздрагивающие и сильнее твердеющие под прикосновениями, покрывает поцелуями запрокинутую назад шею. И хотя он очевидно помогает Кроули расслабиться, но шепчет: — Если габариты не совпадают или это дискомфортно, то не стоит пытаться насадиться полностью. Сделаем, как получится. — Так… — выдыхает Кроули. — Сейчас кое-что попробую. Выйди на минутку… Азирафаэль послушно выскальзывает. Живот и сами члены закрывают обзор, и он не может определить, был ли он в отверстии клоаки или в каком-то другом, ниже. Демон чуть отстраняется, запускает руку внутрь, и вдруг наружу показываются круглые слитые яйца, одни на два члена, внушительным белым основанием. — Я не думал, что их можно вытащить, — признаётся Кроули, пожав плечами. Ему явно стыдно показывать свою вопиющую неопытность перед тем, кого он должен был по идее вести в этот мир разврата, играючи демонстрируя разные техники и приёмы. — Хорошо, что мы притормозили, чтобы обнаружить это обстоятельство, — подбадривает его Азирафаэль. — Разве не вдохновляюще узнавать что-то новое и интригующее о своём теле? Как, например, твой хвост. — Твою мать! Хвост! — подрывается Кроули. — Я почти забыл про него. — Сперва нам нужно позаботиться о тебе, — Азирафаэль успокаивающе поглаживает его между лопаток и ненавязчиво потирается о скользкий низ круглой мошонки, заодно дразня отверстие под ней. Проверяя, готово ли оно теперь, стало ли удобнее. Ему знакомо это выражение лица демона, характер и частота его дыхания, неслышные слуху глубинные постанывания, когда связки лишь сжимаются, не выпуская ни звука: он очень возбуждён, кожа и соски стали чувствительными, и он слегка теряет ориентацию в пространстве. Во второй раз ангел погружается в него гораздо легче и теперь уже целиком. Наблюдая и не торопясь, он начинает движение. Кроули выглядит совершенно растворившимся в ощущениях, отдавшимся им и утратившимся связь с реальностью. Он выглядит… совершенно ошеломительным и очаровательным. Поэтому Азирафаэль искренне удивляется, когда чувствует, как его ягодиц касается что-то подвижное и липкое. Кажется, Кроули всё-таки не настолько уходит в себя, чтобы проигнорировать договорённость снова. Азирафаэль замедляется: — Попробуй, — разрешает он. И совсем уж замирает, когда Кроули широко усмехается, а кончик хвоста принимается гладить между ягодиц. Азирафаэль достаточно возбуждён и достаточно жаден, чтобы эти попытки были для него не настораживающими, заставляющими сфинктер инстинктивно поджиматься, а наоборот, весьма желательными. Когда хвост толкается внутрь, он принимает его без проблем, закусив губу, чтобы не издать какой-нибудь глупый возглас. — Это действительно очень приятно… — признаётся Азирафаэль, переведя дыхание, потому что Кроули явно ждёт. — Кажется, он идеально подходит, как бы странно это ни звучало. — Мне дано всё тело, и я собираюсь пользоваться всем телом, — упрямо, но весело шипит демон. Азирафаэль не знает, каким образом Кроули удаётся сосредотачиваться, чтобы заботиться и об его удовольствии. Хвост принимается скользить внутрь-наружу, неспециально толкая бёдра ангела вперёд, заставляя его двинуться внутри Кроули. Это обстоятельства доходит до них тут же. — Это… это было хорошо, — глубоко дыша, признаётся Азирафаэль. — Да… Ох, просто потрясающе. — Как это ощущается для тебя? Вопрос неконкретный, но Кроули не составляет труда угадать предмет интереса. — В тебе горячо, и ты периодически сжимаешь меня, скользишь вокруг стенками. Азирафаэль непроизвольно улыбается, обрадованный услышанным: — Тогда попытаемся найти подходящий ритм? Чтобы не было, как в тот раз, и чтобы никакие пальцы у тебя бы не занемели. — Я не виноват, что не умею выдерживать такое, — насупливается Кроули даже в таком положении, и недовольно сжимает ангела за член неведомыми мышцами клоаки. — Вероятно, я тоже не способен на это, — миролюбово произносит Азирафаэль, ласково водя носом по его шее. — Просто ты был достаточно внимателен ко мне и опытен, чтобы не допустить негативного исхода. Им удаётся придумать (вернее, нащупать) идеальный способ. Когда Азирафаэль подаётся вперёд, задевая собой самые сладкие точки внутри демона, то хвост покидает его тело. Он почти выскальзывает из клоаки, задерживаясь лишь крупной головкой у самого входа, что заставляет Кроули стонать немного по-другому. Даже там находятся какие-то чувствительные поверхности, которым нравится, когда их так растягивают. Азирафаэлю всегда казались избитыми сравнения партнёров с некими панелями, покрытыми невидимыми чувствительными датчиками. Тронешь один — вызовешь одну реакцию, заденешь другой — получишь нечто иное, но не менее сексуальное и прекрасное. У него в распоряжении не так много свободных секунд или ресурсов мозга, чтобы обдумать метафору до конца. Потому что именно в момент, когда он вне Кроули, Кроули оказывается в нём. Или же он сам, не осознавая этого, насаживается на юркий хвост. Одно наслаждение сменяется другим, будто в калейдоскопе. Азирафаэль боится увлечься и остатками разума следит, чтобы Кроули не стало «слишком», ведь он не сможет ни сказать об этом, ни сигнализировать, когда его захватят острые ощущения. По опыту ангела, быстрый жёсткий секс хорош лишь в самом конце, когда до оргазма остаётся совсем немного, а нервная система настолько возбуждена, что готова буквально сиять и искриться во все стороны. Нет, он всё-таки слишком ошибается насчёт хрупкости Кроули. И не совсем прав в своей вздорной мысли о том, что тот не способен уберечь себя в ситуации, когда максимально открыт, и как-то контролировать её. Ведь внезапно Кроули цапает его за ягодицу, а второй рукой притягивает за затылок. Их дыхание смешивается ещё основательнее. Широкие зрачки Кроули глядят прямо на него: — Быстрее, — коротко выдыхает он, словно приказ. Он хочет быстрее. Он хочет кончить. И кто такой Азирафаэль, чтобы не выполнить его желание? Калейдоскоп ускоряется, острые коготки процарапывают по лопаткам, а Азирафаэль пытается не сдавить чересчур сильно ладонями по неосторожности. Ведь он держится за самые его милые места: за бёдра — там, где проступают тазовые косточки. И за поясницу — там, где кожа перетекает в тёмную чешую. Прямо сейчас вокруг них не существует ни недосказанного горького прошлого, ни неотвратимого будущего. Их настоящее великолепно, едино и счастливо. Движения, прикосновения, падающие сверху потоки солнца, разбросанные под ними в беспорядке одеяла и подушки. Неужели, наконец, все слова сказаны, и могут говорить лишь их тела? Шоковый разряд подступающего оргазма прокатывается по каждому пёрышку и уголку его сущности. — Ах, Кроули… — простанывает ангел, вжимаясь в него как можно теснее и ближе. — Мне так… хорошо с тобой. В оглушительный и длинный момент оргазма он не знает, кончает ли тот вместе с ним; ведь ему кажется, что да — и Азирафаэль очень хочет в это верить. Позже, распростёршись на мягких подстилках, расцепившись с Кроули, он чувствует, что весь низ его живота совершенно мокрый и липкий от чужой спермы. Удвоенного, вероятно, объёма. Он скашивает глаза: изгибы нага, грациозно и одновременно небрежно раскинутые поверх гряды из подушек, наполнены истомой и удовлетворённой усталостью. Кроули сладко растягивает мышцы и снова подползает ближе. Со шкодливым интересом несильно толкает ангела в живот. Тот недолго колыхается из стороны в сторону, а потом возвращается на место. Кроули немедленно целует его в пупок. — Тебе и правда нравится меня трогать, — отмечает слегка озадаченно Азирафаэль. — Ага. Я представляю, что ты беременный и носишь нашего ребёнка. — Кроули! — вспыхивает он. — Раньше ты не был таким негодником. — Раньше ты не подпускал меня так близко. И Кроули заразительно улыбается. Когда демон находится в приподнятом настроении спустя столько унылых дней, ему можно простить, что угодно. Полежав ещё немного и понежась, Азирафаэль обращает внимание на то, что их окружает. — О боже! — вскрикивает он. — Твоё гнездо! Оно разрушено. Очевидно, чтобы было мягко, как бы они не вертелись, Кроули неосознанно продолжал подтаскивать новые и новые подушки, покрывала и одеяла, и в конце концов от старого гнезда не осталось совершенно ничего. — Ну и что? — отвечает Кроули, словно это и правда неважно. Их кольцом окружает мягкий тканево-перьевой вал, а они свернулись в его центре, словно на дне горячего вулканического кратера. — Правда? — неуверенно уточняет Азирафаэль, ища на его лице признаки сожалений и печали, плохих навязчивых воспоминаний. Собирается ли демон всё ещё вернуться в свой склеп после того, как церемония закончится? Верит ли он ему снова? Верит ли он в то, что Азирафаэль опять на его стороне и не допустит их разлучения? — Птицы вьют гнёзда каждый год по весне, — отвечает Кроули. — Так стоит ли переживать о старом, когда в твоих руках возможность сплести его заново из тех же веток? Так их и находит Люцифер. Смотрит на «корзинку» с наполнением в виде ангела и демона — с непроницаемым, но неуловимо раздражённым выражением лица. — Что, аж перекосило от зависти? — невероятно храбро поддевает Кроули, окончательно ещё не проснувшись. — Мне тошно на вас смотреть, — Люцифер оскаливает верхние клыки с отвращением. — Я пришёл сказать, господа, что везде начинается интенсивная подготовка к церемонии. Так что собирайтесь на Небеса, дорогой архангел, ведь мне самому пора спускаться в Ад.