И что-то страшное грядёт

*** Азирафаэль обычно почти ничего не говорит на подобных собраниях. Конечно, если его мнения не спросят прямо. Небеса наперебой обсуждают свои планы. Что он вообще может ответить? Лишь уверения в том, что поддержит их со своей стороны. Даже молчать в их присутствии тяжело. Он никогда не показывал этого, скрыв всё за стабильно непримиримым выражением лица. Все архангелы посещают собрание лично, лишь Метатрон пользуется призрачным присутствием. — До церемонии осталось около двух месяцев, — произносит Глас Божий. — Да, многие скажут, что Иисус всё ещё не готов, хотя мы и рассчитывали. Но мы — не мерило. Готов ли он к своей роли, определит Терновая корона. Если его силы окажутся достаточны, то Иисус ангажирует начало Страшного Суда. Если же он пока ещё слабый подросток… даже в случае неудачи мы всё равно будем его чествовать, и продолжим ждать его восхождения. Воспользовавшись паузой, Михаил в очередной раз напоминает всем: — Я всё-таки настаиваю на том, чтобы запретить князьям Ада наблюдать за этим событием. И в очередной раз Метатрон не соглашается: — Нет, Ад обязательно должен быть свидетелем его силы. Только демонстрация силы заставит противника уважать нас. Неужели он так хочет похвастаться? Просто удивительная мелочность. Характерная. — Азирафаэль? — окликает его руководство. — Я занят финишной подготовкой документов к Страшному суду, — безэмоционально отвечает он. — Руководители отделов подчас бывают довольно упрямы. Но мы определённо успеем в срок. — Это хорошие новости. Если будут трудности, попроси Уриэль помочь тебе. Так ведь, Уриэль? Названный ангел морщится. *** Всё было бы почти прекрасно или даже терпимо, если бы ему на самом деле не приходилось работать, встречая постоянное сопротивление на каждом шагу. Угрюмый светловолосый Матариэль, начальник ангельского подразделения, настроен враждебно. — Так как у нас Иисус новой формации, да и люди изменились, ваш отдел должен отделить личные дела атеистов от язычников, — без особой радости объясняет Азирафаэль, опёршись ладонями о стол в своём кабинете. — Хотя бы за последние три сотни лет. Матариэль делает такое лицо, будто ему с ненавистью плюнули в кофе. — Верховный архангел, сэр, — с нажимом отвечает он, сверля его лиловыми глазами. — Это работа ради работы. Уже через два месяца случится пандемониум, и весь наш труд окажется бесполезным. Разве это не очевидно? Азирафаэль выпрямляется и улыбается уголком рта, понимая, что ангел только что сам себе с любовью выкопал яму. Ничего и придумывать не пришлось. — Верховный ангел Матариэль, — начинает он подозрительно спокойно. — А как вы думаете, новый Иисус сам по всем умершим и живущим за всю историю человечества будет собирать информацию? Об их жизни, их грехах и заслугах? Сядет и будет сам с нуля всё записывать и анализировать для каждого? — А вот теперь можно и повысить голос, рассердившись. — А мы зачем тут существовали эти шесть тысяч лет?! Мы украшение пейзажа или предметы интерьера? Очевидно, Иисус должен будет воспользоваться нашими документами! А они не рассортированы в соответствии с текущей социальной ситуацией, которую сын Бога будет принимать во внимание! Есть большая разница — не верить в Бога или верить в кого-то другого! И вы мне сейчас говорите, что всю работу за вас должен в итоге сделать Иисус Второй? Вы серьёзно? Матариэль предсказуемо теряет краски лица, гонор и дар речи. Скромно потупливает взгляд в пол. Они тут вообще думать не умеют. Дальше, чем на один шаг, не видят. — И вы считаете, я вас просто ради развлечения заставлял ошибки исправлять? — продолжает наседать Азирафаэль. — Это всё ради вашей же безопасности! Если Иисус Второй найдёт, что человек был ошибочно осуждён и отправлен в Ад, то кто будет виноват? Ангел, который допустил ошибку. Этого ангела Иисусу придётся тоже пересудить и наказать. Вам это в голову не приходило? А вот мне — пришло сразу же. Поэтому я Верховный архангел, а вы — нет, и вся ваша жизнь сводится к попыткам поудачнее откосить от работы! — Я вас понял, архангел Азирафаэль, сэр. Что ж, хоть что-то этот болван выучил. Ответ на вопрос, который он всегда задаёт последним. — Если всё понял, тогда вон отсюда. Подробные инструкции пришлю позже. Матариэль разворачивается, и слышно, как он шумно, гневно выдыхает. Он идёт, громко топая и сжав кулаки. Азирафаэль едва успевает опуститься обратно в кресло, как слышит шум. К его удивлению и закономерному возмущению, Матариэль схватил за запястье Мюриэль (видимо, дожидающейся аудиенции у выхода) и теперь тащит её прямо к нему. Это он так собрался выпустить пар на того, кто защитить себя права не имеет? — Верховный архангел, вы только посмотрите! — начинает он, немного запыхавшись. — Этот бездарный ангел снова пришёл к вам лично отвлекать своими ничтожными вопросами! Как же так вышло, её назначили на столь простую должность… Но, видимо, низкий ранг играет свою роль. Второго такого тупого ангела ещё поискать! Только и знает к вам шастать, ничего сама не может решить. Это ли не вопиющая некомпетентность, о которой вы постоянно говорите? Давайте я выдам своего, более компетентного подчинённого? Он всё ещё крепко (и, наверное, болезненно) держит её за запястье. Азирафаэль встаёт, обходит стол, молча поднимает эту сцепку на уровень глаз и с непроницаемым лицом принимается по одному отцеплять пальцы Матариэля один за другим. Сбитый с толку его реакцией, тот не сразу догадывается разжать пальцы самостоятельно. Когда Мюриэль оказывается освобождена, Азирафаэль сумрачно встречает взгляд начальника подразделения и очень спокойно произносит: — А вам известно, кто лично назначил этого ангела на текущее место? Кто её непосредственный руководитель? Не я. Её нашёл наиболее подходящей для этой роли Глас Божий, Метатрон. И я не имею компетенции оспаривать его решение, подвергать сомнению, либо менять сотрудника по своему желанию. А у вас есть эти компетенции и уверенность? Учитывая, что работников вашего отдела я консультирую по одному и тому же вопросу гораздо чаще, чем отвечаю на вопросы Мюриэль. Работа у них примерно одинаковая по сложности. По паузе в речи Матариэль догадывается, что нужно что-то сказать: — О, вот как? Я не знал. Да, каждому своё место… — Сперва решите свои задачи, а потом лезьте в чужие с улучшениями. Это ясно? Видимо, он действительно рассчитывал набрать себе этим поступком баллов. А получилось ещё хуже. Теперь от его злости не осталось и следа. Уходит от него Матариэль скорее морально опустошённым. Приходится дожидаться, пока он точно покинет кабинет. Лишние уши в дополнение к привычной слежке — всегда плохо. — Пожар! — тут же выпаливает Мюриэль, словно не выдержав так долго держать это в себе. Азирафаэль чувствует, как пол уходит из-под ног, но он успевает схватиться за столешницу. — Пожарный инспектор, — добавляет та. — Он проводит какую-то свою проверку, и требует личного присутствия владельца. Наверное, подписать бумаги. Отвратительная ситуация, и Азирафаэль ничего не может с этим поделать. Небеса подчас хуже тюрьмы. Он должен был бы бежать, лететь сейчас же! Без промедлений. И это то, чего он хочет больше всего на свете. — Я могу прийти лишь спустя время, — собрав все силы, чтобы успокоиться, отвечает Азирафаэль. — После выполнения некоторых важных задач. — Конечно, — кивает Мюриэль, понимая все обстоятельства. — Я сперва действовала по первой вашей инструкции про посещения инспекторов. Так что будем ждать. Она уходит. Они вызвали Люцифера, как он и просил. Азирафаэль открывает все свои пары глаз, замирает, сосредотачиваясь и вглядываясь. Да. Тот всё ещё смотрит. Давай же, уходи. Давай! *** Азирафаэль знает, что его инструкции будут выполнены в точности, но от случайностей никто не застрахован, раз уже произошло то, чего он так опасался. Он подготовил план на этот случай, и всё равно это как режущий удар по сердцу. «Пожар» означало, что Кроули серьёзно ранили во время разведки. Были варианты похуже: «ограбление» — если бы Кроули поймали. И «авария с автомобилем» — это если бы Кроули получил повреждения, практически не совместимые с жизнью. При получении такого сигнала Азирафаэль должен был послать к чёрту все предосторожности, всю свою стратегию и разрушить одним ударом крыла всё, к чему готовился пятнадцать лет. Он бы спустился вниз на Землю к Кроули, чтобы удержать его в живых с помощью инструментов стражей. Или бы силой вломился в тюрьму, куда его заключили, готовый сразиться хоть со всем небесным воинством. И он бы не постеснялся использовать всё оружие, что имеется в его распоряжении. Но когда сигнал означает лишь «пожар», он должен наступить на горло своему страху, своему инстинкту бежать. Всё не так плохо, Кроули может подождать… Физически, возможно — да. А морально? Он лежит, корчась от боли и проклиная его за очередной подлый поступок, очередной проёб? Сколько ещё Кроули будет готов прощать его? Когда Азирафаэль превысит этот лимит? И что он тогда будет делать? В жизни останется хоть капля смысла? Тысячи глаз серафима-архангела просеивают пространство минута за минутой, пока в один прекрасный момент чужое внимание не исчезает. Будто жгучее солнце, наконец, скрывается за тенью огромной тучи. Азирафаэль подключает к движению все шесть крыльев. Человеческий глаз не способен уследить за такой скоростью, и сам он ничего не видит боковым зрением, опираясь лишь на показания вспомогательных пар глаз. Если бы он разрезал воздух, то потоки ветра отшвырнули бы в стороны и прохожих, и даже машины — дай бог, чтобы не было слышно раскатов грома. Поэтому Азирафаэль проходит сквозь воздух. Он не пользуется медлительным лифтом на Землю, а прыгает прямо так, напрямую. Быстрее. Вот он перед дверью своего магазинчика в Сохо, дёргает её, даже не думая о том, была ли она заперта. Выломал из петель? Сломал замок? Был ли кто-то внутри помещения? Он не знает. В руке уже телефонная трубка, от неё струится в неведомые дали медный провод. Азирафаэль делает секундную паузу, собираясь с духом. Он никогда так не путешествовал, но он сам прокладывал эту трассу, и Кроули постоянно курсирует по ней туда-обратно. Должно получиться. Азирафаэль складывает крылья клином, активируя процедуру молекулярного сжатия, и ныряет в электронный поток. Свернуть некуда, и он выныривает на той стороне, впервые оказываясь в новом доме Кроули. Просторный кабинет с обилием старого дерева и красного цвета. Здесь только прибрались и заменили мебель, но полноценный ремонт не проводили. Азирафаэль кладёт трубку телефона на ложе, стремительно толкает первую попавшуюся дверь и влетает в белоснежную ванную комнату с чугунной лоханью посредине. Судя по всему, это здание очень большое. Куда дальше? Азирафаэль ощущает подступающие нотки паники. Кроули нашёл бы его по запаху, а вот у него нет такого нюха. Разве что… Азирафаэль заставляет себя замереть на месте. Он закрывает основную пару глаз, а остальные открывает. Смутные отголоски и отражения указывают ему концентрацию знакомой энергии, пусть человеческий отражатель в здании всего один. Этого достаточно. Нашёл! Вторая дверь из ванной приводит его в спальню. Она выглядит почти точно так же, как и кабинет, занавески на окнах отдёрнуты, и в слабом, мутном утреннем свете Азирафаэль обнаруживает на кровати с балдахином лежащего Кроули. На его животе, груди и бёдрах — бинты. Он спит, никак не отреагировав на появление ангела. Неужели ему настолько плохо? Это беспробудная лихорадка, а не сон? Азирафаэль опускается на пол рядом с кроватью, берёт его расслабленную кисть в свои ладони. Выдыхает. — Зачем я втянул тебя в это… — тихо, сожалеюще стонет он. Прижимается лицом к тыльной стороне когтистой пятерни. — Меня не было так долго… Тогда, когда ты нуждался во мне. Кроули шевелится, просыпаясь. Кажется, его вовсе не удивляет увидеть ангела в таком положении около своей постели. Азирафаэль не стремится посмотреть на него, чтобы определить, с какими чувствами Кроули встречает его появление. — Я не мог уйти незамеченным, пока Люцифер не отвлёк своими действиями чужое внимание, — оправдывается он. — Ты решил, что я всё бросил? Что мне неинтересно? Что мне всё равно? Я… я даже не представляю, насколько тебе больно и может ли такое вообще зажить. Я должен воспользоваться инструментами всадников, то есть стражей Эдема, чтобы вылечить тебя. — Я почти зажил, ангел, — хрипло произносит Кроули. — Это всего лишь корка, а под ней уже новая кожа. Это не столь серьёзно. Азирафаэль с нездоровым отчаянием встречается с ним взглядом: — Тебя бинтовал какой-то человек, а не я. А если бы у тебя не было помощника? И боль… Я правда не думал, что тебе придётся проходить через это. — Мне бывало куда хуже, — вздыхает Кроули, прокатываясь затылком по подушке вправо и влево. — Боль душевная страшнее. Это — ничто для меня. — Я возьму инструмент и вылечу тебя, — с пугающей решительностью Азирафаэль продолжает стоять на своём, словно заведённый. Он поднимается, мерцает глазами, триангулируя положение недостающих вещей относительно пламенного меча. — Они ведь в комоде? — Азир… Кроули даже не договаривает. Бесполезно. Азирафаэль уже нашёл инструменты всадников апокалипсиса. Совершенно не задумываясь, как это выглядит, ангел проявляет все части своего тела, до этого всегда скрытые от взоров посторонних. Голова льва хватает каменную табличку, в клюве гигантского орла оказываются весы, меж рогов быка застревает корона… Шесть крыльев он приводит в дефолтное положение. В человеческой руке возникает пылающий меч. Азирафаэль поворачивается на Кроули, и лишь один бог знает, что он собирается делать с этим всем. Разве эти инструменты разных способов убийств способны кого-то лечить? Вдруг дверь в спальню скрипит и внутрь заглядывает Джек, видимо, пришедший на подозрительный шум. И, конечно же, он видит это, развернувшееся на всю комнату. Азирафаэль недоумённо поворачивает все четыре головы на внезапно выскочившего человека. — Кажется, я не вовремя, — бормочет Джек и максимально быстро ретируется обратно в коридор. Кажется, именно мысль о том, как он сейчас выглядит со стороны, отрезвляет Азирафаэля. Он опускает напряжённые плечи и начинает приходить в себя. Головы и крылья прячутся обратно, а инструменты он роняет обратно в старомодный комод. Сдувается, как шарик, и опускает на постель рядом, устало и немного пристыжено. Нерассуждающая, странная паника и тревога исчезают из его глаз. Кроули тоже садится, подбирается поближе, кладёт ладонь на его бедро. — Азирафаэль, я вовсе не собираюсь умирать, — с успокаивающей улыбкой заглядывает он ему в лицо. — Это уже зажившие раны. У меня уже раз было подобное, когда я ходил по освященной земле. — Долго заживали? — робко спрашивает ангел. — Примерно с месяц, пока не образовалась новая кожа, — бодро отвечает Кроули и тут вдруг осознаёт. — Эти раны, вероятно, были более лёгкие, ведь я полз по полу, а освящена была земля под ним. Поэтому так быстро вылечился. Мне не больно, просто чешется. — Хорошо, — ангел прикрывает глаза и трёт их, будто от усталости. Кажется, лишь теперь Азирафаэль полностью отпускает ситуацию. Понимает, где находится, и различает предметы вокруг себя. — А у тебя здесь уютненько, милое ретро, — отмечает он. — Чувствую что-то знакомое. — В этом здании ты давал представление с пулей, — напоминает Кроули, колеблясь между тем, обнять ангела или нет. Пришёл ли тот в себя достаточно, чтобы прикосновения перестали быть неприятными и нежелательными. Сам же ангел… видимо, считает, что сейчас не имеет права его касаться. — А те цветы на стойке, — оживляется Азирафаэль. — Я их помню! Те самые, что ты хранил в своей Бентли. Они до сих пор живы? — Джек сказал, они просто заснули, и если их погреть и полить, снова отрастут от корня. Видишь, она была права. — Поразительно. — Ты же не будешь сердиться на неё за то, что она за мной не уследила? — Ну что ты… — отмахивается ангел. — Это не в моём характере. — А почему ты сидишь так далеко? Винишь себя за случившееся? Несомненно, это именно так. Кроули протягивает руки, обнимая Азирафаэля со спины. Кроули всё ещё каждый раз кажется, что при этом он нарушает какой-то из основных законов мироздания, и вот-вот его настигнет расплата. Ладони смыкаются на большом мягком животе, принимаются оглаживать, наслаждаясь бездумно. То спускаются ниже, намекают, но не пробуют подлезть под него и коснуться брюк. То поднимаются выше, легко касаясь пухлой груди, обещая основательный массаж, но в итоге лишь дразня. Азирафаэль поворачивается и увлекает демона за собой. Кроули предполагает, что всё-таки додразнился на свою задницу, но они просто ложатся рядом, и Азирафаэль обнимает его в ответ, прижав ко всему себе и даже завернув его дополнительно в центральные крылья. Будто собрался уберечь его от всего, что только может произойти. Кроули совершенно не против. Тепло и мягкость напоминают ему змеиное гнездо, но гораздо лучше того, что он соорудил сам. — Может, тебя вылечил Люцифер? — негромко предполагает Азирафаэль. — Нет. Лишь дочь Сары помазала меня чем-то, да обернула в плёнки и бинты. — О, человеческая медицина всё же сильна. Всё время забываю об этом, у них ведь только недавно начало получаться. Кроули чувствует, что пригрелся, и самой большой проблемой становится «как бы не заснуть», а не та, которую он подспудно предполагал — «как бы не обкончаться». Надо срочно о чём-то поговорить. — Я получил пароли от Люцифера, — сообщает он. — Всё получилось, Азирафаэль. — Ты отыскал что-то настолько важное про Второго Иисуса? — Он ненастоящий, — самодовольно хмыкает Кроули. В сверкнувших глазах ангела мелькает изумление: — Хм… всё так и оказалось. Я догадывался о чём-то подобном. Я не мог не проверить, зная нашу историю с Антихристом. Я допрашивал ангела, приславшего благую весть, чтобы убедиться, что мать нынешнего псевдоисуса — именно та женщина, которую он благословил. Но ангел совсем не различает человеческих лиц. Не мог сказать даже самые примитивные приметы вроде телосложения, цвета кожи или волос. — Кто бы сомневался. Позорники. — Кто бы говорил, Кроули, мы явно не лучше. У нас это будто профессиональное — проё… терять детей. Кроули делает вид, что не заметил оговорки. В последнее время они проскальзывали с упрямым постоянством и частотой. Чем хуже обстоятельства, тем больше матерятся люди. Возможно, с ангелами та же история, и ему эта история не нравится. — Люцифер понял, почему ты вызвал его? — продолжает Азирафаэль. — Да, он знает про игру в гляделки с Метатроном. Он обещал быть на земле ещё несколько дней. Но не злоупотреблять. Он согласен синхронизовать ваши перемещения только в случае необходимости. — Подозрительно сговорчив. — Это принцип «враг моего врага — мой друг». Кроули выныривает из-под крыла, опирается на локоть, прищуривается: — Слушай, Азирафаэль, а каким образом ты получил пароль от сбежавшего Гавриила? Понятное дело, что от кого-то другого, но каким образом вы их передаёте? — А почему ты спрашиваешь? — ангел отодвигает крыло немного в сторону, чтобы ему было удобнее. — Люцифер сказал, что передать пароль можно только через поцелуй. Так он и сделал. На Небесах по-другому? Это почему-то вызывает у Азирафаэля некий ступор. Он немного бледнеет, моргает и будто с трудом выговаривает: — Я думал… по-другому в Аду. Он мрачнеет, взгляд снова теряется и наполняется тревогой, а то и настоящим ужасом: — Я снова заставил тебя сделать вещь, которая неприятна и отвратительна. Это просто катастрофа… Я никогда не хотел всего этого. Вот был бы иной путь, или я был бы умнее, чтобы отыскать его. Тогда тебе бы не пришлось проходить через такое. Скажи, насколько это было невыносимо? Кроули не нужны подробные объяснения, чтобы понять, что произошло с ангелом. Острая жалость протыкает его куда-то под ребро, доставая через печёнку до самого сердца. И если бы в его силах было что-то сделать, но он слишком хорошо знает Азирафаэля. Тот до последнего ни в чём не признается. Кроули заставляет себя вдохнуть и выдохнуть через боль и спазм рёберных мышц, и ответить максимально размеренно: — Люцифер был в молодой, аккуратной человеческой форме, и от него ничем не пахло, кроме вина, пожалуй. Целуется он хорошо. Это не было неприятно. — Ну слава богу, — шепчет ангел будто самому себе. — А кто передавал тебе пароль, Азирафаэль? — Кроули пристально и напряжённо следит за его реакцией. Может, он всё же ответит? — Не будем об этом, — тут же закрывается ангел и одаривает его совершенно притворной улыбкой. Впрочем, надежда не оправдалась, как это постоянно бывает с этим белым пернатым чёртилой. — Меня радует лишь то, что до этого мы успели поцеловаться первыми, — замечает Кроули, подтягиваясь выше и целуя его в лоб. Азирафаэль гасит улыбку, которой он никого не обманет. — Расскажи подробнее, что было в монастыре? — просит ангел. — Где ты напоролся на освящённые зоны, о чём болтал Люцифер, чем занят Второй Иисус? Вдруг ты что-то упустил, а увижу я? *** В дверь стучатся. Через секунду в спальню просовывает голову Джек и, не обнаружив вооружённых тетраморфов, заходит. — Я заказала доставку, как только рестораны открылись, скоро привезут, — докладывает Джек. — Где мне накрыть стол? В зимнем саду сейчас солнышко, это полезно для ран. На кровати обнаруживается Азирафаэль, читающий книгу, и развалившийся на нём в произвольной позе спящий Кроули. Судя по всему, ожоги и правда не доставляют ему дискомфорта. В ответ на речь Кроули лениво приоткрывает один глаз: — Зимний сад подойдёт. Азирафаэль оглядывает коренастого подростка в просторной рабочей одежде. Короткий ёжик волос, веснушки и оттопыренные уши красоты не добавляют, зато придают немало индивидуальности. — О, здравствуй, милая леди, — дружелюбно улыбается Азирафаэль. — Я вижу, ты очень ответственная и трудолюбивая. Кроули много рассказывал о тебе. Дочь Сары, кажется, совершенно его добродушия не оценивает: — А вы тот самый Азирафаэль, из-за которого мой работодатель лет пятнадцать проспал в депрессии в змеином гнезде, а потом упорно пробовал уйти в запой? А я-то гадала, когда увижу, наконец, вашу подлую физиономию и заставлю извиниться перед ним! Кроули даже подскакивает на кровати, машинально вытирая сонные слюни со щеки, готовый тут же удерживать Азирафаэля, если тот разозлится на дерзкого человека. Теперь тот точно был способен на такое, с убитыми под корень нервами. Ангел, конечно, шокирован смелой отповедью и напором. — Я вроде уже извинился, — вполне спокойно отмечает он в свою защиту. Джек переводит взгляд на Кроули. Тот тщательно кивает. — Ладно, — она прищуривается с видом «я слежу за тобой». — Ты же знаешь, что я Верховный архангел, да? — уточняет Азирафаэль, прищурившись с видом «не лезь в чужие отношения двух слишком могущественных существ». — Да очевидно, что не папа римский. — Я буду обращаться к вам мисс Томпсон. — Пожалуйста, — равнодушно пожимает та плечами. — Как хотите. — А ты как обычно называешь молодую леди? — Азирафаэль переводит взгляд на Кроули. — Дочь Сары. — О, старомодненько… — Либо Джек. — Да, человеческие условности тебе явно чужды. Ты же знаешь, что это не унисекс имя? Ладно, не буду лезть со своим уставом в чужой монастырь, — Азирафаэль вновь с улыбкой обращается к ещё не ушедшему человеку: — Спасибо за заботу и завтрак, мисс Томпсон. Ваша помощь неоценима. Нам потребуется минут тридцать, чтобы привести себя в порядок. *** Кроули нервно постукивает пальцем по столу, дрыгает ногой, теребит те пряди волос, что не собраны на затылке заколкой. Вина ему не хочется, и повышенная подвижность вовсе не воздействие очередной чашки кофе, пока Азирафаэль с неторопливым удовольствием приканчивает второй завтрак сразу после первого — яичницы с обжареными тостами. Или уже третий? Кроули уверен, что не успокоится, покуда не узнает имя того, кто посмел насильно терзать губы Азирафаэля своим поганым ртом. И сделал это так, что тот без содрогания вспомнить об этом не может. И эта его несоразмерная паника, когда он понял, что Кроули тоже пришлось с кем-то поцеловаться! Кажется, Азирафаэль думал, что это совершенно жестокий метод, и его применили специально для него, а все остальные ангелы и демоны явно от подобного освобождены. Страшно представить, на основе какого предыдущего опыта он сделал такой вывод. Робкий и стыдливый зверь перестаёт быть таковым лишь в одном случае — если его озлобить и ожесточить, а он окажется достаточно силён, чтобы не сломаться от нападок и давления. — Здесь так красиво, — замечает Азирафаэль, хотя явно хочет предложить ему перестать дрыгаться и заодно спросить, что его беспокоит. — Целый сад в одной небольшой зале, и всем хватает света. И ты решил поставить здесь круглый обеденный стол, хотя тебе самому хватило бы журнального и одного кресла. Впрочем, выпивать под ярким солнцем тебе никогда не нравилось. Но Азирафаэль чаще всего говорит, что угодно, а вовсе не то, что намеревается и о чём думает на самом деле. Демон не собирается повторять его ошибок. — Я всегда полагал, что смогу тебя защитить от всего, — не выдерживает Кроули. — Я полагал, это моя конечная обязанность как более сильного и приспособленного. Он мог не толкать огромную речь и описывать, что сводит его с ума прямо сейчас. По выражению печальных глаз Азирафаэля он прекрасно видит, что тот всё понял и так. — Да, Кроули, — он бездумно поглаживает ручку от чайной чашки. — Ты бы лучше справился. Ты всегда со всем справлялся лучше. У Кроули, наверное, всё-таки не повернётся язык спросить напрямую. Это просто нереально. Он не хочет ни наблюдать, ни слышать той истины, что сейчас есть лишь в его предположениях. И одновременно как же этого хочется… чтобы ангел хоть раз доверился ему. Он ведь ему не чужой, не посторонний. Неужели ангел стыдится этого как проявления своей слабости или позора? Разве Кроули когда-либо осуждал его хоть за что-то? — Я испортил тебе аппетит? — вздыхает Кроули, признавая поражение. — Я просто хотел узнать то, чего, скорее всего, мне знать не положено. — Почему ты хочешь знать? — Чтобы не допустить ошибок. Азирафаэль медлит. На фоне пышных тропических листьев, пронизанных полуденным светом, его одежда кажется слишком холодной, не подходящей этому месту. И сам он будто в этих лучах вовсе не согревается. От чая в чашке идёт парок, кофейник всё никак не может остыть, булочки свежеиспечённые и горячие, как и все виды пирогов из лучшей пекарни. Ангел словно пытается встроиться в это заново, но у него не всегда получается. Небеса частенько «забирают» его, даже если Азирафаэль физически сидит здесь. — Ты можешь спросить, Кроули, — наконец, решается Азирафаэль с той же грустью во взгляде. Он ожидает, что в нём разочаруются или что? О чём он думает в данный момент? Почему с ним всегда так сложно? — Что было на Небесах? — Кроули наклоняется вперёд к ангелу, почти улёгшись верхней половиной тела на стол и отпихнув в стороны подносы и тарелки. — Наверное, я оказался слишком чувствительным к таким вещам… — удивительно спокойно и нейтрально произносит Азирафаэль, но большую часть времени его взгляд остаётся неподвижным и немигающим. — Неважно, как это выглядело со стороны. Но я бы сказал, что меня мучили, Кроули. Трудно возвращаться оттуда, откуда сбежал. Однако мне неосторожно был предложен карт-бланш: я вернулся Верховным архангелом. Истинной власти в этом не было, её и не рассчитывали давать… Так что пришлось взять самому, — он машинально отпивает чай, а в голосе его едва уловимо начинает проскальзывать незнакомая сталь. — И им пришлось со мной считаться. Ведь я оказался не полным идиотом, как они предполагали. Добродушным идиотом, которым легко манипулировать и которого очень легко запугать, обмануть, шантажировать, игнорировать, не замечать и унижать. Что же… весь этот спектр им пришлось испытать на собственной шкуре. Ведь — о, сюрприз! — меня научили быть настоящей сукой грёбаные злобные люди, потому что среди них иначе не выжить. Последнее, чего хотел бы услышать Кроули — это подобные дрожащие от ярости интонации и грязные ругательства от своего ангела. Наверное, это и была истинная причина, по которой тот так сильно отказывался заговаривать на эту тему. Потому что был уверен и знал: то, что откроется, вовсе не понравится его демону, привыкшему совсем к другому Азирафаэлю. Неприглядные стороны, будучи показанными, просто разрушат так тщательно выстраиваемый образ в один момент. Он не хотел, чтобы Кроули увидел его таким, а тот его всё-таки заставил. — Они меня боятся, ведь я не собираюсь сдерживаться, а отчаяние придаёт мне сил, — продолжает Азирафаэль резко. — И единственное, что могло успокаивать моё бешенство, исчезло на пятнадцать лет. И, вероятно, погибло. И, может быть, именно вы, мрази, его и убили. Кроули сглатывает. Значит, он действительно считал его мёртвым — хотя бы время от времени у него проскальзывала эта мысль. И не вина Кроули, что не было никаких сил тупо барахтаться где-то всё это время для Азирафаэля, будто безмолвный вымпел или тотем для чужого душевного спокойствия. Он не мог быть где-то, счастливо живя свою обычную жизнь, словно ничего не произошло. Он вообще не знал, какая неведомая сила и мысль удержали его от того, чтобы не лишиться этой жизни навсегда. Он был стопроцентно уверен, что на этот раз всё точно кончено. У него не было ни иллюзий, ни надежд. Он чувствовал себя просто брошенным бесполезным мусором. Поэтому Кроули способен лишь тихо произнести, враждебно реагируя на упрёк: — Вот как… А я всего лишь надеялся никогда не проснуться. Азирафаэль протягивает ладонь и накрывает его руку своей. Роняет коротко и пронзительно-мягко: — Я знаю, Кроули… Кроули сжимает его пухлые пальцы своими, длинными и костистыми. — Хочешь, я налью ликёр в твой кофе? — после продолжительной паузы предлагает он. — Говорят, алкоголь пробуждает потерянный аппетит. — Пожалуйста. Я как раз собирался попробовать тот клубничный пирог. И те маленькие коричные булочки с помадкой, пока они не остыли. Хотя шоколадный чизкейк тоже на меня смотрит… Боже, какая дилемма. Ну вот, кажется, Азирафаэль пришёл в себя. — Просто откусывай от каждого по очереди, — предлагает демон. — Тебе всегда нравилось смотреть на то, как я ем, — полуутвердительно замечает Азирафаэль. — Таков уж я, — кривовато усмехается Кроули и прекращает лежать на столе. Ликёр сам себя не нальёт. — А что конкретно тебе нравится? — с академическим интересом произносит ангел, подставляя под наклонённое горлышко чашку. — Физически? Ну… трудно сказать, — Кроули задумывается, совершает абстрактный жест кистью. — Наверное, в первую очередь то, как ты облизываешь пальцы? — Хочешь, я оближу твои? — В смысле? — Хочешь меня покормить? — вынужден выразиться Азирафаэль ещё конкретнее, смотря прямо ему в глаза. И зрачки у него определённо расширенные, оттеснившие голубую радужку в сторону. Кроули со вздохом вынужден признать, что тут же заработал оба крепких стояка. Как он раньше с этим умудрялся справляться? Теперь возбуждение накрывает его мгновенно и от любой мелочи, связанной с Азирафаэлем. Чёрт возьми, как ангел способен быть настолько сексуальным для него? — А тебе это будет приятно? — глупо уточняет Кроули, задышав глубже. Вся кровь явно отлила от его мозгов. Азирафаэль смотрит на него, почти смеясь. — Ты должен использовать не столовые приборы, а собственные руки. Ну же. Стоит начать с шоколадного крема. — Блять… — едва слышно выдыхает Кроули, опуская голову. Но тут же поднимает её и подставляет стул так близко к стулу ангела, насколько это возможно. Азирафаэль смотрит на него с терпеливой и предвкушающей улыбкой. Как же это будет странно… Он ведь испачкается весь. Люди так делают, да? Кроули поддевает двумя пальцами краешек какого-то торта, и тот настолько нежен, что на них остаётся не только густой крем, но и кусок бисквита утаскивается следом. Он насторожено подносит руку к лицу Азирафаэля, и того, кажется, действительно больше занимает еда, а не способ её доставки. Он открывает рот и смыкает розовые губы на пальцах Кроули, собирая с них шоколад с лёгким привкусом коньяка. Кроули задыхается — он чувствует мягкий подвижный язык, нежный, бархатный и горячий, занятый своим делом. Азирафаэль слизывает сладость, и оба пальца оказываются целиком внутри него. А потом он проглатывает кусок торта, по языку и горлу прокатывается мышечная волна или что это ещё, и Кроули становится жарко настолько, что на лбу выступает пот, а лицо краснеет. В штанах становится мокро от предсемени. Боже. Разве он только что едва не кончил? — Дьявол… — шипит он, когда довольный Азирафаэль выпускает пальцы изо рта, тщательно проехавшись по ним плотно сжатыми губами. — Ты где научился таким… откровенно развратным штучкам? — Признаться честно, я не ожидал, что это покажется тебе развратным, а не романтичным, — немного теряется ангел, бросив мимолётный взгляд на прекрасно заметные через кожаные штаны каменные стояки. — «Романтичным», — обречённо роняет Кроули. — Прости. — Я всё ещё голодный. Сможешь скормить мне хотя бы одно пирожное? Побольше. — Я попробую… — соглашается Кроули, добавляя: — … не кончить. — Что? — Что? Да. Наблюдать за трапезой ангела оказывается в сто раз легче, чем принимать в ней непосредственное участие. А ведь когда-то у него действительно была голубая мечта мило кормить с ложечки и радоваться расцветающему на его щеках румянцу. И если ангелу кажется очень романтичным, если Кроули кормит его с рук, то он постарается продержаться столько, сколько Азирафаэль захочет. Кроули не желает, чтобы больное счастье всей его жизни голодало ещё хоть раз. И неважно, какая разновидность голода это будет. Тактильный, физический, сексуальный… Вторая его рука, словно обладая собственным разумом, настойчиво поглаживает пухлое бедро ангела: вверх-вниз, от паха до колена, от колена до паха. Впрочем, до самого паха добраться ему мешает кое-что мягкое. Опустив взгляд вниз, Кроули замечает, что в очередной раз увеличившийся живот бодро выкатился за пределы водолазки, задрав её край выше, и совсем скрыв собою пояс брюк и пах. Обнажившиеся мягкие бочка в побеге за пределы одежды не отстают. Кажется, текущий размер ему становится тоже маловат. Азирафаэль отвлекается от клубничного бисквита, с любопытством отслеживает направление его взгляда. — И когда ты успел так отъесться? — риторически спрашивает Кроули, жадно разглядывая большую округлую грудь, отчётливо обтянутую несчастной кофтой. Под довольно тонкой тканью контуры сосков видны, даже если они сами не стоят. — Сам говорил, что я исхудал. — Если так пойдёт и дальше, ты свою обычную форму быстро превысишь. Или даже уже… — Сомневаюсь, что получится, но ладно. Это плохо? — Это просто замечательно, — выдаёт Кроули, понимает, что выдавил глупую улыбку и быстро гасит её. — Ведь толстеет у тебя не только живот, но и ещё в значительной степени грудь и задница. Признаться… У меня голова кругом идёт, когда я на них смотрю. — Тогда всё складывается как нельзя лучше, — добродушно улыбается Азирафаэль. — Я никогда не отказываюсь от вкусной еды. Особенно если ты угощаешь. — Чёрт, я больше не могу… Кроули кое-как вытирает сладкие пальцы об салфетку, и обе его руки дрожат, и сам он дрожит, сердце бьётся в висках канонадой. Бросается вперёд, осёдлывает колени Азирафаэля, вжимаясь членами в него, приникая весь к его нагретому на солнце телу, впиваясь в губы жадным поцелуем. Стонет, когда в следующую секунду ладони Азирафаэля крепко стискивая его ягодицы, массируя, прижимая тем к себе ещё сильнее. — Будешь сегодня во мне? — шепчет на ухо Азирафаэль, словно рассказывая тайну. — Я хочу попробовать. Кроули порывается тут же что-то ответить, но его настигают заполошные мысли о том, как он собрался выполнять желание Азирафаэля. Он должен вставить оба? Или только один? А как нужно? Пока он пытается выпутаться из непрошенных размышлений, ангел встаёт со стула вместе с ним и ставит на ноги. — Нет… — коротко выдыхает Азирафаэль словно своим собственным мыслям, чуть наклоняется и поднимает изумлённого Кроули на руки. Будучи фактически положенным спиной на упруго-мягкий живот, он отдаётся на милость ангела, который с упрямостью бульдозера явно захотел дотащить его до постели. Зачем — непонятно. Азирафаэль сегодня вообще…. Как будто сделал очень многое из того, чего давно хотел провернуть, но клеймил необязательной ерундой. Неужели на него так подействовала мысль о том, что он может потерять Кроули в любой момент? Кроули обвивает его шею руками, расслабляясь. Плечи Азирафаэля напряжены, и под слоем жира чувствуются крупные мышцы. Вряд ли он даже ощущает вес Кроули как что-то существенное, а невесомым демон не был. Как пушинку его опускают на постель. Не отрывая от него взгляда, Азирафаэль принимается нетерпеливо сдёргивать с себя одежду. Кроули улыбается, без слов понимая, что означает это выражение лица — застывшее, внимательное, жадное, зачарованное; и избавляется от своей фантомной демонической одежды. Взгляд Азирафаэля тут же вспыхивает ещё большим желанием. Кроули до последнего уверен, что вставят ему. Они лежат, обнимаясь, и ангел обцеловывает его лицо, стараясь не начать притираться к нему — и Кроули тоже пытается меньше тереться, чтобы не потревожить лишний раз раны. — Какая поза тебе нравится? — спрашивает Азирафаэль, наконец, оторвавшись от него. — Я помню твои комплименты, обращённые к моим… ягодицам. Дьявол, он всё ещё умеет смущаться. Вот такой он нормальный, настоящий. Кроули больше не хочет видеть его в гневе. Потому что он примерно представляет себе, как больно нужно сделать серафиму, чтобы вывести изначально бесконечно доброе и сочувствующее существо из себя. Кроули не собирается никак называть эту позу. Направляющих жестов хватает, чтобы правильно поставить Азирафаэля на четвереньки. И Кроули стыдно так поступать, но ему приходится пристроиться сзади и, естественно, залипнуть на округлые, большие, пышные булочки. Он мнёт и гладит их, касается языком, словно и правда ожидает ощутить на языке сладость, целует и прикусывает. Может быть, у него получится так разогреть ангела, что он сможет ударяться об них, впечатываясь в них с каждым быстрым толчком? Наблюдать, как они вздрагивают, и рычать от этого. — Кажется, я уже весь в твоей слюне, Кроули, — с лёгким смешком замечает Азирафаэль. — Не мог бы ты… Я уже возбуждён… слишком сильно. Оба стояка вздрагивают от этой лёгкой фразы, напоминая о себе. Кроули собирает смазку с головки. — Я точно могу? — медлит он в последний момент. Слышит, как Азирафаэль нетерпеливо хлопает какой-то из пар крыльев. Сразу подумалось, что следующий хлопок придётся по нему, если он и дальше будет мучать ангела. Он размазывает смазку по горячему отверстию. Как и у себя, он не ожидает соответствия гениталий человеческими. Но, стоит ему попробовать надавить, как стенки расходятся в стороны, легко принимая его палец, и ничего не сжимается вокруг, он ощущает лишь натяжение влажной слизистой. Почти как у него самого. Впрочем, Кроули — рептилия, а Азирафаэль, значит — птица. Точно, это ведь связанные друг с другом виды. Поглаживая (в том числе ради собственного удовольствия) очаровательную пушистую мошонку, Кроули удостоверяется, что ангелу не станет больно, и тот действительно готов принять его. Кроули выбирает наугад один член, который выглядит голоднее, и медленно входит внутрь, обхватив ладонями горячие ягодицы. Что-то внутри сжимает его несколько раз, будто в непроизвольном спазме желания, и у Кроули темнеет перед глазами от вожделения. Он входит и выходит, слушая одобрительные вздохи ангела, но кипящая в нём энергия, словно скрученная пружина, не сможет выдержать такой медленный темп. Кроули стискивает зубы. — Могу я ускориться? — с исключительным трудом произносит он. — Покажи мне, как тебя ну… Ему по бёдрам тут же ударяет ангелова задница, насадившись на член до упора, и если бы он не держался, то свалился бы с кровати к чёртовой бабушке. Второй толчок Азирафаэль делает уже поаккуратнее, третий… Кроули пытается подстроиться. Быстро! Азирафаэль хочет настолько быстро?! Член погружается раз за разом, и по всей его поверхности стекает обильная прозрачная смазка. Кроули впивается в мягкие бочка ногтями, сигнализируя ангелу прекратить собственные движения, и принимается самостоятельно вбиваться в него. Комната заполняется непристойными шлепками и довольными, полуурчащими стонами Азирафаэля, а Кроули шипит сквозь стиснутые зубы почти без остановки. И ангел всё равно двигается ему навстречу, словно желая грубее и сильнее. Как же здорово он был заведён… Значит, это правда, что пирожные выступают как афродизиак? — Ммм, Кроули, да, продолжай… мне так хорошо… — просит Азирафаэль в перерывах между шумными вздохами, и у демона мурашки бегут по телу. — Ох, именно так… Его умоляющий голос — твою мать, в такой ситуации по-азирафаэлевски вежливый, и это одновременно бесит, и одновременно не даёт забыть, что всё происходит на самом деле. Кроули никогда не думал, что подобное добьёт его. Он кончает внезапно, до того, как успевает понять, что происходит и как это остановить. Он полурычит от удовольствия, сгибаясь и ложась на широкую спину ангела, изливается глубоко внутрь его, прижавшись к пышным ягодицам. Это всё из-за быстрого темпа? Азирафаэлю явно хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше. Сердце колотится, как сумасшедшее, а дыхание сбито. Ему нужно немного времени, чтобы прийти в себя после подобного нокаута для нервной системы. — Кроули, ты в порядке? — Д… да, ангел. Я просто кончил. — Тогда отдохни, мне не тяжело. Я подожду. Руки сами собой скользят вниз, обхватывая ангела за грудь, в этом положении просто прекрасно подходящую для интимного ощупывания. Он спускается ниже, ласкает круглый плотный живот, обводит впадину пупка. — Но, кажется, в меня упирается эрекция второго твоего… члена, — с заминкой замечает Азирафаэль. — Что? Кроули встаёт обратно на колени, смотрит вниз. Ангел абсолютно прав. А он никогда и не думал, что его члены могут кончать по очереди. Для демона он экспериментировал слишком, позорно мало. Нужно было в своё время набраться и техники, и опыта, но он никогда не рассчитывал, что ему придётся применять всё на практике. Если ему всегда нравилось лишь одно существо на свете, как он мог бы иметь желание постоянно проводить время в чужой постели? — Оу. Вау, — удивляется он. — Тогда я могу продолжить. — Наверное, мои аппетиты и в этом деле слишком велики, — сожалеюще тянет Азирафаэль, поворачивая на него голову. — Это мы ещё посмотрим, — многообещающе говорит сам себе Кроули. — Если тебе нужно всю ночь, я буду делать это всю ночь. — Тогда… — Азирафаэль переворачивается на спину, чтобы быть лицом к нему. Кроули замирает, глядя на него с растерянным обожанием. Если он прямо сейчас умрёт от желания, это будет не его вина. У ангела на щеках яркий румянец, глаза блестят и смотрят только на него. Розовые соски набухли, а крепко стоящий член уже прочертил по низу его живота прозрачные дорожки смазки. Ангел выглядит невозможно живым и полным энергии по сравнению с тем, каким Кроули встретил его после стольких лет разлуки. Усмехнувшись его промедлению, Азирафаэль поднимается, гладит его по щеке, отводя волосы в стороны, и целует. Нежно и ласково, вовсе не так, будто это он лежит здесь единственный распалённый и совершенно неудовлетворённый. Кроули прикрывает глаза, отдаваясь его языку. Азирафаэль увлекает его за собой, положив Кроули на себя и обхватив за талию толстыми (и весьма сильными) ляжками. На секунду Кроули чувствует, что его стиснули словно тисками и вот-вот скрипнут кости, но Азирафаэль быстро определяет безопасную позицию. Поёрзав по-змеиному, Кроули на ощупь пристраивается к влажному отверстию и снова входит внутрь. Толкается пару раз на пробу, и воспроизводит тот самый быстрый темп. Слишком приятный для обоих быстрый темп… Поцелуй приходится прервать, чтобы дышать, но как же не хотелось отстраняться. Руки гладят его по лопаткам и плечам, зарываются в длинные волосы, а губа у Азирафаэля закушена, глаза полуоткрыты. Если сравнить наслаждение, проступающее на его лице, когда он ест что-нибудь вкусное, с удовольствием сейчас… То Кроули определённо самое лучшее блюдо на свете. В этой позе стоны и всхлипы ангела гораздо громче, чем в предыдущей, и Кроули держится из последних сил. Ему слишком хорошо, и слишком хорошо ангелу под ним. — Кроули, боже!.. — вырывается у Азирафаэля, и он так стискивает его ногами, что становится трудно дышать. А потом что-то стискивает член Кроули внутри и проходится будто волной. По нервным окончаниям проскакивает огненное электричество, демона скручивает оргазмом, но он заставляет держать свои глаза открытыми, чтобы увидеть в деталях, как кончает ангел. Белые струйки спермы стекают по округлости живота прямо в птичий пух в паху, Азирафаэль переводит глубокое, загнанное дыхание, а напряжение острого удовольствия сменяется милым облегчением. Неужели на этот раз — одновременно? Ноги Азирафаэля разъезжаются в стороны, отпуская Кроули, и тот может чуть отстраниться. Чтобы увидеть, что первый его член уже отдохнул и снова согласен на подвиги. — Теперь я готов действительно поразиться замыслу божьему, — немного обескуражено произносит Кроули. — Создать кого-то ненасытного и дать ему в пару того, кто… в общем, восьминогого зайца из «Мюнхаузена» помнишь? Азирафаэль глядит на него мгновение, соображая, о чём он, и начинает смеяться. — Когда заяц уставал бежать, то просто переворачивался на спину, из которой у него росли другие четыре ноги, и бежал дальше. Ох, Кроули, только ты мог такое вспомнить сразу после… кхм… завершения. — В том-то и дело. Хочешь, я продолжу прямо сейчас? Азирафаэль прекращает подхихикивать. Кажется, он немного смущён, явно размышляя, не будет ли слишком жадным просить добавки? Но его тело определённо горит, оно хочет ещё, и больше, и интенсивнее, и сильнее, и Кроули не может этого не ощущать. — Да, я бы этого хотел, — находит в себе смелость признаться ангел. — Однако как-нибудь я был бы не против почувствовать в себе их оба… — А глупые люди считают тебя милым. А ты вон какой, да? — Но это ведь только из-за тебя. Самый прекрасный демон на свете. Кроули отворачивает лицо. Принимать комплименты и так тяжело, а в таком положении попросту невозможно. Говорят, королевские кобры способны заниматься сексом целые сутки. Хотя, откуда учёным знать — может, те несчастные просто застряли друг в друге? Кроули не застрял. Но вдвоём они осознали, что кое-что не так — только когда в комнате стало темно, ведь днём свет не включают. За окном наступил глубокий вечер или даже ночь. Нужно было остановиться. Кроули зажигает торшеры, озаряя спальню неярким светом. Постельное бельё, пропитанное всем подряд и кое-где явно порванное когтями, наверное, стоит сразу пустить на тряпки. Кроули должен испытывать изнеможение, но почему-то не испытывает его. Где-то в процессе бурной деятельности с него отлетела большая часть корост, и теперь он покрыт розоватыми пятнами новой кожи. Азирафаэль лежит на спине в позе звезды, наслаждаясь сладкой истомой. — Ой, — внезапно замечает Кроули. — Кажется, я забыл передать тебе пароли. Азирафаэль снова фыркает от смеха, но тут же делает вид, что закашлялся. Как же давно он не смеялся. — Тогда передай сейчас, — предлагает он, обнимая демона со спины и целуя в шею. Кроули прикидывает, чем это может закончиться (и что на этот раз он попросит ангела быть сверху), но всё равно поворачивается и соединяет их губы. Они задолжали друг другу слишком много поцелуев.