Восхождение красной луны

      Какое же чудесное утро сегодня: позднее, тёплое, солнечное и по-своему особенное. День начинался, как и обычно: смена караула таркатанской стражи, горничные и повара приступают к своей дневной службе, а боевых псов Шао Кана уводят в псарню. Уже с утра, но чуть позже обычного, в саду выстроился ряд ош-теккских повозок, в которые сегодня грузили сервизы и настольные украшения для свадьбы. И теперь для успокоения души Синдел Коталь решил прислать небольшой письменный отчёт о состоянии привезённой мебели — всё отлично. Врёт наместник или нет — Императрица узнает уже непосредственно в З'ункаре, когда будет проводить финальную проверку перед самым торжеством. Но стоило Эррон Блэку выйти в сад, чтобы выгулять Граната, как он тут же заметил ош-теккских коней и сразу стал предлагать торг за благородных скакунов, готов был даже пожертвовать своими револьверами, но извозчики ни в какую не соглашались или заламывали большую цену... потому что бывший Император предупредил их не продавать коней мужчине в шляпе, который живёт в императорском дворце, а то накашляет ещё долгов.       Не просто так это утро названо особенным: именно таковым оно было для Императора. Уже сразу после пробуждения появилось предчувствие того, что сегодня что-то случится. И нет, это никак не связано с кознями Шанг Цунга, проделками его дочерей и опытами с древними заклинаниями его сына. Нет, это нечто другое, необъяснимое — где-то в глубине души была вера. Вообще Кан в последние дни не ожидал никаких чудес или гостей, ведь сейчас его задача — не дать Канум довести себя до лазарета переутомлением от работы. Обычно это эденийка уводит его из кабинета в покои, чтобы он отдохнул от государственных дел, но порой полезно меняться ролями и заботиться друг о друге. И сразу после пробуждения Шао Кана ждал приятный сюрприз: его любимая Делочка спала на его груди и сладко сопела, обнимая его. Император даже затаил дыхание: Императрица отдыхает, высыпается после ранних пробуждений, ведь это он без проблем и по своему желанию может встать в шесть часов утра, а вот ей такое не с ходу удаётся. Видимо за вечер, что Кан и Канум провели вместе, она кое-что пересмотрела в своём стремлении добиться идеала — она тоже живой человек и ей нужен отдых.       Как ни странно, после пробуждения эденийка не всполошилась и не побежала заниматься перевозкой свадебной посуды, а по собственной инициативе предложила супругу совместный завтрак на балконе их покоев. Конечно внешнемирец был далеко не дурак, потому согласился, ведь любое времяпрепровождение с супругой бесценно. Слуги немедленно накрыли стол на громадном балконе императорских покоев: простенькая белая скатерть с алыми узорами, фарфоровый сервиз с внешнемирскими пейзажами и столовые приборы из серебра, но всего по одной ложке, вилке и ножу, чтобы их обилием не превращать милый завтрак пары в официальную трапезу. Но вот еду-то подали с императорским размахом: Синдел поднесли небольшую «‎башенку» из панкейков, политых мёдом и украшенных ягодами черники и четвертинками инжира и её любимый белый чай; а вот у Шао Кана завтрак был более плотным и многообразным, ведь ему нужно много есть для поддержания массы тела — три варёных куриных яйца, простая овсяная каша со сливочным маслом, несколько ломтиков жареного бекона и кусок индейки с травами. Вообще Император любит вкусно поесть, но больше ему по душе простая солдатская еда, ведь всю свою молодость он провёл в войнах и походах, ел то же самое, что и все, но готовка ему никогда не удавалась. Да и хватал Кан всё подряд, а Канум ела педантично. Стояла ваза с тропическими фруктами, которые эденийка подавала при каждом приёме пищи и для гостей, несколько даже гордясь трудами эденийских фермеров и плодородием эденийских земель, которые приняли семена с далёкого острова Бора-Бора. Довольно частыми гостями на балконе были садовые птицы, которых завела Синдел, потому уже по привычке она держала под рукой мешочек с мелкими зёрнами проса, овса и пшеницы.       Но с рук Императрицы ели не только птахи, но ещё и Император. Кан как раз доел последнюю ложку овсяной каши и отставил пустую тарелку в сторону. Внешнемирец в предвкушении потёр руки и подвинул к себе блюдце с ещё не чищенными варёными яйцами, потому что всмятку, как жена, он не любил. Эденийка же правильно рассчитала, что пять небольших панкейков ей будет достаточно, поэтому, съев их, она теперь пила чай и лакомилась фруктами. Жена постоянно взглядом попадала на мужа, что, впрочем, не удивительно: он и сидит напротив неё, и привлекает её до умопомрачения. Ради него она готова была бросить все дела и целый день, принимая нежные поцелуи, сидеть на его широких коленях или в крепких объятиях. Дели изящно взяла крупную ягоду клубники, зная, что это, пожалуй, единственная ягода, которую может себе позволить сладконенавистник Шао, специальными ножницами вытащила хвостик и поднесла её к губам мужа.       – Попробуй ягодку, – ласково попросила Императрица.       – С удовольствием, милая, – сказал Император и открыл рот.       Канум изящно положила в рот мужа ягоду и радостно улыбнулась, даже захлопала в ладоши. Кан не особо-то умел наслаждаться едой, растягивая удовольствие, потому что привык к бешеному темпу жизни. После несладкой овсянки, как он любит, ягода для внешнемирца была словно конфета: сладкая, душистая и слегка холодная. Им обоим сразу вспомнился момент, когда Синдел переехала во дворец после повторной помолвки с Шао Каном, а потом, сидя в столовой, кормила его с рук клубникой. Жених тогда расплывался в улыбке и завороженно смотрел на невесту, а за ними поглядывали слуги и придворные. Так и сейчас Император смотрел на свою Императрицу с истинной любовью и обожанием, даже восторгом, потому что каждый её вздохи вызывают у него восхищение.       – Ты сегодня от меня никуда не уйдёшь? – с ноткой детскости спросила Канум.       – Я — нет! – с улыбкой ответил Кан, прожевав ягоду. – И ты не сбегай к слугам из Ош-текка, чтобы с лупой следить за их работой. Они уже вчера всё поняли.       – Там уронили стул, я испугалась, – несколько неловко сказала эденийка, от смущения покручивая волосы.       – Милая, – сказал внешнемирец. – Я тебе уже много раз говорил: в наших мирах существует магия: да хоть раскроши ты в щепки этот стул — немного магии и он как новенький.       – Об этом я думаю в последнюю очередь, – призналась жена. – А вдруг на этот стул сяду я?       – Дели, да ты даже не вспомнишь, какой стул был сломан! – шумно выдохнул муж.       – Лучше никакой не ломать! – сказала она. – Сегодня вот сервиз повезут. Я такой красивый выбрала! Один из семейной коллекции, а другой заказала у эденийских мастеров.       – Дели! – мягко настаивал он. – Ты перетрудилась. Тебе пора остановиться!       – Всё-всё! – сказала Синдел. – Я туда даже не подойду! Я вчера всё проверила: посуда в тканях и пергаментах лежит плотно, ничего не разобьётся... и не потерялось бы. И не переживай, моя мама из этого сервиза не ела.       – Да я не переживаю, – махнул рукой Шао Кан. – Я за тебя больше переживаю! Ты мне дороже всех!       – Ты — любовь всей моей жизни! – Императрица взяла его за руку. – Я уже не представляю жизни без тебя, Дракончик!       – А я без тебя! – сказал Император, целуя её руку. – Ты просто прелесть, милая! Без тебя я становлюсь... вселенским злом!       – Все говорят, что я — баланс миров, – сказала Канум. – Но мне больше нравится быть твоей гармонией и любовью!       – Это самое главное! – улыбнулся Кан. – Ты моя любовь на веки вечные!       Стол был не столь широкий и длинный, как в императорской столовой, потому эденийка свесилась над столом, не давая волосам падать в тарелки, и поцеловала внешнемирца с большой любовью, смаковала его губы и делала секундные задержки, чтобы это было как можно более нежно. Мужчина с великой радостью отвечал на поцелуй своей сероокой Богини, поддерживая её, чтобы та не свалилась. Вдруг, чуть не доведя Синдел до икоты, раздался тройной стук тупым предметом в пол. Императрица от испуга свалилась обратно на стул, а Император резко обернулся, готовый запустить чем-нибудь в нахала, что посмел не предупредить о своём визите. Однако всё же куда тут стучаться: нет ни двери, ни дерева, а каменные стены вряд ли издадут стук достаточной громкости. Оказалось, что это был страж-таркатан, который охраняет их покой на балконе.       – Ваше Императорское Величество! – поклонился таркатан с алебардой. – Шанг Цунг просит вашей аудиенции.       – Цунг! – злился Кан, выдохнув так, что горячий пар пошёл из его ноздрей. – Я его убью когда-нибудь!       – Так... звать или нет? – не понял страж.       – Зови, –ответил Шао, стараясь успокоиться. – Надеюсь у него что-то важное.       Таркатан поклонился и ушёл, оставляя супругов наедине. Внешнемирец вопросительно посмотрел на эденийку, но та лишь пожала плечами — она тоже не знает, что нужно придворному колдуну. Через минуту на балкон в радостном и приподнятом настроении пришёл Шанг: весь светится, давно его таким не видели — то ли снова пакость учудил против императорских дочерей, то ли удался очередной опыт. Но выглядел-то Цунг, как всегда, безупречно: отглаженная одежда, идеально причёсанные волосы, пахнет каким-то приторноватым одеколоном, а в руках кожаная папка с ровной стопкой бумаг. Колдун всегда был педантичен и неукоснителен. За его спиной Императрица разглядела Таню, которая из-за угла подглядывала... или вернее приглядывала за похитителем душ, чтобы глупостей не наделал. Сам Шанг Цунг светился от счастья: необычайно широко улыбается, карие глаза горят, а осанка преисполнена гордости и самоуверенности.       – Господин! – сразу вкрадчиво заговорил Шанг. – Госпожа!       – Чего ты так лыбишься? – сузил глаза Шао. – Опять чего задумал?! Если это так, то я тебе....       – Нет, повелитель! – ответил Цунг. – Я исполнил ваше поручение! Я разобрал карты! – за стеной послышался кашель. – Кхм... да... мы с Таней разобрали.       – Мне кажется, что Таня и разбирала! – грубо разговорил Император. – А ты Шиннок знает чем занимался!       – Я... – колдун был поражён этими словами. – Я... две ночи не спал, пока разбирал эти карты!       – Да-да, – с сарказмом сказал Кан.       – Так... – в смятении растерялся похититель душ. – Вам нужны карты или нет?       – Нужны! – смилостивился внешнемирец. – Очень нужны!       – Я уже и место определил, где вход! – воодушевлённо сказал Шанг Цунг.       – Нужно сказать детям! – приободрился правитель.       Шао Кан живо и бодро встал из-за стола и подал руку своей ненаглядной Синдел, которая со снисходительной улыбкой приняла его приглашение... хотя романтичным свиданием исследование катакомб назвать трудно. Император схватил жену за руку и повёл за собой: свершилось, видимо именно это чувство переполняло правителя всего Внешнего Мира с самого утра — ожидание чуда и исполнения мечты. Кана несказанно и непонятным образом тянуло туда, он давно этого хотел. Ай да Шанг Цунг, ай да... хороший человек! Хотя бы за такие его старания можно простить все прежние неудачи! Сам Шанг, расслабив осанку и опустив плечи, выдохнул и получил десятки воздушных поцелуев от радостной Тани. Цунг огляделся по сторонам, взял со стола императорской пары кусочек жареного бекона и поторопился за господином, хотя с утра мечтал об одном — чашка крепкого кофе по-внешнемирски. Дочь посла подбежала к нему и, повиснув на плечах, пошла вместе с ним.       Императорская семья собралась у дверей супружеских покоев уже через час. Шао Кан и Шанг Цунг рассматривали древние карты, подпорченные временем: колдун, как мог, восстанавливал старые бумаги, переводил тексты и искал сходства. На данный момент было около десяти карт, подходящих под план дворца и расположение комнат, ведь Император особо-то перепланировкой не занимался. Китана, оставив Лю Канга в состоянии медитации, согласилась присоединиться. Джейд также приняла приглашение отца, всё равно тоска по Коталю и ожидание свадьбы съедает её день ото дня. Присоединилась и Скарлет, которая всё равно сейчас осталась без внимания Эррон Блэка — он торгуется за ош-теккского коня. Пришёл и Рейко с молотом на плече, готовый на любые приключения. Но вот уж кого Кан совсем не хотел тревожить, так это Милину: Таня не знала о вчерашнем ранении подруги, потому и позвала её. Лекари постановили, что младшая Принцесса потеряла достаточное для летального исхода количество крови, но заморозка была своевременной и даже не должно остаться шрама. На ужин, чтобы восполнить кровопотерю, младшему императорскому чаду подали говяжий стейк и бокал красного вина, а на ночь нанесли заживляющие мази. Весь вечер и всю ночь Ханзо сидел у постели возлюбленной, чтобы вовремя позвать лекарей или самому оказать посильную помощь. Поэтому теперь Хасаши... беспробудно спал в постели полутаркатанки: усталость наслоилась на упадок сил, который японец получил из-за перемещений по мирам.       – Мили, что ты тут делаешь?! – ужаснулся Шао Кан.       – Таня сказала, что ты желаешь меня видеть, – ответила Милина.       – Ты и так вчера намучилась! – сказал Император. – Давай-ка, иди отдыхай!       – Да нет, всё в порядке, – улыбнулась младшая Принцесса. – Спасибо прабабушке: лекари сказали, что заморозка спасла мне жизнь.       – Точно? – заботливо спросила Синдел. – Ты всё ещё бледновата. А нам предстоит трудное дело.       – Я должна быть со своей семьёй, – сказала младшая дочь. – Я справлюсь.       – Мы будем следить, чтобы тебе не стало плохо! – сказал Кан.       – Спасибо, папа, – сказала полутаркатанка.       – Ну что? – спросил внешнемирец. – Идёмте?       – Куда идём, папа? – спросила Китана.       – Шанг? – обратился к колдуну Шао Кан.       – На первый этаж, в парадный вестибюль, – ответил Шанг Цунг.       – А что мы будем искать в этих катакомбах? – спросил Рейко. – Хотя бы примерно?       – Всё, что может быть ценным! – нетерпеливо ответил Император. – Идёмте!       Настойчивость и целеустремлённость Кана не знала границ, ведь если ему что-то взбрело в голову, то эту мысль он уже не отпустит, а будет добиваться её исполнения... в данный момент руками придворного колдуна. Всей своей большой компанией в составе десяти человек они пошли на первый этаж. Сёстры и брат на всякий случай поддерживали Милину, чтобы она не упала, а то отец прекратит её приключение и отправит в покои для лечения. Вёл их Шанг, хотя все они знали, как спуститься на первый этаж и где находится парадный вестибюль. Вообще на первом этаже ничего особенного и значимого, кроме библиотеки и кухни не было.       Они спустились в парадный вестибюль, куда попадают все гости по прибытии в императорский дворец: он сохранил свои мрачные стены из тёмного камня, четыре массивные стройные колонны поддерживают собой купольный потолок, расписанный на мотивы завоеваний Шао Кана. Плафон поделён на пять частей: пустынная Тарката, джунглиевая Затерра, островной Арнык, солнечный Ош-Текк и готический Ватернус, который Император, пусть и потерял, но не убрал с гордого украшения своих побед; центральное место занимало завоевание Эдении, а более мелкие победы окаймили собой края росписи. Как бы Кан не относился к прежнему себе, но своими победами он гордился, без преувеличения считал себя гениальным стратегом и храбрым полководцем. За 25 лет его отсутствия плафон потрескался и даже осыпался, благо Коталь не въехал сюда, как Император Внешнего Мира, а то наверняка закрасил бы это творение или снёс бы. Колонны увешаны длинными знамёнами Шао — чёрный шлем Кана в кремовом кругу на алом полотне, правда о миролюбии правителя напоминают высокие напольные вазы с алыми розами, которые Синдел считала символом Внешнего Мира. От огромной двери и до лестниц в восточную и западную части дворца шёл простого мотива алый ковёр с вышитыми золотом краями. Стражи тут, как и всегда, стояло много, чтобы вовремя остановить неприятеля, ведь мало ли что в голове у дураков... вплоть до покушения на членов семьи Императора.       – Куда теперь? – спросила Милина.       Шанг Цунг встал спиной к входным вратам и таким же образом взял карту. Уткнувшись в старинный пергамент, Шанг стал куда-то идти... в сторону северной части дворца, которая уже давно пустует и была там только одна комната — тайная бильярдная Шао Кана и Синдел. О ней знает лишь сама императорская пара, как о своём увлечении и способе расслабиться... слегка позабытом. Императрица невольно заволновалась, потому как не хотела делать это местом общедоступного досуга, но выше первого этажа они не поднялись. Идя следом, дети Кана и Канум вообще ничего не понимали: какие катакомбы, зачем туда идти и что вообще происходит? Да, отец часто говорил об этом, но для них катакомбы — просто коридоры и подземелья, спрятанные под дворцом, может быть набитые золотом и иными ценностями. Но раз Шао Кан не помнит, где находится вход туда, то он там давно не был, значит наверняка клады там старинные, а монеты так и вовсе вышли из обращения.       И вот, наконец, они пришли: тёмный и даже холодноватый коридор северной части дворца был пустым и незаселённым, хотя такую махину можно было бы даже отдать под флигель одного из детей для дальнейшей семейной жизни, но пока не до этого... и Синдел тоже говорить об этом не стоит, а то загорится никакие катакомбы ей будут не нужны. Шанг Цунг шёл по коридору, глядя то на карту, то на каждую каменную нишу, вслух считал их, что-то бубнил, но исполнял полученное ему дело.       – Вот... здесь! – Шанг резко остановился.       Цунг и его спутники остановились напротив обыкновенной и ничем не примечальной ниши: кладка обыкновенная, несвежая, цемент давно застыл, нет намёка на потайной ход или даже подвох. Шао Кан подошёл к стене и постучал: звук глухой, как по обычной стене.       – Ты ничего не путаешь? – спросил Император. – Она же не полая!       – По всем картам вход именно здесь, – ответил колдун.       – Может толстый камень? – предположила Синдел. – Или двойная кладка?       – Может быть, – сказал Кан и в руке появилось верное многовековое оружие — молот гнева. – Всем отойти! Сейчас ударю, так ударю!       Усиленный душой Дэйгона, Шао Кан направил мощный поток магии в молот: оружие, слишком ярко разрезая собой темноту северной части дворца, засияло кислотно-зелёной аурой и напиталось невиданной силой, что Синдел даже испугалась за сохранность своего дома. Император с криком замахнулся и навершием попал ровно в центр ниши. Удар был столь сильным, что каменная кладка разлетелась, словно карточный домик, подняв пыль, при этом не пострадали стены и всё вокруг. Семья Императора уж и правда ожидала, что Шанг Цунг ошибся и никакого хода тут нет, но... стена с тройной кладкой хранила за собой скрытый непроглядной темнотой тоннель. Поднявшаяся пыль тут же очертила собой уже старую обвисшую паутину и мёртвых пауков, что сразу бросило Джейд в дрожь, ведь она арахнофоб. Нефритовая Леди тут же поспешила спрятаться за широкой спиной младшего брата, ведь ей стало дико страшно: сердце заколотилось, по спине побежали крупные мурашки, а в пальцах появилась не просто дрожь, а даже лёгкое покалывание, ноги ослабли в коленях, сердце своим бешеным стуком отдавало в живот, а на лбу проступила лёгкая испарина.       – Я обещаю, что не подпущу к тебе ни одного паука, – улыбнулся Рейко. – Тебе же скоро замуж выходить. Не стоит лишний раз доводить невесту.       – Я тогда от страха поседею! – дрожала Джейд. – Или вообще облысею. Фу... не переношу пауков! Даже мёртвых!       – А так будет лучше? – Китана изящно махнула веером и сдула нескольких пауков в пяти метрах от себя.       – Да, лучше, – ответила нефритовая Леди. – Фух, с меня пот градом течёт! Не люблю этих восьминогих!       – Один как раз сейчас забрался тебе на спину, – заметила Скарлет.       – Что?! – завизжала Джейд, в ужасе стуча по спине. – Уберите его! Уберите! Помогите!       – Да нет там ничего! – успокоил её Принц и строго посмотрел на красноволосую сестру. – Карли!       – Эх, нравится мне вас подтрунивать! – радостно сказала кровавая Леди.       – Дура! – бросила ей зелёный ассасин, обнимая брата и плача. – Я чуть не померла от страха       – Не померла бы! – махнула рукой кровавая колдунья. – Страх был недостаточный, я это чувствую.       – Довольно! – осёк их отец. – Идёмте.       – Тут бы факел... – сказала старшая Принцесса.       – Зачем? – в один голос спросили Шао Кан, Шанг Цунг и Таня, владеющие способностями к пиромантии: в их руках появились фаерболы.       – И всё же факел не повредит! – сказала синий ассасин, взяв один со стены. – Подпалите его, пожалуйста.       – Оп! – топазовая Леди изящно бросила в него фаербол. – Не благодари.       Старшая дочь императорской четы благодарно кивнула дочери посла, а вот кровавый ассасин сдержалась от колкой шутки по поводу того, что никто благодарить эденийку и не собирался. И вот все вместе они прошли через обрушившуюся нишу, которая вела словно в другой мир — тьма, загадки и страх. Они оглядывались по сторонам: кладка тут не просто старинная, а древняя... может даже постарше самого Императора, хотя лет ему много. Тут уже сразу ощутилась вся атмосфера жуткого подземелья: мрак, сырость, холод, стойкий и затхлый запах плесени, полная тишина и постоянное напряжение. Все они шли близко друг к другу, но так, чтобы если кто-то один и встанет на ловушку, то не потянул бы всех за собой. Кан отважно шёл впереди всех, за ним Цунг со своими картами, которые освещала Таня, позади Синдел, а уж потом дети. Пройдя всего метра три, внешнемирец увидел порванную леску и несколько с виду неприметных отверстий в стене — старая добрая ловушка со стрелами, правда уже сломанная да и стрел небось нет. Сразу за ловушкой начиналась ещё более тёмная... темнота, если такое вообще возможно — лестница. Умно придумано: плут замечает лестницу и уже не обращает внимание на то, что находится под ногами.       – Смотрите под ноги! – предупредил Шао Кан. – Лестница крутая и узкая.       Все вместе они стали спускаться, видя ещё несколько сломанных ловушек — шипы под ступенями, но вылезают они только тогда, когда наступишь не на ту плитку. Не прошли они и десяти метров, а ловушек увидели уже достаточно, значит прежним владельцам было что тут прятать.       – Как же тут много ловушек! – удивилась Милина. – Сколько же тут погибло вторженцев? И что такого тут охраняют?       – Видимо что-то ценное, раз так много ловушек, – сказала Скарлет. – Уж не знаю, что, но видимо для Онаги это была настоящая ценность.       – А может и для папы, – сказала Китана.       – Я после смерти вашей матери так пил, что вообще не помню те дни, – признался Император. – Может я и сам тут что-то спрятал, но не помню.       Синдел обошла Шанг Цунга и Таню, чтобы обнять мужа, но он не дал ей пройти вперёд себя или встать рядом — волнуется он за самое драгоценное сокровище всей Эдении, которое стоит в миллионы раз дороже, чем любые ценности всех шести миров. Император, то ли случайно, то ли нарочно, положил ладонь на грудь Императрицы, чтобы если и найдётся какая ловушка, то пусть он попадёт в неё, а не жена. Чтобы самому не упасть, Кан наконечником молота прощупывал пол впереди себя, ведь вдруг под лестницей есть громадная яма. Наконец, навершие уже не катилось вниз по лестнице, а уткнулось в ровную и твёрдую поверхность: тут были земляные комья и псефит, но и то видно только из-за огня, а так тут ещё темнее, чем до спуска по лестнице. Но вот пред ними оказалось разветвление на три части: налево, прямо и направо.       – Так, две карты уже неправильные, – сказал Шанг Цунг и передал возлюбленной лишние экземпляры. – По одной тут ход только прямо, а по другой только направо и налево.       – Даже лучше, – сказала Таня и сожгла их.       – Куда нам идти? – спросила Синдел.       – Цунг, что там по картам? – следом спросил Шао Кан.       – Перед нами три направления, – ответил Шанг. – Не думаю, что всё тут можно обойти даже за несколько дней. Нужна неделя, если не больше.       – Но нужно с чего-то начать, – браво сказал Рейко, глянув в карты колдуна. – Пожалуй, я схожу налево.       – Только Ли Мей об этом не говори, – усмехнулась Скарлет.       – Нет! – сказал Император сыну. – Разделяться нам нельзя! Пусть всё решит судьба.       – Но и толпиться бестолку, – сказал Принц. – Я вот... сестёр с собой возьму. А тебе, отец, наверняка будет приятнее ходить с мамой. А мастеру Цунгу с Таней.       – Хм... – задумался Кан. – Что ж, хорошо! Ты прав.       – Ну тогда мы и пойдём налево, – сказал наследник.       – И это не двусмысленно, Скарлет! – сразу сказала Китана.       – Я вообще молчу! – цокнула языком кровавая Леди.       – Ну тогда... мы направо, – сказал отец, взяв карту.       – Значит нам прямо, – констатировал Цунг.       Разобрав все карты, которые могут подойти по описанию подземных коридоров, они разошлись по выбранным направлениям. Шанг Цунг и Таня пошли прямо, как договаривались. Шанг держал в руках стопки бумаг, а Леди шла рядом, освещая ему путь. Да к тому же эденийка исполняла роль охраны: своим кобу-джитсу она простукивала стены на наличие полостей, а также на каждый лишний шорох бросала своё оружие вперёд, надеясь предотвратить опасность. Тоннель, по которому они шли, был ровным и совершенно пустым, нет даже рассыпавшихся от старости скелетов. Единственное только уже непригодные для использования факела висели в своих железных гнёздах и то через раз. Но при всём внешнем нагнетании было спокойно. Так они шли и шли, пока Цунг впереди не увидел очертания прохода в какое-то большое помещение. Но оттуда... почему-то веяло опасностью. Колдун это всегда хорошо ощущал... каким-то шестым чувством, а оно у него после всех подлостей хорошо развито. Похититель душ остановился на месте, чего дочь посла не сразу заметила. Не ощутив рядом с собой возлюбленного, девушка остановилась.       – Шанг, что случилось? – спросила Таня. – Мы не туда идём?       – Я чувствую впереди опасность! – ответил Шанг Цунг. – Готовься!       – Опасность? – Леди изогнула бровь. – Сейчас проверим!       Дочь посла вынула из-за пояса кобу-джитсу, подбросила и с большим замахом швырнула его в кромешную темноту. В полной тишине был слышен звук полёта и вращения, даже лёгкий свист. Эденийка ожидала, что оружие быстро вернётся к ней и можно будет идти дальше, но... снаряд пропал. Девушка на всякий случай подготовила второй кобу-джитсу, а Шанг убрал карты во внутренний карман жилетки и воспламенил свои руки ярко-зелёным колдовством. Через несколько биений сердца послышался странный звук и в мгновение ока к ногам Тани был брошен согнутый пополам кобу-джитсу, покрытый какой-то мерзкой слизью, да к тому же оплавленный, словно кислотой.       – Это же мой кобу-джитсу! – воскликнула Таня. – Один не имеет смысла без второго!       – Тогда Бери нагинату, – сказал Цунг.       – Она осталась во дворце, – цокнула языком Леди.       Наконец, послышалось протяжное гипнотическое шипение, доходящее до самых дальних уголков мозга. Шелест и скрежет мелких камешков прекратился и настала тишина. Колдун и дочь посла недоверчиво переглянулись, как вдруг... из темноты, слабо освещённой фаерболом, выскочила огромная змеиная голова: агрессивного алого цвета чешуя, на лбу была янтарного цвета руна Одал, в вытянутых глазах по два светящихся зрачка, подбородок у неё несуразно поднят до самого носа. Им обоим сначала показалось это галлюцинацией от нехватки воздуха, но уж вряд ли это может быть настолько реально, злобно шипеть и... иметь желание сожрать парочку.       – Шиннок меня побери! – скрипнула зубами Таня, встав в стойку. – Откуда тут твой родственник?       – Скарлет на тебя плохо влияет, душа моя, – Шанг Цунг был серьёзен. – Это же гигантская внешнемирская гадюка!       – И эта тварь всё это время жила здесь?! – ужаснулась Леди. – Под дворцом?!       – Нашла время спрашивать! – грубо ответил Шанг. – У нас тут другие проблемы!       Гадюка вытащила язык и угрожающе поиграла им: это совсем не тоненькая полосочка, как у таркатанского ужа, а больше похоже на длинный ковёр, правда гадкий, уродливый, испещрённый какими-то дырками и его обволокла слизь, которая лишила дочь посла оружия. Змея втянула в себя язык и... мгновенно раскрыла пасть и набросилась на свою добычу стремительной стрелой. Парочка кинулась в рассыпную... прямо через гадюку, вперёд, потому как бежать уже больше некуда. Это был даже не бег, а скорее испытание на худобу: голова змеи заняла собой всё пространство тоннеля, что просто так не пройти. Тут было настолько узко, что кожа соприкасалась с чешуёй древней гадюки, а одежда цеплялась за её старые не сброшенные чешуйки. Как оказалось, бежали они недолго: коварная парочка выскочила в квадратное посещение с несколькими проёмами, которые, вероятно, таят в себе не меньше подобных тварей. Всё тут выглядело, как древняя и затерянная арена: пол усыпан мелкими камешками и землёй, стены оплёваны засохшей тёмно-зелёной слизью, но была и свежая, по всему периметру валяются остатки старой и сухой змеиной кожи... а как много тут трупов: со сломанными от зубов костями, обглоданными, разъеденными слизью. Хотя такой твари ничего не стоит съесть человека целиком. Гадюка вытащила голову из тоннеля и предстала во всей красе: ярко-красная чешуйчатая тварь, украшенная жёлтыми рунами, глаза горели в темноте, с зубов и языка стекает едкий и смрадный яд, а величиной она была... пожалуй, как половина дворца... если бы эта змея обернулась вокруг него.       – Получай, тварь! – крикнула Таня и бросила в её тело фаербол: тот ударился о чешую змеи и погас, даже не оставляя ожога. – Огнеупорность! Кто бы сомневался!       И в следующее же мгновение разъярённая её огоньком гадюка подняла хвост для удара. Леди спаслась телепортацией, но удар хвоста был чудовищной силы, оставив вмятину на земле. От этого содрогнулась земля, благо хоть дворец крепок и должен выдержать. Вторым кобу-дзюцу дочь посла не решилась пожертвовать, ведь он один уже не имеет значения без своей пары. Шанг Цунг понял, что свои огненные скелеты он может держать при себе — змея этого не боится. Но её огнеупорность и удары хвостом были пока только цветочками: раскрыв уродливую пасть, она плюнула в сторону Шанга струёй едкого яда, которая разъедала ткань, плоть и металл, подобно кислоте Мёртвого Бассейна. Цунг, выставив ногу, прокатился вперёд, потому струя его не задела, не хотелось даже попадания капли допустить. Ох, напрасно колдун не послушал свою возлюбленную и не взял с собой несколько зелий, ведь он не думал, что все эти годы буквально в нескольких метрах от него жила... эта гигантская тварь. Удивительно, как она тут выжила и не вырвалась на свободу. Но раздумывать было некогда, ведь змея уже настроилась на трапезу, потому похититель душ создал огненный череп и метнул его в морду твари, надеясь, что там чешуя потоньше. Гадюка была разумной, только не говорила, потому создала шар из едкой слизи и метнула его языком, словно из катапульты. При столкновении огня и яда получился зловонный взрыв, каплями разлетевшийся повсюду: казалось, попади одна такая горящая капелька на высохшую слизь, как тут же начнётся пожар, задымление и удушье, а тогда погибнет не только змея, но и Шанг Цунг с Таней. Зато теперь понятно, что змея не только огнеупорная, но и её слизь при столкновении с огнём превращается в своеобразную взрывчатку. Но тут до Шанга дошло: может снаружи эта тварь огнеупорная и бронированная, но вот внутри вряд ли. А её слизь... взрывается! Точно! У колдуна появился план, что снова заслуживает похвалы. Похититель душ подбежал к Леди.       – Ты подумала о том же, о чём и я? – спросил мужчина.       – Что если огонь попадёт на слизь вокруг нас, то мы взлетим вместе с дворцом? – в ответ спросила девушка.       – Ну... и это тоже, душенька, – ответил он. – Но нет. Я о том, что раз снаружи эта тварь неуязвима, а слизь взрывается, то нужно подпалить её изнутри.       – План гениальный! – похвалила она его. – Только вот ей он не нрааа...!       Таня толкнула Шанг Цунг в сторону от себя: прямо между ними пролетел ядовитый снаряд. Язык гадюки был дырявым, словно решето: видимо пару раз огнём она всё же получала или же это шрамы от копий и мечей. Но даже это змея превратила в своё преимущество: собрав в своей глотке очередной ком слизи, она перекатила его за язык и отпустила — на парочку полетел град из крупных комьев.       – Да чтоб тебя! – кричал Шанг, пуляя в эти комья огненные черепа. – Когда же ты сдохнешь?!       – Предоставь это мне... – сказала Леди и чуть отошла назад.       Акробатические способности у неё отличные, потому она разбежалась и сделала широкий прыжок в шпагате, оказавшись у гадюки за спиной. Змея, видя, что окружена, решила одолеть их ловким приёмом: её горло стало раздуваться — собиралась выплюнуть долгую и мощную струю яда, чтобы убить своих врагов и съесть. Эденийка напрыгнула на шею гадюки сзади, что та тут же стала брыкаться, словно внешнемирский заарканенный бык. Девушке было трудно держаться на такой твари, но именно это и мешало концентрации зверя.       – Давай! – скомандовала она.       Гадюка раскрыла широкую пасть, чтобы устроить кислотный дождь, но Цунг запустил огненный череп прямо туда, куда нужно — в её глотку, где скопилось очень много яда. Огненный череп, оставляя за собой дорожку из искр и дыма, полетел прямиком к тому самому шару, который уже выглядывал из её пасти. Таня в тот момент спрыгнула и спряталась в одной из ниш, что сделал и колдун. Череп залетел в рот гадюки и машинально заставил её захлопнуть пасть... пошла реакция, как с зельями похитителя душ: шар слизи был настолько плотный и вязкий, что внутри чудовища начался настоящий испытательный полигон для пушек. Змея начала извиваться, раздувая пасть и ноздри, глаза мерцали и выкатывались на доли секунды, а потом... изнутри её глотку разнесло от взрыва: ядовитые капли дождём сыпались на стены, оставляя мелкие дырки, плоть и чешуя разлетелись во все стороны. Голова отделилась от остальной части тела и упала наземь, истекая бурой кровью. Пара выглянули из-за укрытия, увидев это кровавое месиво.       – Вот это бомбануло! – удивился Шанг Цунг. – Жутко, но фатально!       – Мы там не перепугали народ во дворце? – задалась вопросом Таня.       – Кто его знает, – пожал плечами Шанг.       – Надеюсь, что нет, – сказала Леди.       – А вот слизь у змеи отличная! – сказал Цунг.       Колдун достал из-за пояса пустую стеклянную колбу с плотной пробкой и аккуратно собрал как можно больше змеиного яда, а остатки на краях обтёр прямо о чешую твари, а то неохота одежду марать и создавать опасность для своего идеального и любимого тела.       – Возьму на опыты! – сказал похититель душ. – Жаль только, что сдохла, а то можно было бы и герпетологией заняться.       – Ты уже ей занимался, когда растил маленьких затеррианцев, – фыркнула эденийка. – Нужно позвать стражу, чтобы начали охрану этого... места. И осветили бы факелами, а то неизвестно, что ещё тут водится.       – Иди, я останусь, – сказал мужчина и улыбнулся. – Опасностей тут наверняка полно, а ты осталась без оружия. Сходи за нагинатой. Да и... я не могу оставить тебя тут одну.       – Ооо, милый! – улыбнулась девушка.       Таня изящно подошла к Шанг Цунгу, обняла за шею и страстно поцеловала. Леди была горячей натурой. Даже с Рейном ей было как-то не так, а этот подлючий, но гениальный и очаровательный колдун доставлял ей совершенно другие: любовь, счастье и радость. Для Шанга она была одной-единственной... что не мешало ему порой заглядываться на Синдел... да и кто на неё не заглядывается? Но это просто мужское естество Цунга, а любит он свою горячую эденийку, которой не хотел бы доставлять той же боли, что и сын Аргуса. Тем более, что дочь посла и убить может: она крайне искусный убийца и пиромант. Разорвав поцелуй, девушка провела кончиком языка по губам и поторопилась за стражей, которая всё равно стоит в вестибюле без дела. Заодно возьмёт нагинату и попросит придворного кузнеца создать пару для своего кобу-джитсу, который наверняка уже не подлежит восстановлению. Да, за такое редкое оружие возьмут много, но... вряд ли похититель душ пожалеет денег на свою любимую, ведь сама-то она не состоит на дворцовой службе даже в штате фрейлин, а потому своего жалования не имеет. А Шанг Цунг для неё ничего не пожалеет. И вот теперь в обществе убитой им гадюки Шанг остался ждать стражу.       В то время дети Шао Кана и Синдел продвигались по левому тоннелю. Рейко, как единственный мужчина среди сестёр, шёл впереди, молотом отодвигая сломанные копья — очередная ловушка тоннеля: она срабатывает, когда наступаешь не на ту плитку... когда от наконечников уже не спастись — прямо посреди «‎капкана». Китана простукивала стены, ища полые, а заодно веерами смахивала паутину, чтобы сестра-арахнофоб не боялась и не впадала в истерику. Скарлет своими способностями искала если не трупы, то может быть хоть каких-то живых людей... или существ. Милина несла горящий факел, освещая путь брату и сёстрам, хотя в такой духоте она становилась ещё бледнее — воздуха тут мало. А вот Джейд доверили самую ответственную задачу: она должна была вести их по катакомбам с помощью карты в нужном направлении. Вообще нефритовой Леди это поручили только лишь для того, чтобы она перекинула мысли и не обращала внимания на паутину и дохлых пауков. От одной шутки про пауков, бедняжка впадала в панику. Похоже, что мамин способ, которая должна была помочь зелёному ассасину перестать бояться пауков, использованный несколько лет назад, не помог — она всё ещё боится. Хотя и младшей Принцессе при виде насекомых было не легче: из-за Ди'Воры она уже сомневалась, что главный её страх — стать тем самым монстром, которым она была раньше — свирепой и уродливой таркатанкой. Только подумав о китиннке, розовый ассасин поморщилась и вздрогнула.       – Джейди, мы на правильном пути? – спросил Рейко.       – Да тут пока и сворачивать некуда, – ответила Джейд.       – И стены все обыкновенные, – сказала Китана, простукивая их. – Даже в эденийском дворце такие тайники не делали: катакомб с ловушками там нет. Если только потайные ходы.       – Там всё красиво и изящно, – сказала Милина. – И постоянно чисто. Не то что тут... апчхи! – она чихнула от пыли.       – Будь здорова! – в один голос сказали ей брат и сёстры.       – Значит нашим бабушкам нечего было скрывать, – сказал Принц. – Я как раз подумал об этом.       – Ты прав, брат, – сказала старшая Принцесса. – Но сейчас нужно быть настороже!       Вдруг Скарлет остановилась на месте, отстав от всех. Кровавая Леди, изящно поигрывая пальцами в воздухе, словно на струнах невидимой арфы, слегка наклонила голову и усилила свои ощущения. Младшая Принцесса вдруг заметила, что кровавая колдунья пропала из виду и обернулась: старшая сестра стоит на месте и осторожно, словно прощупывая темноту, колдует.       – Карли, ты чего? – спросила розовый ассасин.       – Мы тут не одни... – ответила кровавая колдунья. – И дело не в родителях и Шанге с Таней...       – Монстр? – брат предложил вариант, поигрывая молотом.       – Сама пока не пойму, – ответила кровавая ведьма и подошла ближе.       Скарлет вытянула руку вперёд и из неё появилось кровавое щупальце, медленно, словно крадясь, двинувшееся в темноту. Оно ползло по земле проворной змеёй, но неслышно, чтобы не выдать себя. Кровавая Леди даже чуть подошла поближе, но на носочках, потому что ощущала она нечто непонятное: впереди что-то немыслимое — вроде живое, но вроде бы и... не похоже на человеческую плоть. В темноте словно... что-то щёлкало и шебуршало, доносился странный писк и порыкивание. Кровавая ведьма пыталась что-то нащупать и ощутить, как вдруг... её щупальце нашло нечто гладкое и холодное, но это был не камень и не металл, а нечто живое... при том большое. Щупальце поднялось дальше и тонкие вытянутые капельки, как отростки, нащупали что-то мохнатое, но это не шубы или спрятанные благородные меха, потому что такие вещи живыми быть не могут, от них идёт иная ауры.       – Это нечто... мохнатое, – в замешательстве сказала Скарлет.       – Чего? – удивилась Милина. – Ты там медведя что-ли нашла?       – Нет, не медведь, – ответил кровавая Леди, а потом сглотнула. – Твою мать!       Вдруг из темноты прямо на Рейко вылетел мохнатый шар, от которого молодой человек успел уклониться, и в следующую же секунду налетел на выставленный вперёд сложенный веер Китаны: невиданное нечто рассекло пополам и брызнула отвратительная зелёная жижа. Младшая Принцесса тут же подбежала с факелом и осветила этот мерзкий мохнатый шар, который оказался... большим пауком, что размером с небольшую собаку.       – Паук! – неистово завизжала Джейд.       Нефритовая Леди зажала рот руками, вся побледнела, даже несмотря на свою загорелую кожу, зелёные глаза расширились от страха. Зелёный ассасин попятилась назад, чтобы убежать отсюда... и неясно, слышали ли этот визг родители и коварная парочка, но вот другие услышали — из темноты, обволакивая собой весь тоннель с пола до потолка, поползли орды точно таких же тварей. В тишине пауки спали, а визг эденийки пробудил и разбесил их: десятки пауков самых разных размеров, но все довольно крупные, полностью чёрные, мохнатые, злобные и агрессивные. Джейд тут же поторопилась к выходу, потому что страх был слишком велик: всюду пауки... всюду! Розовый ассасин же, успокоив неприятную дрожь в руках, поставила факел в гнездо и вынула саи.       – Ты-то куда?! – шикнул на неё Рейко. – Уходи отсюда! Ты не готова к бою!       – Нет, я готова! – отрезала полутаркатанка. – Я ненавижу жуков и сейчас отыграюсь на этих с большой злостью!       – Джейд, не время бояться! – обратился к сестре Принц. – Они наступают! Их десятки!       – Стоять! – воскликнула Скарлет.       Кровавая Леди выпустила из руки кровавое щупальце, оплела им ногу нефритовой Леди и, опрокинув её на землю, потянула обратно к себе. Наследник престола уже размахивал молотом, превращая в кашу тех членистоногих, кто попадал под удар, но другие старались подползти и прыгнуть наскоком, а особо хитрые выстреливали из брюшка паутиной. Китана раскрыла веера: вихри не давали паукам пленить её паутиной и сожрать. Однако нужно ещё и атаковать, потому те, кто подходили к старшей Принцессе были разрезаны точным ударом веера, а особо прыткие со всей силы отброшены магией вихря в стену, от чего и погибали. Милина нанизывала мерзких тварей на саи и кромсала. Пожирать она их не хотела, а то такой второй завтрак не особо-то её привлекает. Изящная телепортация с выпадом ноги у младшей Принцессы тут не получался — слишком низкое и узкое пространство. Кровавая дева имела целый арсенал оружия из крови: коса, килич, кнут, даже умудрилась создать лук и стрелы. Было ещё и кровавые болота, строй шипов и все то, на что хватит её фантазии. Джейд от страха не могла встать на ноги, это уже переросло в панику и ужас — сбывается её самый страшный кошмар: узкий и тёмный тоннель, кишащий жуткими пауками. Бррр, хуже для нефритовой Леди и не придумаешь! А ведь никто из императорских детей не боится. Откуда же у зелёного ассасина такой страх? Может быть её кровные родители этого боялись? Впрочем, какая сейчас к Шинноку разница?! Тут бы не помереть от страха. И вот, размозжив последнего паука, Рейко выдохнул и смахнул с молота прилипшие паучьи лапки.       – Вот же твари! – рыкнул Принц. – Впрочем, пауков тут стоило ожидать.       – У-ужасно! – дрожала старшая воспитанница. – Я с-словно вижу к-кошмар на яву!       – Вставай, сестрёнка, – Китана подала ей руку.       – Спасибо, сестра, – эденийка с трудом поднялась, стараясь прийти в себя: ей жутко вообще видеть этих пауков даже дохлыми.       – Доставай карты, Джейди, – сказал наследник. – Куда нам дальше?       – Похоже, что... рано ещё, – сказала Скарлет.       Кровавая Леди снова почувствовала чужое присутствие: ощущения были сходные с теми же, что и от этих мелких пауков, но сейчас это казалось более чётким... даже скорее не так — крупным. Уже и без способностей ведьмы все услышали более редкое и тяжёлое клацанье, а писк превратился в лёгкое завывание. Из темноты на пол упала серо-голубая вязкая капля, а следом вылезла пасть, наполненная острыми белыми клыками. В мраке сверкнули шесть глаз, похожих на капли росы или хрусталь. И вылезла уродливая паучья голова, покрытая серо-коричневой шерстью.       – Ха-ха... – истерически посмеялась Милина. – А вот и мамочка.       – Мамочка! – снова завизжала Джейд.       Одна только голова этого паука была очень крупной и страшной, просто гигантской: казалось она занимает собой весь проход тоннеля. Пронзительный визг нефритовой Леди вызвал у паука приступ агрессии: он вскинул морду и оглушающе заревел. Чтобы заткнуть его и не дать навредить сёстрам, Рейко хорошенько замахнулся на членистоногого, чтобы отвесить ему молотом по морде... однако вдруг паук обхватил навершие молота блестящими, словно лаковая кожа, лапами. Принц ощутил настоящее сопротивление, давно ему такие противники (кроме отца) не попадались. Паук крикнул прямо в лицо наследника, забрызгав его лицо и плечи слюной, а затем оттолкнул от себя с такой силой, что внешнемирец пролетел несколько метров, сбив собой несчастную эденийку, которая сама только поднялась. Это махина была не только очень огромной и ловкой, но ещё и необычайно крепко: младшая Принцесса бросила саи в её лапу, но те отскочили, словно врезались в крепкий металл. Китана же поняла, что поднять такую громадину в воздух просто невозможно, поэтому решила хотя бы немного протолкнуть её назад: своими веерами она создала горизонтальный вихрь, который только лишь обдул собой паука. Членистоногому это не понравилось и он умудрился в узком тоннеле выпятить вперёд своё брюшко и пальнуть паутиной, чтобы поймать жертву. Старшую Принцессу вмиг окутала липкая и тягучая сеть, приклеившая её к стене. Синий ассасин старалась вырваться, готовая рвать эту гадость даже зубами, потому как сама девушка теперь уж точно будет липкой, соберёт собой всю грязь и пыль катакомб, а костюм никакая служанка не отчистит. Но паутина оказалась не только липкой, но и прочной, словно толстый корабельный канат: пальцами её не порвать, а веера точно также слиплись под паутиной. Осталась одна только Скарлет: по её наблюдениям паука раздражают громкие звуки, он физически силён и ветер старшей Принцессы ему просто как ветерок. Правда вот это ничего не даёт. Кровавая Леди бросилась к единственному горящему факелу, который до того несла полутаркатанка и выставила перед собой, надеясь, что уж огня-то эта тварь испугается. Паук на удивление замер, не шевелясь и пялясь всеми своими глазами на огонь. Кровавый ассасин не поняла, испугалась тварь или просто заворожена красотой огня, однако это не означало, что противник обезврежен, ведь отец всегда говорил, что врагов должно сокрушать, иначе они снова восстанут, что позже переняла и Синдел. Кровавая ведьма резко нахмурилась и огнём факела пауку по морде, опалила ему глаза.       – Нечисть! – воскликнула Скарлет и ударила паука факелом с другой стороны. – Это тебе за Рейко! Это за Китану! За Милину! А вот это за что ты пугаешь мою сестру!       С каждой фразой Леди била всё сильнее и сильнее: яростный огонь, наполненный гневом девушки, обжёг сверкающие глаза членистоногого, его мех превратился в жёсткие огарки, а на коже остались раскалённые красные пятна, тут же покрывающиеся волдырями.       – Вот тебе огонь Внешнего Мира! – воскликнула ведьма.       Она бросила факел прямо в голову чудовища: его волоски загорелись и он отшатнулся назад. Появилась дикая боль, просто адская, такого он уж точно не испытывал. Паук стал метаться, пищать, сотрясая тоннель и стараясь потушить пламя. Во время агонии, он ударил кровавую деву лапой, приложив ту об стену. Скарлет скатилась вниз по стене, перед глазами резко потемнело и она потеряла сознание: теперь организм должен сам восстановить её силы. К тому моменту Рейко и Джейд поднялись на ноги: видя агонию паука, им не стало его жалко. Казалось, что к этому монстру никак не подступиться: старый и опытный паук знал все их уловки, а сам был словно ходячая крепость. А тут он носится от того, что его морда горит.       – Это точно привёз отец из Арныка, – догадалась нефритовая Леди. – Такие только там водятся.       – Откуда ты знаешь? – спросил Принц.       – Знаю, – односложно ответила зелёный ассасин. – Это Арныкский паук-могильщик.       – А ты не знаешь, как его одолеть? – спросил наследник.       – Кажется... да, – ответила эденийка, глядя на беснующуюся тварь. – Его слабое место — это голова! Бить нужно туда!       – Только вот так низко она к нам уже не спустится, – сказал внешнемирец. – Да ещё и темно стало.       – Свет... – задумалась сестра. – Я придумала! Нужен яркий свет, чтобы ослепить его!       – Где ж его взять? – спросил брат. – Легче глаза ему выколоть или выбить.       – В темноте? – девушка посмотрела на него. – Как ты это представляешь? Нет, нужен именно яркий свет. Мы же маги! Неужели не можем?       – Мы не маги света, – ответил юноша. – Хотя...       Рейко без особого напряжения руки создал в ладони алую магическую сферу — достаточно яркая для того, чтобы ходить тут без факела. Но Принцу она показалась несильно яркой, поэтому он влил в неё ману. Наследник мягко отпустил сферу с ладони, она взлетела и... озарила всё здесь ярчайшей вспышкой. Мало было могильщику боли от огня, так теперь его глаза словно плавились на месте от такого света. Паук уже даже не мог, потому замер на месте, закрывая глаза передними лапами.       – Рейко! – крикнула Джейд, достав разоранг. – Подбрось меня к пауку!       Принц сначала ушам своим не поверил, но с удовольствием подставил старшей сестре ладони и с трёх подготовительных замахов бросил сестру прямо в морду могильщика, хотя, конечно, в душе было опасение, что он просто сожрёт её. Но паук был ослеплён и ничего не замечал, хотя благодаря волоскам на лапах, он мог ощущать пространство вокруг, но... было поздно: нефритовая Леди, сделав в воздухе изящный пируэт, рухнула на монстра, пронзив его голову разорангом. Могильщик запищал, задергался в предсмертной агонии и... рухнул на пол. Теперь уже навсегда. Зелёный ассасин, замарав руки кровью, не остановилась: словно вырезая свой детский страх, она проделала такую дыру в голове паука, пока не увидела его внутренности. Способности убийцы, мага и акробата сыграли свою роль. Однако это не означало, что императорская воспитанница теперь сможет легко брать на руки пауков-птицеедов, как сделала мать в своё время прямо на её глазах.       – Ты молодец, сестричка! – с улыбкой похвалил её юноша.       – Прости, папочка, но твоего питомца мы убили, – сказала девушка, слезая с паука.       – Не думаю, что он о нём помнит, – усмехнулся он.       ‐– Уже всё кончилось? – раздался сзади голос Милины. – Где вы все?       – Ах, да! – опомнился Рейко: со сверкающей сферой он подошёл к младшей сестре и помог ей встать, особенно пристально рассматривая её пластырь. – Ты не ударилась? Не больно?       – Я в порядке, брат, – ответила младшая Принцесса. – Мне нужно было как следует подраться, чтобы стало лучше. Ну после подземелья я ещё поем от души.       – Может быть... вы поможете мне? – скромно напомнила о себе Китана.       – Ой, прости! – сказал Принц. –Сейчас иду.       Наследник подошёл к своей старшей сестричке, схватился за крепкую паутину и руками оторвал её от стены. Старшая Принцесса упала прямо в руки брата, но он её удержал и снял с плеча длинную паутину. Синий ассасин отряхнулась, как смогла, хотя, конечно, в таком виде самое то ходить по катакомбам. Но она была благодарна брату, что тот её освободил, а за это она даже ласково чмокнула его в щёку. Розовый ассасин тихонько подошла к Скарлет и приложила два пальца к её шее: пульс есть, значит жива. Неплохо так паук приложил кровавую Леди, хотя она доставила ему не меньшую боль, опалив морду.       – Она заступилась за нас, – улыбнулась полутаркатанка. – За каждого.       – А мы её ещё Кровавой Брюзгой называем, – к своему стыду сказал внешнемирец.       – Ну... будем называть не так часто, – пожала плечами Китана. – Она молодец!       – А надо было этого паука подманить к тебе, – приоткрыв один глаз, буркнула алая ведьма.       – Тогда мы не узнали бы о его слабости! – парировал брат. – Ну как ты?       – В порядке, – кровавая дева поднялась с пола и отряхнулась.       – Мы справились! – радостно сказала старшая Принцесса. – Нам пора идти дальше.       – Зато стало светлее, – сказала Милина. – И мне больше не надо нести факел.       Ровно выдохнув после победы, брат и сёстры вышли в большое квадратное помещение, походящее на арену: каменные столбы поддерживают собой потолок, но всё оплетено паучьим кружевом — паутиной. Но она была необычайно прочной — одна только нить толщиной с женскую руку, а чтобы разрубить её нужно будет сделать несколько замахов, словно топором по дереву. Но сжигать её нельзя — начнётся пожар. Наверняка где-то там, замотанные в коконы, спрятаны трупы смельчаков, которые рискнули сюда прийти.       – Это словно подземная арена, – сказала Китана, оглядываясь по сторонам.       – Было бы удобнее сражаться с пауком тут, – заметил Рейко. – Но что уже говорить? Давайте обыщем тут всё.       – Да тут уж сразу видно, что полно развилок, – сказала старшая Принцесса. – Но хотя бы с чего-то надо начать.       Сёстры и брат старались не расходиться далеко друг от друга, потому что не были уверены, что паутина ничего в себе не таит. Конечно им было даже интересно, зачем отец мог привезти из Арныка эту дрянь, была ли она в те века такой громадной и как она тут выживала, если была в закрытом помещение? Но это всё потом, ведь они сюда пришли не как бойцы, а как искатели сокровищ, хотя вряд ли что-то присвоят себе, ведь... всё, что есть во дворце принадлежит императорской семье. Они обходили эту арену вокруг, ища входы в комнаты или очередные тоннели, которые ведут ещё ниже или в какие-нибудь помещения. Магия крови Скарлет уже не ощущала посторонних существ, как и Милина иных запахов. Синий ассасин снова ходила и простукивала все стены, Джейд дергалась при виде дохлых пауков, а Принц старался ощутить какие-то колебания в воздухе и ауру, которые могут давать древние артефакты. Старшая императорская дочь, идя вдоль стены, быстро простукивала её кулаками, но везде стены обыкновенные: ходов и тайников за ними нет. К тому же все руки Китаны были окутаны паутиной, которую она ненароком собрала. И вот, стуча по стенам, её руках резко пробила толстый слой паутины насквозь — за ней есть небольшое пространство, сверкающее железо.       – Я тут что-то нашла! – крикнула им старшая Принцесса.       – Что там? – спросила подошедшая младшая Принцесса.       – Вот, – ответила синий ассасин и просунула туда руку. – За паутиной что-то есть. И это вряд ли просто ниша.       – Позволь мне, – попросил наследник.       Синий ассасин отошла в сторону, пропуская младшего брата: паутина довольно плотная, как несколько обмотанных тканей. Внешнемирец прощупал толщину полотна кулаком, потом ребром сложенных пальцев, снова кулаком и ладонью. И так пару раз, пока резким ударом он не пробил дыру в паучьем кружеве, а затем, просунув туда две руки, разорвал пополам. За плотной пеленой паутины скрылась поржавевшая железная дверь без ручки. Но она была непростой — на неё нанесён малый герб старой эденийской династии, тот самый, который Синдел использует в качестве печати и для перемещения в Этерию: серебряная основа покрыта качественным фиолетовым напылением, в три стороны посланы небольшие шпили, три изогнутых крюка своими верхушками касались друг друга, а чуть выше их расположились изогнутые лозы. Именно так выглядел тот амулет, которым вчера воспользовалась полутаркатанка. Они не знали, что тут делает эта дверь, куда она ведёт и не ловушка ли это, но она словно подманила к себе кровных потомков эденийских Королев.       – Малый герб королевской династии Эдении, – констатировала Милина.       – Тут и мама что-то прячет? – удивилась Китана. – Мы обязаны посмотреть, что за этой дверью!       На себя её никак не потянуть, потому старшая Принцесса несильно толкнула её от себя: железный лист протяжно заскрежетал по мелким камешкам, пропуская внутрь неожиданных и незваных гостей. Свет от ярко-бордовой сферы лишь слегка проник туда, показывая только каменный пол, присыпанный землёй. Дети зашли внутрь осторожно, крадясь, словно они воры и пришли за сокровищами. Тут оказался старый факел, который Рейко поджёг: маленькая комната вмиг осветилась мягким светом подрагивающего огня, правда завоняло жжёной паутиной и взлетела стена пыли. Однако стало видно... настоящий схрон: на старых покосившихся манекенах висели пожранные молью и пауками платья из шелков и атласа, окутанные паутиной, словно кружевом, стоял полный шкаф с древними книгами, старинная кушетка из эбенового дерева и обитая жаккардом цвета индиго, в коробах лежали стеклянные флаконы, была даже обувь.       – Видимо давно мама тут не была, – сказала синий ассасин, оглядывая помещение. – Она бы не допустила такой беспорядок.       – Раз так, то, вероятно, она об этой комнате даже не знает, – сказала младшая Принцесса.       – Или не помнит, – предположила Джейд. – Она ведь... погибала.       – Я соглашусь с Джейди, – сказал Принц. – Скорее всего она забыла об этом.       – Она у нас все помнит... – буркнула Скарлет. – ...что порой меня бесит.       – Да будет вам спорить! – угомонила их Китана. – Давайте-ка всё тут осмотрим, а потом заберём. Магией папа наверняка восстановит всё, что тут есть!       Все кивнули, правда разойтись тут особо некуда — пространства мало. Обе Принцессы открыли тяжёлые дверцы книжного шкафа, петли которого уже давно не промазывали, а затем по очереди чихнули, чем позабавили брата и сестёр. Книги тут старинные, в дорогом кожаном переплёте, но страницы уже рассохлись, потому выпадали из обложек на пол, а младшая из сестёр старалась подобрать. Нефритовая Леди рассматривала склянки в коробах: засохший ресничный порошок, заплесневевшие румяна, растаявшая помада и выдохшиеся духи — натуральная косметика из природных материалов, но сейчас в Эдении такую не делают, ведь несколько поменялись способы их создания. Кровавая Леди рассматривала старинные платья, хотя такие уже давно не в моде, даже если устроить бал в стиле старой Эдении, когда она была на пике своей славы и величия. Наследник же увидел, что у стены на что-то постелена пыльная чёрная ткань, которую он осторожно сдёрнул и увидел картины, нарисованные рукой его матери: пейзажи, натюрморты, животные, зарисовки членов её кровной семьи. Многие они уже выцвели, протёрлись и даже не были дорисованы, однако не утратили своей прелести.       – Красиво, – заметил Рейко, рассматривая нарисованную матерью иллюстрацию из книги.       – Книги старинные, древний язык Эдении, – сказала Милина. – На таком уже даже никто не говорит.       – Странно, что всё это лежит здесь, – сказала Джейд. – Такой косметикой никто не пользуется, сейчас она совсем другая.       – И картины пришли в негодность, – сказал Принц.       Их мама была весьма талантлива во многих искусствах: живопись, игра на арфе и флейте, пение, создание макетов и многое другое. Если бы дети знали об... отцовском портрете в стиле ню, который нарисовала мать, то по достоинству оценили бы её навык. Правда лучше им этого не видеть. Разбирая целое хранилище картины, императорский сын увидел одну такую, которая была плотно и крепко уложена и замотана в льняные ткани, при том так, словно это не просто картина, а витраж или мозаика из драгоценных камней. Внешнемирец не понял, что это такое и почему так бережно замотано... а от этого интерес пробуждался ещё сильнее. Юноша поднял это большое полотно, срезал ножом верёвки и снял ткань. В темноте, разрезаемой факелом, на холсте, обрамлённом позолоченной раме, Рейко увидел... свою мать: такую красивую, изящную и совсем ещё молодую, видно, что пока у неё не появился мягкий усталый взгляд, уверенность в себе и своей власти. На картине была изображена совсем молодая тогда ещё Королева Эдении: её лицо ещё не тронуто страхами и возрастом, формы и фигура девичьи, не знавшие бремени. Видимо это она ещё в бытность Принцессы или первых лет правления Эденией на посту Королевы. Эденийка, обряженная в нежное сиреневое платье, восседала на королевском троне, держала в руках белое пушистое перо и мягко улыбалась, располагая к себе. А как хороши глаза: кажется, что серые, но они карие с фиолетовым оттенком. Кем бы ни был автор этого портрета, но он мастер от природы и руки у него золотые! Но Принц восхищался не его работой, молодостью своей матери или даже удачно выбранной позой, а... самим существованием холста. Нет, наследник не считал это чем-то постыдным и зазорным, ведь он так прекрасен, но в груди заколотилось сердце, в голове пронеслись самые чудесные воспоминания из детства, а следом грубость и жестокость отца. Внешнемирец на миг стиснул зубы, словно где-то в груди зияет кровоточащая рана, а затем посмотрел на картину, чуть сузив глаза. По щеке юноши невольно потекла слеза: он так долго жил без матери, что помнил её только по портретам. Он утёр слезинку, чтобы сёстры не видели. К нему подошла Джейд, перенюхав испорченные духи. Увидев изображённую на холсте приёмную мать, она сначала вздрогнула.       – Мать моя... – с придыханием проговорил Рейко. – Это же... тот самый портрет...       – Это же... – повторила за ним нефритовая Леди. – Тот самый портрет, который висел у тебя над камином! Отец подарил его тебе, когда дал личные покои, чтобы ты не забывал, как выглядит наша мама.       – А потом он пропал, – сказал Принц. – Я думал, что тогда напился и уничтожил его.       – Его спрятала я, – спокойно призналась Скарлет.       – Что?! – возмущённо вопросил наследник.       – Когда ты узнал, что Милина стала наследницей отца, то ты напился так, что разнёс свои покои в щепки, – ответила кровавая Леди. – Пока ты бил окна, я прошла к тебе, сняла портрет и убежала. Не хотела, чтобы эта реликвия пропала.       – То есть ты знала, где он, что тут живёт паук и... вообще знала, где вход? – спросила зелёный ассасин.       – Если бы знала, то я бы с вами не пошла, – усмехнулась кровавая дева. – Больно надо с пауками махаться! Но я укутала портрет в ткани и хотела вывезти из дворца, но потом умер отец, всё закрутилось и... он просто исчез, как я подумала. Как он оказался тут да так хорошо спрятан — не знаю.       – Спасибо тебе! – внешнемирец подошёл к ней и обнял. – Если бы не ты, то... я бы уничтожил кусочек памяти о нашей матери!       – Что такого особенного в этом портрете? – спросила подошедшая Милина, собрав стопку бумаг.       – Мы называли это портретом знакомства, – ответила Джейд. – Отец говорил, что заказал его после смерти бабушки Фрейи, чтобы посмотреть на новую Королеву Эдении, но когда увидел её на портрете, то влюбился и пригласил к себе.       – Как романтично! – прощебетала младшая Принцесса.       – А после этого я была зачата, – улыбнулась Китана. – Это была судьба.       – Ты прелесть, сестричка! – улыбнулся брат.       Но старшая Принцесса к ним не подошла, потому что измучилась с бумагами: они просто сыпались ей в руки и на пол. Теперь всему этому бардаку нужна хорошая реставрация, чем очень любит заниматься Синдел, ведь в императорской библиотеке все старинные книги стали выглядеть как новые. До верха синий ассасин не достала, потому случайно задела одну из книг пальцем и она упала ей прямо на голову.       – Чёрт! – воскликнула девушка.       Потирая ушибленную голову, Китана подняла с пола дорогого вида книгу: бархатный свалявшийся и помятый футляр хранил в себе книгу с обложкой из кожи ящерицы цвета сливы, края украшены золотым напылением, а на обложке личный герб матери. Старшая Принцесса раскрыла книгу: форзац слегка расклеился, словно его нарочно отдирали, но почерк — писала её мать, это уж она точно узнает. Императорская дочь полистала пару страниц: описание будней тогда ещё Принцессы Эдении Синдел, её обучения, взаимоотношений с семьёй и всём том, что сопровождало её в течении всей жизни, при том довольно подробно, даже диалоги были. Так это же личный дневник её матери! Такие вели все члены королевской семьи, кроме самой Кити, так как ей было некогда заниматься этим: турниры, бои, учёба, тренировки, выслушивание нотаций отца. И тут девушку осенило.       – Апрель, март, февраль... – тихонько перечисляла синий ассасин, загибая пальцы. – Август! Август-август-август...       Китана стала судорожно листать страницу за страницей, ища нужный ей возраст и месяц. Принцесса видимо была взволнована и имела некое предвкушение. Она листала те дни августа, которые подходили по возрасту и месяцу... зачатия Принцессы. Да, там личные мысли молодой Королевы, её терзания и переживания, а дочь так нагло лезет в... родительскую постель. Ассасин уже давно смирилась с тем, что она — незаконнорождённый ребёнок, просто приняла этот факт, так как совершенно точно родители любят её, а мать так и вовсе не стала бы делать аборт даже если бы знала, что ребёнок от другого мужчины. Но Китана желала узнать про этот день в мельчайших подробностях, ведь до сих пор она не понимает, что там у родителей были за переговоры, как так случилось, что мать не поняла, что беременна от своего любовника и почему отец не ощутил родную кровь? И вот Принцесса нашла приблизительную дату... хотя во многом её привлекло выделенное жирным шрифтом слово «‎переговоры»:

«Переговоры прошли ужасно: Император Внешнего Мира самовлюблённый и самоуверенный нахал».

      Две строчки. Одно короткое предложение. И... всё? А где же эмоции, подробные описания и хоть какие-то положительные моменты? Ассасин жалостливо поджала губы и ощутила примерно то же самое, что и брат, только вот... в негативном ключе: он нашёл портрет, который всю жизнь висел в его покоях, а она узнала, что для матери этот день принёс только разочарование. Нет, безусловно Китана понимала, что тогда преданная Джерроду хотя бы по свадебной клятве Синдел явно ощущала на себе тяжкий грех и позор, за который в те времена клеймили. Но тогда в Румынии, когда Принцесса сообщила своим родителям, что она на 99,9% является дочерью Шао Кана, то не было споров и шуток, они были искренне этим обрадованы и счастливы, особенно отец. У них не осталось стыда за те свои «‎переговоры», приведшие к их знакомству и рождению старшей дочери. Императрица имела право ненавидеть Императора, но она написала всё слишком коротко и как-то спокойно, как данность, а не сиюминутный гнев с восклицаниями.       – Китана, что такое? – заботливо спросила Джейд.       – Она ненавидела этот день, – ответа Китана.       – Какой день? – спросила Милина.       – День их знакомства, – ответила старшая Принцесса и передала для чтения сёстрам дневник матери прямо на той самой странице. – День моего зачатия.       – Что? – не поверила младшая Принцесса, подойдя к сестре, а затем прочитала то же самое. – Да ну! Не верю я в это. Мама любит папу!       – Для неё это... день знакомства с нахалом, – констатировала синий ассасин. ‐ Да и... это была страсть, не любовь. Сейчас любовь, а тогда нет. День позора.       – Всё равно не верю, – покачала головой полутаркатанка. – Такого не может быть! Ну вот не верю и всё тут. Я чувствую, что что-то тут не так. Ты сама говорила, что мама любит всё расписывать!       – Может после этого она не имела сил? – предположила старшая сестра.       – К Шинноку это всё! – Рейко крепко обнял сестру. – В тебе та же кровь, что и во мне! Ты моя сестра! Вспомни, как говорила наша мама: «Дети рождаются от любви»! Для нашей мамы нет большего счастья, чем быть любящей женой и матерью!       – Как я рада, что у нас один отец! – сказала Китана и обняла его.       – Для меня ты всегда была сестрой по отцу и по матери, – сказал Принц.       – Раз есть сомнения, то у нас есть живые свидетели тех событий: папа и мама, – разумно сказала Скарлет. – Спросим у них напрямую про портрет и дневник.       – Хорошая мысль! – кивнул наследник. – Но нужно забрать здесь всё! Всё что есть: книги, косметику, платья, картины. Всё! Мама точно признает свои личные вещи и дневник.       – Да, в конце концов я должна знать, как отец и мама... сделали меня! – уверенно сказала старшая Принцесса.       – А если не поймёшь, то придётся показывать, – усмехнулась кровавая Леди, взяв шкатулку с украшениями.       – Я с Лю сама уже этот опыт испытала! – несколько гордо сказала синий ассасин, взяв книги.       – Кити? – розовый ассасин лукаво изогнула бровь.       – Нет, я не беременна! – тут же ответила старшая сестра, вздёрнув нос.       – Мы поняли, что ты хотела сказать, – сказал брат. – Ну тогда берём всё и идём.       Императорские дети, похватав кто что и всё то, что смогли бы донести, потащили находки к выходу из катакомб. Чем ближе они были к выходу, тем громче и чётче слышали командный голос Тани, что здесь стражу для охраны и освещения потайных ходов, которые наверняка ещё даже наполовину не изучены.       Тем временем в правом тоннеле дворцовых катакомб Шао Кан и Синдел потихоньку продвигались вперёд, не спеша, чтобы не попасть в ещё возможно не сработавшие ловушки. Император, дабы не разнести все стены своим молотом, предпочёл взять карту и вместе с супругой изучать по ней катакомбы. Императрица же шла вдоль стен, простукивая их своим гуань дао — никаких тайников. Уж и не стоит говорить о том, как тут темно, пыльно, грязно и душно, что Канум постоянно трогала свои волосы, которые теперь нужно заново мыть. Кан не обращал внимания на все здешние неудобства, потому что бывал и не в таких условиях. Внешнемирец слышал, как эденийка простукивает стены, но этот звук не раздражал его, ведь иначе не найти тайники.       – Ну что, милая, ничего нет? – спросил мужчина, идя впереди.       – Пусто в плане пустот, – ответила женщина.       – Как в чьей-то голове, – пошутил он.       – В чьей? – она изогнула бровь. – Уж не в моей ли?       – Я про тебя в таком плане вообще никогда не думал, – ответил Шао. – Разве твоя голова, где столько гениальных мыслей, благодаря которым наша Империя процветает, может быть пустой?       – В эту голову вложено столько сил моих учителей и знаний, что, пожалуй, там целая книга, – улыбнулась Дели.       – Ты большая молодец, милая! – с улыбкой произнёс Император. – А ещё красавица, какой нигде не найти!       – Надеюсь, что тут нигде не замурованы красавицы, – сказала Императрица и снова постучала по стене.       – Ну... вряд ли такое может быть, – Кан пожал плечами, сверяясь с картой.       – В Эдении такого нет, – сказала Канум. – Ну в смысле катакомб. У нас только уйма потайных ходов, которые продумывала ещё моя прапрабабушка, а потом прабабушка.       – А у нас они не для побега, как видишь, – пояснил внешнемирец. – А для хранения чего-нибудь: сокровищ, например, или чего-то важного.       – Уж не знаю, что тут может быть, – сказала эденийка.       – Всё что угодно! – сказал муж. – Хотя... моё сокровище сейчас идёт рядом со мной и исследует катакомбы.       – Дракончик, ты всегда умеешь подобрать слова, чтобы вогнать меня в краску, – смутилась жена.       – Потому, что я тебя люблю больше всего на свете! – с улыбкой произнёс он. – И детей тоже! И убью любого с особой жестокостью, кто посмеет вам навредить!       Синдел уже хотела наскочить на Шао Кана со спины и крепко обнять, но... послышался странный звук, появившийся из ниоткуда и прокатившийся словно мимолётно, как рядом кто-то прошёл. Император и Императрица тут же замерли на месте, ведь такие звуки они явно не ожидали тут встретить. Кан сложил карту и убрал за пояс, а в руках появился молот — нужно в первую очередь защитить любимую. Раздалось частое постукивание по полу, словно когтями. Гортанный рык, походящий на человеческое проигрывание воздухом по нёбу или урчание в животе, хотя супруги сыты, появился как-то странно: словно начал сверху, а окончился снизу, уходя вглубь. Он был как завихрение, но это явно не ветер из глубин темноты.       – Мы не одни! – догадался внешнемирец. – Милая, встань поближе ко мне и не отходи.       Мужчина стал вглядываться в темноту, ведь он прекрасно в ней видел, благодаря драконьим глазам. Для него это стал словно свет, потому Шао Кан увидел... игривые и какие-то завлекающие телодвижения, хотя это полноценно нельзя назвать человеческим телом: удлинённое гладкое нечто с тонкими и изогнутыми лапками. Императору это показалось гусеницей, даже не червём и не змеёй, а по размерам больно великоват. Либо Кан ошибается, либо не на ту дорогу они попали. Пропустив пару вздохов, из темноты, словно две стрелы, вылетели два толстых ярко-красных уса, бросившиеся под ноги правителям. Женщина машинально использовала левитацию, а мужчина отбил его молотом, словно брошенный мяч. Затем себя явила сама тварь: огромная, длинная, стройная с мощным хитиновым панцирем и щелкающими жвалами. Окрас был тёмно-бурым, похожим на пустынные скалы.       – Сколопендра! – сразу сказала Синдел. – Мне таких тётка Ноэлия в постель подкладывала, только маленьких.       – А эта размером с двух лошадей! – сказал Шао Кан. – Будь осторожнее, милая!       Насекомое, передвигающееся медленно, вдруг совершило резкий бросок вперёд на Императора, но не на того напал: он ударил тварь молота по голове, заставив отойти. Лап у сколопендры много, потому при желании она могла и бежать, и запрыгнуть на потолок, свободно передвигаясь по нему. Оттолкнувшись хребтом от пола, она очутилась на потолке и стремительно, словно конь, понеслась на Императрицу. Канум ударить себя не дала, тоже не простая дамочка: она увернулась в левитации и её гуань дао осекло пару тонких ножек сколопендры. Ожидая, что это заставит противника отступить, эденийка ошиблась — этого было мало. Сколопендра оторвалась от потолка и в воздухе мгновенно свернулась в шар, ударяясь от пол и сотрясая всё вокруг. Набрав достаточную скорость, она двинулась на императорскую пару. Кан и отбить эту атаку не успел, потому вместе с женой прижался к стене. Монстр так и катался туда-сюда, пока внешнемирец не рассчитал скорость её движения и подгадал момент: ударом копья он залез прямо под её панцирь и с мясом выдернул ещё несколько ножек — они пару секунд были живыми, потому задергались и отмерли. Но тварь на это не отреагировала, а потом... внезапно подпрыгнула, словно шар, и резко распрямившись, ударилась об пол, стремительно уйдя под землю.       – Ей даже отсутствие лап не мешает! – скривилась Синдел, а затем ощутила, как внезапно затряслась земля.       – В сторону! – крикнул Шао Кан.       В первую очередь думая о безопасности Императрицы, Император подхватил супругу одной рукой и подтащил к себе: многоножка частично вынырнула из-под земли, словно акула из водных глубин. Та рычала, отряхивая усы, которые били по земле словно плети. Кан и Канум дождались, когда усы будут хлестать уже не так больно, потому подлетели к ней и стали бить по морде: он хлёстко, словно пощечинами, бил чудище молотом, а она секла его морду лезвием гуань дао. Видно, что сколопендре это не понравилось, потому она, видя такой серьёзный напор, частично сжалась в клубок.       – Ха, не нравится?! – кричала эденийка.       – Берегись! – воскликнул внешнемирец и отпихнул её.       Сколопендра резко раскрылась, закрутивший вокруг своей оси, будто колесо, и, словно хлыст, мощно ударила Шао своим телом, отбросив того от себя. Император отлетел к стене, да так, что оставил вмятину от своего тела. Кан болезненно порычал, стараясь подняться, чтобы отомстить этой многоножке за такой удар.       – Шао! – испугалась за него Императрица, а потом грозно посмотрела на тварь. – Этого... даже я себе не позволяю!       Канум, поднявшись в воздух с помощью своей левитации, набрала полные лёгкие воздуха и оглушительно закричала на сколопендру. Из её рта вылетели крупные кольца крика банши, которая пришла на помощь своей хозяйке, выглядывая уродливой старухой. Тварь упёрлась всеми своими уцелевшими лапами, чтобы её не сдуло, но видя, что урон серьёзный, она резко зарылась под землю, спрятавшись от звуковой волны — теперь она недосягаема.       Получив столь желанную передышку, эденийка тут же спустилась наземь и бросилась к мужу. Шао Кан всё-таки мужчина крепкий и выносливый, потому отделался только поднятием пыли и парочкой ушибов даже без крови и сломанных костей. Оперевшись на стену, Император положил руку на ушиб, стараясь исцелить себя, хотя он не столь серьёзный, но Императрица будет волноваться за его раны и отправит к лекарям. Канум подошла к Кану и положила свои ладони поверх раны, надеясь, что свои необъяснимые силы исцеления она не растратила после смерти обожаемого отца, которого лечила от желудочной болезни. Эденийка не пела и не читала заклинания, но от ласки и тепла любимых женских рук внешнемирцу стало легче и он улыбнулся. Муж, глядя на заботу жены, нежно погладил её по щеке, а она прижалась к его ладони, ласково обхватив руками его толстые запястья.       – Чего ты улыбаешься? ‐ удивилась она.       – Ты моя эденийская целительница, – улыбнулся он и хотел уже было её поцеловать, но земля снова затряслась. – Ох, не оставит же нас эта тварь в покое! Надо избавиться от неё!       Шао Кан встал на ноги и величаво, словно атлант, расправил плечи, закрыв собой Синдел. Как только сколопендра вылезла из-под земли, Император решил опробовать на ней свои новые силы, полученные им от тела полубога Дэйгона: он окутал переростка своей кислотно-зелёной магией и крепко приложил об пол, а затем этой же магией перевернул на спину. Супруги увидели, что брюхо многоножки было мягким и уязвимым — её слабое место. Кан тут же призвал свой увесистый молот, чуть покрутил в руке и с большой силой ударил им по брюху многоножки: тварь согнулась пополам, словно книга, задергалась, а потом... затихла. Этот удар был фатальным. Гнев во внешнемирце разыгрался нешуточный — давно его так не прикладывали. Мужчина замахнулся посильнее и ударил ещё раз: из брюха хлынул кровавый фонтан, забрызгав руки победителя. Он ударил в третий раз: брешь в брюхе сколопендры стала такой, что выпустила из себя её внутренности. И так удар за ударом, пока кровавый фонтан не превратился в кровавую кашу. Для довершения своей мести Шао Кан подошёл к трупу с морды, упёрся ногой прямо на рот, схватился за усы и... стал тянуть на себя с невиданной силой. Лицо Императора лишь слегка покраснело от потуг. Услышав хруст, Кан резко дёрнул его усы на себя и те были выдраны со своего места. Два плотных и толстых уса внешнемирец бросил к ногам эденийки.       – Можешь сделать себе сапоги из её усов, – сказал мужчина.       Синдел, оцепенев от увиденной жестокости, смотрела на своего могучего Дракончика, что не на шутку разъярился. Теперь его нужно срочно успокоить. Шао Кан резко развернулся к жене: его лицо наполнено гневом, желанием убивать, а зубы стиснуты так крепко, словно вот-вот раскрошатся, а ярость его настолько велика, что и жена может попасть под горячую руку. Император пересёк то короткое расстояние, что было между ними, обхватил прекрасное лицо Императрицы своими окровавленными руками и притянул к себе для поцелуй. Кан и сам хотел успокоения для себя, пусть и через Канум. Целовал внешнемирец жадно, напористо и грубо, проталкивая язык в самые сокровенные уголки рта эденийки, что её язык лежат неподвижным пластом. Женщина очень разгорячилась от такого страстного поцелуя и е смела отпускать своего дикого и грозного Дракончика, который только что своими руками убил огромного монстра у неё на глазах. Шао испачкал своими руками щёки и плечи Дели, потому облик её стал не столь жестоким, сколь безумным, хотя мягкий и добрый взгляд вряд ли выдавал такое. Император оторвался от губ Императрицы и с тяжёлым дыханием приложился губами к её лбу: ему просто нравилось касаться своей супруги губами.       – Я сделаю из его головы чучело и повешу в своём Трофейном зале! – сказал Кан. – Повешу её между внешнемирским быком и ош-теккским буйволом.       – Ты мой могучий Дракончик! – с улыбкой сказала Канум, восхищаясь своим мужем. – Уверена, он будет отлично смотреться!       – Я тут тебя испачкал немного, моя магнолия, – сказал внешнемирец, пальцем размахав кровь на её щеке       – Платочек всегда при мне, – эденийка вынула из груди сложенный платочек и стала оттирать там, где ощущала кровь.       – Давай я лучше нас магией очищу? – предложил муж. – И платочек тоже.       – Давай, – улыбнулась жена.       – Легко! – он щёлкнул пальцами и вся кровь с грязью полностью исчезли с них, словно их и не было.       – Спасибо, – сказала она.       – А эта тварь пусть пока полежит, – сказал Шао Кан. – Я ещё вернусь за её головой! – он вытащил из-за пояса карту. – Идём, милая.       Обойдя труп гигантского насекомого, который уже не встанет, они пошли вперёд. Синдел снова простукивала все стены, а её муж, держа карту, уже одной рукой нёс молот, потому что не хотел, чтобы его снова застали врасплох. Император понял, что силы полубога взяли своё, не напрасно дочь и будущий зять притащили его. К тому же предки Императрицы не жаловали Аргуса и его потомство за то, что он не помог Изольде в войне против вампиров, потому и тело его оставлять незачем. Канум же несколько устала трясти рукой и простукивать стены, чтобы что-то найти: идут они долго, но пока никакого поворота или двери, пустота. Зато полно сломанных ловушек и трупов. Эденийка могла бы уже уйти, но не может оставить этого внешнемирца-холерика, который по щелчку пальцев превращается в убийцу, хотя и для защиты своей жены. Супруга шла и уже просто для вида стучала по стенам, отчаявшись что-либо найти, как вдруг... раздался стук, отдавшийся пустотой.       – Стоп! – сказала Синдел. – Слышал?       – Что? – обернулся Шао Кан.       – Полость, – Императрица снова тут постучала.       – Но... по карте тут ничего нет, – сказал Император и сам постучал по каменной кладке, где и правда, судя по стуку, оказалась пустота. – Потайная комната, не указанная на карте?       – Новая? – предположила Канум.       – Или намеренно спрятанная, – сказал Кан. – Отойди.       Внешнемирец хорошенько размахнулся своим молотом и одним ударом разнёс стену: та рассыпалась на мелкие кусочки. Слух и ожидания их не подвели: за кладкой тоннеля оказалась тяжёлая дверь из куска металла, которая ещё даже не проржавела. Однако привлекал её символ: крупный камень изумруда с вертикальной вставкой из оникса, а вокруг золотая рамка.       – Знакомый символ, – сказал Шао. – Слишком знакомый! Неужели это...       – Что, милый? – с тревогой спросила Дели.       – Онага! – сообразил Император. – Он носил такой символ на груди!       – Тот самый?! – удивилась Императрица. – Король драконов и первый Император Внешнего Мира?!       – Да, он самый, – ответил Кан и злорадно улыбнулся. – Всё считал меня своим слугой, генералом. А теперь я стою на пороге его тайника! Интересно даже, что этот ящер тут хранил?       – Давай узнаем, дорогой, – с улыбкой предвкушения сказала Канум. – Открывай её.       Внешнемирец навалился на увесистую дверь и толкнул её: весь тоннель заполнил скрип дверных петель и скрежет металла по каменному полу с земляной присыпкой. Дверь оказалась вполне тяжёлой и крепкой, значит Онага явно не хотел, чтобы сюда кто-то входил. Видимо дверь рассчитана на его силу. Войдя внутрь, на супругов тут же хлынула пыль и по носу прокатилась паутина. В ладони Шао Кана тут же загорелась кислотно-зелёная сфера, осветившая собой коморку: это было тёмное и мрачное помещение, пропитанное сыростью и стариной, пахло старинными пергаментами, отдающие затхлым ароматом ванили, к тому же примешалась древесина. Во мраке виднелся только блеск старых золотых монет, разложенных по нескольким роскошным сундукам. Стали видны шкафы со старыми исписанными пергаментами, портретами, списками, книгами и прочим «барахлом», которого полно и в королевском дворце в Эдении.       – Неужели мы нашли сокровища? – удивился Император. – Потрясающе! Где же здесь лампа...?       Кан стал искать взглядом лампу или хотя бы её подобие, чтобы зажечь её и чтобы стало светлее. На одной из бочек, в которой могло оказаться что угодно (в том числе и порох), внешнемирец увидел старую обтянутую паутиной лампу из стекла и позолоты. Масло в ней есть, потому мужчина поджог неё: сразу стало светлее, а сферу он убрал. Шао подошёл к раскрытому сундуку и взял крупную горсть монет, покатывая её меж пальцев. Когда-то этими деньгами он получал жалование от простого солдата до генерала и первого советника Онаги: на аверсе его портрет, а на реверсе символ драконьего глаза. Император уже и позабыл, как они выглядят. Императрица же осторожно прошла к книжной полке, у которой небрежной грудой лежали стопки бумаг, сложенные в папки. Взяв самую верхнюю, Канум открыла её и стала его читать:

«Эмилиана, Фаустина, Иллирика...».

      Список был длинный, растягивался на несколько страниц, тут было более тысячи имён, всё распределено по каким-то... видам, а рядом были цифры. Часть букв стёрта, от чего и не пойдёшь, кто все эти девушки. Шао Кан подошёл к Синдел, заглянув в её чтиво.       – Записи с женскими именами, – заметил Император. – Если это Онага, то... учитывая то, что их тысячи — это всё имена наложниц.       – Сколько же тут девушек? – ужаснулась Императрица.       – Онага любил оргии, сношался раз по пять за день, – спокойно ответил Кан, подбросив монету пальцем.       – Какой ужас! – покачала головой Канум.       – Я был таким же в своё время, – вспомнил внешнемирец.       – Да, ты говорил, что тоже любил оргии и за ночь к тебе могли прийти по две или три наложницы, а ещё несколько днём, – сказала эденийка.       – Но это всё в прошлом, – продолжил муж. – Сейчас у меня одна прекрасная жена, что даже бесконечное множество наложниц не устоит перед её красотой и умом!       Синдел тепло улыбнулась от смущения, но вскоре обратилась к иным книгам: такие старые и древние, наверняка времён зарождения Внешнего Мира и правления её прабабушки Стефании I, а то и старше. Шао Кан же подошёл к второму сундуку, что был намертво закрыт и обмотан цепью. Но даже это не удержит Императора от тайн, что так прочно скрыты в сундуке. Кан легко разорвал цепь и отбросил прочь покорёженные кольца, а затем открыл ящик. Тут лежали сверкающие золотые монеты того же вида, натуральные драгоценные камни и самые искусные украшения. Но были ещё и пергаменты, в также две колбы: одна с чем-то зелёным, другая с кровью. Внешнемирец взял первую колбу: в ней лежала зелёная чешуйка... того же цвета и размера, что и у покойного Онаги. Даже интересно, зачем его предшественник спрятал тут свою кровь и чешую? Впрочем, ход мыслей Короля драконов всегда было трудно понять, ведь у него мысли всегда были странные и путаные: он сначала загорался идеей, а потом отказывался или забывал о ней, легко отдавал приказы о казни, а уж на эшафоте миловал, потому что находил в приговорённом пользу. Хотя одна постоянная идея у него была — он хотел править вечно. Сначала эту идею оборвал сам Шао Кан, отравив Короля драконов, а потом, когда он воскрес, обманув Суджинко, тот убил его в тяжёлой битве. Хотя во многом тогда ещё просто Шао сам хотел править Внешним Миром, завоёвывать миры под своё начало и править над всем живым, что есть в этих мирах. Император отложил колбу и покопался в бумагах: приказы, чертежи, но вот одна была помечена... нарисованным алым сердцем. Это что же, у Онаги была тайная любовь или он когда-то любил, что аж оставил такую отметку? Кан даже усмехнулся над слабостью своего предшественника... хотя и сам был влюблён до умопомрачения. Внешнемирец без стыда вскрыл письмо, деловито развернул его и стал читать его, но по мере того, как он читал, то его глаза ширились от ужаса... вернее даже удивления:       «Я Мерихильда, Леди Внешнего Мира, пишу своё последнее письмо в жизни. И этот сундук с помощью моего верного друга, окажется там, где нужно. И мой маленький сынок узнает о нём, когда придёт время.       Мой Шао, мой сыночек! Прости, что тебе выпало такое начало твоей жизни. Всё должно было быть не так, но твой отец посчитал иначе. Если бы я не сбежала, что всё было бы совсем по-другому: ты бы никогда не родился. Когда-то я была Леди, одной из претенденток на трон Внешнего Мира. Но Онага пришёл и завоевал этот мир, ровно, как и другие, объединив их в одну большую империю. Ему нужна была только власть. Ни любовь, ни семья: ему не нужна жена, ему нужны наложницы. Много наложниц, а как дракон, он стережёт своё. Ему приводили множество девушек знатных и простых кровей. Ради нового правителя продавали всех: герцогинь, графинь, баронесс и простых невольниц. Но я была самой красивой на свою беду и он выбрал меня, как постоянную наложницу. Его желание как можно скорее осквернить и опозорить меня, как претендента на трон Внешнего Мира, как женщину, которая могла править, ведь по его мнению женщина — скот и свиноматка. Как и всех девиц гарема меня хотели стерилизовать, но Онага так желал меня опорочить, что нарушил правило и изнасиловал меня: взял грубой силой, оставив на мне тяжёлые раны от своих когтей. Так продолжалось довольно долго: он мучил меня, терзал, звал по несколько раз на дню, пока я не забеременела. Однако ему не нужен был наследник: он боялся, что он сместит его с трона и убьёт. Как только Онага узнал, что я беременна, то приказал избавиться от плода, желал сделать это лично. Но один из евнухов помог мне: он провёл меня через потайной ход и я сбежала с ребёнком под сердцем. Я прихватила с собой немного вещей и его кровь с чешуйкой, чтобы были доказательства. Да, сыночек, твой отец — Король драконов Онага. Я не знаю, что будет с тобой дальше, но точно знаю одно: никогда не опускай руки, никогда не иди по пути зла и верь в лучшее. Строй счастье своими руками. Более всего я боюсь, что кровь отца возьмёт своё и ты станешь тираном.       Я очень тебя люблю. Твоя мама».       Шао Кан... словно окаменел, письмо выпало из рук прямо в сундук, а он сам, чувствуя сильный жар по телу, резко сел. Императору стало безумно жарко в ледяных и сырых катакомбах: он стащил шлем и бросил его рядом с собой, а потом закрыл щеки ладонями, пытаясь осознать прочитанное — это был мамин почерк и он очень хорошо его помнил. Но к своему стыду Кан уже плохо помнил свою мать: это была очень красивая женщина знатных кровей, но жила бедно и очень скромно в какой-то лачуге, одна воспитывая сына. Внешнемирец помнил, что его мать была кареглазой брюнеткой, но с годами её образ становился всё более туманным и загадочным. Она умерла молодой, мало говорила о своём прошлом, предпочитая уходить от этой темы, завлекая маленького сына другими вопросами. У неё было древнее и очень необычное имя — Мерихильда, или коротко Мэри. И теперь его отец — Онага: тиран и узурпатор не хуже него самого, но он его крови и... он пролил эту кровь самым подлым образом — подал ему яд в вине. Получается отец лишил его матери, а он лишил себя отца. Столько лет мужчина терзался вопросом, кто он по крови, кто его родители и почему... его жене так повезло расти в полной семье, а он с пяти лет скитался по улицам Внешнего Мира в поисках пропитания и жилья? Выходит, что он был нежеланным ребёнком, хотя изначально Шао и думал, что это так: он ненужный, раз Онага хотел, чтобы Мерихильда прервала беременность. Что ж, теперь Император вполне может понять свою старшую дочь Китану, правда если бы он знал, что это его ребёнок, то никогда бы не отпустил от себя свою любимую и не заставил бы избавляться от ребёнка. Ужасная ситуация... просто не передать словами. С мужчины стекал пот из-за жара, а он старался прийти в себя от прочитанного.       Синдел, просматривавшая очередную книгу, вдруг бросила взгляд на мужа и ошалела: супруг сидит на полу весь в поту, словно только что проснулся от кошмара или прошёл крайне сложную битву. Императрица тут же отложила книгу и подбежала к него. Канум нежно обхватила лицо Кана руками и посмотрела в его алые глаза: они были полны шока, недоумения, не понимая и даже гнева.       – Дракончик, что с тобой? – обеспокоенно спросила эденийка.       Ни слова не говоря, внешнемирец указал на развернутое письмо, что лежало рядом с ним в раскрытом сундуке. Женщина в неком непонимании взяла его в руки и стала читать: каждое слово поражало её всё больше и больше, серые очи расширялись от шока, а губы искривились в недоумении. Шао Кан не полный сирота, как Скарлет, которая даже не знает имён своих родителей, а... законный наследник престола Внешнего Мира, который он получил кровью, но был его достоин по праву рождения. О Леди Мерихильде Императрица никогда не слышала, а вот Онага... был тёмным пятном в её семье: именно он был предполагаемым женихом её матери Фрейи.       – То есть... твой отец... – Канум прочла письмо до конца и подняла взгляд мужа. – Онага?       – Да, – мрачным голосом ответил Кан. – Я. Убил. Своего. Отца.       – Нет! – эденийка снова обхватила его лицо руками. – Нет-нет! Ты не знал этого! Ты не знал!       – Моя мать... претендентка на трон из знатного рода, – говорил внешнемирец. – Мой отец — одно из самых могучих созданий во всех мирах. Но... у меня нет никого из них! Причём отца я убил собственноручно!       – Тогда это был не отец! – жена обняла его. – Это был твой господин и мучитель!       – Вот этой самой рукой я налил яд в его вино, – муж поднял правую руку. – Ей же поднёс ему кубок. Всего несколько минут и он упал замертво. Его последние слова: «Будь ты проклят, выродок!».       – Он не знал, что ты его сын, – сказала она. – Но выходит, что мой муж — сын бывшего жениха моей матери.       – Но тем не менее, он не был мужем твоей матери и, насколько я знаю, у него с Фрейе не было плотских отношений, – сказал он. – Значит он не имеет к тебе никакого отношения. Но знаешь: его последние слова... он похоже догадался, что я его сын.       – Он хотел убить тебя в утробе твоей матери, – Синдел говорила мягко, ласково поглаживая его голову. – Это жестоко и ужасно, но... Зато я уверена, что твоя матушка тебя любила: ты был для неё светом и надеждой, она очень за тебя переживала, волновалась. Не хотела, чтобы ты стал таким как отец. Может быть я слишком груба в своих суждениях, потому как Онага подпортил жизнь и моей семье, но... ты не виноват в его грехах.       – Спасибо тебе, милая! – с улыбкой сказал Шао Кан. – Твои слова помогают мне прийти в себя. Чтобы я без тебя делал: наверняка был бы жесточайшим тираном, что привёл бы свою Империю к краху, а детей к гибели.       – Фактически, ты этого добился, – честно сказала Императрица. – Твоё стремление к завоеваниям свели в могилу меня, нашего сына и трёх дочерей.       – Но теперь я изменился! – сказал Император. – Но скажу вновь: без тебя ничего бы этого не было!       – Ты сумел меня покорить, – сказала Канум.       – А ты меня исправить! – улыбнулся Кан. – Ты прекрасна, дорогая!       Хоть эденийка была ласкова и мягка в общении, прямо сейчас внешнемирец уже хотел бы вскочить и своим молотом разнести тут всё, что только есть: к Шинноку онаговское золото, его книги и тайники... всё это время Шао Кан мог удовлетвориться только туманным обликом своей матери, которая отдавала все свои силы, чтобы воспитать своего сына и уберечь от жестоких палачей Онаги. Бывший генерал, а ныне Император был на службе у Короля драконов, словно верная собака и палач, хотя его истинная роль — наследник престола. Но зато Кан не искал образ своей матери в других женщинах, оставив её память в покое, но и не смог обуздать кровь своего ужасного отца, которая взыграла в нём. Внешнемирец погладил щёку своей дорогой эденийки: никогда бы он не подумал, что из жестокого изувера станет справедливым и мудрым правителем, любящим и внимательным мужем, заботливым и милосердным отцом. Мужчина не помнил, чтобы, как оказалось, отец кого-то ласкал губами, целовал руки, ласково гладил и ценил. Для него женщина — просто средство удовлетворения естественных мужских потребностей, не более того, а таких было несколько раз на дню. Тогда ещё генералу доставались только потрёпанные Королём драконов девки, а уж в статусе Императора он брал девственниц, которых потом отдавал своему сыну Рейко. И ведь все же вышло так, что Онага смог породниться с королевской семьёй Эдении, пусть не через Фрейю, но через сына стал её сватом.       – Ты же не оттолкнёшь меня из-за того, что я сын Онаги? – в лоб спросил у жены Кан.       – Ну ты же не отталкиваешь дочь Фрейи, – улыбнулась Канум.       Внешнемирец прислонился к ней лбом и улыбнулся: она его любит, несмотря на не самую привлекательную внешность, грубость, агрессивность, а теперь ещё и происхождение, хотя ещё несколько минут назад он был простолюдином, дорвавшимся до власти. И только муж уже хотел прикоснуться устами к губам супруги, как вдруг откуда-то из-за шкафа резко выпало нечто прямоугольное, закрытое чёрной порванной тканью. От неожиданности Дели даже случайно стукнулась о лоб мужа своим лбом.       – Ой! – испугался Шао за жену. – Ты в порядке? Лоб не болит? Всё хорошо? Не сильно ударилась?       – Да нет, – ответила Дели. – И похуже раны бывали.       Император начал нежно целовать лоб Императрицы, чтобы тот не болел. Кан всегда ценил свою нежную Канум, не желая для неё даже самых мелких порезов. Выглядело это безумно мило, но полотно теперь полностью упало на пол, требуя внимания к себе.       – Шао, мне кажется или что-то выпало? – спросила эденийка.       – Возможно, милая, – ответил внешнемирец.       Мужчина поднялся с пола и подошёл к полотну: пыльная ткань от своей тяжести стала катиться вниз. Он поднял настойчивый предмет, сорвал ткань и... увидел роскошной работы старинный портрет, безусловно требующий реставрации, однако красота его была не в подборе цветов, света и позы, а сама натурщица: изображённая по пояс молодая женщина с тёплым тоном кожи, красивыми карими глазами и смоляными волосами, волной спасающими с хрупких плеч, алыми губами, мягкой улыбкой и явно добрыми намерениями... Это была она — «простая наложница» Онаги, а на деле претендентка на трон Внешнего Мира графиня Мерихильда. Теперь Шао Кан хорошенько задумался: было в его старшей дочке Китане что-то и от его матери, однако всё же у Мерихильды европейские черты лица, а у Фрейи восточные, как у Китаны. А может... и Милина больше похоже на бабушку по отцовской линии, хотя она близнец старшей Принцессы, пусть и полнокровный.       – Милая, – обратился к жене Император. – Это моя мама. Посмотри.       – Ну-ка... – Императрице сразу стало интересно и она подошла.       Милейшая на вид женщина смотрела на них обоих с портрета: добрая и очень милосердная, чистой души и благих намерений человек. Как же можно было изнасиловать её, заделать ребёнка, а потом довести до нищеты? Ведь Мерихильды не стало, когда Шао было всего 5 лет: она зачахла за короткий срок и скончалась на глазах своего сына. После этого мальчик голодал, воровал, жил на улице и цеплялся за любое дело, пока не нашёл себя в военном искусстве, а потом дорвался до власти над мирами. Канум стала мечтать: а если бы они однажды встретились? Приняла бы Мерихильда свою невестку? Смогла бы поладить? Хотя бы ради сына! Но теперь эденийка ещё больше поняла, почему муж так дорожит ей и детьми: он жил без отца и почти не помнил мать, а сейчас у него своя семья — красавица-жена, четыре очаровательных дочки и смелый сын. А жена зажмурила глаза, сдерживая слёзы: 10 000 лет назад она разбила сердце своему мужу, бросив его и совершив самоубийство, наверняка это очень сильно ранило его. Благодаря своему чуткому слуху Шао Кан услышал, как Синдел шмыгает носом.       – Дели! – обернулся Император. – Ты чего? Плачешь?       – Я даже и подумать не могла, что... тебе могло быть больно из-за одиночества, а я бросила тебя, – ответила Императрица, устало закрыв глаза ладонью. – Как бы мы не старались с тобой не вспоминать прошлое, но оно всегда рядом.       – Не плачь, милая, – Кан крепко обнял свою супругу, чтобы та не грустила. – Прошлое в прошлом, будущее в будущее, а настоящее происходит сейчас! И сейчас я люблю тебя! И будут любить и в будущем!       – Будущее так загадочно! – сказала Канум. – Ещё утром ты был Шао Кан, правитель Внешнего Мира, свергнувший Онагу и узурпировавший трон, а теперь ты сын Онаги и одной из... кхм... его наложниц.       – Живший в нищете и сам добивающийся всего! – добавил внешнемирец. – Пусть и не совсем честно. А ещё убивший своего отца и не знавший свою мать. Эх....жизнь...что ж ты так... загадочна и паскудна!       – Есть способ увидеть твою матушку, пусть уже и не живой, – сказала эденийка. – Этерия.       – Думаешь она там? – спросил муж. – Её душа смогла спастись?       – Любая светлая душа находит своё пристанище в Этерии, – улыбнулась жена.       – Спасибо, милая! – улыбнулся он. – Но... наверное сейчас ещё не время. Однако ты права, её надо будет посетить!       – Когда только захочешь, – сказала она. – Главное, чтобы ты знал свою семью.       – Дети тоже должны знать! – сказал Шао Кан. – Ведь они знают родню только с твоей стороны, а с моей нет. К тому же твоя портретная галерея...       – Требует дополнения в виде портрета твоей матушки? – догадалась Синдел.       – Да! – ответил Император. – Она заслуживает там быть! Она растила меня и была рядом насколько хватило её сил!       – Да, ты прав, дети должны знать не только своих эденийских бабушек, но и внешнемирскую, – кивнула Императрица. – Хотя бы одну.       – Спасибо тебе, милая! – ещё раз поблагодарил свою жену Кан. – Ты сегодня очень мне помогла! Это действительно важно для меня! Я должен сохранить всё что здесь есть!       – Как бы там ни было, а это всё — твоё прошлое, – сказала Канум. – Ровно, как и портреты моих родных, их дневники, личные вещи. Ты должен оставить об этом память!       – Так и будет! – сказал внешнемирец. – Сегодня мы нашли очень важное в этом подземелье!       – Я искренне за тебя рада! – сказала эденийка. – Теперь ты знаешь, что у тебя была семья, пусть и... такая. Но у меня не лучше, сам знаешь.       – Да, с золотой ложки я не ел, но мама, насколько я помню, очень меня любила, – сказал мужчина.       – Да не ела я с золотых ложек в обыденные дни! – тут же сказала женщина, приняв это на свой счёт. – У мамы в особняке вообще была только серебряная посуда, ей это металл нравился больше.       – Я не в прямом смысле, милая, – сказал он. – Но это уже в прошлом.       – Тогда идём, покажем и расскажем всё детям, как сможем, – сказала она.       Шао Кан бережно взял портрет своей матери, но так, чтобы её лицо никуда ему не упиралась, ведь для него это сейчас стало ценнейшей на свете реликвией. Теперь-то Император понимал, почему его жена так дорожит портретами её семьи, даже Ноэлии. Канум же взяла только письмо свекрови и колбы с чешьёй и кровью свёкра. Эденийка умилилась, видя, как внешнемирец несет портрет матери: так осторожно, словно в его руках она живая. В голове мужчины всплывали те далёкие дни, когда Мерихильда была ещё жива: убаюкивала сына, старалась подавить в нём тягу к войнам, обучала всему, чему могла. А потом как-то резко она слегла и умерла тогда, когда её сыну было всего 5 лет. Шао Кан помотал головой, отгоняя дурные мысли, и направился с супругой обратно к развилке.       Идя к выходу, ШаоДел увидели, что стража уже начинает менять факела и вставать на охрану катакомб, потому как это теперь тоже часть дворца, хотя пока и не до конца исследованная. Сколопендру Император приказал не трогать, потому что это — его трофей и он займётся им сам. И вот супруги оказались у выхода из катакомб. Канум сразу увидела своих озадаченных детей и поразилась их виду: Рейко весь в какой-то засохшей жидкости, Китана в паутине, у Джейд бледное лицо, Милина потирает лоб, а Скарлет висок. Потому мать же решила прочитать им нотацию о чистоте и приличии... однако отец её остановил. Дети сразу уловили настроение отца, потому все единовременно отложили разговоры о боях с пауком и сколопендрой, подвиге Скарлет и даже о своём пути. Сейчас кое-что было несколько важнее.       – У нас есть парочка новостей, – начала Китана.       – У нас тоже, – сказал Шао Кан. – Предлагаю всё вместе обсудить в портретной гостиной.       – А почему именно там? – спросила Скарлет.       – Там и узнаете, – сказал Император.       Вся семья направилась в портретную галерею, что была в западной части дворца. Ещё зимой там была пустующая комната, а ныне стены обиты благородным насыщенным малиновым, даже почти красным шёлком, кессонный потолок сделан из благородного красного дерева и украшен люстрой из эденийского хрусталя. Более ничего, ведь ничто не должно отвлекать любителей заглянуть в личную жизнь королевских особо. Однако по центру стоял круглый диванчик из велюра, на который можно присесть и насладиться портретами. Левую стену Синдел отвела под свою семью: её прабабушка и прадедушка, бабушка и дедушка, всё тётки и дядьки, её родители, а потом уж она сама. Правда она не повесила портреты жён и мужей своих дядей и тётей, потому как мало их знала, а также нет портрета её дяди Джеремайаса, который умер задолго до рождения Императрицы — на момент смерти ему было всего 6 месяцев. И вот уже здесь они могут сесть и начать разговор о том, что было в подземелье.       – Теперь можем начать разговор! – сказал Шао Кан.       – Позвольте мы! – сказал Рейко.       Принц подошёл к портрету своей матери, а затем на пол как можно более аккуратно поставил холст, скрытый тканью. Императорский сын торжественно сдёрнул его и под ним оказался портрет его молодой матери. Для сравнения стояли два портрета: молодая неопытная Королева и величавая статная Императрица. Синдел непонимающе захлопала глазами: она такой портрет не помнит и не понимает, откуда он мог взяться. Император же сглотнул, не веря своим глазам: именно этот портрет однажды пробудил в нём страстное желание владеть этой девушкой, отдать ей весь мир, бросить к её ногам царства, отсыпать жемчугом, лепестками роз, а под ноги кидать золото и обряжать в шелка.       – Тот самый! – улыбнулся Император. – Моя Королева!       – Что это? – не поняла Канум. – Откуда это взялось?       – Я заказал этот портрет, чтобы увидеть тебя, – ответил Кан. – Хотел поглядеть, как выглядит та, которую Онага иногда называл своей дочерью.       – Отец, расскажи! – взмолила Милина.       – Да что там рассказывать... – шумно выдохнул внешнемирец.

FLASHBACK

      Прошло 8 месяцев с момента, как Шао Кан жестоко и безжалостно завоевал Ватернус, сделав его провинцией Внешнего Мира. Никого не щадили: ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей, каждого постигла своя судьба. Теперь Император возвратился в свою столицу, дабы вершить оттуда благоговейный страх подданным и творить беспощадную тиранию, чтобы никто и пикнуть о свободе не смел. Конечно же он с размахом отпраздновал своё очередное завоевание: пышный торжественный пир с сотнями бочек внешнемирского вина, развратными танцами дев из Ватернуса и пошлейшими сношениями прямо на столе.       Сейчас великий Кан был в своих серых одиноких покоях, к уюту которых не приложена женская рука. Постель правителя скрипела и грохотала на всю западную часть дворца, а то и дальше, было слышно довольное порыкивание и громкие девичьи стоны. Внешнемирец грубо трахал свою очередную наложницу. Именно трахал. Это был не акт любви и не удовольствие плоти, а грубый трах господина всего мира. Эта девушка была из Ватернуса, одна из немногих, кто удостоился чести быть в постели с Шао Каном: бледная и невысокая вампирша с длинными алыми волосами и янтарными глазами с узкими вертикальными зрачками... Император даже не поинтересовался именем своей наложницы, ему никогда это не было интересно: она может быть лишь на одну ночь и потом отдана генералам, дворцовым стражам и оскалистым таркатанам. Конечно же перед походом в покои Кана, вампиршу стерилизовали: данный обычай заведён ещё во времена правления Онаги, дабы простая рабыня не понесла дитя от своего господина. Вампирша стояла на четвереньках спиной к внешнемирцу, который так порывисто двигался в ней, что девушку шатало из стороны в сторону, боль между ног была ужасной, нельзя и вздохнуть, в лёгких спёрло воздух... Сначала она плакала, а теперь смирилась и слёзы высохли на её покрасневшем лице. С таким мужчиной лучше не шутить, иначе не миновать удара, а у Шао Кана рука тяжёлая. Император держал девушку за волосы, словно вот-вот вырвет их, но ему всё равно, он хочет осквернить непокорную расу Ватернуса, потому что он здесь господин. Кан мог часами быть со своими наложницами и не с одной, однако его половой акт вынужден был прерваться... Вдруг в тяжёлые дубовые двери раздался настойчивый стук, словно бессмертный решил потревожить тирана.       – Войди! – с рыком позволил внешнемирец, даже не думая заканчивать.       Дверь чуть приоткрылась и показалась голова юноши: тёплый тон кожи, черноволосый и кареглазый, а над губой был лёгкий пушок... Но лицо его потеряло всякую краску, когда он увидел то что вытворяет правитель: прямо во время полового акта он призвал к себе гостя. Он видел, как больно юной деве и она явно всего этого не желает, то сопротивляться не может, Шао Кан куда сильнее её.       – В-ваше Императорское Величество... – через силу проговорил юноша.       – Чего тебе? – спросил Император.       – Я выполнил ваше эденийское поручение, – ответил гонец.       Кан довольно ухмыльнулся, шлёпнул девку по уже алому заду и вышел из неё, не успев кончить, но всё же девственности лишил. Внешнемирец кинул ей две золотые монеты за услуги её тела и жестом руки заставил выйти. Оскорблённая девушка, прикрываясь простынёй, вышла из покоев властелина и побежала в южную часть дворца, где был гарем. Правитель надел чёрные широкие штаны игабакама, поверх была латная юбка карминового цвета, а под ними сплетение железных колец, покрытых карминовой краской; сабатоны когакэ смогли прикрыть его длинные когти на пальцах ног, а голени прикрыли поножи сунэатэ, обитые карминовой кожей и привязанные к ногам плотными верёвками. На голове большой золотой рогатый шлем, вычищенный до такого блеска, что в нём можно увидеть своё отражение, вплоть до цвета глаз. Торс Кан предпочёл оставить обнажённым: у него накаченные грудные мышцы, мускулы идеальны, а восемь кубиков пресса нельзя было не заметить. Всё тело покрыто новыми и старыми шрамами: у каждого своя история и время нанесения, однако их внешнемирец не стыдился, даже считал гордостью, что его удел — не просто сидеть на троне, а воевать на коне, бросаясь в самую гущу событий.       Идя по коридору, слуги чуть ли не до земли склоняли головы, а факела трепетали от страха перед грозным и жестоким Шао Каном. Император, сложив руки за спиной, направлялся в свой тронный зал, дабы увидеть качество выполнения своего поручения. В чём его суть? Дело в том, что когда Кан завоевал Ватернус, то к нему явился гонец из Эдении и доложил, что Королева Фрейя I Справедливая скончалась, оставив свой трон дочери. Внешнемирец слышал, что эту девицу зовут Синдел и пишут о ней, как об истинной красавице своего рода... Однако правитель никогда её не видел, поэтому теперь пожелал увидеть потрет очередной бабёнки на эденийском престоле.       Войдя в свой тронный зал, Шао Кан ожидал, что здесь будет пусто и никто не помешает ему слушать донесение гонца об эденийской Королеве, однако тут оказались его министры и генералы, успевшие прознать, что молодой гонец прибыл из Эдении с новостями. Все они косились на мольберт, что стоял посреди тронного зала, на нём большое полотно, накрытое шёлковой тканью королевского цвета индиго. Каждому желалось увидеть портрет раньше других, однако его охраняли два таркатана, словно это ценная дань для правителя.       – Дорогу! – хрипло объявил стражник-таркатан. – Его Императорское Величество Шао Кан!       Тяжёлые двери с медленным скрипом распахнулись и вошёл Кан: высокий, статный и грозный, лицо его закрыто шлемом, но губы даже не дрогнули в улыбке или гневном оскале, а взгляд умён и вдумчив. Только внешнемирец сделал шаг вперёд, так все в трепете склонили головы, по спинам пробежали мурашки и холодок страха, а глаза сами не смели смотреть на тирана. Император медленно прошёл мимо своих подданных и мольберта, уголком глаз глянув на него. Кан величественно сел на свой огромный трон, сделанный из слоновой кости и водружённым на нём шлемом, а по бокам стояли жуткие черепа со сверкающими кислотно-зелёными глазами. Внешнемирец положил руки на подлокотники и окинул взглядом тронный зал.       – Скажите мне, воины мои, зачем женщина на свете нужна? – громогласно спросил правитель.       – Детей рожать для продолжения рода! – ответил Фастмар.       – Для ублажения и наслаждения мужчины! – сказал министр флота.       – Для поддержания порядка в доме! – влез министр иностранных дел.       – Именно! – сказал Шао Кан. – Удел женщины — быть рабой мужа своего! Не должно ей войска за собой вести да народом править! Во Внешнем Мире испокон веков мужчина является всему главой! В Эдении же бабы на трон садятся! Не может женщина править: она руководствуется эмоциями, а не разумом! Фрейя скончалась, а теперь трон перешёл её дочери! Что ж, гонец, молви о новой Королеве.       Все тут же бросили взгляд на молоденького юношу, который от волнения чуть ли не трясся. Гонец сглотнул, но достал из рукава свёрнутый в рулон пергамент и развернул его: он был длинным, значит описана эта новая Королева подробно, но главное, чтоб правдиво. Юнец сорвал с полотна шёлковую ткань и стал читать своё доложение о молодой монархине.       – «‎Её Величество Синдел Фрейя Эдана, первая своего имени, Королева Эдении, законная жена Короля Джеррода, единственная дочь Короля Верестана и Королы Фрейи, хранительница эденийского престола и защитница эденийского народа», – читал гонец. – «‎Портрет списан точно с лица Королевы: светлая кожа, серые глаза, чёрные брови, пурпурные пухлые губы, волосы серебряные со смолью. Рост 175 сантиметров, вес 58 килограмм, стопа 37, грудь 3 размера. Падучих болезней нет и здоровьем крепка. Образована, начитана, грамоте, письму и счёту обучена. Поёт, рисует, играет музыку, в оружии не слаба да в магии, верховой езде обучена. Добра и кротка нравом, мудра и красива...».       Гонец ещё читал и читал своё доложение, а Шао Кан дар речи потерял, глядя на прекраснейший портрет: простое творение карандаша и цветных красок, а девушка на нём выглядит так, словно она находится тут собственной персоной. Пусть она изображена лишь по пояс, но черты лица точны, а взгляд нежный и мягкий, такого Император никогда не видел. Это уже точно не бабёнка, а настоящая девушка. Кану так и желалось увидеть эту красавицу пред собой, побеседовать с ней, услышать голос и хотя бы коснуться руки, они у неё наверняка нежные и тёплые.       Но гогот и шумные споры генералов и министров отдаляли прекрасное видение этой неотразимой Синдел: все они кричали друг на друга и пытались что-то доказать. Тиран недобро сверкнул глазами и ударил кулаком по подлокотнику своего трона, заставляя тишину вновь наполнить собой тронный зал. Генералы и министры уже точно сформулировали свою точку зрения, которая, как им казалось, удовлетворит их господина.       – Скажите, воины мои, что думаете об эденийской Королеве? – спросил Шао Кан.       – Тощая! – ответил Фастмар. – Щупать нечего!       – Как болезни нет, раз такие волосы? – посмеялся министр иностранных дел.       – Преувеличено! – сказал флотоводец. – Не может баба быть так хороша!       – Пшли все вон! – вдруг приказал Император. – Портрет и донесение оставьте!       Гонец положил пергамент на мольберт рядом с портретом и удалился как можно скорее, а за ним таркатаны, что были хранителями портрета, генералы и министры, и даже стражи покинули тронный зал. Кан остался здесь один. Лишь факела да портрет были ему немой компанией, хотя если огонь и угольки трещали, то холст молчал, а так мечталось, чтобы заговорил. Внешнемирец встал со своего трона и медленно подошёл к прекрасной картине: как же хороша эта эденийка, что заколотилось сердце, такого с ним не было никогда. Сейчас у тирана не было желания убить или изнасиловать эту красавицу, а быть с ней рядом, любоваться ей и беречь от малейшего дуновения ветра. Вероятно она красиво улыбается и... пахнет! О, Боги, Шао Кан даже не умел делать красивых комплиментов, чтобы сказать их этой Синдел! Император и не знал, как разговаривать с прекрасной Королевой, ведь чаще всего из его уст слышны приказы, рычание, приговоры и матерная брань на всех подряд, а сейчас нельзя найти нужных слов. Кан осторожно, словно боясь порвать холст, коснулся когтистым пальцем щеки нарисованной красавицы, взгляд его был мягок и спокоен, в душе появилось что-то тёплое и светлое.       – Никакая ты не баба! – прошептал внешнемирец. – Ты настоящая женщина! Красивая! Хоть бы увидеть тебя... Хотя... Эстрон!       Тут же в тронный зал вбежал мужчина, которого господин и позвал — министр иностранных дел. Этот внешнемирец был не сильно высок и не привлекателен: короткие смоляные волосы с залысинами, небольшим носом, серыми глазами, а бледные губы еле-еле можно отличить от кожи; крепостью телосложения природа его обделила, однако умом был не дурён, от того и получил честь представлять интересы Внешнего Мира другим реальностям. Огромная тень Шао Кана нависла над министром, поэтому он сжался, хотя пока не успел провиниться или прогневить тирана.       – Отправь Королеве Эдении грамоту, – приказал Император. – Я желаю увидеть её у себя во дворце... для переговоров.       – Как прикажете, Ваше Императорское Величество! – выдохнул Эстрон и выбежал из зала, дабы составить приглашение.       Кан вернулся к созерцанию прекрасного портрета и довольно рыкнул, проведя рукой от щеки до груди на холсте, но это была даже не похоть, а лишь способ изучить психологию красавицы на картине. Внешнемирец был уверен, что эта встреча станет для него судьбоносной.

FLASHBACK END

      – А вот рассказывать о том, как ты сношался с вампиршей было совсем необязательно, – Синдел обиженно сложила руки на груди.       – Это было давно и уже быльём поросло! – Шао Кан закатил глаза. –Мы даже тогда знакомы не были, так что ревность пустая, – он поманил супругу к себе. – Ну-ка иди ко мне на колени, моя сладкая! Я должен тебя крепко-крепко обнять!       Императрица надула губки, а Император стал забавно её передразнивать, а потом они с такими звуками продвинулись друг к другу и она села к нему на колени. Кан откинул локон Канум и поцеловал жену в шею, а затем прислонился носом.       – Однако теперь я прошу внимания и требую всей правды, – сказала Китана и достала книгу.       – Что это? – спросил Шао.       – Ой! – обрадовалась Дели. – Это же мой дневник! Мать моя Королева Эдении, я не видела его с того самого момента, как родила Рейко! Я после родов там ничего не писала, совсем была без сил, а тоска и жалость к себе окончательно добили меня.       – Меня интересует кое-что другое, – сказала старшая Принцесса, а затем открыла нужную страницу и прочла вслух. – «17 августа. Переговоры прошли ужасно. Император Внешнего Мира самовлюблённый и самоуверенный нахал».       – Оу... – улыбка мгновенно сошла с губ Императрицы, а сама она неловко потёрла шею.       – Кити, а тебе не кажется, что это уже личное ? – нравоучительно спросил Император.       – А вам обоим не кажется, что вы поступаете бесчестно по отношению ко мне? – парировала синий ассасин, а её лицо было полно непонимания. – То вы говорили, что я дочь Джеррода, пока я не сделала текст Д... ДН...       – ДНК, – напомнила Скарлет.       – Заткнись! – на манер отца рыкнула старшая сестра. – Да, тест ДНК! Потом я узнаю, что этот день мама просто ненавидела!       – Ну начинается, – цокнула языком кровавая Леди.       – Тише! – шикнул Рейко.       – Скарлет, это не смешно! – сказала Китана. – Я и так бастард, пусть и узаконенный!       – Не смей говорить это слово! – осёк её Кан. – Да, я не знал, что сделаю твоей матери ребёнка! Я хотел это роскошное, шикарное, невероятное... Ох, Шиннок меня побери! Тело! А потом я не мог спать ночами: твоя мать мне стала сниться.       – Кити, ты не можешь себе представить как я хотела стать матерью, – сказала Канум. – Как минимум четверо малышей, которых я сама буду растить и воспитывать. Когда я узнала, что стану матерью, то все мои дела и страдания улетучились, для меня была только ты одна на всём свете! Но то, что было между мной и твоим отцом — греховная тайна, хотя именно в тот день мы познакомились, впервые поцеловались и... да, сама понимаешь. Но пойми, этот дневник не был моим личным.       – В смысле? – не поняла старшая Принцесса. – Его писала не ты?       – Нет, я, – ответила мать. – Просто я прекрасно знала, что его читали.       – Кто? – спросила синий ассасин.       – Твой названый дед, – ответила женщина. – Лорд Милдбург. – Представь, какой бы разразился скандал, если бы он прочёл всю правду: позор мне, позор моей семье! Но я оставила записку об этом дне.       – Как? – спросила дочь. – Где?       – Всё то, что должно было избежать чужих глаз, я писала и прятала, – ответила Синдел. – А прятала в самом дневнике.       – Невидимые чернила? – предположила Джейд.       – Нет, – ответила Императрица. – Я писала всё в дневнике, вырывала листок и вкладывала в форзац.       – Так вот почему он немного приподнят, – догадалась Китана. – Там тайник!       – Ты права, ты должна знать всё, что связано с твоим рождением, – сказала Канум. – Можешь прочесть.       Старшая Принцесса, словно получив команду, тут же стала доставать эту самую записку, чтобы как можно скорее прочесть. Синий ассасин ожидала там увидеть всё что угодно. Старшая императорская дочь безжалостно поддела форзац дневника, случайно его порвав, но мать и слова не сказала. Шао Кан прижал ладошку жены к своей груди, а самому даже очень стало интересно, что там такого понаписала тогда ещё любовница. Девушка открыла форзац и стала читать:       «‎17 августа. Пишу только 18 августа. Вернулась в Эдению. Всю ночь не спала, но дело не в бессонице и страхе за себя. Причина — переговоры: они прошли никак. Вернее это было даже не переговоры. По приезду во Внешний Мир Император пригласил меня к ужину: стол был пышным, но всё такое жирное и тяжёлое, что я съела не так много. Потом подали вино, но я отказалась. Затем взгляд Императора мне совсем не понравился: какой-то хищный и голодный, даже надменный. Вдруг он встал и подошёл ко мне: такой высоченный и сильный, он стоял за моей спиной, обжигал своим дыханием, а потом... коснулся моих плеч так настойчиво и крепко, мне даже показалось, что я в забытьи. Всего каких-то пару ласковых слов и он уже пленил мои губы поцелуем. А потом мы вместе отправились в покои. Я обещала, что не буду ничего утаивать от своего дневника и скажу честно — у нас было удовольствие плоти. Мне понравилось, хотя я и понимала, что это ужасно и грешно. Император предложил мне остаться с ним, обещал защищать меня и бросить миры к моим ногам. Я отказала, не хочу быть рядом с таким человеком, который нарочно позвал меня ради сношения. Уехать смогла только утром: жуткое головокружение и тошнота».

FLASHBACK

      Эдения. Со дня смерти Королевы Фрейи Справедливой прошло 9 месяцев. К власти пришла та, на кого старые генералы и министры возлагали большие надежды — свет в окошке покойной Королевы Изольды и её внучка — Синдел Фрейя Эдана. Обученная искусству дипломатии, политики, основам военного дела и прочих королевских наук, молодая Королева довольно быстро разочаровала своих обожателей. Поначалу она обещала править так, чтобы на небесах ей возгордилась дорогая бабушка, клялась вернуть армии и флоту былое величие, зареклась продолжить строительство брошенных городов и вообще заняться всем тем, что её мать отодвинула на второй план. И ведь решения были разумные: окончательно сменить название столицы на Эден, потому что слишком затратно каждый раз переименовывать город при новой правительнице, ведь нужно менять документы, указатели и всё прочее... хотя и название Синделбург Её Величеству не очень нравилось; на пост главнокомандующего войсками Эдении была назначена Принцесса Гленис — довольно опытная и волевая женщина, родная тётка Королевы. А потом, когда настало время решать проблемы связанные с торможением развития армии и строительства городов, для Синдел настала большая проблема — нехватка казны, которую систематически разворовывал её свёкор — Лорд Милдбург. При новой правительнице он сохранил статус первого советника, увеличил себе и без того большое жалование. Поскольку денег едва ли хватало на то, чтобы раздать жалование, Синдел приходилось идти к своему свёкру и клянчить у него деньги на воссоздание той великой Эдении, которая была при Изольде I. Испуганная свалившейся на неё властью и не имеющая опытных государственных людей (кроме Гленис), Королева понимала, что действует неправильно, но иначе ей никак не удержать Эдению от неминуемого краха.       Но была у Королевы одна печаль — она не имела детей. Впервые за последние 57 лет на троне сидела бездетная Королева, хотя трудно сказать, что её прабабушка Стефания была таковой: она на престол-то взошла незамужней девой. А вот четвёртая Королева замужем за Лордом Джерродом: человеком на вид добрым, честным и милосердным. Но только жена знала его истинную сущность: вспыльчивый, надменный и грубый мальчишка. Однако порой Королеве казалось, что в нём живёт два человека: наедине с ней Король был вполне спокоен, несколько даже робок в своих желаниях поцеловать её, но как только он поговорит со своим отцом, то становится просто его зеркалом, однако Милдбургу удаётся сдерживать в себе этот яд, а сын бездумно выплёскивает его.       После смерти Фрейи Джеррод несколько подобрел к Синдел и она просила его хотя бы ради блага Эдении потрудиться над наследником. Король конечно обещал сделать всё возможное, но вот уже 9 месяцев, с момента смерти прежней Королевы можно было бы уже и родить. Оба супруга показывались лекарям, но те без лукавства говорили, что и он, и она могут зачать и родить детей соответственно, к тому же эденийка очень даже предрасположена к многодетности. Сама она мечтает о 4 детях: чтобы они были дружны и неразлучны в отличие от её дядек и тёток, которых осталось-то всего трое. Но ничего не получалось: то ли проблема в ней, то ли в Джерроде. Или же горе от смерти матери не отпускает её до сих пор, потому она не может забеременеть. Несчастная Синдел мучилась от отчаяния и комплекса собственной неполноценности, как Королева и девушка, что не может родить дитя, что унаследует трон. А ведь сама эденийка очень хотела, чтобы первой у неё родилась девочка, обязательно похожая на ту, что пошла от её крови, но не волосы, которые она почему-то несколько считала странными.       Но в один день Синдел осталась во дворце без мужа. Нет, с Джерродом всё хорошо, он жив и здоров, просто по совету своего хитрого отца решил прибавить себе популярности в народе: на 2 недели он уехал в южные земли Эдении, чтобы лично проверить потери фермеров от внезапного урагана, которые там просто быть не могут, а также раздать деньги. Старый Лорд умело продвигал своего сына и, пожалуй, делал его более любим народом, чем Королева, которая уже должна свёкру больше, чем взяла. Гленис предлагала провести денежную реформу на манер Королевы Изольды, но на это тоже нужны деньги. Впрочем, Синдел понимала, что без власти столица тоже остаться не может, потому отпустила мужа, правда... в ночь перед его отъездом они предались плотским утехам, ведь, как сказали лекари, у неё сейчас для этого идеальный период. На следующее же утро Королева сходила к лекарю, но тот уже просто не мог смотреть на мучения девушки и посоветовал ей... отпустить эту мысль: когда думаешь об этом, то считаешь время и это становится мукой. К тому же он убедил её, что сразу после ночи любви не беременеют, нужно хотя бы 2 недели, чтобы ребёнок появился.       И вот Джеррода нет уже 2 недели, а Синдел скучает, тоскливо ожидая хоть каких-то перемен: сказочное появление богатств, беременной тошноты или хотя бы просто благих вестей, способных облегчить её муки. Сейчас Королева сидела в своих покоях и думала... ни о чём, бывает у неё такое состояние, когда безнадёга заставляет принимать решения, но их просто нет. Эденийка кончиками пальцев брала любимое пишмание, растягивая сладкие нити, как вдруг в её покои постучались весьма настойчиво и срочно.       – Войдите! – сказала Синдел, думая о своём.       – Ваше Величество! – поклонился вошедший страж. – Срочные новости!       – Какие? – спросила Королева.       – Прибыл посол из Внешнего Мира, – ответил стражник. – У него для вас срочное письмо от... Императора!       – От Императора? – удивилась эденийка. – Ну проси его.       Страж поклонился и ушёл. Через некоторое время в покои вошёл высокий и мускулистый мужчина с голым торсом, за спиной накидка, а на голове капюшон. Тёмные волосы мужчины собраны в пучок на макушке, а на груди у него подвеска с символом Внешнего Мира. Синдел была немного смущена мускулистым торсом посла, ведь в Эдении мужчины так не одеваются. А тут пол тела напоказ. Мужчина молча, словно немой, холодно подошёл к Королеве и протянул ей рубиновый тубус с золотым драконом. Затем он поклонился и отошёл, бесцеремонно сложив руки на груди. Эденийка, глядя несколько недоверчиво, всё же стала вскрывать тубус, чтобы добраться до письма. Ей в ладонь выкатился пергамент — краткая записка:       «Наши государства уже более полувека находятся во вражде, обострившейся при вашей матери. Предлагаю вам обсудить эту ситуацию и приглашаю вас во Внешний Мир. Император Шао Кан».       – Его Императорское Величество ждёт немедленный ответ от вас! – сказал посол.       Синдел и ответить ему не успела, как вошёл её деловитый свёкор Лорд Милдбург: медленно поднимавшийся по карьерной лестнице при Изольде Ледяной, он добился небывалых высот при Фрейе Справедливой, а ныне держится за счёт того, что он отец Короля и имеет большие средства для поддержания Эдении наплаву. Увешанный разноцветными орденами из драгоценных камней, с золотой цепью на шее, в его любимом золотом муаре, такой важный и внимательный, что даже тошно. Лорд даже не поклонился Королеве, считал это ниже своего достоинства, потому просто приветливо кивнул ей.       – Я слышал, что прибыл посол Внешнего Мира, – сказал Милдбург и подошёл к невестке, бегло пробежавшись взглядом по записке. – Переговоры? К чему это? Ваша покойная матушка никогда не жаловала внешнемирцев.       – А я считаю, что переговоры должны быть! – настраивала Синдел – У нас могучий сосед и не хотелось бы с ним войны!       – Этот могучий сосед под боком у Эдении уже несколько веков и никогда не проявлял желания с нами дружить, – возразил Лорд.       – А сейчас они сами желают переговоров, – сказала Королева. – Нам нужен союзник! Мы и так сейчас в упадке!       – Я искренне помогаю вам чем могу, Ваше Величество, – лебезил эдениец. – Но всё невозможно восстановить в один миг. Завоевания вашей бабушки длились ещё очень долго и были закончены незадолго до вашего рождения.       – Мы сейчас не о прошлом говорим, а о настоящем и будущем! – отрезала эденийка. – А из-за плохого состояния Эдении в настоящем её прекрасное будущее под большим вопросом! Потому... нам нужны союзники!       – Ну что ж, раз вы так настаиваете, то давайте их искать, – сказал мужчина. – Но не в лице Внешнего Мира.       – Я буду решать, где и каких союзников мне искать! – раздражённо сказала девушка.       – Но я ваш первый советник и обязан вам помогать, – настаивал он. – Опыта у меня больше, потому я и направляю вас. Ваш покойный отец вверил вас мне перед своей смертью.       – Ох, молчите! – она устало потерла переносицу, а затем обратилась к послу. – Господин посол! Я согласна на ваше предложение и поеду завтра же! Потому приглашаю вас переночевать во дворце, вам выделят покои.       – Благодарю вас, Ваше Величество! – поклонился посол. – Это честь для меня.       – Ваше Величество, ну это уже слишком! – шумно выдохнул Милдбург. – Ваши девичьи порывы могут дорого нам обойтись!       Внешнемирскому гостю этот старый хрыч уже порядком надоел. Во Внешнем Мире никто не смеет оспаривать решения Императора Шао Кана, ведь его слово — закон. А тут, видимо, любой министр может так подойди к Королеве и практически в лоб ей сказать: «‎Ты дура!», а она должна кивать и соглашаться. Наученный уважать власть имущих, посол подошёл к старому эденийцу, будучи на две головы выше его и более мускулистым, он казался заметно больше старика. Его грубая и тяжёлая рука легла на плечо лорда и слегка его сжала, чего, впрочем, хватило, чтобы негодяй испытал жуткую боль за оскорбление Её Величества.       – Исчезни, слизняк! – прорычал варвар. – Не то познакомишься с моими кулаками!       – Ну вот, доказательство их дикости, – Милдбург брезгливо убрал его руку. – Что ж, Ваше Величество, поступайте, как захотите, только... потом, когда вы осознаете свою ошибку, будет поздно что-либо менять.       – Пошёл вон! – рявкнул посол, положив руку на эфес широкого меча. Потому испуганный Лорд поспешил убраться, чуть не крича, что это дикарь его сейчас убьёт. – Вот так!       – Вы подняли мне настроение, – от души засмеялась Синдел. – А я даже вашего имени не спросила. Как вас зовут?       – Меня зовут Даши́, – представился посол, сделав ударение на последнем слоге.       – Даши, – повторила Королева. – Вот вы меня завтра и сопроводите!       – Почту за честь! – сказал Даши и улыбнулся.       – Что ж, тогда вы можете идти, – сказала эденийка. – Я вижу, что у вас есть метка посла. Покажите её стражам и они вас проводят.       Внешнемирец поклонился ей и покинул царские покои, чтобы Синдел могла подумать и хоть как-то подготовилась. Вообще для Королевы такое приглашение стало неожиданностью: обычно о такого рода визитах сообщают заранее — за месяц или хотя бы за 2 недели, а тут Император Внешнего Мира желает уже завтра видеть у себя правительницу Эдении. Эденийка привыкла быть для всех удобной, потому стоит бы поехать, ведь нужно же хоть что-то решать самой и показать Милдбургу, что она не его Кукла... и давно уже выросла из этого домашнего прозвища. И она покажет не только ему, то и свёкру, что в первую очередь она — Королева Эдении и способна принимать верные и взвешенные решения.       Уже на следующий день её карета из золота была упряжена цугом белоснежных лошадей, а позади целая телега с дарами для Императора, ведь Королева не может прибыть туда с пустыми руками: богатая посуда, разноцветные шёлковые ткани, золото и драгоценные камни. Прибудет она туда порталом, пусть и у самого берега: Штормовой океан был славен своим крутым нравом и покорялся не всякому моряку. Никогда эта водная скала не бывает спокойно, постоянно выпуская из себя водовороты, ценами и штормы, способные потопить целые флотилии. При таких условиях, добираясь вплавь даже на самом защищённом корабле эденийского флота Её Величество имела высокий шанс погибнуть, а раз такое возможно, то кто примет трон после неё? Стареющая девственница Гленис или известная своей кровосмесительной связью с братом Августа? А может и вообще для трона выберут новую династию? Потому безопаснее путешествовать порталом, однако без охраны Синдел не поехала: с ней в путь отправилась в путь элитная королевская гвардия. Все гвардейцы были подобраны лично Принцессой Гленис, ведь как любящая тётушка она беспокоилась о племяннице, а равно о будущем Эдении.       Сама же Королева желала отдать дань уважения Внешнему Миру: наслышанная, что красный является национальным цветом Внешнемирья, а рубин и золото — достоянием, девушка надела платье из алого шёлка с длинным полупрозрачным шлейфом, в ушах сверкали длинные золотые серьги с россыпью рубиновых камней, того же вида был медальон, несколько колец и браслеты на обеих руках. Конечно это не был её любимый цвет, но и красный во всех его оттенках ей был очень даже к лицу. Хотя помимо того ей говорили, что во Внешнем Мире вообще не так много ярких одежд — из-за наличия только красного красителя делают красные ткани, а остальные докупают у соседей. В Эдении же было полно источников для окрашивая тканей: пурпурная иглянка для фиолетовых цветов, убиваемые ради синих красителей голубые сиалии, изумрудные трилистники для зелёных оттенков и малиновые розы для получения малиновых красок. И таких цветов много, что, впрочем, можно в качестве подарка привезти во Внешний Мир, пусть порадуются, может даже заинтересуются и пожелают покупать такие же ткани.       Посол Внешнего Мира Даши, чтобы не пугать и не разочаровывать Королеву Синдел, не стал рассказывать о грубости внешнемирцев, их жестокости, садизме, хождении в полуобнажённом виде, культе многоженства и безбожия. Посол рассказывал об искусных зеркалах, оружии и обилии рубинов. Он и сам показал себя весьма доброжелательным внешнемирцем. Да, его манеры грубоваты, но он справедлив, уважает власть и титул, а также довольно мудр. Ведь во Внешнем Мире уважается культ силы и власти — власть имущий сильнее всех, а если нет, то нужно это опровергнуть путём кровопролития. Сами внешнемирские воины сильны и как воины, и как маги.       Пока Даши рассказывал царственной гостье о том мире, куда она едет, уже ощутился солёный воздух океана, но у берега он вполне безопасен, однако уже вдали небо намертво было тёмно-серым, словно над полем брани. Прямо перед королевской каретой открылся ярко-зелёный портал, завывающий и несколько жуткий. Но он необходим для того, чтобы пересечь Штормовой океан — водную гладь, делящую Эдению и Внешний Мир на востоке. Карета въехала в портал, а вслед за ней элитные гвардейцы в тяжёлых доспехах на лошадях.       Королева и посол даже не заметили, как пролетело время путешествия через портал, однако вот эденийка сразу уловила момент, когда закончилась райская Эдения и начался Внешний Мир. По правде сказать, Синдел никогда в своей жизни не была во Внешнем Мире: только читала книги или слушала ядовитые рассказы своей матери, которую изначально по непонятным для девушки причинам ненавидела могучего соседа. В голове эденийки рисовались самые разные картинки об этом мире, но как только карета оказалась на другом берегу, в карету через открытые окна проник густой и удушающий лиловый смог с примесью серы, гноя и морской соли. Тут было довольно трудно дышать и даже элитная гвардия едва держалась в сёдлах, чтобы не повалиться наземь, пытаясь откашляться. Королева, чтобы унять рвотные позывы от этого смрада, приложила к носу платочек, пропитанный экстрактом шалфея. Кучер, натянув на лицо маску, дёрнул поводья и двинулся вперёд. Карета старалась ехать быстрее, чтобы приехать в столицу, однако дорога тут была, честно сказать, не очень ровной: всё в ямах, кочках, кони с трудом тянули за собой повозку, но старались довезти госпожу до хозяина этих земель в целости и сохранности.       Однако ужасная вонь не мешала Синдел смотреть в окна, дабы познать здешние виды и, может быть, традиции. Иногда на пути их следования им попадались ближайшие деревни и города вдалеке, пусть и не столь крупные. Они отличались от городов Эдении: селища внешнемирцев были мрачными и серыми, без цветочной растительности и многоярусных фонтанов, дома простые — каменная кладка, деревянное окно с мутными слюдяными стёклышками и дымоход, никаких украшений в виде флюгеров, цветочных гирлянд, ваз и ковров. Глядя в окна, Королева не видела восторженной толпы, которая обычно сопровождает её в Эдении, однако её поражало иное: без стыда перед иноземными гостями крупные мужики пороли розгами и батогами слабых, где-то насильничали девушек и было множество нищих попрошаек, некоторые из них юродивые. Эденийке сразу стадо так жалко их: захотелось за всех заплатить выкуп, только бы людей не мучили телесными наказаниями. Но гостье не стоит лезть не в своё дело, иначе будет худо: уволокут куда-нибудь, снасильничают, а потом ищи её в кустах. Сейчас девушка здесь, словно на краю пропасти: чуть оступишься и случится беда.       Спустя некоторое время они стали подъезжать к столице, но что удивительно, так это отсутствие названия: проезжая мимо указателей, Синдел видела краткое — «Столица», без названия. Видимо, тут так принято, а в Эдении при каждой новой правительнице меняют название столицы: к имени Королевы добавляют окончание -бург, что значит «‎крепость». Эденийка несколько даже пожалела о том, что не приехала сразу в столицу: она несколько устала после вони и тряски, что после увиденного вряд ли уснёт. Въезжая в столицу, её не встретили фанфарами, цветами, фейерверками и оркестром, словно никто и не готовился к её приезду или предупредить не успели, а может даже выказывали госпоже всё своё неуважение. Запах тут был ещё хуже: кровь, трупы и гниль смешались воедино и эденийка уже действительно хотела вырваться. Однако её поразило большое количество рас Внешнего Мира, что на вид вполне дружно сосуществовали в этом городе. Тут хотя полуобнажённые высоченные четырёхрукие существа, создания с уродливыми зубастыми пастями и лезвиями на руках, бегают полулюди-полукони, а меж ними более скромно затесались обычные внешнемирцы. Их полуголый вид сильно смущал молодую Королеву, но деваться некуда.       И вот, чуть высунувшись в окно, Синдел увидела впереди высокое здание, раскинувшееся на несколько гектаров и скрытое за забором, навершия которого увенчаны пиками. Само здание стоит в плотном тёмно-фиолетовом, почти чёрном, дыме, а разрезает его ярко-зелёный луч, спустившийся с небес. Толком внешнего вида этого творения не разобрать, но ясно только, что оно высокое и увенчано каменным горгульями. Трудно понять, что это такое и стоит ли бояться приближаться туда, но карета не останавливалась — это был императорский дворец. Ко всем запахам прибавилось ещё ощущение жжёной травы и собачьих испражнений, от которых Королеве снова стало дурно. Хоть бы где-нибудь сидел куст душистого жасмина, хотя его тяжёлый аромат всегда доводил её до мигреней.       – Открыть ворота! – послышалось у ворот. – Эденийскую Королеву привезли!       Во имя Старших Богов! Что это за выражение? «‎Эденийскую Королеву привезли»! Синдел была этим оскорблена: не скот же она какой-то, чтобы говорить о ней в таком ключе. Хотя спасибо, что просто эденийской бабой не назвали. Но к её возмущению добавился ещё и страшный громкий скрип старых ворот, которые отделяли карету от внутреннего двора главного дворца Внешнего Мира. Ворота открывали медленно, словно нарочно растягивали момент издевательства над царственной гостьей. Как только своеобразная пытка закончилась, карету окружили вооружённые до зубов стражники-таркатаны, однако чувства такта они не имели, потому бесстыдно заглядывали в окна, чем даже напугали эденийку.       – Разойтись всем! – крикнул Даши. – Королева Эдении приехала!       Стражи тут же отошли, занявшись своим непосредственным делом — охраной. Выпрямившись, они бегом последовали вокруг кареты, как щит, способный уберечь гостью от лишних людей. Тут уже дорожка более ровная, мощёная, а значит немного успокоится её состояние после длительной тряски и усталости. Самое ужасное, если от этого её лицо выглядело уставшим или сонным, но зеркало отражало только свежее молодое лицо. И вот карета окончательно остановилась — главный вход во дворец: полукруглая лестница... без единого парадного украшения во имя прибытия Её Величества. Синдел тяжело вздохнула, понимая, что не очень-то её тут уважают, а словно привезли для позора и насмешки. Чтобы не дать в обиду царственную гостью, Даши открыл ей дверь и подал руку, потому что уже видел голодные взгляды таркатан: то ли хотят полакомиться эденийской плотью... либо телом в интимном смысле. Королева, набравшись сил, изящно спустилась по откинутым наружу ступенькам кареты. Ожидая произвести фурор, эденийка чуть не оконфузилась: из-за обилия несвязных и неприятных меж собой запахов её чуть не стошнило, но она удержалась, как можно более незаметно зажав нос пальцами... хотя незаметно такое действие сделать невозможно. Таркатаны, видя нежное и избалованное создание раскатисто смеялись и порыкивали. Хотя и морщась, но девушка старалась выглядеть дружелюбно и крепко сжала руку посла, немного побаиваясь.       Сопровождающий её посол, который тут был уже не гостем, а обычным жителем Внешнего Мира, провёл Синдел к вратам дворца, которые открылись перед ней. Увидев уже хотя бы какую-то часть Внешнемирья Королева не ожидала от дворца чрезмерного великолепия, обилия скульптур, ковров и стражей в золотых доспехах. Это Эдения прекрасна и природой, и городами, и главным королевским дворцом, который по праву можно считать анклавом города Эден. Гостья выдохнула для успокоения и прошла во дворец: её взору предстала ватага стражей-таркатан, которые обязаны блюсти чуткую охрану и не впускать чужаков, хотя на эденийку они не нападали, ведь она здесь по приглашению Императора. Сам по себе вестибюль не просто серый, а угрюмых тонов, навевая тревогу и даже некоторую панику, вокруг темно и холод, но не столь от погоды, а от облика помещения. Пусть и приехала Синдел довольно поздно, но уже поняла, что помпезности и должных почестей по поводу её приезда ей не окажут. Но Королева была тут не без поддержки: Даши был рядом, относясь к ней с большой благосклонностью и даже уважением. Но посол помнил зачем они здесь, потому повёл гостью в тронный зал — именно там находится правитель этих земель.       Синдел старалась сосредоточиться на цели своего визита во Внешний Мир, однако всё вокруг мешало ей: ещё никогда она не видела столько охраны, такого мрачного интерьера и угнетающей атмосферы. Подойдя к роскошным дверям, Даши велел оповестить о прибытии Синдел. Признаться, Королеве тут было уже не очень комфортно и страшно, хотелось уйти и убежать обратно в Эдению, ведь она тут совсем одна, даже без верной и преданной тёти, но она уже здесь, пути назад нет. И вот они подошли к разным дверям из красного дерева с золотыми ручками в виде золотых драконов. Даши как-то по-особенному постучался.       – Королева Эдении Синдел, – спокойно сказал страж.       Тут не было эденийского церемониймейстера, который перечислил бы все титулы своей госпожи: Королева, хранительница, защитница, герцогиня, графиня и всё прочее. Тут она просто женщина, царственная иноземка. Однако дверь пред ней открыли, а посол отошёл на второй план, так как уже в тронном зале она царственная гостья. Синдел сглотнула и вошла в тронный зал: вокруг стоит множество должностных лиц различных чинов, стража, но никто не спешит кланяться перед ней, а взгляды выражали полное неуважение к гостье или хотя бы просто к женщине.       Но Королева шла вперёд, туда, где её ждал равный ей по роду деятельности — правитель этих земель — Император Внешнего Мира Шао Кан. Властелин этого мира величаво раскинулся на своём троне, широко расставив ноги и раскинув руки на подлокотниках. Это был настоящий гигант и ростом, и телесным сложением: он выше двух метров, бычья шея, одна рука крепче и больше обеих её ног, весь от покрыт выпирающими мускулами, а его сила, вероятно, способна поднять крупный валун. Однако на вид он не был похож на обычного внешнемирца или эденийца: кожа у него была цвета тёмного шоколада, но не от загара или расы своей, а была то ли обгоревшей и покрытой потрескавшейся кожей, то ли представляла собой чешую; на пальцах рук и ног были удлинённые когти, которыми он нетерпеливо постукивал по каменному трону; на левой руке у него была россыпь шипов, словно у дикобраза, но эти более крепкие и толстые. Лица его она разглядеть не могла: оно скрыто под золотым рогатым шлемом, бежевого она торт обнажён, а пах скрыт под карминовой набедренной повязкой и латной юбкой. Император даже не соблаговолил надеть парадные доспехи ради своей гостьи, а вот она надела прекрасное платье из алого шёлка и украшения из рубина и золота, чтобы отдать дань принимающей стороне, а тут над ней насмехаются таким скомканным и очень сдержанным приёмом. Но что эденийка заметила особенно ярко и чётко, так это два рубиновых глаза с вертикальными зрачками, словно у... дракона. Они сияли как два огонька в темноте. Подойдя к трону уже достаточно близко, Кан показался гостье пугающим и огромным мужчиной, который чувствует себя уверенно, даже чрезмерно. Явно он гордился своим телом и ощущал себя господином, каковым и был.       – Так вот вы какая, Королева Эдении, – наконец-то заговорил Шао Кан: его голос был рычащим, пугающим и мощным.       – Надеюсь, что это не в укор, Ваше Императорское Величество, – сказала Синдел.       Император, довольно ухмыльнувшись, встал с трона и спустился к Королеве. Вблизи Кан казался ещё больше, чем на троне: высокий, широкоплечий, что даже не видно конца его шлема. Несколько испуганная этим великом и испугавшись гиганта, эденийка невольно сглотнула и сделала нелепый реверанс, хотя обучена искусству изящных поклонов. Мужчина бесстыдно разглядывал её, рассматривая оценивающе и... будто без одежды. Девушка даже смутилась и покраснела от его переглядок и ухмылок.       – Я Шао Кан, Император Внешнего Мира! – представился гигант.       – А я Синдел, Королева Эдения, – сказала Синдел. – Итак, вы желали поговорить со мной.       – Пока я ждал вас, то успел проголодаться, – сказал Шао Кан. – Поэтому приглашаю вас к ужину, а потом всё обсудим.       Император указал Королеве на боковую дверь, что вела в его столовую, и даже сам вызвался сопроводить её без слуг и свиты. Министры и генералы переглянулись меж собой, но возражать никто не смел, иначе себе дороже выйдет. Они шли по короткому тёмному коридору. Эденийка сжималась от того, что рядом с ней шёл такой громила. Конечно девушка привыкла к фанфарам, горнам и оркестру, а тут тишина, словно она приехала в гости к старому другу или просто её тут совсем не ждали. Однако по внутренним душевным ощущениям этот здоровяк ей вовсе не друг и даже не приятель. И вот они вошли в столовую: Синдел привыкла к искусной работы сервизам из золота, многоярусным фруктовым вазам и роскошным кондитерским шедеврам. А тут стоит длинный дубовый стол, устеленный ярко-бордовой скатертью, сервиз из дорогого золота, горят свечи и стоят вазы с алыми пахучими розами. Однако стула всего два на разных концах, значит Император и Королева будут ужинать только вдвоём. Блюда же поразили эденийку своей... величиной: упитанный поросёнок с крупным яблоком во рту, на блюде не помещался осётр, наполненный икрой, креветки были размером с кулак хозяина дворца. Много бутылок вина, а из блюд всё такое крупное и истекает каплями жира, даже блестит. Гостья сначала показалось, что она попала в страну великанов, где всюду стоят громоздкие и большие вещи.       – Садитесь, Ваше Величество, – пригласил её Шао Кан. – Налетайте! Ни в чем себе не отказывайте.       – Благодарю, – сказала Синдел.       Королева прошла к стулу, что стоял недалеко от неё, и села. Эденийка привыкла к галантным кавалерам и слугам, что всегда отодвинут госпоже стул и подвинут к столу. Но Кан не торопился оказывать гостье знаки внимания: стоя позади неё, он видел, как неумело гостья подвигается к столу, что неудивительно — стул был очень тяжёлым для неё. Внешнемирец, подавив в себе хотя бы даже тяжёлый гортанный смех, подошёл к ней и легко придвинул стул к столу, но так, чтобы не передавить красавице живот. От своеобразной заботы к себе и наличия манер у Шао Кана, Синдел стало очень даже приятно. И вот, оказавшись за столом, Королева улыбнулась, увидев столовые приборы, ведь мать рассказывала ей, что внешнемирцы едят руками и пачкаются как свиньи. Может быть приборы тут положили просто, чтобы доказать эденийке свою цивилизованность. Правда было их всего четыре: суповая ложка, вилка, нож и десертная ложка. Император сел за стол на противоположном конце и щёлкнул пальцами: к ним обоим тут же подошли слуги и встали к хозяевам данной трапезы. Эденийка постелила себе на колени алую тканевую салфетку, а внешнемирец... невольно повторил за ней.       – Говорите, что вам подать, – сказал хозяин. – Слуги подадут и уйдут, не будут стоять над душой.       – Спасибо вам, но... я совсем не знаю здешних блюд, – призналась гостья. – Хотя они и похожи на те, что едят на моей родине.       – Я конечно не знаю, понравится вам или нет, но можете попробовать креветки из Куатанского моря, – предложил мужчина. – Ещё сегодня утром они плавали в море.       – Я доверяюсь вашим словам, – кивнула девушка и обратилась к слугам. – Будьте добры, положите мне парочку креветок из Куатанского моря.       Слуги, поражённые таким тактичным и мягким отношением к себе, сразу воспряли духов и чуть ли не в драку бросились, чтобы первым подать Синдел креветки. И вот один из слуг поставил перед ней тарелку: в ней, внахлёст друг на друга, лежали неочищенные морские обитатели, обваленные в каких-то травах и политые лимоном, при том выглядело очень аппетитно. Только взяв в руку рачка, Королеве пришлось чистить его в тарелке: он едва посещался в её ладони и истекал жгучим соком. Вообще эденийка обожает морепродукты и часто ест у себя на родине, но... те гораздо меньше по размерам. Да и довольно редки из-за буйного моря: для рыбаков выйти в Штормовой океан, чтобы наловить рыбы и тех самых креветок — настоящее испытание. Хотя их выращивали в одном из крайних приморских городов Эдении. Размеры и аромат блюда вызывали у гостьи истинный восторг, потому она стала их чистить и есть, просто ножниц для этого ей не подали. Слуги с блестящими от радости глазами смотрели на неё и восхищались каждым её действием. Кан же, особенно голодный, подвинул к себе жирного поросёнка... целиком.       – Вина? – предложил Шао Кан, взяв в руки бутылку.       – Ох, нет, спасибо! – тут же ответила Синдел. – Я не пью!       – Тогда чего же вы пьёте? – спросил Император. – Без напитка совсем нельзя. А если в горле пересохнет?       – Только чай или сок чёрной смородины! – ответила Королева.       – Хм... – задумался Кан. – Возможно мы сможем найти что-то подобное.       Жестом руки внешнемирец потребовал исполнить волю гостьи: принести ей чего-нибудь безалкогольного, хотя слуги впервые услышали такое слово и были поражены, ведь во Внешнем Мире пьют все, даже женщины. Однако уже через несколько минут девушке поднесли ещё незабродивший виноградный сок и налили в бокал, а затем ушли, оставив правителей наедине. Их разделяли несколько метров стола, однако этого было достаточно, чтобы видеть и слышать друг друга.       – Раз теперь у вас полный бокал, то я хочу поднять кубок за свою гостью! – сказал Шао Кан.       – Я рада приёму у вас, – улыбнулась Синдел.       Подняв кубки они выпили: Королева сделала всего один глоток, а вот Император одним залпом осушил золотой винный кубок с рубинами и довольно громко выдохнул, размашисто обтерев рот рукой. Обернувшись куда-то, Кан что-то увидел, цокнул языком, взял и подошёл к гостье: он поднёс ей громадный букет алых роз.       – Кажется, в Эдении принято дарить женщинам цветы, – сказал внешнемирец.       – Ох... – эденийка была приятно удивлена.       Синдел обожала цветы: ирисы, лаванду, крокусы и фиалки, но только не розы, тем более алые, хотя всегда приятно принимать цветы в качестве подарка, особенно если понимать их язык. Может Шао Кан и не знает флориографии, но алые розы — символ настоящее любви, а отсутствие на ней шипов — любовь с первого взгляда. Этому Королеву научил покойный отец — Король Верестан: до того, как стать Принцем и Королём, он работал садовником в главном дворцовом саду Эдении. Обедневший дворянин, ища способ к существованию, принялся работать на не самой высокой и оплачиваемой должности, но лаванда, которую он высадил в саду, очень привлекла тогда ещё Принцессу Фрейю. С этого и начались чувства и отношения родителей Синдел, из-за которых её мать отказала Онаге, а могла бы быть Императрицей Внешнего Мира. Впрочем, это уже прошлое, а вот цветы и правда прекрасные, пусть и не самые её любимые.       – Благодарю вас, – улыбнулась Королева.       Чтобы всё же приступить к трапезе, но и не обидеть вполне радушного хозяина, эденийка положила рядом с собой розовый букет. Внешнемирец вернулся на своё место и резким движением руки выдернул у запечённого поросёнка ногу вместе с хрящом. Его когти запачкались в масле и под них забилось мясо, но сам Шао Кан не видел в этом ничего зазорного или необычного — он всегда так ест. Признаться, есть только вдвоём для Синдел было непривычно: обычно за семейным или торжественным столом собирается много-много людей, а тут только она и правитель Внешнего Мира. Хотя здешние блюда по своей величине уступали эденийским, но не по щедрости и красоте подачи. Тем не менее Королева всё же прибыла сюда не ради ужина.       – Я прошу прощения, что отвлекаю вас от ужина, но... – осторожно заговорила эденийка. – Откуда взялся повод для встречи? Ведь Эдения уже давно признала Внешний Мир своим врагом.       – Хороший вопрос! – ответил внешнемирец, прожевывая мясо. – Королева Фрейя не стала бы вести с нами переговоры, а вот вы... другое дело: новая Королева, что взглянет на ситуацию с нами иначе, без лишней ненависти. Мы могли бы о многом договориться. И к тому же о вашей красоте ходят такие легенды, что повод позвать был ещё и поэтому... – в тот момент его взгляд снова голодным зверем пожирал гостью.       – Признаться, не слышала о таком, – несколько лукавила девушка.       – Вы не умеете лгать, Синдел, – усмехнулся мужчина, раскусив её. – Вы обо всём слышали.       – Ну хорошо, вы правы, – скромно посмеялась она. – Я слышала об этом.       – И напрасно скрываете, – сказал он. – Красивые женщины всегда ценятся на вес золота.       – Я не привыкла измерять людей в денежном эквиваленте, – сказала Синдел. – Для этого хороша торговля.       – А ловко вы к этому подвели! – похвалил её Шао Кан.       – Ну ведь вы же звали меня сюда на переговоры, – улыбнулась Королева.       – Да! – сказал Император. – И не только! Но об этом позже. Мы могли бы предложить сотрудничество нашим мирам во всех сферах.       – У меня столько мыслей на этот счёт! – воодушевлённо произнесла эденийка.– У меня столько мыслей на этот счёт! – воодушевлённо произнесла Синдел.       – Да... – произнёс внешнемирец, пожирая её взглядом. – Излагайте, а я послушаю.       И Синдел, обрадованная тем, что Шао Кан готов её выслушать, тут же залилась сладкоголосой птицей, мнящей себя вершиной политической мысли. Ведь во дворце Королевы слушают только тётки и дядька, министры соглашаются в необходимости той или иной идеи, но всё сводится к нехватке средств. Эденийка, живо жестикулируя, рассказывала Кану о желании военного сотрудничества, торговле специями и фруктами, готова была вполне себе недорого продавать уже окрашенные яркие ткани. Казалось, что внешнемирец внимательно её слушает, но на деле же он разглядывает её всё больше и лучше, чтобы не упустить ни одной детали, а также запоминал всё, чтобы она не разозлилась, будто он пялился на неё, игнорируя переговоры. Мужчина, якобы увлечённый разговором и едой, рассматривал девушку: грудь колыхалась от её движений, она попутно поправляет волосы, очаровательно улыбается и сама располагает к себе. Такая добрая, чистая душой и честная... и мысли вполне умные. Одним словом совершенство! Легенды не лгут — она действительно идеальна! Шао Кан понимал, что уже увлёкся ей. В какой-то момент Император даже отложил объеденную свиную кость и непривычно для себя вытер руки о салфетку, а затем, сложив руки в замок, выслушивал свою гостью и следил за изящными движениями её рук. В какой-то момент Синдел утихомирилась, выдав все интересные для взаимной помощи пункты, а затем сделала большой глоток виноградного сока — в горле пересохло. За весь монолог Королевы Император умудрился всё запомнить, хотя даже не слушал.       – Ну как вам мои предложения? – искренне спросила эденийка. – Мне кажется, что у Внешнего Мира и Эдении может выйти замечательный союз!       – Мне нравятся ваши предложения! – ответил внешнемирец, улыбаясь немного лукаво. – Мы можем предложить военную мощь и многие ресурсы, а вы нам торговлю и культурный обмен. Это поможет улучшить наш мир.       – Как я рада, что вы меня понимаете! – сказала девушка.       – Оказывается, женщина тоже может быть умной, – сказал мужчина.       – Приятно слышать, – улыбнулась гостья.       – Значит мы договорились, – хозяин смотрел на неё всё более пристально.       – Я готова подписать договор! – сказала она.       – Тогда прошу пройти в мой кабинет! – сказал он. – Идёмте.       Синдел кивнула ему и постаралась выйти из-за стола, но за время ужина стул не стал легче, а потому она беспомощно колыхалась и подпрыгивала на нём. Шао Кан, проявив снисхождение, отодвинул стул и помог девушке выйти. Королева была польщена его вниманием и помощью, но уже через секунду Император всучил ей букет алых роз, ведь не зря же он слушал своих министров по поводу того, как расположить к себе эденийскую правительницу. Пусть эденийке цветы и не очень понравились, но ей было приятно. И вот теперь, когда ужин официально окончен, два правителя отправились в кабинет Кана. По пути Синдел ощущала на себе похотливые взгляды стражников и императорских слуг, что несколько пугало её. Однако рядом с Шао Каном ей было... даже спокойнее и безопаснее: ведь его тут, судя по всему, боятся и уважают — достаточно ему зыркнуть на своих подчинённых, то они тут же замолкнут и даже уйдут.       И вот они вошли в его кабинет: очень тёмно, мрак нагнетает обстановку, что даже на душе становится тревожно. Мысли совсем не хотят собираться в кучу, а всё от того, что работать тут, по мнению Королевы, совершенно невозможно. Обставлен он мебелью вполне скромно: большой рабочий стол, заваленный бумагами, кресло из затеррианской кожи, а вдоль стен стоят высоченные шкафы, набитые золотыми трофеями, головами добычи, оружием и многим другим... однако без вкуса: всё набито так, чтобы выглядело побогаче, но на деле вышла нелепица и чрезмерное бахвальство своими достижениями. Тем не менее эденийка пришла сюда ради подписания договора, а не боевых трофеев. Внешнемирец провёл её к креслу, а затем сел в своё глубокое кожаное кресло. Мужчина, потирая подбородок, рассматривал девушку чрезмерно пристально и смотрел не только на лицо.       – Должен заметить, что вы весьма прекрасны! – сказал Шао Кан как бы невзначай. – Легенды о вашей красоте не лгут. Похоже даже Боги с вами не смогут тягаться.       – Эм... – немного растерялась Синдел. – Спасибо, конечно, но... мы же хотели подписывать бумаги.       – Ничего страшного, – сказал Император, доставая пергамент. – Это не мешает делу.       На это Королева не ответила, но несколько неуютно поёжилась в кресле: не нравился ей тон господина этих владений, больно льстив он и тон его стал слишком приветливым. Кан же, не видя в своих словах никакого скрытого смысла, ведь говорил он прямо, но всё же для утешения души своей гостьи взял перо и стал что-то писать: почерк у него неровный, корявистый, а сама рука буквально поглотила собой гусиное перо. Эденийка неловко покручивала кольцо-печатку на пальце, словно ожидала подвоха. Но внешнемирец не просто писал текст, уткнувшись в пергамент, но ещё умудрялся смотреть на неё и улыбаться, только вот ей эта улыбка казалось уж очень неприличной. От этого девушка глупо краснела и отводила взгляд, была взволнована и растеряна. И вот, наконец-то, Шао Кан закончил писать и передал договор на подписание Синдел. Приняв бумагу, Королева в целом сочла это... похожим на договор: название, пункты, условия и всё то, что свойственному такому документы. Император настойчиво передал ей перо и украдкой коснулся её пальцев: мягкие и тёплые, а ноготки довольно аккуратные.       – У вас нежная и приятная на ощупь кожа, – заметил Кан, говоря низким и рычащим голосом.       От его голоса, тона и самих слов эденийка залилась краской и испуганно сглотнула, но всё же взяла перо и стала искать место для печати и подписи. У девушки заметно задрожала рука — её охватила странная, неведомая ей паника. Постаравшись взять себя в руки, Синдел нашла строку для подписи и стала выводить мягко и плавно, словно нож идёт по маслу. Шао Кан любовался каждым движением её руки, а от усердия и желания показать себя уверенной в себе правительницей, у неё колыхалась грудь. Император со скрежетом стиснул зубы, потому что возбуждение к Королеве преодолевало все приличия... на которые он всегда плевать хотел. Выведя подпись, эденийке было нужно поставить печать.       – Мне бы свечу, – сказала девушка и достала свой сургуч цвета индиго. – Для печати надо разогреть.       – Можно обойтись и без свечи! – сказал мужчина и зажёг на кончиках своих пальцев пламя, словно от свечки.       – Надо же! – восхитилась она.       Шао Кан не тянулся к ней и подходить не стал, словно заставляя Синдел подойти к нему. Королева сейчас так нуждалась в союзниках и пополнении казны, что, оглядевшись по сторонам, встала со своего места и подошла к Императору без задней мысли. Поднеся заострённый кончик сургуча к огню, он тут же стал плавиться, опускаясь по стержню горячими растопленными каплями. Эденийка уж хотела вернуться к бумаге, чтобы поскорее поставить печать, но ноги словно подкосило: свободной рукой внешнемирец стал... гладить её предплечье. Девушка ощутила на своей руке грубую кожу мужчины, но он не старался оторвать или сломать конечность, а... просто поглаживал, при том так ласково и бесстыдно, что лица даже отхлынула краска, покрывшись бледнотой. Его это даже не смутило, словно так и должно быть.       – Вы невероятно прекрасны! – вновь сделал ей комплимент Шао Кан.       – Ваше Императорское Величество, что вы делаете? – сглотнула Синдел.       – Восхищаюсь вами! – ответил Император, убрав с пальцев огонёк и обняв её за талию, что гостья даже сургуч выронила. – Вы меня восхитили с момента вашего приезда! Я просто вне себя от вашей красоты!       – Ваше Императорское Величество, я прошу вас... – в глазах Королевы читался испуг. – Давайте закончим начатое дело и я вернусь в Эдению? Ведь я же приехала сюда для этого.       – А я вызвал вас не только для этого! – ответил Кан. – Я позвал вас потому что... влюбился!       – Что?! – поразилась эденийка. – Мы же с вами даже никогда не виделись!       – Из рассказов от торговцев я узнал о вас и влюбился! – говорил ей внешнемирец, поглаживая по талии.       – Так вы... обманули меня? – в горле у испуганной эденийки появился ком.       – И да, и нет! – слукавил мужчина.       – Пожалуйста... отпустите меня... – взмолила девушка. – Я замужем...       – Нет, я не могу отпустить такую красавицу, что подобна Богине! – шептал он ей на ушко, обжигая своим дыханием.       – Пожалуйста... – вздрогнула она.       – Тише... – Шао Кан приложил палец к её губам. – Я клянусь тебе, что ты не забудешь эту ночь и будешь умолять ещё.       Император провёл пальцем вниз до её груди, как тогда, когда увидел её портрет, а затем за талию притянул гостью к себе и жадно поцеловал. Королева широко раскрыла глаза: от такого поцелуя её резко охватил жар по всему телу. Кан редко целует женщин, только уж если они чрезмерно красивы, а гостья оказалась краше всех тех, кого он имел раньше. А эденийка, оцепеневшая от поцелуя, была на грани слёз: она надеялась, что хотя бы правитель Внешнего Мира выслушает её, поможет Эдении своими силами и деньгами, чтобы вместе они строили лучший мир, а он позвал её лишь как женщину... даже скорее девицу лёгкого поведения. Но почему-то её не трясло от нервов и ужаса, а скорее было так... безопасно рядом с ним, даже надёжно: такая скала, прижимая к себе, источает настоящую мужскую силу и уверенность в себе, так легко овладевая женщиной. Во имя Старших Богов, что же творится с ними обоими? Внешнемирец сошёл с ума от желания овладеть ей, а эденийка не трепыхается, а просто застыла на месте, не понимая, что творится. Властные и напористые руки Шао Кана легли на ягодицы Синдел и мяли их. Каким-то непонятным порывом, словно подтолкнувшим её к Императору, Королева встала на носочки и попыталась ответить на поцелуй. Гигант благосклонно и милостиво наклонился ниже, целуя эту маленькую и прекраснейшую девушку. И плевать он хотел на священный обет брака, семейные узы и все прочее, что связывает эденийку и её мужа, имя которого он даже не запомнил, что ему и не нужно. Тогда, в Ватернусе, когда он узнал о смерти Фрейи, то думал, что девочка там простая и глупая, как и её мать, а на деле приехала раскрасавица с добрыми и чистыми намерениями, но по взгляду видно, как она одинока и несчастна, такому очаровательному созданию нужна защита и опора. И вот теперь он с удовольствием покорил прекраснейшую во всех мирах эденийку, что ещё является Королевой. Разумом Синдел понимала, что это неправильно и нужно остановиться, но тело тянется к сильнейшему. Шао Кан отпустил её губы: помады на них уже не осталось, зато от его силы к губам девушки прихлынула кровь, заставив их покраснеть и распухнуть. Император поднял Королеву на руки.       – Тебя ждёт лучшая ночь в твоей жизни! – самоуверенно сказал Кан.       Внешнемирец, ловко обходя все нагромождения из мебели, понёс возлюбленное им создание в свои покои, не отпуская ни на секунду и целуя в шею. В коридоре это видели все, каждый стражник, но девушка совсем не понимала, что с ней творится. Её опоили каким-то любовным зельем? Но Синдел не питает к Шао Кану нежных и пламенных чувств любви, а просто... желание ощутить себя женщиной, а не той, для кого она только «жена моя» и «позволь поцеловать тебя», как с Джерродом. Да, Император дикарь и чурбан, раз так себя ведёт и всё это настолько грязно и пошло, что не укладывается в голове, но Королева словно сама не своя стала. В голове эденийки чётко было ясно, что она не хочет, чтобы внешнемирец останавливался.       Всего за какие-то жалкие минуты Шао Кан принёс Синдел в свои покои: место, где наверняка была осквернена не одна девушка. Всё указывало на то, что... обычный человек тут спать не сможет: в единый премерзкий запах смешались ароматы бывших здесь ранее женщин и даже стоящие букеты роз, чтобы умилостивить девушку, не перебивают этого. Император даже не удосужился приказать слугам убрать одежду прежних девиц, благо хоть в постели ни одной не было. Почувствовав, что Королева очень брезглива в отношении незаправленной и затхлой постели, потому решил сделать то, чего никогда раньше не делал — магически полностью очистить постель. Теперь не осталось ни следов девственной крови, ни косметики, ни остатков слёз, ни даже его семени, которым он легко разбрасывался. Хотя это неудивительно: Кан не боялся, что кто-то понесёт от него ребёнка, ведь все его наложницы абсолютно стерильные. Однако эденийка таковой не является, но внешнемирец уже распалился от страсти, а потому ему уже всё равно. Шао Кан, слегка закружив Синдел, сел на постель. Император не знал, куда смотреть: грудь, талия или длинные ноги, но... глаза! Во имя всего, что можно восславить или воззвать, какие же у неё прекрасные глаза! Кан никогда не видел такие искренних и прекрасных глаз: кажется, что они серые, но вроде бы и карие. Точно так, как изобразил художник на портрете. Внешнемирец точно найдёт его и озолотит за такой подарок.       – Это всё неправильно, – заговорила эденийка. – Я замужем!       – Удовлетворённая женщина ведёт себя иначе, – отметил мужчина, разглядывая даже мелкие детали её платья. – Ты надела красное... Хотела меня поразить?       – Скорее отдать дань принимающей стороне, – ответила девушка.       – Ты в нём прекрасна, но... тебе бы больше подошёл другой цвет! – заметил он. – Хм... фиолетовый, например...       – Это мой любимый цвет! – сказала она.       – Да? – удивился Шао Кан. – Не думал, что попаду в самую точку. Он бы отлично на тебе смотрелся.       Синдел и возразить хотела, и сбежать, и, Шиннок её побери, остаться, голова и тело совсем её не слушались. Что же за помешательство? Зелье или просто желание оказаться в руках сильного мира сего. Ведь это же настоящий позор изменить своему мужу, ещё ни одна женщина королевской семьи такого не позволяла... если не считать тётю Августу, которая изменяла своему мужу со своим собственным братом Максимилианом. Внешнемирец провёл рукой по её ноге и приподнял: нога застыла в идеально ровном состоянии, уж человек явно занимался балетом и гимнастикой.       – Ооо, вот это растяжка! – поразился мужчина. – Хочу испытать все её возможности!       Шао Кан снял с её шеи тонкое ожерелье из золота и рубинов, которое держало шёлковый шлейф за её спиной. Ткань мягко упала на пол, сложившись небрежным пятном. Плечи красавицы обнажены: белая, словно слоновая кость кожа, а какая мягкая, от тебя пахнет фиалками. Император уже рычал от изнеможения, как зверь, потому что сейчас с ума сойдёт, если не будет касаться её. Кан грубо коснулся её губами, оставляя следы своих губ и даже засосы. Внешнемирца не интересовало то, что там скажет этот эденийский Королёк, будет он доволен или нет, потому что такая дама заслуживает только лучшего из мужчин, каковым он себя и считал. Мужчина нащупал сзади шнуровку, но резко не тянул, иначе всё запутается и он не так скоро увидит её тело. Проще разобраться с этим магией, а то если он порвёт платье, то девушке не в чем будет ехать. Шао Кан ослабил шнуровку и та уже не так плотно сидела на груди Синдел. Сначала Императору казалось, что, как и все женщины, Королева нарочно затянула корсетом талию и лифом приподняла грудь, чтобы казаться привлекательнее, но на деле она действительно такая худая и очень фигуристая. Потому, когда Кан припустил её платье, то... поразился большим размерам её прекрасной груди. Эденийка ещё явно не была матерью, потому грудь и соски пока не расплылись от тяжести материнства и грудного вскармливания, хотя ему казалось, что девушку он готов принимать в любом виде. Шао Кан уже не думал чисто о похоти, разврате и обычном зверином желании совокупления, а о том, как бы доставить Синдел удовольствие, она точно достойна этого. Император наклонился к груди Королевы и сладко поцеловал одну из них. Гостья издала звук, одновременно похожий на довольный стон, мычание и спёртое дыхание. Никогда Джеррод не опускал свои губы ниже её губ: брезговал и считал это слишком грязным для дворянина. А вот внешнемирец считал, что истинная женщина заслуживает полной ласки во всех местах. И сейчас своим длинным и горячим языком, он обласкивал её сладкие, большие, сочные, пышные и нежные груди. Мужчина мягко отстранялся от них, видя, как его гостья изнемогает от наслаждения и жажды, чтобы это не кончалось. Девушка просто не знала, что такое бывает и так можно. Шао Кан умело играл языком, покусывал и просто дул, чтобы горошинки её сосков вытягивались как иглы. Ощутив, что Королева теряет равновесие на его коленях, Император вместе с ней лёг в постель. Теперь, когда она под ним, Кан продолжил её раздевать, стремясь добраться до самого сокровенного — её исподнее. Эденийка не противилась, потому что ласки груди доводили её до пика удовольствия и блаженства. Она вообще не хотела, чтобы он останавливался. Теперь Синдел ощущала, как Шао Кан стягивает с неё длинную юбку, а потом с восхищенным хмыканьем снимает кружевные трусики.       – И ты говоришь, что не хочешь? – довольно ухмыльнулся Император, показывая её трусики. – Просто так ты бы такое не надела.       – Я всегда такое ношу... – сдавленно произнесла Королева.       – При следующей встрече вообще их не надевай, – произнёс Кан и откинул их в сторону.       Эденийка на секунду представила, как ходит по дворцу без трусиков и густо покраснела от своих же мыслей. Но эта фраза: «При следующей встрече...»... Он что, рассчитывает снова с ней увидеться? И каждый раз будет обманывать её под разными предлогами? Но все мысли табуном покинули её головы, когда два горячих, грубых и шероховатых пальца провели по её лону, лаская, чтобы распалить и в ней жар похоти. Два напористых когтистых пальца, которые способны заполнить её всю, так грубо и властно блуждали там, что Синдел даже приложила руку ко лбу: никогда Джеррод так не сможет. Там у неё между ног начало мокнуть: Королева просто была без ума от такой ласки, страсти и похоти. Император по своему желанию легко приподнял гостью из лежачего положения к своим губам и впился в них, не останавливая ласки. Эденийке просто не могла терпеть и стонала ему прямо в губы, а её нежные руки сами обнимали её грубую бычью шею. Вторая рука внешнемирца, что приподняла её, вдруг... стала ласково поглаживать её щёку. От такого Синдел сразу раскраснелась пуще прежнего, а тело просто разрывалось, словно внутри бушует шквал разноцветных фейерверков: лицу приятно от поглаживаний, а внизу уже горит пожар блуда. И вот Синдел ощутила, что что-то большое и длинное упёрлось в её живот. Королева ахнула в губы Императора, а затем он разорвал поцелуй и позволил глянуть вниз: словно меч, в её живот туго упёрся большой член внешнемирца, хотя он и был скрыт набедренной повязкой. Гостья широко раскрыла глаза — такого огромного она никогда не видела.       – Что, нравится? – самодовольно произнёс Кан. – Ты небось такого и не видела!       Эденийка от восторга не могла и слово вымолвить. Потому внешнемирец поступил гораздо проще для них обоих: он взял ладошку девушки и положил на своё возбуждённое достоинство. Девушка не могла поверить, что такое существует: одной её ладони не хватает для того, чтобы обхватить его достоинство... и не факт, что обе её ладошки смогут это сделать.       – Ну как? – с ухмылкой спросил Шао Кан.       – Я... я... – пыталась сказать Синдел. – Он...огромный!       – Конечно! – с гордостью сказал Император.       – Мне будет больно? – догадалась Королева.       – Лишь поначалу, – уверил её Кан. – Я уверен, что тебе понравится!       – Заглуши мою боль! – взмолила эденийка.       – Уже и не отпираешься! – победно произнёс внешнемирец. – Но обещаю, что такую нежность получишь только ты!       Мужчина отстегнул пряжку на своём ремне и снял с себя набедренную повязку, чтобы наконец-то войти в неё. Он был уже весь в нетерпении, горел жаждой вкусить царственный запретный плод из Эдении... как вдруг девушка упёрлась рукой в его накаченную грудь. Для Шао Кана это перемирию подобно: он уже настолько возбуждён и готов на всё ради удовлетворения своих мужских потребностей, как гостья внезапно его останавливает.       – Раз уж все так далеко зашло, то я хочу видеть твоё лицо! – требовательно сказала Королева.       – Хм... – посмотрел на неё Император, а затем лукаво улыбнулся. – С удовольствием!       Кан приостановил движения рукой в области лона своей без первого толчка любовницы, а затем снял шлем. Эденийка ожидала увидеть что и кого угодно, но... внешнемирец оказался таким... нетипичным, не похожим на мужчин, которых видела в своей жизни: у него тёплый тон кожи, он лысый, но виски и лоб имеют более тёмный оттенок, словно сверху надет капюшон, нос у него широкий с высокими ноздрями, полные бордовые губы, всё лицо исполосовано шрамами и даже швами. Два глаза горят словно алый закат, крупные рубины, котлы с кровью и всё то, что хоть настолько же ярко, как его очи. Гостья едва заметно сглотнула, что сразу понял хозяин, потому лицо его из мягкого и благодушного стало грозным и строгим.       – Что, не нравлюсь? – недовольно дёрнул ноздрёй Шао Кан, а затем уж хотел снова вернуть шлем на голову.       – Нет! – Синдел мягким касанием остановила его руку.       Император замер в оцепенении, словно околдованный какими-то неведомыми чарами: его взгляд впервые стал растерянным и несколько даже взволнованным. Королева, чуть боясь, прикоснулась пальцами к его затянувшимся ранам, мягко очерчивая их тонкими пальцами.       – Тебе было больно, – вдруг произнесла эденийка.       – Что? – не понял внешнемирец.       – Тебе было больно от этих ран, – повторила девушка.       – Не так больно, как многим, – браво ответил мужчина.       – Видно, что ты воин, – сказала она. – Только на поле брани можно получить такие шрамы.       – Но мне не было больно! – снова повторил он, а затем погладил её по руке. – И теперь я не сделаю больно тебе.       Шао Кан нежно коснулся губами её ладони, такой нежной и мягкой, что даже удар от неё будет неощутим. Император не сводил с неё глаз,а Королева с него его — он словно гипнотизировал девушку. Нет, Кан уже не хотел грубого траха, пока его гостья не потеряет сознание и пульс. Теперь внешнемирец хотел, чтобы она не забыла эту ночь, чтобы она не была для неё кошмаром и чтобы она возвращалась к нему ещё и ещё. Мужчина снова поцеловал её и задвигал пальцами ей между ног. Синдел стонала, ощущая, что у неё течёт между ног и она уже очень и очень сильно хочет ощутить этого мужчину внутри себя. Но Шао Кан тянет, как нарочно, хочет её довести до того, чтобы умоляла, чтобы отдалась ему на милость, хотя уже понятно, что она полностью в его власти. Терпения у Королевы уже не осталось — она на пределе.       – Шао... – эденийка впервые назвала его по имени.       – Да? – спросил внешнемирец, не убирая милую, но лукавую улыбку.       – Прошу, не мучь меня, – тяжело проговорила девушка.       – Разве больно? – спросил мужчина.       – Нет, просто... – она засмущалась. – Я уже готова...       Шао улыбнулся, увидев, что Синдел действительно уже изнемогает по его члену. Потому он пристроился и начал как можно аккуратнее входить. С первых движений Император смог войти в Королеву только на половину головки — девушка оказалась узкой, словно девственница, хотя таковой она уже точно не была. Эденийка громко застонала, почти перейдя на крик, но внешнемирец тут же одарил её поцелуем, чтобы облегчить возможную боль. И, чтобы не растягивать её боль, Кан вошёл резким толчком. Девушка закричала ему в губы, но мужчина вновь их смаковал, не давая боли быть слишком сильной, он словно повелевает этим чувством. Синдел часто задышала, случайно прикусив губы Шао Кана, но боль сменилась блаженством. С Джерродом всё было просто обыденно, даже несколько официально, словно брачная церемония, не хватало только приглядывающих за этим придворных дам. Король всегда занимался с ней любовью по приличиям, без грубости и хоть какой-то страсти, как по долгу, хотя она ожидала большего, раз его отец так хлопотал за него перед её покойной матерью. Но всё оказалось большим разочарованием. Королева не получала того, чего хотела — любви, нежности и страсти. А ведь она ещё такая молодая, ей хочется познать все радости плоти, которыми её завлекали фрейлины и близкая подруга Дженна, ныне уже покойная. Та рассказывала, как Джералд занимался с ней любовью, причём так страстно, что Леди потом ходила довольная не один день. А для эденийки это было всё слишком сложно, церемонно, начиналось медленно и с долгими прелюдиями, а заканчивалось быстро, что потом... даже придворным дамам нечего было обсуждать целый день, кроме погоды — никакого огня в отношениях королевской пары. И вот сейчас... Кан делает с ней невероятное. Только бы сейчас всё не закончилось... Внешнемирец двигался в ней бешеным зверем, но толчки его были не по-собачьи скотскими, а даже размеренными, чтобы любовница ощутила всю его силу. Но руки его были на её груди, которая, как он выяснил, является её слабым местом.       И длились эти истинные удовольствия плоти много часов. Шао Кан и Синдел, позабыв о всяких приличиях, утопали в огненной страсти, по своему жару сравнимой с жерлом вулкана. Как только Император не клал Королеву: ставил на четвереньки, клал на бок, даже пробовал навесу. От удовольствия эденийка закатывала глаза, потому как член Кана доставал до таких глубин, которые ей раньше и самой были неведомы. Внешнемирец не бил её и не царапал, потому что не хотел причинять ей боль. Девушка ещё никогда так много и обильно не кончала, но мужчине даже этого было мало, хотя там уже, казалось, всё покраснело. Наконец, Шао Кан увидел полную усталость Синдел: она стала первой кому он... позволил быть сверху. Хотя, признаться, гостья испытывала от этого только неудобство: ноги у неё были уже ватными, а таз настолько отяжелел, к тому же она привыкла быть снизу, а тут такая роскошь. Королева, стиснув зубы, старалась двигаться, а Император удовлетворялся от её довольного лица: ей точно не больно, просто она не привыкла к таким размерам. Эденийка, наклонившись к нему, прислонилась к его лбу своим: она истекала потом, а в груди клокотало дыхание, но это всё уходило на второй план, ведь ей... бесстыдно как хорошо!       – Ты прекрасна! – проговорил он. – Ночью ты останешься со мной! А завтра снова расскажешь мне своё видение политики. Я никогда не слышал таких умных мыслей от женщин!       – Я... я... – тяжело дышала она.       Шао Кан победно улыбнулся — он покорил Синдел, хотя не так-то просто она далась. Император рывком полностью вогнал в лоно Королевы свой член, задержался на секунду и... кончил в неё. Эденийка громко застонала, ощутив горячее семя внутри себя, да ещё и в огромном количестве. Кан снял её со своего члена, который теперь уже вяло упал между его ног, и положил рядом с собой. Внешнемирец, обхватив подбородок эденийки, жарко поцеловал, а затем погладил её по щеке. Его рука сжала её ладошку и... внешнемирец ласково стал целовать её пальцы, рассматривая переливающиеся золотом перстни. Спадал жар страсти и кипение похоти, остывало тело, а вместе с тем к голове девушки хлынула кровь, заставляя осознавать всю грешность своего поступка.       – Это всё неправильно, – слабо проговорила Синдел.       – Неправильно было, если бы тебе не понравилось! – парировал Шао Кан. – Но ты в восторге!       – В Эдении за такое клеймят, – Королева отвела взгляд, готовая заплакать.       – Ты королева, – напомнил Император. – Тебя не заклеймят.       – До меня никто так не поступал, – сказала гостья.       – С почином тебя, дорогая, – шутя, сказал Кан.       – Спасибо, – устало посмеялась эденийка.       – Не думай ни о чём, – просил внешнемирец, поцеловав её в висок. – Твой муж никчёмен. Жалкий червь, раз не может сделать тебя счастливой в постели! Но со мной ты всегда будешь счастливой! Останься со мной! Я защищу тебя от любой напасти и брошу все миры к твоим ногам!       – Мне всё это не нужно! – сказала девушка.       – Я дам тебе ещё более важное, – продолжил мужчина. – Любовь, ласку, заботу, богатство и самое главное — детей!       – Я не могу иметь детей ни от кого другого, кроме своего мужа, – сказала она.       – Значит ты будешь моей женой! – произнёс он. – Я тебя добьюсь!       Не желая больше продолжать бессмысленную беседу, потому что Синдел переходит на самобичевание, Шао Кан снова поцеловал её, страстно перехватив её шейку рукой, а затем отпустил: девушка тут же ощутила слабость и усталость в теле, глаза непроизвольно закрывались, а затем она устало откинула голову и засопела.       – Поспи до утра, – сказал Император. – Ещё ни одну женщину я не оставлял в своей постели. Ты вообще единственная, кого я готов любить всей душой... дать то, чего не знал сам.       Кан прижал её к себе и лёг рядом, обняв за талию. Эденийка невольно прижалась к внешнемирцу во сне, будто не хотела, чтобы ночью к ней пришёл карающий меч правосудия. Наверняка лакеи и кучер не поняли, зачем их Королева тут заночевала, ведь уже завтра в Эден должен вернуться Король Джеррод после длительного отсутствия. Но сон девушки оказался так крепок, что она желала отоспаться до победного, пока даже слуги не скажут, что столь длительный сон вреден.       Настал новый августовский день. Утром Синдел привыкла, что её будит аромат кофе, булочек с корицей и карамелью и букет свежих магнолий. А тут с утра неистравимый запах пыли, грязи и невычищенной из камина золы. Но рядом добавлялся несколько даже... приятный мужской аромат, который находился рядом с Королевой, но это не Джеррод: от него всегда густо пахнет нарциссами, даже с утра, когда ещё ночью они... делали наследника трона. А тут рядом мужчина, горько пахнущий потом и ей одновременно. К тому же он храпит, как целый полк горнистов. От этих ощущений эденийка открыла глаза и сладко потянулась, несмотря на странные запахи, а затем... обнаружила себя в постели Шао Кана. Девушка, увидев его, испуганно сглотнула: это всё явь, это измена мужу, каким бы он ни был и как бы хорошо ей не было! Эденийка упала на подушку и прижала ладонь ко лбу, слабо хныкая. В разуме Синдел стала рисоваться жуткая и позорная картина Справедливого королевского суда, как ей выносят обвинения, а потом... прямо на постыдном месте греха выжигают клеймо раскалённым железом. Королева сглотнула болезненный и сдавливающий ком в горле, как-то инстинктивно положив руку на живот, словно для защиты. Нет, это грех! Позорный грех, от которого ей теперь не отплатиться! Нужно бежать, собраться с силами и бежать, хоть впереди кареты, но вернуться в Эдению. Девушку даже трясло: наверняка мужчина уже подумывал накормить её завтраком, показать дворец, закончить подписание договора, пообедать... или же он снова пожелает насытиться её телом? Нет, нельзя допустить повтора этого ужаса! Нужно срочно покинуть это место похоти и разврата, чтобы больше ничего их не связывало, даже место сна. Синдел, почти скользя по простыням, чтобы не разбудить Шао Кана, встала с постели: ни скрипа, ни звуки — любовника спит. Сама Королева ощущала дикую слабость в теле: ей бы сейчас показаться лекарю, выпить травяной чай и просто полежать... но уж точно не здесь. Эденийка на ослабших ногах и тяжёлым тазом стала собираться как можно тише и скорее, но внутри себя сдерживала недовольное бурчание и ядовитые оскорбления в адрес внешнемирца. Хотела она того или нет, но взгляд сам упал на спящего мужчину: такие надежды она питала к Внешнему Миру и его правителю, а на деле... в разуме ярко мелькали его поцелуи, слова и даже редкая нежность, а ощущения от прикосновений сильных рук до сих пор не покидали её. То ли от очередного приступа позора, то ли от жалости к себе Синдел заплакала, сдерживая звучные всхлипы. Королева, глянув на Императора в последний раз, выскочила из его покоев подстреленной ланью... правда рана была сердечная. Гостья бежала по незнакомым и путанным коридорам, где было совсем темно. Эденийка с каждым шагом всё больше хотела вернуться на родину, но то, до какого состояния она себя довела вряд ли позволит поскакать верхом вперёд экипажа, придётся ехать в карете.       И вот, тот самый вестибюль, наполненный стражами-таркатанами, которые похотливыми зверями смотрели на Синдел, но ни секунды более она тут не задержится. Королева навалилась на двери с большой силой, которую только могла в себе найти, и выскочила во двор: снова эта трупная вонь, лиловый смог и ни капли растительности. Но всё это к Шинноку, в самую Преисподнюю! Благо хоть её карета, запряжённая белоснежными конями, уже стояла у входа и готова была везти госпожу в Эдению. Лакей открыл ей дверь и она почти с разбегу запрыгнула в карету, а дверца закрылась следом за ней.       – Трогай! – приказала Синдел.       Кучер моментально дёрнул поводья и повёз Королеву к порталу, что стоял на берегу Штормового океана. Там, в карете, заглушаемая топотом копыт и стуком колёс о камни, эденийка закрыла лицо и безутешно рыдала: её использовали как скот, дав надежду на то, что она из себя представляет не внучку завоевательницы, а личность, способную вести политику Эдении. Император говорил ей такие речи, воодушевлял, а по итогу... она считала это изнасилованием. Девушка, зажмурившись, легла на сидение кареты, прижала ноги к груди, и тихонько заплакала. Она желала забыться, не видеть больше Внешний Мир, чтобы его образы и ужасные виды стёрлись из памяти. Синдел рыдала до боли в груди и сухости в горле, завывала и безнадёжно била кулаком по обитому бархатом сидению.       Прошло несколько часов. Королева уж и не знала сколько ещё ехать и в каком районе они находятся. Слёзы вытекли, но осталась пустота и тяжесть, однако вместе с тем появилось желание сна и тягучие ощущения ниже живота. Эденийка, кажется, уже и успокоилась... как вдруг богатую карету сильно тряхнуло и она замерла на месте, чуть приподнявшись с правой стороны сзади, где сидела девушка. Что это? Бандиты или императорские войска, что догнали любовницу своего господина? Синдел, шмыгнув носом, тут же приподнялась, но с большой опаской. Королева старалась разглядеть хоть что-нибудь за плотной шторкой. От увиденного эденийка чуть не вскрикнула: это был Шао Кан, что одной рукой остановил движение целой кареты, приподняв её заднее колесо. Видно, что у Императора чудовищная сила. Однако вот вид его непонятен: то ли Кан желает поговорить, то ли чинить разборки. От страха Синдел вжалась в угол сидения и закрылась руками, только бы не быть замеченной. И вот карету вновь тряхнуло и она встала на все колёса, а затем дверца с несвойственным ей скрипом распахнулась и в проходе появился внешнемирец.       – Вот ты где! – сказал довольный Шао Кан.       – Не подходи ко мне! – во всю глотку закричала Синдел. – Уходи прочь!       – Я думал, что проснусь с тобой в одной постели и послушаю рассуждения о политике, а ты сбежала, – Император недовольно покачал головой и щёлкнул пальцами: карету окружила такая аура, что теперь никто их не услышит. – Я уже говорил дважды, но скажу ещё раз: оставайся со мной!       – Пошёл. Ты. К Шинноку! – процедила сквозь зубы Королева. – Не хочу видеть ни тебя, ни твой проклятый мир! Убирайся прочь, в свой гарем, и развлекайся там!       Кан окинул взглядом небольшой проход кареты, а затем полубоком стал проходить внутрь. Несчастный возок содрогался и жалобно скрипел, не выдерживая такого мощного веса. Эденийку затрясло, началась паника и желание выбраться отсюда как можно скорее. И чтобы... Джеррод укрыл её в своих объятиях, хотя бы просто как раньше, в детстве, когда они были только друзьями. Внешнемирец всё же залез в карету, сел рядом с девушкой и взял её за руку.       – Я тебе говорю: будь со мной и у тебя будет всё! – продолжил Шао Кан. – Обещаю!       – Мне ничего от тебя не нужно! – бросила Синдел. – Я хочу забыть вчерашнюю ночь, как страшный сон!       – Страшный?! – Император поднял бровь. – Да ты так счастлива была, как никогда раньше!       – Ты не знаешь того, что было со мной раньше! – сказала Королева. – Но теперь я точно понимаю, что... с Джерродом я хотя бы чувствую себя не скотом!       – С тобой я обращался, как с истинной женщиной, которую любят! – парировал Кан.       – А я тебя видеть не хочу! – кричала несчастная любовница. – Уходи!       Внешнемирец недовольно цокнул языком, а затем, убедившись, что их никто не видит, прижал хрупкое создание к себе и горячо поцеловал, желая распалить в ней вчерашний жар. Девушка стала колотить его по груди и плечам, только бы мужчина отпустил её, но её удары для него — смех. Перед глазами возникло его лицо без шлема, вчерашняя ночь и... от этого желудок свернулся. Синдел из последних сил полоснула ему ноготками по груди, оставив вздувающиеся царапины, но Шао Кан не почувствовал боли, целуя заплаканное лицо девушки. Его могучие и сильные руки нежно поглаживали её тело, но без похоти, просто чтобы ладони запомнили её точёные изгибы. От жалости к себе эденийка заплакала, дрожа, словно от холода.       – Не плачь, – успокаивал её Император. – Ты слишком прекрасна, чтобы плакать.       Королева не удержалась и дала Кану пощёчину, отвернувшись от него и снова заливаясь слезами. Но внешнемирец не сдавался, он не из тех, кто обряжается в балахоны, а потом стыдливо просит поцеловать свою жену, как Джеррод. Понимая, что у эденийки истерика, он наслал на неё магию успокоения, а также заставил прекратить слезы литься и восстановил макияж. Девушка постаралась снова разрыдаться, но не получалось. Её трясло, она часто дышала и хотела просто побыть одна, в тишине и покое. Но неведомая сила успокаивала Синдел, не давая ей рыдать. Шао Кан желал быть с ней честным и искренним, потому даже снял шлем: он уже понял, что её не впечатлило его лицо, но ведь она в порывах страсти целовал его нос и шрамы.       – Надеюсь, что однажды Старшие Боги покарают тебя за всех тех девушек, которых довёл до слёз, – сказала Королева.       – Я не боюсь их кары! – самоуверенно произнёс Император. – А вот ты останься со мной!       – Нет! – твёрдо ответила гостья. – Никогда я не буду с тобой!       – Будешь! – сказал Кан. – Если ты не останешься, то я приду за тобой в Эдению и завоюю её вместе с тобой!       – Эдения не покорится тирану! – бросила эденийка.       – Покорится, если приложить достаточно сил! – парировал внешнемирец. – Но помни: мне на Эдению плевать, мне нужна только ты!       – А мне плевать на тебя, – уже безразлично произнесла девушка. – Ненавижу тебя.       – Если б ненавидела, то не легла бы под меня! – усмехнулся мужчина. –А твои стоны... А то, как ты нежно звала меня по имени! А ни единой слезинки, а только радостные стоны...       – Больше этого не повторится! – сказала она. – Если нападёшь на Эдению, то получишь такой отпор, что больше никогда туда не сунешься!       – Ну-ну! – хмыкнул он и начал выходить из кареты. – Даю тебе год на размышление! Подумай! Если не придёшь — жди меня с моей армией! – он вышел из кареты, но перед тем как уйти, обернулся. – И всё же я люблю тебя! Ты первая и единственная, кто украл моё сердце! – он закрыл карету и ушёл. – Трогай!       По приказу Шао Кана карета скоро тронулась с места и поспешила к порталу в Эдению, где точно будет безопасно и спокойно. Всю дорогу Синдел всё равно рыдала, истерила, кричала в ладони, билась головой, а от этого искала и не могла дышать. К тому же начало крутить живот ближе к матке, словно перед регулами, подкатывались приступы рвотных позывов, но она держалась. Каждый час ей был мучителен, потому она просила гнать и гнать до тех пор, пока, наконец, воздух не стал освежаться, пахнуть цветами и светить солнце — ни прошли сквозь портал и поехали уже по эденийской земле. Это немного облегчило её состояние. Королева просто откинулась на сидение, стараясь не думать о произошедшем, только бы расслабиться и никто бы не узнал.       Вскоре карету правительницы окружили люди, осыпая её цветами, а лакеи раздавали всем золото из личных средств правительницы, хотя разбрасываться им она мало могла. Эденийка просто ждала, когда карета остановится и будет её дворец. По пути следования Синдел люди сопровождали её восторженными возгласами, наилучшими пожеланиями и славили её старания. В Эдении Королеву любили и уважали, хотя до своих предшественниц она совсем не дотягивает. И будут ли народ любить свою правительницу, если узнает, что она изменила своему мужу, пусть и раскаивается? Во имя Старших Богов, да будет ей отпущен этот порыв похоти! Несчастная девушка, стараясь не печалить эденийцев своим унынием, приветливо им улыбнулась.       И вот уже подъехали к её дворцу, что занял собой громадные территории, выглядя маленьким градом внутри столицы. Уставшие белые кони, остановившись, заржали: теперь им требуется отдых и еда. Лакей открыл Синдел дверь и подал руку, но об изяществе она забыла: выскочив из кареты, она побежала в свои покои, чтобы закрыться там и отоспаться, чтобы забыть этот кошмар и может быть скрыть предполагаемые следы страсти Шао Кана: засосы, шлепки, укусы и царапины. Королева бежала от самой себя, от блуда и всего того, что может опорочить её, ведь мать воспитывала её абсолютно иначе — нужно быть верной своему мужу, каким бы он ни был. Эх, был бы у эденийки такой же муж, как её прадед или отец, но вряд ли найдётся такой чуткий, добрый и честный мужчина. Каким-то неведомым чувством, будучи в полубреду, она оказалась в вестибюле, а потом... вдруг на кого-то натолкнулась.       – Ваше Величество! – услышала она голос Милдбурга. – Мы вас всю ночь ждали!       – Лорд Милдбург, вы были правы! – вскричала Синдел.       – О чём вы? – спросил Лорд.       – Внешний Мир нам не союзник! – ответила Королева. – Это самый главный враг! Враг! Я не должна была туда ех-хать... – она слабо повисла на нём, потеряв сознание.       – Ваше Величество? – не понял свёкор. – Синдел? Стража! Лекаря срочно!       Крепкие стражники в золочёных одеждах подбежала к правительнице и, легко подхватив её, понесли её в покои, попутно клича лекаря, чтобы тот её осмотрел. Сама же эденийка ничего не ощущала.       Провалившись в глубины своего сознания, Синдел видела весь вчерашний день в мельчайших деталях: движения рук, каждое отдельное слово, гулкие стоны, где-то по коже блуждало горячее дыхание, а в лоне словно ощущались толчки. Всюду только Шао Кан, будь он неладен! Наконец, в голову, словно кулак, ударил резкий запах, заставивший бедняжку проснуться. Приоткрыв глаза, эденийка увидела рядом с собой мужа, свёкра и старшую тётушку. Всё они присматривались к ней с большой осторожностью, а тётка с обеспокоенностью, держа руку на эфесе меча.       – Жена моя! – натянуто улыбнулся Джеррод.       – Кукла, как же ты нас напугала! – выдохнула Гленис.       – Мне... что-то вдруг плохо стало... – слабо ответила Синдел. – А... что со мной было? Лекарь... не смотрел меня?       – Уже осмотрел, Ваше Величество, – с улыбкой отозвался лекарь.       – И? – спросила Королева.       – Наконец свершилось, Ваше Величество! – ответил врачеватель. – У Эдении будет наследник престола! Вы беременны! Спустя ровно 2 недели, как я вам и говорил!       – Да?! – удивилась эденийка, а потому улыбнулась. – Значит, это наш долгожданный малыш, дорогой.       – У Эдении будет наследник! – улыбнулся Король, но прилюдно целовать жену не хотел.       – Главное уберечь дитя от лишних волнений, – сказала Принцесса-рыцарь, косо глянув на свёкра своей племянницы. – А брату и сестре я передам это личным письмом. Пусть тоже порадуются!       В тот же вечер в Эдении был дан грандиозный праздник... снова на деньги всемогущего и богатого Лорда Милдбурга, но в этот раз деньги были даны только ради сына и будущего внука, потому возврата они не требуют. Небось старый Лорд уже давно продумал план как отобрать у Короля и Королевы их ребёнка на своё воспитание, чтобы вырастить маленького хитреца и прохвоста. Однако всё это не столь важно, хотя бы сейчас, когда, наконец, правительница находится так близко к своей мечте — иметь детей. А что до Шао Кана? Эденийка предпочла не думать о нём... лучше даже отыскать того, кто сможет стереть произошедшее из её мыслей.

FLASHBACK END

      Китана прочла описание матерью того дня и в её душе смешались два чувства: жалость и радость. С одной стороны Принцесса — незаконнорождённый бастард, а с другой мать так ждала её, хотя первые месяцы жизни рядом был Джеррод, а Шао Кан вырастил её, не понимая, что это его собственная дочь. Рейден, сам не зная всей правды, задурил ассасину разум, уверив её в том, что покойный эденийский Король — её отец. Вероятно, Бог грома и не знал всей правды, а равно и винить его не в чем... как и самого Императора. Императрицу же тоже вряд ли можно считать лгуньей: молодая и наивная девушка не желала верить в то, что она беременна от другого, кроме своего мужа... да и от пережитого волнения многое позабыла. Теперь же старшая дочь была очень виновата перед своими родителями.       – Я прошу у вас обоих прощения, – сказала Китана, опустив голову. – Я была очень груба и несправедлива к вам.       – Это уже в прошлом, дочь моя, – сказал Шао Кан. – Иди к нам!       Старшая Принцесса живо отложила дневник матери и кинулась в объятия отца. Император и Императрица ласково целовали дочь в щёки и макушку, а отец особенно крепко прижимал к себе свою девочку и теребил её волосы, зарываясь в них пальцы. Ах, если б Кан только знал, что это творение его семени, то жизнь была бы совсем другой. Да, таких, как Китана называют бастард и ублюдок, но для родителей это старшая дочка, пусть для родного отца она таковой не была всю её жизнь. Защитник Земного Царства задурил девочке голову, заставил предать отца, что в конечном итоге привело к гибели двух старших дочерей. Но что уж теперь говорить об этом? Теперь вся семья счастлива и дружна, как никогда. Старшая Принцесса неудержимо заплакала, задирая лицо кверху, но на душе стало почему-то очень... тепло: в тот момент, когда у Императора и Королевы была первая совместная ночь они отдались друг другу с полным согласием, радостью и даже любовью.       – Кити, – улыбнулся Шао. – Не плачь: ты ведь ни в чем не виновата, моя милая и прелестная девочка.       – Конечно! – с улыбкой произнесла Дели. – Мы тебя очень сильно любим!       – Я не плачу, просто... – плакала Кити.       – Да плачешь-плачешь, – улыбнулся Император.       – Шао, а ты правда тогда был в меня влюблён? – вдруг спросила Императрица.       – И тогда, и сейчас я защищу тебя от любой напасти и брошу все миры к твоим ногам! – произнёс Кан.       – Любимый мой! – Канум и сама расплакалась от радости и чувств, что бросила мужа и детей много лет назад.       – Да что вы у меня плаксы такие? – по-доброму удивился внешнемирец.       – В бабушку? – предположил Рейко.       – Ах, да, о бабушках... – вспомнил отец. – Дети, у нас тоже для вас есть новости.       – Какие новости? – спросили дети.       – Вы тоже нашли что-то интересное? – спросила старшая Принцесса.       – Нашли, – тяжко ответил мужчина, посадив старшую дочь рядом. – Вам может это не понравиться и вряд ли такое можно принять сразу, но вы обязаны это знать.       – Что знать? – спросила синий ассасин.       – Папа, всё в порядке? – испугалась Милина.       – Да, ты нас пугаешь! –ужаснулась Джейд.       – Неужели там... что-то случилось? – спросила Скарлет.       – Рассказывай, мы справимся! - не побоялся Принц.       Шао Кан медленно встал с места, поигрывая дыханием в лёгких тяжёлыми вздохами, но теперь все дети его видели. Император подошёл к стене, где висели портреты членов королевской семьи Эдении и поставил у своих ног полотно. Кан даже не знал, с чего начать, растерялся немного, но тут же ему на помощь прибежала Канум: она встала рядом с ним, взяв за руку. Эденийка посмотрела на мужа с большой надеждой, вернув ему уверенность в своих словах, иначе дети совсем не поймут.       – Дети, вы знаете всю родню своей матери, начиная от свинопаса и заканчивая Фрейей, – начал отец. – Но вот с моей стороны вы никого не знаете... я и сам не знаю своего отца, а мать не помнил. Но сейчас я готов дать ответ на этот вопрос и вам, и себе. Итак, это ваша бабушка.       Шао Кан резко, чтобы тянуть и не томить детей, сдёрнул с портрета полотно: на нём была изображена невероятно красивая девушка, что подобно их матери позировала на портрете, только вот от Синдел веяло невинностью, а от этой женщины настоящей грацией. Но бесспорно то, что незнакомка была также красива, как и их мать. Китана и Милина присмотрелись особенно придирчиво: рядом для сравнения висел портрет Королевы Фрейи, их эденийской бабушки, на которую похожи обе девушки, но теперь... появилось лёгкое сомнение, что они похожи только лишь на неё. Видимо что-то есть и от внешнемирской бабушки... по крайней мере уж в Рейко точно, хотя он и похож на свою мать.       – Наша бабушка? – поразился Принц.       – О, Старшие Боги! – воскликнула старшая Принцесса. – Какая же она красивая!       – Милая! – любовалась младшая Принцесса.       – И изящная! – добавила Джейд.       – И аристократичная! – согласилась Скарлет. – Трудно поверить, что она внешнемирка.       – Очень красивая! – сказала розовый ассасин. – А как её зовут?       – Мерихильда, – ответил Шао Кан. – Она — моя родная мать и ваша бабушка по моей линии.       – А почему ты нам никогда о ней не рассказывал? – спросил наследник.       – Потому что я её почти не помнил, – ответил Император, тяжело вздохнув. – Она умерла в нищете, когда мне было 5 лет. И я остался один.       – Наверняка сейчас она бы гордилась тобой! – сказала нефритовая Леди.       – Да, вы правы, – кивнул Кан.       – Но если Мерихильда наша бабушка, то... кто дедушка? – спросил сын.       – Вы только не падайте, – предостерёг их отец.       – Мы и так сидим, – сказала кровавая Леди.       – Мой отец это... – тяжело начал мужчина. – Это Король драконов и первый Император Внешнего Мира — Онага!       И тут опустилась полная тишина, даже Синдел на мгновение растерялась, хотя уже знала правду. Дети непонимающе захлопали глазами, сглотнули и замолкли, откинувшись на сидения. Про Онагу-то они конечно знали, как о первом Императоре Внешнего Мира, предшественнике их отца, и очень размыто о том, что он когда-то хотел жениться на их бабушке по материнской линии. Но никто бы из них и не подумал, что может быть его потомком. Ведь ни Рейко, ни Китана, ни Милина не имеют каких-то драконьих черт, которые смягчила эденийская кровь их матери. Шао Кан понимал, что дети могут ему не поверить, восприняв всё, как злую шутку, но он молча передал детям письмо. Взяла его старшая Принцесса. Дети тут же, толкаясь головами, стали читать письмо. С каждым словом их лица менялись от удивления и не понимания, ведь иметь в роду всю королевскую семью Эдении это одно, а вот что их дед вселенское зло — немного другое.       – Простите, что испортил вашу кровь, – вдруг выдал Император. – Но всё же я — сын Короля Драконов.       – Извиняться тут не за что, – сказал Принц.       – Рейко прав, – сказала Скарлет. – Никто не выбирает где и у кого родиться. Если бы такое было возможно, то я бы выбрала родиться в нашей семье, чем у каких-то... оборванцев.       Чтобы поддержать отца в его откровениях, сын и дочери подошли к нему и крепко обняли, а мать присоединилась к ним. Королевским отпрыскам трудно понять, что пережил их отец, однако обе Леди вполне могли. Шао Кан обнимал их всех и целовал. Уже в которых раз Император корил себя за то, что позволил их семье распасться, муштровал дочерей, предпочёл Милину Китане, унизил Рейко и довёл жену до самоубийства. Идти к Кронике за исправлением прошлых ошибок было бы глупо и нелепо, но Кан готов их исправлять в настоящем: никаких больше похабных одежд для дочерей, издевательств для сына и тоски для жены. А самому внешнемирцу будет радостно уже от того, что все они рядом и счастливы.       – Дорогие мои... – сказала Синдел, утерев слезы. – А не устроить ли нам праздничный ужин в честь такого события?       – Было бы славно! – ответил Рейко.       – Мы тоже согласны! – сказали дочери.       – Только вот я сначала хочу кое-что сделать, – сказал Шао Кан.       В руке Императора появились тросик и ножик — идеальные предметы для обустройства картинной галереи. По взмаху руки из пола поднялась груда черепов, несколько удивившая семью. Кан легко забрался по ней, словно по лестнице, посмотрел вниз, снова наверх, разрезал тросик пополам, а затем привязал оба конца к ровной и едва заметной под потолком балкой. Когда канаты были плотно привязаны, внешнемирец спустился вниз. Взяв портрет матери, мужчина нашёл на раме специальные крючки, за которые обычно подвешивают картины, закрепил, а затем отошёл. Теперь слева от портрета самого Шао Кана будет висеть старый, но всё ещё прекрасный портрет его матери.       – Да, картине требуется реставрация, но пусть хотя бы немного повисит, – сказал Император.       – Я могу найти реставратора, – сказала Императрица.       – Так, деятель искусства, отдохнёшь ты в конце концов или нет?! – уже заругался на неё Кан.       – Просто у Делочки есть нужный человечек, – сказала Канум, обнимая его.       – Вот умеешь ты меня разжалобить! – улыбнулся внешнемирец и поцеловал жену в макушку. – Но раз сегодня такой хороший день, то быть пиру! Как бы там ни было, но хотя бы часть своих корней я знаю!       – Мы рады за тебя! – поддержали его родные.       Шао Кан крепко обнял их всех и вместе они отправились на кухню, чтобы отдать поварам приказ о готовке. Наверняка повара ещё даже не подозревают о радостном событии в жизни правителя, впрочем, они всегда сумеют порадовать императорскую семью вкусной едой. И пусть придут все: вторые половинки императорских детей, Шанг Цунг и Таня, Горо и Шива, Рептилия и Камелеона и вообще все те, кто близок семейству. А Коталь? А что, собственно, Коталь? Ему пока вообще лучше не попадаться на глаза Императору, иначе наместник Ош-Текка познает весь его гнев по поводу чрезмерной нагрузки на такие хрупкие, прекрасные и нежные плечи Императрицы.