Мы не знали друг друга до этой весны

      Нобару немного потряхивало от еле сдерживаемого возбуждения. Желание переехать в большой город еще год назад казалось всего лишь несбыточной мечтой вроде карьеры певицы или полетов в космос, про переезд в столицу и думать было нечего — у родителей денег еле хватало на деревню.       Деревня, полная необразованности и предрассудков, казалась Нобаре тюрьмой. Деревенские, особенно ровесники, раздражали до зубовного скрежета — их хотелось ударить в надежде, что мозги встанут на место. Отсутствие стремлений, ненависть ко всему непохожему, абсолютно необъяснимое желание беречь и охранять откровенный мусор от малейшей критики будило внутри что-то уродливое. Нобара их всех презирала.       Единственной отдушиной был ее интернет-друг из Токио, с которым можно было говорить на любые темы и не получать косых взглядов в спину. С Фушигуро было легко. Его можно было простебать, он не возражал против черного юмора, не считал, что место женщины на кухне, готов был выслушать и дать действительно дельный совет. А уж его приемный отец был вообще отдельной статьей — богатый, уверенный и прикольный, хоть и местами кринжовый, Годжо-сан всегда умел поднять настроение. Во многом именно благодаря ему Нобара сейчас сидела в поезде, на огромной скорости мчавшем ее в новую долгожданную жизнь.       Последние две недели она только и делала, что читала путеводители по Токио. У нее уже был список мест, обязательных к посещению, был план действий и список покупок. Нобара хотела попробовать столько всего, что никак не могла выбрать, с чего начнет. Голова пухла от возможностей — перед ней всего через пару часов будет открыт весь мир! Годжо-сан обещал профинансировать, Фушигуро поклялся собаками присоединиться.       Пальцы стучали по подлокотнику, нога — по аляповатому ковролину, а сама Нобара прилипла к окошку и с упоением впитывала пролетающие пейзажи. Она никогда не выезжала за пределы деревни, смотрела на красоты Японии только на фотографиях в учебниках и в интернете, знала о больших городах только по рассказам переехавших и сериалам. Сердце восторженно билось о грудную клетку.       Всего пара часов, пара часов — и она будет в том мире, о котором столько мечтала. Встретится с Фушигуро и его отцом. Потащит их ходить по магазинам в Шибуе. Купит все, что понравится, выпьет хорошего кофе с мороженым, заест это чизкейком, сфотографируется для инстаграма. Нобара начнет наконец-то жить.       Поезд мчался на огромной скорости в двести километров в час, но этого все равно было недостаточно. Нобаре надо было оказаться в Токио прямо сейчас, в эту самую секунду, у нее было столько планов! В сутках всего двадцать четыре часа, и тратить четыре из них на дорогу казалось пыткой, пусть и очень эстетически приятной. Мимо проносились залитые солнцем поля, небольшие деревушки вроде ее собственной, современные станции, города, люди, казавшиеся такими маленькими и незначительными. Нобара не могла оторваться от окна. Она думала почитать в дороге, может, поиграть немного в новую мобилку, но не могла — все было слишком интересным и захватывающим.       До сих пор было сложно поверить, что это происходило с ней взаправду. Что через жалких пару часов она будет в столице. Нобара панически боялась проснуться у себя в деревне, в своей кровати, не менявшейся с детства, в окружении надоевших уже мягких игрушек и отвратительно розовых стен с кроликами. Родители так и не сделали ремонт, сколько бы она их ни просила. Но сейчас это было неважно — она будет жить в собственной однокомнатной квартире, снимать которую ей будут родители пополам с Годжо-саном, будет учиться в столичной школе, будет ходить по кафе и торговым центрам сколько душе угодно.       Проводница поинтересовалась, не принести ли ей чего-нибудь, и Нобара с радостью заказала чай с шоколадкой. Годжо-сан перевел ей приличную сумму на расходы во время поездки и оплатил билет в первый класс. Нобара до сих пор не представляла, как ему удалось убедить ее родителей позволить ей переехать в Токио. Кажется, Годжо-сан напирал на отличное образование и карьерные перспективы, но Нобаре было, в принципе, плевать. Какая разница, если в итоге сработало?       Принесли чай. Зеленый с жасмином, в красивой чашке, горячий. Нобара сделала глоток и блаженно закрыла глаза, представляя встречу с Фушигуро в сотый раз за день. Она знала, как он выглядел — они частенько созванивались по видеосвязи, и Нобара завидовала его ресницам, ведь ее природа такой красотой обделила. В последнее время они делали это чаще, обсуждая переезд и совместные планы. Фушигуро не был так же воодушевлен, что немного нервировало, но с другой стороны, он в принципе не особо эмоциональным парнем был.       А вот Годжо-сан был весьма воодушевлен. На последнем созвоне он катался по комнате на стуле и кричал всякую несуразицу, пока Фушигуро только закатывал глаза и извинялся, пересказывая последнюю прочитанную книгу. Нобаре не хотелось разговаривать про работу мозга, ей хотелось больше знать про город. Но Фушигуро там всю жизнь находился, для него Токио был обыденностью.       Что ж, Нобара собиралась это изменить. Нобара собиралась заставить и Фушигуро, и Годжо-сана прочесать с ней весь Токио и перевернуть его наизнанку. Потому что возможность жить в столице надо было ценить, а не принимать как данность.       Поезд почти приехал.       Нобара отряхнула пышную юбку, расчесалась, поправила макияж, красиво сложила сумки на соседнем сидении. Сердце гулко билось где-то в глотке, когда объявляли ее станцию. За окном уже красовался урбанистический рай — Токио гудел и переливался всеми цветами радуги, словно приветствуя нового жителя. Нобара завороженно смотрела за людьми, которые ходили и будто даже не замечали, в какой красоте находятся; они слушали музыку, читали книжки, листали что-то в телефоне, не смотрели по сторонам. Нобара же жадно пожирала взглядом каждую деталь: аккуратные клумбы, высотки, широкие, хорошо асфальтированные дороги, футуристично выглядящие мусорные баки, киоски с напитками и мороженым, огромный перрон — все было таким… словно бы даже сказочным. Фотографии и вполовину не передавали масштабы. Пока Нобара видела лишь станцию, но она уже казалась гигантской.       Выбраться из поезда помогла проводница. Она тоже была миниатюрной, как сама Нобара, гораздо слабее, но это все равно облегчило перенос двух огромных чемоданов, двух сумок и рюкзака. Стоило выйти на перрон, как Нобара подняла взгляд в потолок и чуть на месте не скончалась — он был такой огромный! Она никогда в жизни не видела таких высоких потолков. Вокруг сновали люди, спешили куда-то, а Нобара так и стояла несколько минут, любуясь потолком.       Она была в Токио! Наконец-то!       Мысль была радостной, но казалась настолько нереальной, что Нобара даже ущипнула себя за предплечье. Она не спала! Она правда выбралась из глуши в мир!       Так и не поняв, куда девать внезапно нахлынувшие эмоции, Нобара несдержанно запищала и пару раз подпрыгнула. Токио! Токио! Какой-то мужчина косо смотрел на нее с ближайшей скамейки, но Нобаре было не до него — перед ней лежал весь чертов мир. И уж Нобара покажет этому миру, чего стоит!       — А вот и наша красотка! — Годжо-сан тоже был огромным. Нобара предполагала, что он был высоким, по тем немногим приметам, которые попадали на камеру. Вроде величины его лапищи. Но Годжо-сан был огромным. Нобара никогда не видела настолько высоких людей. — Ну не смотри на меня так, я детей на завтрак не ем. Только на ужин.       Годжо-сан сам рассмеялся над своей же шуткой, а Нобара скривилась. Вот он, старческий юмор, немногим лучше такого же у нее в деревне.       — Вы знаете, что только позеры носят солнечные очки в помещении?       Годжо-сан широко ухмыльнулся, даже оскалился.       — А ты не промах.       Он подхватил оба чемодана и одну сумку, Нобара же взяла остальное и пошла следом. Они проходили мимо разных помещений, зоны ожидания, небольшого ресторанчика, магазина с вещами первой необходимости, и Нобара заглядывала в окна каждого из них с нескрываемым интересом. Ей казалось, что каждый уголок столицы хранил какую-то загадку, а она сама просто обязана была их все разгадать.       Годжо-сан только заговорщицки хихикал и иногда кидал довольные взгляды в ее сторону.       — Нравится?       — Издеваетесь? — Нобара насупилась. Разумеется, ей нравилось. Как Токио вообще может не нравиться после ее чертовой дыры? Насмешливый взгляд чувствовался даже через абсолютно уродливые прямоугольные темно-синие очки. — Кстати, очки ужасные. Вы их в каком дешманском магазине купили?       Годжо-сан аж притворно задохнулся. Он точно схватился бы за сердце для пущей драматичности, но руки были заняты.       — Это Гучи!       — Вы за это еще и большие деньги отвалили?!       — Беру свои слова назад, у тебя нет вкуса. — Теперь уже Годжо-сан капризно насупился, скорчил оскорбленную рожу. Кривляния взрослых выглядели особенно жалко. — Не зарази мне этим Мегуми.       — Уверена, Фушигуро тоже понимает, что это надругательство над стилем, просто не хочет ваши чувства ранить.       — Думаешь, Мегуми обо мне заботится? Точно! Это так мило!       Нобара фыркнула и мысленно отметила, что разговаривать нормально с Годжо-саном было невозможно. Мужчина снова взбодрился и начал по десятому кругу рассказывать, какой потрясающий у него приемный сын. Не слушать его было легко — Годжо-сан и не настаивал на внимательной аудитории, он будто в пустоту говорил, только чтобы не затыкаться.       Они вышли на парковку. Нобара с открытым ртом рассматривала все, что попадалось в поле зрения — от специальных кабинок для курения до огромного по ее меркам входа на станцию. Удивительно, что ее голова не отвалилась, учитывая, сколько она ей вертела. Не хотелось упустить ни одной детали.       Годжо-сан позвал Фушигуро, и тот подошел забрать сумки с настолько ровным выражением лица, что Нобаре захотелось его пнуть. Она вообще-то притащилась из такой глуши! А Фушигуро еще смел на нее не реагировать!       Машина оказалась большим черным Порше на четыре места. Пока Годжо-сан с Фушигуро складывали ее вещи в багажник, Нобара внимательно осматривала каждый изгиб блестящего на солнце металла. Потрясающей красоты фары с каким-то нечеловеческим количеством лампочек, хищный прищур, плавные линии, ни единой трещины. Не машина, а мечта — Нобара хотела бы на такую заработать в будущем.       — У вас вроде была ламба? — удивленно констатировала она, закончив осмотр этого металлического монстра.       Фушигуро упоминал, что Годжо-сан снова выбрал машину не по размеру. Нобара все никак не понимала, как можно не уместиться в ламбу, потому что это же, ну, ламба. Дорогущая тачка. Все для людей. Но теперь, стоило ей увидеть рост Годжо-сана вживую, все встало на свои места — этот и правда мог не умещаться в машины.       — У нас три, — коротко ответил Фушигуро. — Еще есть пикап для выездов за город с друзьями Годжо-сана.       Нобара хлопнула глазами. В голове не укладывалось… у ее семьи была одна подержанная машина, на которую копили всем селом и ездили на ней все тем же селом, брали ее с каким-то космическим пробегом, треснувшей краской и разбитым крылом. А тут три! В одной семье! Фушигуро упоминал, что Годжо-сан был жутко богат, но Нобара даже представить не могла, насколько.       — Они и твои друзья, Мегс! — Белобрысая растрепанная голова высунулась из окна со стороны водительского кресла. — Кстати, Нанамин обещал зайти испечь новый торт через пару дней. Никаких планов на воскресенье!       Фушигуро только кивнул и загрузился на пассажирское. Нобара постояла в гордом одиночестве еще немного и тоже заняла свое заднее сидение. Салон был обтянут светлой кожей, которая буквально хрустела, стоило к ней прикоснуться, и пах чем-то сладким, вроде дыни. Годжо-сан сразу тронулся, аккуратно выворачивая с парковки, пока Нобаре оставалось только широченными глазами обводить богатое убранство. Даже представлять, как должно было выглядеть жилище этих двоих, было страшно. Если уж машина была словно с обложки журнала про неприлично состоятельных знаменитостей, то что же скрывалось за дверями дома…       Комната Фушигуро выглядела обычно. Нобара не видела особо много, только то, что изредка выхватывала камера на созвонах, но она и представить не могла, что Годжо-сан настолько богат. Она не завидовала. Нет, ее чудесная, умная голова уже начала придумывать план, как заработать на такое же.       — Какая у нас первая остановка? — спросил Годжо-сан, пристроившись в поток машин. Фушигуро только перевернул страницу. Он что, так и собирался продолжать читать?! Нобара ткнула пальцем ему в щеку, чтобы отвлекся. — Можно не спешить с багажом, скинем потом. Если, конечно, там ничего скоропортящегося.       — Только одежда и всякие мелочи для дома. — Фушигуро отказывался реагировать. Нобара схватила его за щеку и потянула, зажав тонкую кожу меж пальцев, и тот недовольно фыркнул. — Сначала мы едем в Шибую. Мне нужно несколько юбок и новые туфли. А еще я просто обязана выложить лучшие сторис в инсту, чтоб провинциальные утырки слюной подавились.       — Я тебе не кот, — сквозь зубы процедил Фушигуро, но Нобара все равно потянула снова. Раз не желал принимать активное участие в разговоре, то будет страдать — простая истина.       Годжо-сан хихикнул с водительского сидения.       — Но ты же совсем как котенок… — весело протянул он, останавливаясь на светофоре, а потом потянулся потрепать вторую щеку, но Фушигуро шлепнул по ладони и зашипел. — Такой же злой и милый.       — Я не кот!       Препираться с ними Нобаре почему-то нравилось. Она, разумеется, делала вид, что нет, чтобы не дай бог не подумали лишнего, но было в отношениях Годжо-сана и Фушигуро что-то заразительно теплое. Что-то, чего ей самой с родителями не хватало. То ли дело было во внимании, то ли в поддержке, то ли в том, как Годжо-сан на своего приемного сына смотрел… Нобара не завидовала. Просто у нее никогда такого не было. Нет, ладно, похожее было, ведь родители ее все-таки любили, но чтоб настолько — никогда.       — Наша первая остановка! — объявил Годжо-сан. Фушигуро нехотя вывалился на улицу, а Нобара попыталась грациозно спрыгнуть, но приземлилась в лужу и запачкала колготки. Ну разумеется.       Поход по магазинам позволил сделать два вывода: во-первых, Фушигуро, несмотря на то, что был тем еще ворчливым снобом, был удивительно милым, а Годжо-сан всячески это подчеркивал вопреки активным протестам; во-вторых, Годжо-сан был неприлично богат. И под «неприлично» Нобара имела в виду именно «неприлично». Ни один приличный человек не будет раскидываться деньгами как рисом на западной свадьбе. Годжо-сан скупил весь ассортимент кондитерской, потом пекарни, потом купил Нобаре пятнадцать разных платьев, потому что она не могла выбрать заявленные пять, шлифанул это семью парами обуви и дорогущими солнечными очками от Луи Витон, только потому что ему захотелось, чтобы Нобара «была похожа на самого красивого в мире человека». Она так удивилась, что даже не смогла вставить едкий комментарий про Тимоти Шаламе.       Фушигуро же не особо был вовлечен в шоппинг. Так, выбрал парочку рубашек и свитер, а также решил сменить рюкзак. Ничего даже близко настолько расточительного. Но вот когда дело дошло до фотографий, он будто с цепи сорвался — Нобару сфотографировали чуть ли не везде в Шибуе, во всех возможных позах. Фушигуро командовал, сам ставил ее конечности, как считал нужным, щелкал дорогущим фотоаппаратом и сам чуть не ползал по тротуару. Нобара знала об его увлечении фотографией, разумеется, видела несколько работ, но не понимала масштабы до этого самого дня. Ей очень повезло.       — Я закончу обработку парочки сегодня, вышлю для публикации, — объявил Фушигуро. Он сам сразу же залип в фотоаппарат с очень сосредоточенным видом, и Годжо-сану пришлось вести его под локоть, чтоб не врезался в столбы. Нобара же шла рядом, гордо вышагивая и уже предвкушая зависть на провинциальных рожах. Она сама этого, конечно, не увидит, но у нее было живое воображение.       — Заканчиваем с примеркой — и ужинать! — радостно объявил Годжо-сан, стоило им закончить с последним магазином. На улице уже стемнело.       Конкретно в этом магазине — каком-то ультрадорогом и брендовом — они задержались надолго. Нобара примеряла платья и дефилировала, тогда как Годжо-сан с Фушигуро сидели возле примерочных на небольших диванчиках и скептически оценивали каждый образ. Ну, оценивал только Фушигуро, тогда как его приемный папаша готов был скупить хоть весь магазин. Это льстило, конечно, но Нобаре надо было все это, во-первых, носить, а во-вторых, хоть куда-то складывать. И черный кожаный топ, больше похожий на лифчик, она носить точно не будет, например, несмотря на все комплименты Годжо-сана.       — А как же бунтарский дух, Нобара-чан? — Годжо-сан аж надулся, стоило проклятый топ отложить. — Тебе очень идет! К нему бы широкие штаны милитари, ну эти, с кучей карманов и ремешков, и куртку — и вот тебе образ на все времена.       Для человека, одевающегося настолько плохо, у Годжо-сана была не самая плохая чуйка.       — Это не ее стиль, — коротко вставил Фушигуро, не отрываясь от бедного фотоаппарата. — Но его можно надеть на однотонную рубашку, чтобы подчеркнуть фигуру. Должно выглядеть неплохо.       Нобара готова была его расцеловать. Фушигуро не особо часто открывал рот, но когда открывал, оттуда вылетали просто потрясающие мысли.       Отобрав топ у консультантки, которая уже собиралась его забрать вместе с остальными отбракованными вещами, Нобара захватила огромную мужскую рубашку и узкие брюки. Образ вышел и правда неплохим: скинни облегали ноги, широкая рубашка винного цвета оставляла простор для фантазии, особенно в районе бедер, а черный топ сверху подчеркивал грудь. Нобара повертелась перед зеркалом, посмотрела на себя со всех сторон. Винный цвет удивительно хорошо смотрелся с ее рыжими волосами. Она ожидала, что они не будут сочетаться — все-таки рыжий с красным — но нет, выглядело очень хорошо.       Довольно хмыкнув, она отдернула шторку и продефилировала до диванов.       — Я эту рубашку для себя присмотрел, вообще-то, — весело хмыкнул Годжо-сан.       — Кто не успел, тот опоздал.       — Тебе идет, — отозвался Фушигуро. Он листал что-то, но уже в телефоне, и Нобара не была уверена, видел ли он вообще. — Стиль твой, цвет тоже.       Он даже на нее не посмотрел, Нобара была в этом уверена. Кинув взгляд в сторону Годжо-сана и заметив на не по возрасту молодом лице ничего, кроме веселья, она бесшумно подкралась к Фушигуро сзади и заглянула в телефон. На экране красовалось несколько стикеров с собаками и кроликами, а также активная дискуссия по поводу Сумерек. Нобара даже опешила на пару секунд, судорожно решая, на какую именно тему простебать друга. В итоге выбрала:       — А кто такой Итадори? — Фушигуро аж подпрыгнул и моментально заблокировал телефон.       — Его бойфренд. — Годжо-сан сиял как начищенный сапог.       — Он не мой бойфренд! — А вот Фушигуро шипел. Шипел как злой, очень злой кот. — Он мой чертов друг! Это что, так тяжело запомнить?       — Почему ты мне ничего о бойфренде не сказал? — Нобара же состроила обиженную рожу. — Я думала, мы друзья, Фушигуро-кун. А ты умолчал о таком важном…       — У меня нет бойфренда!       Фушигуро подскочил с диванчика и отошел от них на добрых пару метров. Завернутая в безразмерную белую футболку грудная клетка тяжело и быстро вздымалась, синие глаза бегали по интерьеру бутика в попытке зацепиться за что-то, что ему поможет. Но ничего ему не поможет. Не когда Нобара задорно переглянулась с Годжо-саном и они поняли друг друга без слов.       — Рассказывайте мне все о его бойфренде, — торжественно объявила Нобара и хлопнула в ладоши. С вещами они разберутся потом — тут на кону личная жизнь друга, как-никак. Это интереснее.       — Это его одноклассник, — Годжо-сан закинул одну длиннющую ногу на другую и оперся о спинку диванчика, словно сам был хозяином этого места, — розоволосый и накаченный. Глуповат, но ему идет.       Нобара достала блокнот и ручку из брошенного тут же рюкзака.       — Дата рождения? Тип привязанности? Темперамент? Тип личности?       Фушигуро очень забавно хлопал огромными как блюдца глазами.       — Вас не смущает, что я еще здесь?       — Нобара-чан, ты что, собираешься проверять совместимость?       — Я не отдам своего друга кому попало!       — Я все еще здесь! — Фушигуро все еще не кричал. Нобара грешным делом думала, что он все-таки взорвется, но нет, парень был из стойких. — И он не мой бойфренд! Какая еще совместимость?       — 20 марта, рыбы, скорее всего, надежный, сангвиник и, полагаю, артист, если ты говоришь о той классификации с шестнадцатью типами личности.       Годжо-сан даже не моргнул и не сделал ни одной паузы, так что Нобара пораженно присвистнула. Даже она с ее навыками интернет-шпиона так быстро нужную информацию не выдавала.       — Ты на него информацию рыл?! — Вот теперь Фушигуро наконец повысил голос. — Это нарушение приватности! Ты мне обещал!       Нобара записала все в блокнот и начала задумчиво жевать ручку. Вообще-то, козерог с рыбами весьма совместимы…       — Мегуми, дорогой…       — Не надо тут «Мегуми» мне! Ты рыл информацию на моего друга!       Козерог отвечал за практическую и рациональную часть отношений, тогда как рыбы за романтику и теплоту…       — Да он не скрывает ничего! Ты его твиттер открывал вообще?       — У него есть твиттер? — Нобара задорно подняла голову. Кто вообще пользовался твиттером, кроме вечно недовольных нытиков? — Дайте ссылочку.       И Годжо-сан полез в телефон. Нобаре он нравился все больше и больше с каждой секундой.       — Вы оба просто сумасшедшие, — заключил Фушигуро. Нобаре, в принципе, было побоку, была она сумасшедшей или нет. Получив ссылку, она сразу же кликнула и начала листать профиль. Никаких знаков препинания, много сокращений, ретвиты глупых мемов и картинок с рецептами. О, так Фушигуро отхватил себе повара! Это было хорошей новостью. Нобара готовить ненавидела. — Я буду ждать вас у выхода.       — Мы всего лишь заботимся о тебе, Мегс!       Нобара пролистала еще немного. Итадори не был особо активен в сети, так, появлялся пару раз в день.       — Ваш вердикт, госпожа следователь? — задорно спросил Годжо-сан, поднимаясь с диванчика. Видимо, пора было закругляться с покупками.       — Сносно. — Нобара одобрительно хмыкнула. Надо было нарисовать натальную карту, сделать пару раскладиков, заглянуть в инстаграм… Работа предстояла серьезная. — Весьма сносно. С голоду Фушигуро не помрет. А вот вкус в фильмах у парня сомнительный.       — А вот тут извольте с вами не согласиться. Сумерки — мировая классика.       Нобара только фыркнула в ответ. Ага, конечно, как же. Сопливая мелодрамка про кровососов была чем угодно, но только не классикой.       Препираясь по поводу чертовых Сумерек — Годжо-сан потерял пару баллов в личном рейтинге Нобары — они расплатились за покупки. Чек вышел космическим, но Годжо-сан даже глазом не моргнул, словно жвачку на кассе прикупил, а не гору брендовых шмоток. Консультантки смотрели на него, словно на ожившее божество, и Нобара успевала только довольно ухмыляться. Столько внимания! Классная одежда! Ее новая жизнь начиналась просто прекрасно.       — Носите с удовольствием! — объявила кассирша, и на этом шоппинг-тур по Шибуе можно было считать оконченным.       Фушигуро снова торчал в телефоне, оперевшись о стекло, и глупо улыбался экрану. Нобара почти закатила глаза. Нет у него бойфренда, как же! Да он в телефон смотрит с такой нежностью, с какой с собаками своими не играет.       — Думал, вы никогда не закончите.       Стоило ему заблокировать и убрать в карман телефон, как вернулось фирменное безразличие. Фу. Нобара обиженно фыркнула. А ее нежность где? Она, на секундочку, его подруга, она выслушивала пересказы книг Стивена Хокинга часами, несмотря на полное отсутствие интереса ко всяким космическим штукам. Фушигуро был тем еще неблагодарным говнюком.       Годжо-сан полез обниматься и ворошить хаос на чернявой голове, только чтобы Фушигуро отталкивал его от себя буквально за лицо.       — Я хочу суши! — объявила Нобара, уперев руки в бока.       Весь этот день до сих пор ощущался счастливым сном. Токио, Фушигуро и Годжо-сан, магазины, дорогущие шмотки, полноценная фотосессия… Она столько об этом мечтала! Чертова деревня ее душила, не давала жить. Посреди огромного торгового центра, напротив бутика для богатых шишек, которым деньги девать было некуда, Нобара наконец дышала полной грудью. Словно кто-то крутанул вентиль, подающий кислород в легкие.       — Мегуми? — Годжо-сан все-таки умудрился Фушигуро обнять, причем оплел его, как змея. Огромная змея. Огромная белоголовая змеюка. — Предпочтения?       — Чем дальше от твоих проклятых кондитерских, тем лучше.       — Значит, суши! Я как раз знаю неплохой ресторанчик…       «Неплохой ресторанчик» оказался рестораном с двумя мишленовскими звездами. Нобара ахнула, стоило только войти. Место было волшебным! Приглушенный свет мягко ложился на плавные изгибы лакированных поверхностей, в аквариумах плавали неземной красоты рыбы, играла спокойная традиционная музыка. Все так и кричало: «Богатство!»       — Я обязана выложить это в сторис! — восхищенно пропищала Нобара. Она не могла перестать пялиться по сторонам, жадно впитывая каждую деталь интерьера.       Фушигуро только хмыкнул откуда-то сбоку, и Нобара еле удержалась, чтоб не треснуть его по башке. Как смел он так реагировать? Да люди за такое почки продают, а он тут хмыкает! Нобара вон шестнадцать лет в деревне чахла! Ему все досталось на блюдечке с голубой каемочкой, а он еще и нос воротит!       Годжо-сан выбил им лучшее место прямо под огромным аквариумом, кое-где подмигнув и пару раз щегольнув фамилией. Нобара никогда не вдавалась в подробности его богатства, знала только, что он чей-то там сын и имеет значительную долю в бизнесе. Но ей, в принципе, и дела-то особо не было — ну, богатый и богатый, повезло родиться в такой семье. Нобаре вот не повезло, но ничего, она свое еще отвоюет.       Зато аквариум красивый был. Из-за толстого стекла пялилась абсолютно тупыми глазами рыба, открывала и закрывала рот, и если поначалу это было забавно, то скоро начало раздражать. Нобара хотела с чистой совестью заказать себе стейк из лосося или еще каких морепродуктов, но…       — А где меню? — удивленно спросила она, когда даже спустя пять минут никто так и не передал ей заветный буклетик. Она уже готовилась донимать Фушигуро тупыми вопросами, но делала вид, что она интересуется из праздного любопытства и сама так-то в курсе всего.       — Ресторан с двумя мишленовскими звездами, — коротко ответил Фушигуро, будто это что-то объясняло. Ну да, со звездами, и что? Это что, дает им право не приносить меню? Посетители должны его наизусть знать? Нобара знала только салат Цезарь. — Высокая кухня.       — И что это должно значить?       Ее лицо, должно быть, выглядело очень удивленным и тупым, и Нобара уже всем сердцем ненавидела эту ситуацию. Она не была тупой. И вообще, она не ела ничего с утра и оголодала, поэтому ей нужно было меню!       — Здесь фиксированное меню, — вздохнул Фушигуро. — У нас же вечернее? Без винного сопровождения?       — Я не пью, а вы дети, — кивнул Годжо-сан. Нобара готова была поспорить, что она как минимум подросток, а как максимум без пяти минут взрослый.       Пришлось пилить их взглядом еще пару секунд, чтобы Фушигуро наконец вздохнул, а Годжо-сан отвратительно хихикнул. Нобара почти — почти! — перегнулась через стол и надавала этим двум придуркам по головам. Руки чесались. Сидели тут, смеялись над ней, как две гиены.       — Ужин состоит из пятнадцати блюд, — выдал в итоге Годжо-сан, все еще хихикая, — меню фиксированное. Ты, наверное, видела эти шутки про размер блюд ресторанов высокой кухни. Но шутники обычно не уточняют, что в сете их всегда больше десяти, чтобы посетители распробовали все прелести меню и при этом не переели. Наслаждайся, красотка!       Восторга не случилось. Сытая ухмылка Годжо-сана скорее бесила, чем вдохновляла, и вместо того чтобы ахать и рассыпаться в благодарностях, Нобара скривила губы и отвернулась. Рыба из аквариума все еще пялилась на нее и хлопала глазищами.       В итоге Нобара устала есть где-то на середине сета. Порции были малюсенькие, и жалоба едва не вырвалась, но слова Годжо-сана все еще звенели в голове. Суфле из печеных яблок, мусс из печени цыпленка с каким-то супер-редким соусом, салат из гребешков с чем-то острым, креветка со странно выглядящими огурцами и сливочным сыром, кальмар с бобами, еще какая-то рыба, водоросли… Когда принесли десерт, Нобара еле впихнула его в себя. Она даже не поняла толком, что это была за штука, но тут внезапно помог главный сладкоежка:       — М-м-м… — Годжо-сан натурально стонал. Звучало просто отвратительно — взрослые были такими кринжовыми, когда вели себя… так. Неужели он правда думал, что эти стоны выглядели и звучали нормально? Или даже — прости господи — сексуально?       — Прекрати кривляться, — прошипел Фушигуро, и Нобара еще никогда не была с ним настолько согласна. — Ты нас позоришь.       — Но это вкусно! — разобрать слова было тяжело, потому что у Годжо-сана был полный рот десерта, и он засунул туда еще ложку. — М-м… он такой нежный!       Нобара агрессивно засунула ложку своего… чего бы то ни было с лимоном и еще какой-то травой в рот и пару раз прожевала. Под стоны Годжо-сана тяжело было наслаждаться десертом. Взрослые не должны так себя вести — они должны быть серьезными и собранными, как минимум все, с кем Нобара была до этого знакома, были именно такими. Годжо-сан же был просто… катастрофой. Неправильным взрослым. Прикольным, забавным, с ним можно было оторваться, постебаться над тем же Фушигуро и в целом хорошо время провести, но иногда этого становилось слишком.       — У вас что, оральная фиксация? — не удержалась она после очередного ну очень громкого стона. Парочка за соседним столиком уже криво на них поглядывала, и Нобара обернулась, чтобы состроить им отвратительную рожу. Пусть наслаждаются.       Годжо-сан важно помахал чайной ложечкой, пережевывая десерт. Что там было жевать-то так долго? Мусс какой-то. Слегка кисловатый. Не настолько вкусный, чтоб оргазмировать тут.       — Возможно! — Годжо-сан проглотил наконец то, что так долго жевал. — Знаешь, когда Мегсу было семь, он как-то…       — Заткнись! — Фушигуро, красный как вареный рак, пытался орать шепотом. То есть… он, кажется, очень хотел орать, но в то же время хотел не привлекать лишнего внимания, поэтому звучал задушенно, а голос сломался на половине слова. Словно ему на гортань наступили и сломали что-то до кучи. — Прекрати, блядь, Сатору!       Насколько бы сильно Нобаре ни хотелось услышать историю полностью, Фушигуро выглядел жалко, даже измученно. Его очень хотелось обнять и потрепать по голове, сказать, что коварный клоун Годжо-сан больше не обидит. Но коварный клоун хлопнул голубыми глазами и удивленно глянул на Фушигуро. Чайная ложечка с остатками мусса все еще смотрела в потолок.       Сюр какой-то.       — Во-первых, следите за языком, молодой человек, — тоном оскорбленной мамаши выдал этот великовозрастный ребенок. Нобара почти рассмеялась. Вот уже кто-кто, но он… — Во-вторых, ты наконец-то снова назвал меня по имени!       И Годжо-сан бросился обниматься, пища от радости. Нобара и моргнуть не успела, а Фушигуро уже пытался вывернуться из хватки, зажатый между аквариумом и громадным белобрысым телом, захотевшим внезапной нежности. Возможно — возможно, не «точно» и не «без сомнения» — его было даже немного жаль. Он шипел и извивался, как очень злобный мелкий зверек, пытался залезть на стол, и Нобара схватила его за обе руки в качестве хоть какой-то поддержки, потянула на себя. Звякнула о пол сталь — или серебро, черт знает, чем тут столы сервировали — послышались недовольные возгласы, почти свалилось блюдце и стеклянная пиала, но Годжо-сан ловко все подхватил. Этого секундного промедления было достаточно, чтобы Фушигуро перелез через стол и кое-как втиснулся уже между Нобарой и аквариумом.       — Придурок! — Фушигуро все еще шипел. Черные волосы пришли в полнейший беспорядок, торчали в разные стороны, как пики, он шальными глазами пилил хихикающего Годжо-сана. Белая рубашка выбилась из-за пояса черных зауженных брюк, завершая образ расхлябанной потерянной молодости.       Нобара уложила растрепанную голову себе на грудь и начала нежно приглаживать на удивление мягкие черные локоны. Она ждала, что они будут как солома на ощупь, как минимум через экран казалось, что они именно такие.       — Ну-ну… — проворковала она, а потом потерлась щекой о чернявую макушку. Фушигуро не оценил:       — Ты-то куда?!       Он вырвался, да с такой силой, что с глухим звуком влетел в аквариум. Ничего страшного, стекло осталось целым, Фушигуро вроде тоже — только тихо рыкнул и забился в угол.       — Осторожно, Нобара-чан, у него есть бойфренд.       — У меня нет бойфренда!       — Да он мне как сын, Годжо-сан.       — Я не твой сын!       Последним блюдом оказался кактус с алоэ, украшенный какими-то бордовыми лепестками. Нобара смерила все это великолепие скептическим взглядом. Она уже наелась на несколько дней вперед, но и кактус выглядел не особо сытным, поэтому она поворошила его палочками. На вкус было сносно. Водянисто.       Странно, что их отсюда не выкинули после потрясающего паркура Фушигуро прямо по столу. Даже официант осуждающе не посмотрел, не говоря уже об охране. Годжо-сан блаженно жевал свой кактус и думал о своем, Фушигуро сбоку — он так и остался по другую сторону, подальше от белобрысой катастрофы — тоже сосредоточенно работал челюстями. Вечер спешно подходил к концу.       Понятно стало, когда Годжо-сан начал оплачивать счет. В качестве чаевых он оставил три месячных зарплаты ее родителей и извинился за неудобство, обворожительно улыбнувшись. По абсолютно спокойным лицам персонала стало ясно, что делал он так далеко не в первый раз. Ну что за плут! Сколько ему еще раз было? Тридцать? Выглядел и вел себя он на все семнадцать, а то и меньше.       — Сегодня заночуешь у нас, — объявил Годжо-сан, стоило им выехать с подземной парковки и встать на первом светофоре. Он под конец вечера тоже стал менее активным, не так много улыбался, тише разговаривал и меньше кривлялся. Нобара сама почти засыпала, Фушигуро рядом тоже разморило. — Завтра суббота, займемся твоим переездом.       Нобара выдала только что-то неразборчивое в ответ. На сей раз они с Фушигуро расположились сзади, гора коробок и пакетов между ними. На пассажирском гордо восседал огромный плюшевый заяц — подарок лично Годжо-сана, который Нобара находила немного не по возрасту, но все равно приняла. Посадит на какой-нибудь стул в новой квартире и будет обниматься с ним по ночам.       Деревенские рожи в инстаграме хвастались дешевым алкоголем и полевыми цветочками. На сторис Нобары из ресторана и бутиков никто так и не отреагировал, но она знала, что придурки локти кусают и себя жрут от зависти. Еще бы! Она тут жила лучшую жизнь, а коллективная деревенщина в лице той девчонки, что пыталась ее годами задирать, могла себе эти травки в жопу затолкать, чтоб через рот вылезло. Утырки. Зла на них не хватало.       Зло заблокировав телефон, Нобара положила подбородок на коробки и заглянула в фотоаппарат в руках Фушигуро. На экране красовалась она сама, счастливая, рыжее каре переливалось в лучах столичного солнца.       — Красиво, — с благоговением выдохнула Нобара, когда Фушигуро повернул экран к ней, чтобы можно было рассмотреть получше. Это фото было одним из тех, что они сделали на небольшом, почти безлюдном перекрестке. Она сама с мягкой улыбкой и закрытыми глазами подставляла лицо солнечным лучам, пока рядом проносились редкие машины, а на фоне красовались небоскребы и вывески с разными брендами.       — Да, — легко согласился Фушигуро. У него все еще был отличный вкус. — С обработкой будет еще лучше.       — Завтра этим займетесь, — послышалось с водительского. Годжо-сан завертел головой, выруливая на широкую центральную улицу. — Сегодня вы шуруете спать. Скоро полночь, детвора.       Нобара насупилась, но спорить не стала. В конце концов, она сама уже клевала носом, и приятный дынный запах в салоне совершенно не помогал взбодриться. Напротив, спать хотелось только больше — внутри было тепло и приятно. Фушигуро рядом с каждым разом держал глаза все дольше и дольше закрытыми, когда моргал.       Квартирой Годжо-сана оказались гребаные хоромы на два этажа — 44 и 45. В небоскребе. В сердце Гинзы, самого дорогого района Токио. Апартаменты на два этажа с несколькими спальнями, джакузи, собственным спортзалом и сауной — и вот где-то на этом моменте Нобара перестала удивляться. Нет, она все еще была в перманентном культурном шоке, потому что даже во снах представить такую роскошь не могла, но уже не останавливалась у каждой гравюры — или что это было вообще на стенах в холле? — с открытым ртом.       Роскошью веяло отовсюду за версту. Все было такое красивое… Всякие мелочи, сияющие поверхности, высокие потолки, никакой аляповатости, к которой Нобара привыкла в деревне. Но из люксовой картины выбивались яркие мелочи: декоративный столик в холле был заставлен фотографиями и разной мелочевкой вроде склеенной из ракушек мышки или стеклянного сфинкса с отвалившейся лапой. Такое могло оказаться дома и у родителей Нобары, но тут оно было совсем не к месту. На фотографиях мелькали три человека: Годжо-сан, молодой, очень молодой, даже слишком — ему на вид было столько же, сколько сейчас Фушигуро, — мелкий и очень недовольный Фушигуро и русая девчушка с высоким хвостом и мягкой улыбкой. Это, должно быть, и была та самая старшая сестра Цумики. Нобара видела ее иногда, в последний раз — с год назад. Потом она, вроде, переехала, и Фушигуро был как в воду опущенный.       На каждой фотографии Годжо-сан улыбался так широко, будто у него лицо вот-вот треснет, в то время как Фушигуро не улыбался вообще нигде. Ну ничего, Нобара привыкла к его своеобразному способу выражения чувств.       Годжо-сан сразу вылез откуда-то с пледом со звездным небом и накинул его Фушигуро на плечи. Выглядело, конечно, мило, но Фушигуро в нем запутался, да и вообще, накидывать плед поверх неснятого пальто — странный жест. Но Годжо-сан весь был странный. Что-то вроде его фирменной ебанцы.       — Все скидывай в гардеробной!       Годжо-сан пытался устроить на голове Фушигуро кошмар еще больший, чем тот, что уже там был. Нобара скинула все свои мешки в гардеробную — огромную, мать ее, комнату с отдельным стендом для темных очков — а Годжо-сан притащил из машины остальное. Из кухни запахло какими-то травами и ягодами, а потом на кофейном столике в большой гостиной оказался поднос с литровым заварником и тремя кружками. Ягодный чай.       Собаки Нобару полюбили сразу же. Они вообще были дружелюбными и оба широко лизали руки и лицо, и она все смеялась в ответ и никак не могла перестать улыбаться. Было во всем этом что-то удивительно камерное, домашнее и уютное, несмотря на шик и блеск обстановки. Похожее чувство Нобара испытывала долгими зимними вечерами, когда Сайори приглашала их с подружкой попробовать новый рецепт домашнего печенья. Она доставала его прямо из духового шкафа, еще горячее, при них покрывала розовой сияющей глазурью и слабо хлопала по рукам, чтобы не обожглись. А потом они садились за небольшой столик и делились событиями дня. Тогда было очень тепло, несмотря на суровую сельскую зиму. И сейчас тоже было тепло, но Нобара списала это на отлично приготовленный чай, под заварник с которым Фушигуро бережно поставил чайную свечу.       Ближе к часу ночи Годжо-сан нежно, но настойчиво пригласил пройти спать. Нобаре постелили в гостевой спальне на огромной двуспальной кровати. Серое постельное белье было холодным и приятным на ощупь, и она развалилась довольной звездочкой прямо поверх одеяла.       — Моя комната справа, — уведомил Фушигуро и аккуратно прикрыл дверь.       Сначала слышалась какая-то возня, немного звенящего смеха Годжо-сана и лая собак, но совсем скоро квартира погрузилась в блаженную тишину. Нобара выдохнула. Несмотря на усталость, сон никак не шел. Не хотелось, чтобы этот день заканчивался. Вот вдруг она сейчас заснет, а проснется опять в чертовой деревне? И придется идти в сельскую школу, спотыкаясь о камни и комки земли на тропинке, ведь по единственной асфальтированной дороге идти в два раза дольше; придется разговаривать с этими придурками, ограниченными собственной мусоркой и косо смотрящими на все, хоть немного выпадающее из их картины мира, и делать вид, что ей офигеть как интересно слушать про забеременевшую в четырнадцать от мужика с тремя детьми Сато. Нет. Нет, нет, нет. Теперь, когда Нобара распробовала столичную жизнь, даже думать о возвращении было больно.       На ее сторис в инсте так и не отреагировал никто, кроме пары девчонок, а фотографии для полноценной публикации Фушигуро пока не скинул. Сайори, наверное, еще работала и в инстаграм не заходила, да и Нобара хотела сделать ей сюрприз, как только удастся обосноваться на новом месте.       Нобара вздохнула и заблокировала телефон. Глаза немного зудели и отказывались оставаться закрытыми. Сколько бы она ни ворочалась, сколько бы ни включала всякие звуки дождя и офиса, сон не шел. Одеяло бесформенной кучей валялось на полу, рыжее каре разметалось по четырем подушкам, а сама Нобара хмуро смотрела в потолок, словно это он был во всех бедах виноват.       Фушигуро тоже не спал. Он, накрывшись одеялом с головой, размеренно кликал тачпадом, пока на оголенных лодыжках громко сопела огромная белая псина. Нобара ткнула указательным пальцем в мокрый носик, который сразу забавно сморщился, и песик фыркнул.       — Фотографии почти готовы, — тихо отозвался Фушигуро, но даже головы не повернул. Нобара тоже фыркнула и улеглась прямо ему на спину, предварительно откинув тяжелое одеяло. В комнате у Фушигуро стоял настоящий мороз — немудрено, что одеяло у него было раза в два тяжелее такого же в гостевой спальне. — Сделал бы быстрее, если бы Годжо снова не скинул мне половину тиктока на ночь глядя.       Плечо, уперевшееся в щеку, было острым, и Нобара боднула его виском. Больно, вообще-то! Фушигуро выглядел довольно худым, но ощущался вообще доской. Острой доской.       — Рассказывай давай про своего бойфренда. — Тон был приказным, чтобы Фушигуро точно понял, что без ответа его никто не отпустит. — Как его там? Ита… э-э…       — Итадори. — Фушигуро захлопнул ноутбук и уперся щекой в одну из подушек. Нобара намек поняла и улеглась на соседнюю так, чтобы их лица оказались друг напротив друга. В этой комнате подушки были мягче, кстати. — И он не мой бойфренд. Пока.       Глаза Фушигуро были закрыты — устал уже, скорее всего. На часах давно перевалило за три ночи, вокруг было так тихо, словно весь мир разом взял и вымер. Только собака сопела, а Фушигуро забавно зевал.       — Пока? Что значит «пока»? «Пока» как в «у нас уже конфетно-букетный, но мы не признаем очевидного»? Или «пока» как в «жду его первый шаг, а сам делать ничего не буду, потому что трус»? Или…       — Кугисаки. — Фушигуро даже не покраснел. Да и не разозлился совсем — обычно он выплевывал ее фамилию словно просьбу засунуть язык себе в жопу и больше никогда оттуда не доставать, а сейчас не прозвучало ни капельки фирменной пассивной агрессии. Надо же, и правда устал. — Почему тебя это вообще волнует?       Нобара открыла рот, чтобы перечислить все причины красивым списком, но почти сразу же закрыла. А правда, почему? Ну было у Фушигуро что-то там на личном, развивалось как-то. Ей-то какое до этого было дело? Неужели… она же не звучала как ее чертовы земляки, обсасывавшие незавидную судьбу бедной Сато так, словно это был очередной сериал по телику, а не человеческая жизнь, да? Фу. Нобара аж скривилась. Нет уж, на тех ублюдков она похожа не была.       — Потому что ты мой друг! — уверенно заявила она. — И мне важно, чтобы ты был счастлив.       Нобара ожидала какой-нибудь не самый приятный комментарий — Фушигуро их просто обожал вставлять всюду, словно ему деньги за сарказм платили. Но нет, он почему-то даже не стал отпираться:       — Тогда второе, — слабо улыбнулся он и снова зевнул. Нобара задумчиво нахмурилась. Что там второе-то было? Про первый шаг? — Но не потому что трус, а потому что Итадори только про женские ягодицы говорит. Понятия не имею, привлекаю ли я его как романтический партнер.       А. Вон оно как. Ну, это и правда было проблемой. Проблемой, которую Нобара собиралась решить как самая лучшая в мире подруга.       — Значит, узнаем, — уверенно заявила она. — А когда окажется, что он фанат конкретных частей голландских судов, ты подкатишь к нему верхом на Годжо-сане. Его с белым конем посреди ночи легко перепутать — такой же огромный и громкий и зашибить может.       — А еще сахар жрет тоннами, — фыркнул Фушигуро.       На пару секунд повисла комфортная тишина, а потом оба прыснули со смеху, потому что да, Годжо-сан и правда жрал сахар тоннами. Возможно, его тоже можно было кубиком по улице водить и детей так развлекать. Стоило лишь представить, как взрослый двухметровый мужчина покорно тянется за ладонью, как Нобара засмеялась громче.       Чтобы успокоиться, потребовалось некоторое время. Как только Нобара переставала смеяться, она слышала тихое хихиканье Фушигуро, и все начиналось по новой. На мягкой подушке остался даже небольшой мокрый след.       — Но про дрочку больше не шути, пожалуйста, — абсолютно серьезно попросил Фушигуро, и Нобара рассмеялась громче, уже не переживая, что разбудит кого-нибудь. Белая собака только ухом повела и продолжила сопеть.       Сатору проснулся только к девяти часам. Для него это было поздновато — обычно он вставал в шесть и сразу же записывал Нанамину голосовые с зевками и звуками электрической зубной щетки на пять минут, а тут… вчерашний день его все-таки вымотал, но то была приятная усталость. Мегуми был счастлив, когда наконец встретился с давней подругой, и Сатору не было жаль ни денег, ни времени, потраченных на эти его улыбки. Мегс вообще улыбался редко, поэтому такие моменты стоили всего мира, если не больше.       Почистив зубы и наскоро сполоснувшись, Сатору спустился на кухню, только чтобы не обнаружить там ни Мегуми, ни Нобары, зато увидеть счастливейшую морду раздербанившего очередную игрушку и раскидавшего поролон по всему этажу Куро. На сей раз жертвой стал гусь — один из последних подарков Яги. Сатору бережно собрал останки бедной птицы, мягко щелкнул Куро по черному носу и, выслушав счастливый лай в ответ, поднялся обратно.       Для Мегуми было странно спать так долго, но причина обнаружилась сразу же — они с Нобарой запутались конечностями друг с другом и в одеяле и до сих пор громко сопели. Сатору слабо хихикнул. Они с Шоко тоже так делали, когда были в их возрасте: не спали чуть ли не до рассвета, а потом просыпались друг на друге или на полу ближе к полудню. Юность — потрясающее время, которое он, как взрослый, обязан был охранять. Именно поэтому Сатору забрал из комнаты Широ и тихо прикрыл за собой дверь. Пусть выспятся, раз сегодня была суббота.