Тропой войны

С каждым днем, проведенным в пути, Мэтис все больше отдавался тоске и унынию. Он всей душой любил девственные каньоны Запада, его огромные сосновые леса, заснеженные горные вершины — эта нетронутая человеком земля словно перемещала его дух, его блуждающие по прериям, словно перекати-поле, мысли в мир предков. Мир без железных дорог. Мир без банков. Мир без преступников. Однако рассказы Ручного Ветра из раза в раз возвращали его из чудесного, первозданного мира, в котором Мэтису никогда не приходилось жить. Дела в резервации обстояли ужасно, и им нельзя было медлить в пути ни секунды. И так слишком много времени было потеряно в попытках отыскать Мэтиса на бескрайних западных просторах. Ручной Ветер нашел его сидящим на крыльце скромного ранчо, возвышавшегося над приречным городком. Время для него в тот миг остановилось: только завидев знакомый силуэт, пустивший лошадь в галоп по узенькой дорожке, что разрезала возделанное поле, он понял. Понял, что стряслось что-то страшное. Он понял это потому, что знал: больше американских военных Громкий Лис ненавидел просить о помощи. — На месте твоего отца я вел бы себя так же. Черт, мы выгнали вас с вашей собственной земли, украли скот, загнали к черту на рога, в холодные безжизненные леса. Из-за нас вы потеряли все, что у вас было. И, по иронии судьбы, единственный, кого он может просить о помощи, это белый, к тому же бывший законник. Должно быть, ему с большим трудом далось это решение. Но он поступил правильно, что послал за мной. Я сделаю все, что в моих силах. Они вынырнули из очередного неглубокого ущелья, оказавшись на холме, с которого открывался величественный и несколько мрачный из-за испортившейся погоды вид на широкую долину. Она заканчивалась далеко у самых гор. — Он мудрый человек, но… — Ручной Ветер задумчиво нахмурился, убирая за уши черные волосы, развевавшиеся на ветру. Его мелодичный голос звучал хрипло из-за простуды. — Но сейчас его ум нам только вредит. Он думает, что сможет договориться с военными. Это пустая трата времени. — Разве он не договаривался с ними в прошлом? — спросил Мэтис, с трудом всматриваясь в вытоптанную тропинку. — С другими, — угрюмо заметил Ручной Ветер. На нем были только дорожные брюки и красная рубашка, не вполне соответствовавшая погоде. — Но потом они ушли, и пришел этот полковник. Вы все поймете, когда увидите его, мистер Эдгартон. — Я видел много лиц за всю свою жизнь. И знаешь что? Я понял только то, что совсем не умею их читать. Если кто-то вообще умеет. Прошло еще несколько часов, прежде чем они остановили лошадей. Впервые за последние два дня им попался хоть какой-то точный ориентир — указательные знаки на деревянном подкосившемся столбе. — Тумстон, — вглядываясь, медленно прочитал Мэтис надпись на табличке со стрелкой, указывавшей на северо-восток. — Мы точно едем в верном направлении? — Вы спрашиваете об этом индейца, мистер Эдгартон, — дерзко усмехнувшись, ответил Ручной Ветер. Он проверял, насколько надежно закреплено его седло. — Живя в цивилизации, начинаешь забывать, какие вы хорошие следопыты. — Мэтис огляделся вокруг. Высокие сосны по обеим сторонам дороги закрывали ему дальний обзор. — Что это за городок такой — Тумстон? Я его никак не припомню. — Его еще не было, когда вы работали в наших краях. Он появился недавно. Там живут скотоводы, из тех, кто приехал с востока. Мэтис хмыкнул и почесал щетинистый подбородок. За все их путешествие ему так и не выдалось возможности побриться. — Отец говорит, что они нормальные, — продолжал индеец, — но мне в это не особо верится. Вы знаете фермеров, ведь да? — Будь уверен. Фермерам плевать на все, кроме их собственного огорода и скота. Наверно, вот почему эти два года у меня не клеится с хозяйством. Я стал слишком сентиментальным для того, чтобы быть фермером. — Их шериф, он… кажется, ему можно доверять. Уже не раз помогал нам. С тех самых пор, как в форте обосновался этот полковник, шериф то и делает, что старается угомонить его. Хотя толку от того... — Что же, нужно будет с ним познакомиться. — Мэтис натянул на шею коричневое пальто с подшитым внутри мехом и глянул на индейца. Он уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но передумал. — Я встречал мало хороших парней среди шерифов. Ты и представить не можешь, какими твердолобыми они бывают. — На каждый твердый лоб найдется стрела потверже, если они будут упорствовать. — Я ценю твой пыл, сынок, но иногда мне кажется, будто ты забываешь, что едешь с отставным маршалом, — без неприязни заметил он. Их взгляды ненадолго задержались друг на друге. Напряженное молчание разорвала смешок Ручного Ветра. Мэтис постарался скрыть слабую улыбку. Когда солнце уже скрылось за горным пиком, они свернули с дороги. Хейвудские леса, сколько Мэтис их помнил, никогда не были приветливы к путникам, и сама идея обосноваться здесь в былые времена вызвала бы у него только недоумение. Но именно сюда армия согнала индейцев: в безжизненный туманный лес в горной местности, испещренной ручьями и оврагами. — Здесь холодно и совсем нету животных, только редко встречаются олени и белки, но если вдруг военные решат нас атаковать, им будет непросто пробраться к резервации, — будто прочитал его мысли Ручной Ветер. — А ты все-таки оптимист. — Кто? — смущенно уточнил тот. — Ну… — Мэтис задумался. — Ты умеешь находить хорошее в плохих вещах. Видеть даже в плохой ситуации свои плюсы. — Не так мастерски, как мой отец, — иронично отозвался Ручной Ветер. — Он в этом профессионал. Когда начало темнеть, Мэтису пришлось зажечь старую керосиновую лампу, висевшую на седле. Только лязг металла и топот копыт на сухой земле разрывали тишину старого леса. — Я знаю дорогу. В этом нет необходимости. — Ручной Ветер словно обиделся, махнув рукой на керосинку. — Это я для себя, сынок, — успокоил его Мэтис. Вскоре они вышли на еле различимую тропу — она круто поднималась вверх. Мустанг Мэтиса одолел подъем и тихо фыркнул. Впереди, промеж близко стоящих деревьев, блеснул теплый свет. Ноздри уловили приятный запах костра, и они самую малость пришпорили уставших лошадей. — Все в порядке, мальчик, — прошептал он, похлопав коня по шее. — Мы скоро будем на месте. — Вы хороший человек, — сказал Ручной Ветер. — Почему? — непонимающе спросил он. — Вы любите своего коня. У вас с ним духовная связь. Я заметил это во время путешествия. Мэтис хотел было сказать, что знал многих, кто любил своих лошадей, и что далеко не все из них славились своей исключительной добротой, но промолчал. Парень и так с трудом находил что-то хорошее в окружавшем его мире, и Мэтис не желал быть тем, кто заберет у него эти крохи. — Когда вы умрете, дух коня унесет вашу душу на небо. — Я знаю, — был тихий ответ. — Но я надеюсь, что он переживет меня. К тому времени, когда они вступили в поселение, на лес опустился чернильный занавес ночи, и только бледная ущербная луна да костер у палатки вождя освещали резервацию. Мэтис тихо вздохнул. Тело сильно ломило после нескольких дней в седле, глаза постоянно слезоточили, а голова была готова заискриться. Но он знал, что не сможет уснуть без понимания того, о чем его хочет попросить вождь. Собравшись с остатками сил, он двинулся дальше за Ручным Ветром. Здесь было очень тихо, но ему подумалось, что оно и к лучшему. Меньше всего он хотел сейчас видеть отчаянные взгляды, с угасающей надеждой всматривающиеся в него. В белого человека, который, как решил Громкий Лис, может им чем-то помочь. Откровенно говоря, он сильно сомневался, что сможет как-то улучшить их плачевное положение. Но не попытаться было бы равноценно предательству самого себя и всего, что было ему дорого на протяжении многих лет. Лишь редко встречавшиеся на пути к палатке вождя местные с облегчением вздыхали, поняв, что Ручной Ветер вернулся. Они смотрели на него как на лидера. Мэтис завидел вождя издалека, но не был до конца уверен, что это он. По мере приближения знакомый силуэт становился все яснее. Сидевший у костра Громкий Лис дремал, но стук копыт быстро пробудил его из тревожного сна. Завидев своего сына и следующего за ним белого человека, вождь едва сдержал слезы. — Мистер Эдгартон! Лис поднялся. Его фигура казалась еще более сгорбленной, чем два года назад, когда он и еще действующий маршал виделись в последний раз. — Вождь, — спрыгнув с коня, сказал Мэтис. Он поправил шляпу и быстрым шагом подошел к нему. Они горячо пожали друг другу руки. — Как вы, мистер Эдгартон? — сипло спросил вождь. Его впалые, полные невыразимой печали глаза вглядывались в лицо старого друга. — Я так рад, что вы приехали. У нас… у нас выдался тяжелый год. — Я знаю, — сочувственно поджал губы Мэтис и обернулся. Ручной Ветер спешился с лошади и стоял, словно ожидая приказа. Что-то в его лице отдавало ревностью к отцу. — Я очень рад вас видеть. Где мне следует оставить лошадь? — Ох, точно, — извиняющимся тоном проговорил вождь. — Сынок, отведи лошадь мистера Эдгартона к коновязи. — К той, что под навесом, отец? — Конечно, он же наш гость. — Когда молодой индеец ушел, он продолжил: — Мы подготовили для вас палатку. Я могу себе представить, как вы устали с дороги. Мэтис мягко улыбнулся ему, еле держась на ногах. — Я бы не отказался сразу перейти к делу. Путь был непростым, но для нас всех лучше, если я сразу начну думать о том, что могу сделать. — Конечно, — просипел Громкий Лис и с благодарностью посмотрел на гостя. Усталое лицо стареющего вождя сильно изменилось за минувшие два года — грусть будто отпечаталась на нем, морщины углубились. Мэтису всегда было интересно, сколько ему на самом деле лет, но нежелание задавать неуместные вопросы сдерживало любопытство. Пятьдесят с лишним, учитывая, насколько тяжела жизнь индейца, — вот столько он бы ему дал. — Но, вероятно, вы голодны? — Как волк, — с нескрываемой улыбкой подтвердил Мэтис.

***

Закончив с сушеным мясом и рагу из тыквы с фасолью, он вытерся и сделал глоток виски, взятого с собой в дорогу. Свет от костра украдкой проникал в палатку вождя через щель в проходе. — В дороге нам приходилось питаться мелкой дичью. Не очень питательно, — между прочим добавил он. — Но ваш сын — хороший охотник. Один из лучших, не будет преувеличением. — Спасибо. Вам следует сказать об этом мальчику. По пути сюда он рассказал вам, что произошло за то время, когда… когда вы отсутствовали? — обратился к нему вождь, сидевший напротив. Он учтиво дожидался, пока гость закончит прием пищи. — Да, — кивнул Мэтис, переходя к делу. Он похлопал себя по карманам. — Вас заставили покинуть Долину. — Они убили многих, когда гнали нас сюда. Включая мою жену. — Вождь опустил голову. От внезапной боли сердце пропустило несколько ударов. Потом зачастило, гулкими ударами отдаваясь в ушах. — Она была прекрасной женщиной, — спустя минуту промолвил Мэтис. — Лили тоже. Скорбное молчание, в котором соединились двое мужчин, словно тот густой туман, окутавший лес, гнетуще заполонило палатку. — Мне очень неудобно просить вас, мистер Эдгартон… — Вы всегда можете просить меня о чем угодно. Я обязан вам по самый гроб. И даже не отрицайте это, вождь. — Мне трудно смириться с тем, как вы отзывчивы к нам… — Он продолжил: — Мой сын считает, что в переговорах более нету никакого смысла, и, я боюсь, что он прав, но… мы не можем сражаться. Эта битва будет проиграна еще до того, как мы в нее вступим. Я не могу позволить, чтобы военные уничтожили всех этих бедных людей. Мистер Эдгартон, всю свою жизнь мы трудимся на благо племени, друг для друга. Как я могу дать кому-то уничтожить это? Я не могу… В молодости я сражался с армией. Мы боролись много лет в Долине, по ту сторону Миссури, даже в Техасе. Иногда у нас получалось отбиться, иногда нет. Но знаете, каков был итог схватки, чем бы она не обернулась? — Смерть. — Смерть, мистер Эдгартон. Мы выходили из боя с телами своих друзей и близких. Каждый день нам приходилось сообщаться матерям о том, что их сыновья больше никогда не вернутся. Поймите меня правильно, умереть ради своих соплеменников — это честь для нас всех. Но сейчас они… если мы начнем войну, они сотрут нас. Перережут всех, не разбирая, кто есть кто. И тогда все предшествующие этому смерти и страдания станут напрасными. Мы должны жить, даже если для этого нам придется снова уступить. — Мне уже приходилось видеть все это прежде, — признался Мэтис. Его взгляд блуждал по одежде вождя: потрепанным черным брюкам и красной рубашке, на которую был накинут плащ. — В Неваде, Юте и других местах. Везде одно и то же. Боль и страдания. Если я могу вам чем-то помочь… скажите, мой старый друг. Внезапное откровение не смутило вождя. — Я прошу вас поговорить с этим человеком, полковником Вестхаймером. Возможно, нам больше никогда не удастся вернуться в Долину, но мы должны быть уверены, что они не заберут у нас хотя бы это место. — А они хотят? — Ох, они хотят, мистер Эдгартон. Когда-то давно здесь была угольная шахта, но потом ее забросили из-за обрушения. А сейчас… сейчас они захотели ее восстановить. — Правительство? — уточнил Мэтис. — Какие-то богатые люди с Востока. — Но какое армии дело до промышленников? — озадаченно спросил он. — Этот полковник… он, вероятно, представляет их интересы. Такие ходят толки. Мэтис выразительно хмыкнул. Его губы растянулись в презрительной ухмылке. Слишком уж часто в бытность маршалом он получал удары в спину от продавшихся военных чинов, чтобы испытывать к ним хоть долю понимания. В последний раз, доверившись словам подобного человека, он потерял частичку себя. — Откровенно говоря, вождь, я не думаю, что заставлю его передумать, — мрачно заметил он. — Но я попытаюсь. — Спасибо, мистер Эдгартон. — Громкий Лис сжал его руку в своих. — Это будет значить для нас очень многое. Они двое поднялись. — Мой сын проводит вас к палатке. И вот еще, чуть не забыл. — Да, вождь? — Перед тем, как ехать в форт Силвертон, возьмите с собой тумстонского шерифа. Полковник неохотно принимает гражданских… — По правде говоря, я собирался заехать к нему на огонек, — удивился Мэтис. — Он и правда такой хороший, как вы все о нем говорите? — Может, он не всегда был совестливым человеком, но теперь он на истинном своем пути, — пространно ответил вождь. — Вы увидите. Мэтис пожелал Громкому Лису спокойной ночи и покинул палатку, погруженный в свои мысли. Ручной Ветер, нетерпеливо ожидавший его, довел гостя до подготовленного для него лично жилища. — Отдохни хорошенько, понял? — посоветовал ему Мэтис. — После такого обязательно нужно проваляться весь день в постели. Ручной Ветер фыркнул. — Вы же шутите, правда? Маршал похлопал его по плечу и, ничего не ответив, полез в свою палатку.

***

Раннее утро встретило его ночной темнотой и густым как сметана туманом, так что в двух шагах можно было разглядеть лишь смутные тени предметов. Однако не столь давно проводивший месяцы под открытым небом пустынь, гор и болот мужчина встретил суровые погодные условия достойно и быстренько разжег костер, на котором вскипятил воду для бритья и ополаскивания. Принять ванну планировал уже там, в Тумстоне, но приезжать в город с грязной головой было явно ниже его достоинства. Наручные часы показывали четыре утра, и он поспешил собираться. Судя по тому, что говорил Ручной Ветер, городок находился примерно в часе езды от того участка дороги, с которого они свернули в резервацию. И если это так, то выезжать лучше с запасом времени. Даже будучи одним из лучших следопытов на всем Западе, полагаться исключительно на свои навыки Мэтис не намеревался. Кроме того, он желал покинуть резервацию, пока она чутко дремала перед рассветом, пусть за вечер слухи о прибытии сына вождя с белым человеком и успели расползтись по ней словно плющ. В последние годы Мэтис, к собственному же неудовольствию, становился все более нелюдимым, но старался думать об этом как можно реже. В его жизни были грустные вещи и поважнее, чтобы занимать свои мысли такой ерундой. Оседлав коня, он двинулся между палаток к выезду из поселения, окруженного низким деревянным частоколом. Холодный ветер гнал над вершинами деревьев низкие серые тучи, но почти не касался земли, поэтому, скача по лесу к дороге, всадник чувствовал себя комфортно. Даже высокие сосны шумели как-то слишком приветливо для здешних мест. Поездка к Тумстону заняла, на удивление, не больше часа: довольно быстро выйдя на дорогу, он помчал лошадь в верном направлении и, почти не сворачивая, добрался до городка, расположившегося в низине, у самой Долины. Отсюда открывался прекрасный вид на бурлящий приток великой Миссури. На минуту он даже задержался на пригорке, чтобы вдоволь налюбоваться открывшейся ему картиной. Городок был совсем маленький, в какой-то степени образцовый. Все они чистенькие первые лет пятнадцать-двадцать, пока поселенцы только обживают новые жилища, стремятся создать благородный образ в глазах соседей, пока, в конце концов, самые яркие отбросы общества из соседних округов не съезжаются сюда, чтобы оторвать свой кусок еще не разрезанного пирога. Главная улица выглядела чистой: дорогу регулярно посыпали песком, а дома были похожи на те, что в рекламных объявлениях в газетах. В глаза ему сразу бросился офис шерифа, расположенный в конце улицы; у него кто-то дежурил, скорее всего, заместитель. Без труда удалось отыскать и гостиницу. Впрочем, было в Тумстоне что-то подозрительное, но пока Мэтис не мог объяснить себе это чувство. Возможно, оно было вызвано почти полным отсутствием людей — как-никак, на часах было не больше половины шестого. Спешившись, он привязал лошадь к коновязи и, быстро забравшись на крыльцо гостиницы, открыл дверь. В уютном холле было пусто, как и на улице. Только подойдя к стойке администратора, Мэтис заметил дремавшего там мужчину: тот сидел на мягком кресле, едва ли не сложившись пополам. — Мистер, — не слишком громко сказал Мэтис, но администратор и не пошевелился. На глаза ему вдруг попался позолоченный звонок. Без промедлений он зазвонил в него, но мужчина лишь недовольно буркнул. Его терпение было на исходе, и он вспомнил о старом трюке, которым Айк Николс будил лентяев разных сортов. Щелчок взводимого курка подействовал на администратора словно сигаретный дым на туберкулезника. Он мгновенно вскочил со стула с удивленной гримасой на лице. — Наконец-то, — с претензией сказал Мэтис и сунул револьвер обратно в кобуру. — Мне нужна ванна. — Д-да, сэр, думаю, вода уже нагрета, — хриплым сонным голосом пробормотал мужчина с пышными бакенбардами. Громкий зевок словно взрывной волной пронесся по холлу. — Вам в ту дверь и в самый конец коридора. — Спасибо, — развел руками Мэтис и двинулся в сторону названной двери, но администратор, опомнившись, остановил его. — И-и… простите, сэр, двадцать пять центов! Он испытующе осмотрел его и бросил на стойку четвертак. У мужчины перехватило дух — он так и стоял с приоткрытым ртом, пока Мэтис не скрылся за дверью. На приведение себя в порядок ушло не менее получаса, и к тому моменту, когда посвежевший после тяжелого броска в здешние края мужчина вышел из ванной комнаты, люди мало-помалу начали вылезать из своих домов — ковбои-поденщики спешили на ранчо в нескольких милях от городка, владельцы магазинчиков не торопясь наполняли прилавки овощами и фруктами, а женщины с корзинами нестираного белья плелись к реке. Мэтису эта трогательная пастораль показалась чересчур идиллической, и он, боясь очароваться ею, поспешил к офису шерифа. Офис шерифа занимал небольшое каменное строение с деревянным фасадом. У двери же, раскинувшись на стуле, дремал худощавый паренек. Он и правда был законником: на грязной рубашке блестела золотая звезда. Его шляпа свалилась на пол, и, прежде чем войти внутрь, Мэтис поднял ее и надвинул незадачливому пареньку на глаза. Внутреннее убранство офиса было скромным, но не бедным: широкий письменный стол, буржуйка, несколько картотек, много фотографий на стенах, стулья и вешалка для одежды. Камеры же, по всей видимости, находились за железной дверью. Шерифа не было видно, и Мэтис, чтобы с удобством коротать время, сел за его стол. Раскурив сигарету, он задумался о том, что собирается сказать тому полковнику, облизывающему ботинки промышленникам. Вряд ли вообще был какой-то смысл разговаривать с ним, однако попробовать все же стоило. А уже тогда, в зависимости от результата, следовало бы подумать о дальнейших действиях. Мэтис не мог уехать, ничего по-настоящему не предприняв для своих, возможно, единственных друзей. Погруженный в думы, он и не заметил, как тяжелая металлическая дверь отворилась, и из-за нее появился стройный мужчина среднего роста с растрепанными короткими волосами и усиками. Его морщинистый лоб почти что исчез, затменный поползшими вверх от удивления бровями. Около десяти секунд мужчины просто пялились друг на друга. Мэтис, чье сердце едва не выпрыгивало из груди, словно парализованный совсем не двигался, и даже рука с какой-то неохотой легла на кобуру. Мужчина же в дверях не предпринимал никаких действий и просто стоял, вытаращившись на посетителя. — Маккензи? — прошептал Мэтис, однако из пересохшего горла вышла только вторая половина произнесенной фамилии. — Ты… ты убил шерифа? Маккензи будто пробудился ото сна и недоуменно мотнул головой. С его лица не сходила печать искреннего удивления. — Что? — У меня просто… больше нету идей, что ты можешь делать в его офисе, — сказал Мэтис, медленно поднимаясь из-за стола. — Что ты тут… что ты тут забыл, Христа ради? — Я… — протянул мужчина, пытаясь найти опору. Потерпев неудачу, он сделал несколько неуверенных шагов навстречу бывшему маршалу. — Я не знаю, что здесь делаешь ты, но у меня для тебя две новости, Эдгартон. Первая: я полностью отсидел весь свой срок. — В это немного… трудно поверить, но я попытаюсь. Маккензи медленно поднес руку к своей груди и дважды стукнул ногтем по звезде на пиджаке. — И вторая. В этих краях я — шериф. Впоследствии Мэтис не мог вспомнить, сколько простоял в недоуменном молчании, созерцая перед собой шерифа Тумстона, однако, как только первичный ступор прошел, он тут же захохотал — невыразительно и не взахлеб, но так, будто услыхал шутку настолько абсурдную, что даже смешную. — Прости, прости, — опершись на подоконник, выдохнул Мэтис. Он пораженно вертел головой. — По правде сказать, я так не смеялся уже несколько лет. — Я не вижу причин, почему ты вообще можешь смеяться, — обиженно заметил Маккензи и пригладил ус. — Я теперь другой человек, нежели семь лет назад. — Избавь меня от этого, Уэнделл, — с нескрываемым скептицизмом и презрением заявил Мэтис. — Я слишком долго слышал эту фразу, чтобы когда-то ей еще поверить. Вы не меняетесь. Ты можешь… сколько угодно убеждать себя в этом, не имею ничего против. Но быть шерифом? Это ведь анекдот! Ты — грабитель банков. Грабители банков не могут быть шерифами. Как ты не уяснил такую простую истину? — Как скажешь, старый друг, — едко промолвил Маккензи и уселся за стол. Мэтис засновал взад-вперед, не в силах сдержать возмущения. — Ты просидел жалкие… сколько? Шесть лет? Жалкие шесть лет, и вдруг решил, что имеешь моральное право работать законником? Шесть лет — столько даже конокрадам не дают, Маккензи. — Конечно. — Шериф достал чайник, влил в него воды и поставил на растопленную буржуйку. — Конокрадов обычно вешают на деревьях. — И тебя следовало бы тоже. Но я вступился за тебя на суде, — прошипел Мэтис, склонившись над столом. — Рассказал, как все действительно было. И это твоя благодарность? — А я этого не просил, — холодно ответил Маккензи. Мэтис еще раз испустил удивленный вздох, но теперь в нем были некоторые нотки отчаяния. — Шериф! Как ты… нет, как ты мог такое придумать? Оно тебе приснилось, и ты решил — чего бы не попробовать? — Я хорош в этом, — с нарастающей нервозностью в голосе ответил Маккензи. — Я помогаю людям. Делаю их жизнь спокойнее. Отгоняю от этого места всякую шваль. Мэтис озадаченно хмыкнул и еле заметно кивнул головой. Внезапно он обратился к нему: — Ладно, ковбой. Помогаешь людям? Тогда сегодня у тебя выпал уникальный шанс. Помоги и мне с одним делом.

***

Выехав за пределы Тумстона, они пустили лошадей в галоп — форт Силвертон находился на порядочном расстоянии от самого городка, посреди широкого нагорья у притока Миссури. Узкая дорожка вела их серпантинами через труднопроходимую местность; это был трудный, но самый быстрый путь, каким только можно было добраться к военным. Преодолев холмы, они попали в прерии Долины. Из растительности тут встречались одни лишь бархатные мескиты и редкие кустарники. — Я слышал, ты делаешь для них все, что можешь, — на ходу заговорил Мэтис. С отъезда они не промолвили ни слова. — Стараюсь, — ответил Маккензи. — Но они здесь долго не протянут, как ни крути! Я пытался втолковать вождю, что им следует уезжать да поскорее, но он будто намертво в эту землю вцепился. — Я его понимаю. Им некуда бежать. — Руки дяди Сэма, они, знаешь, не настолько длинные, какими их рисуют. Это большая страна, мистер Эдгартон! Здесь всегда есть куда бежать. — И все же я нашел тебя, сам того не желая, — подмигнул Мэтис, но его спутник этого, конечно же, не заметил. — Ввиду спешки, в которой мы собирались, я забыл спросить. Каково твое место во всей этой истории? — Я не спрашивал тебя о том, как ты провел все эти годы, так давай продолжим в том же духе. — Как пожелаешь, маршал. — Ну так что это за тип, полковник? Маккензи рассмеялся. — Он тебе вряд ли придется по душе. — Это я уже понял. — Мне пришлось… свести с ним знакомство месяца три назад, когда старый проныра только пришел сюда со своим полком. Коррумпированный мешок с дерьмом, если тебя интересует мое мнение насчет него. — Вождь что-то говорил еще про янки с Востока. — О, ты себе не сможешь даже представить, как часто они останавливаются в нашем городке, — ехидно улыбнулся Маккензи. — Полковник боится встречаться с ними на глазах у солдатни, но скрывать свои… интрижки ему удавалось недолго. Все уже знают о делах, которые он тут ведет. — Наверно, все, кроме Вашингтона. Шериф фыркнул. — Вашингтону нету дела до того, что происходит на фронтире. Кое-кто из приближенных Громкого Лиса, эти, как их… — Совет старейшин? — Да, совет. Кто-то из них даже слал письма сенаторам, в столицу. Теперь фыркнул уже Мэтис. — Это твой помощник дрыхнет как убитый у офиса? — Он славный малый, не делай о нем выводы вот так сразу. Любит поспать, но когда дело доходит до потасовки, он тут как тут. Сын какого-то… магната из Огайо. Сбежал от слишком заботливого папочки, понимаешь, о чем я? Впереди по дороге замаячил завалившийся набок дилижанс, и они замедлили шаг. Переглянувшись, мужчины спешились и осторожно подошли поближе. — Лошадей… — хотел было сказать Мэтис, но Уэнделл его перебил: — А то я слепой. Вокруг было угрожающе тихо, и только редкий шелест травы да крики ястребов раздавались в этой глуши. Мэтис, щурясь, попробовал осмотреться, но не заметил ничего подозрительного. — Я проверю, может, внутри есть тела или что еще, — выпалил он и медленно начал взбираться на дилижанс. Тот со скрипом прогнулся, но мужчина смог выбраться наверх. Пришлось открыть дверцу, так как солнечный свет почти не проникал через запыленное окошко, однако, не успела дверца распахнуться, как из темноты внезапно вынырнуло дуло револьвера, смотрящее ему точно промеж глаз. — Что там? — крикнул Уэнделл, копавшийся в чемодане, что вывалился из дилижанса. — Ничего особенного, шериф, — крикнул в ответ Мэтис, сохраняя полное хладнокровие. — Всего лишь револьвер. Возня с чемоданом в секунду прекратилась. — И что он делает, Мэтис? — крикнул он. — Не знаю, шериф. Просто целится в меня. — Мэтис обратился к тому, кто прятался внутри: — Что ты делаешь? — Граблю тебя, — прозвучал надорванный голос. — Он говорит, что грабит меня, — крикнул Мэтис и снова понизил тон: — И зачем тебе делать такое? Тут шериф. — Я знаю, — без особого удивления ответил голос внутри. — Отходи с поднятыми руками, а я за тобой. Только медленно. И дружку своему скажи, чтобы не рыпался. — Я сейчас спущусь, а ты не рыпайся, — повторил его слова Мэтис и начал плавно слезать с дилижанса. Ствол револьвера двигался точно за ним. — Конечно, друг! — воскликнул шериф. Вскоре из темноты выплыла лысая голова — человек возраста, близкого к преклонному, держал в каждой руке по револьверу. Оказавшись наверху, он взял под прицел и Маккензи. За ним вылез второй. — Знаешь, бывает много разных ситуаций, — снова заговорил старик. — Но есть те, в которых ты уже ничего не можешь сделать. Когда твои шансы настолько мизерные, что их просто нет. — Я знаю, приятель, — без злобы в голосе заговорил Мэтис. — Но они редко происходят с отставными маршалами. С этими словами он резко отскочил в сторону, в секунду обогнув дилижанс, так что выстрел пришелся по голой земле. Краем глаза, ловко карабкаясь наверх, он заметил, как Уэнделл, вмиг достав револьвер, выпустил пулю в старика. Тот с грохотом упал на землю точно в тот момент, когда Мэтис схватил его незадачливого напарника и сбросил вниз. Его ствол оказался отброшен, но подонок и не думал сдаваться. Если бы Мэтис не отреагировал, перехватив его руку, уже державшую нож, и не вонзил ее тому в живот, то уже истекал бы кровью, валяясь посреди дороги. Он вытащил нож и встал. Удостоверившись, что парень мертв, Мэтис отряхнулся от пыли и подошел к старику, изо рта которого по подбородку стекала кровь. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: этот человек был почти мертв или, во всяком случае, умрет очень скоро. Несчастный открыл стекленеющие глаза и с любопытством смотрел в лицо своего противника, словно ребенок. — Кто? — прикрикнул Мэтис и присел на корточки. Уэнделл, не произнеся ни слова, попятился к своей лошади — услышав выстрелы, та со страху отбежала в сторону, но не слишком далеко. — Я сейчас умру, — качнулся старик. — Не будешь отвечать — покажу тебе пару трюков с ножом перед смертью, так что говори, старый осел. Особенности профессии давно научили Мэтиса, как давить на людей; даже на тех, что уже были при смерти. — Там был посредник, — выдавил из себя тот. — Как ты меня убил? — Это был не я, старик, — отмахнулся Мэтис. — Я держал его на мушке, — прохрипел умирающий. Его глаза расширились. — И тебя. — Да, ты держал. Что посредник сказал тебе? — Не многое. — Ясно, — без особенного удовлетворения вздохнул он и, опираясь на колени, с трудом поднялся. Он оторвал взгляд от угасающей души и поднял глаза вверх, к утреннему оранжевому небу, в котором пылало солнце. Даже в воздухе шла своя жизнь. В небе, описывая широкие круги, парили орлы-стервятники; их центром была какая-то точка вдалеке, у дальних бурых скал. Там находился форт Силвертон. При взгляде на них в голове путника возникла странная мысль: видно, далеко не все у военных благополучно, если эти воздушные санитары чуют чью-то близкую смерть. — Я ухожу, старик, — сказал он и только посмотрев вниз понял, что тот уже не дышал. Тяжело выдохнув, Мэтис пошел навстречу коню, которого заботливо вел за поводья уже оседлавший своего скакуна шериф. Его брови были мрачно сдвинуты, будто он старательно что-то обдумывал. На секунду Мэтис остановился, вопросительно глядя на своего спутника. — Ты цел? — Пуля прошла чуть правее уха, — ответил Маккензи. — Помедлил бы еще секунду, и крышка. Мэтис чиркнул спичкой о сапог и влез в седло. — Мой папаша был бакалейщиком, — с сигаретой в зубах заговорил он. — Держал магазинчик в Миссисипи. Не самое денежное дело, но крутился он как умел. Был ли он хорошим отцом? Может быть. Но бизнесмен из него был никудышный, вот уж точно. Когда мне было тринадцать, ему в голову стукнула одна идея. Вообще-то он всегда грезил Западом, но тогда… что-то конкретно изменило его. Не знаю, может, были какие-то причины для переезда, о которых мне не рассказывали? Так оно или нет, но мы уехали в Аризону. Он-то думал, что здесь можно начать новую жизнь. Будто это так просто. Мэтис усмехнулся и проверил, надежно ли «винчестер» сидит в чехле для ружья, притороченным к седлу. Уэнделл внимательно слушал его, сохраняя молчание. — У него не вышло. Везде, куда приходят люди, всегда происходит одна и та же история. Он как-то говорил — а он мнил себя философом, мой отец, — что, начни мы с нуля со всеми знаниями, которыми владеем сейчас, у нас получилось бы построить лучший мир. Опровержение было у него под носом: весь наш Новый Свет. Мы пришли сюда ни с чем и устроили еще большую бойню, чем те, что устраивали в Старом. — Он махнул рукой на два трупа, распластавшихся подле перевернутого дилижанса. — Сам видишь. Везде одно и то же. — Может, и так, — ответил шериф. Когда Мэтис слегка пришпорил коня, он остановил его: — Послушай, маршал. Тот развернулся. — Ну? — Ты должен мне кое-что пообещать. — О, это вряд ли. Но ты скажи, я посмотрю, что могу сделать. — Вот этого, — указал он на тела грабителей, — больше не должно повториться. Ты на моей земле и не будешь лезть на рожон, пока находишься здесь. Ты подверг риску не только себя и меня, а еще множество людей, которые сейчас зависят от наших действий. Да, может, ты и какой-то там легендарный законник в нью-йоркских газетах, но кожа у тебя явно не настолько толстая, чтобы сдержать пулю. Да и я здесь конфликты решаю иначе, чем ты привык. — Я могу сам о себе позаботиться, — огрызнулся Мэтис под влиянием задетых чувств. — Это не просьба, мистер Эдгартон, — без тени агрессии ответил он. — Я называю тебя маршалом потому, что помню тебя таким, а не потому, что ты им являешься. Ты, кажется, ушел в отставку? — Я могу вернуться в любой момент, когда захочу, — сквозь зубы прошипел Мэтис. — Но ты не захочешь, маршал! — воскликнул Маккензи, тронув коня вперед. — Можешь злиться, конечно! Это абсолютно нормально для человека твоего положения, вынужденного прогибаться. Мэтис, ничего не ответив, поднял коня на дыбы и дал ему шпоры, двинувшись за шерифом.

***

Оставшуюся часть дороги к нагорью, отвесной скалой свисавшему над рекой, они преодолели быстрее и уже без приключений. Когда деревянные башни форта показались из-за зарослей высокой травы, пришлось придержать лошадей. — Есть идеи, кто мог заказать тебя? — внимательно осматривая высокую траву, спросил Мэтис. Узкая дорожка свернула к пологому склону. — Я сразу понял, что это заказ. — Могу насчитать с дюжину человек, — рассмеялся Уэнделл. — Но чтоб вот так — даже не знаю. — А что насчет твоих старых друзей? Легкий испуг мелькнул в глазах Маккензи. — Имеешь в виду Миллио? Он бы пришел лично, да и… нет, я не верю. Кроме того, он ведь в тюрьме. — Не Миллио единым. Ты ведь сдал еще двоих, не так ли? Всадники остановились и переглянулись. Ворота в деревянный форт находились в трехсот футах. — Видишь ли, — вкрадчивым тоном заговорил Маккензи, — полковник, как я уже упомянул, тот еще тип. Так что для нас обоих — да и для индейцев — будет лучше, если переговорами займусь я. — Я не ставлю под сомнение твои… дипломатические способности, но я проделал весь этот путь сюда не затем, чтобы сидеть и молча сверлить глазами этого сучьего сына. Мне тоже есть что сказать. — Да, но, боюсь, сказанное тобой сгоряча ничуть не улучшит нашу позицию, — продолжал настаивать он. — Я буду говорить все, что сочту нужным, шериф, — отрезал Мэтис. — У меня мозги на том месте, где должны быть, не волнуйся понапрасну. — Как же мне хотелось бы в это поверить! — с наигранной печалью произнес шериф и пустил лошадь в сторону форта. Часовой на башне, расположенной у самых ворот, грубо прокричал: — Стой! Кто идет? — Это шериф Тумстона, мой бравый друг! — ответил Уэнделл, приглаживая волосы. Мэтис только закатил глаза. — Не могли бы мы увидеть достопочтенного полковника? — Вы по делу? — О да, сынок, мы пришли поговорить о резервации в Хейвудских лесах! — Полковник не желает слышать ничего об индейцах, — рявкнул солдат. — В последний раз вы натворили здесь много шуму, так проваливайте, пока целы. Мэтис удивленно покосился на своего спутника, но ничего не сказал. — Дело в том, что, — усмехнулся тот, — в настоящем моменте я всего лишь сопровождающий! По правую руку от меня — маршал Мэтис Эдгартон. Говорит ли вам что-то это имя? Солдат хмыкнул, всмотрелся в лицо Мэтиса и исчез в окошке. Прошло не менее пяти минут, прежде чем ворота распахнулись. — Ладно, входите. Только в этот раз без шуточек! Всадники проехали внутрь, и их взору предстал большой плавильный котел, называвшийся лагерем: солдаты сновали туда-сюда по плацу, ворошили кучи армейского снаряжения, небрежно сваленного у палаток, а один из офицеров, статный мужчина в шляпе, грозно прикрикивал на копавших кирками землю новобранцев. — Я даже не буду спрашивать, что это такое он порол о тебе, — тихо сказал Мэтис. Его глаза зацепились за деревянное строение в другом конце лагеря. — Думаю, нам туда. — Ты, несомненно, пожалеешь, если не узнаешь эту историю, но что я могу поделать? Мэтис лениво рассмеялся. Маневрируя между стремительно несущимся в разные стороны человеческим потоком, они направились к зданию. — Избавь хотя бы меня от этого цирка. — Но ты должен признать, что цирк мой, как ты выразился, получается вполне правдоподобным. — Жду не дождусь номера с глотанием шпаги. А теперь лучше немного помолчи. — Конечно, мальчик мой. Мэтис фыркнул. В первую очередь в глаза ему бросились серьезные проблемы, имевшиеся у полковника с поддержанием дисциплины: большинство солдат болтались без дела, пьянствуя и изображая бурную деятельность, палатки были расставлены хаотично, а здешняя армейская жизнь больше напоминала базар где-нибудь в Солт-Лейк-Сити. Впрочем, если конфликт между военными и индейцами дошел бы до вооруженного противостояния, чего — с искренним нежеланием — не мог исключать Мэтис, расхлябанность в полку станет ощутимой для враждебной стороны. Вступать в войну ему, однако, очень не хотелось. Не понаслышке он знал, чем кончались индейские войны, и эта не стала бы исключением. — Почему ты сказал, что я маршал? — поинтересовался он. — Потому что это именно та карта, которую мы собираемся разыгрывать, — загадочно намекнул Маккензи. — Может, ты и идиот, но должен же видеть, что у меня нету значка? — А он тебе и не понадобится. Полковник знает твое имя. — С чего ты так уверен? — С того, что этот мерзкий гад был в Неваде, когда я, сбросив камень с души, свалился прямо тебе в руки. — Камень с души, — ухмыльнулся Мэтис. — Только послушай, какую околесицу ты несешь! Стало быть, он знает и тебя? — Конечно, знает, — пожал плечами шериф. Они почти выехали к строению, которое, по всей видимости, являлось штабом полковника. — И о твоих необычайных заслугах перед банковской системой Соединенных Штатов? — О, в свое время он ознакомился с ними лучше, чем кто-либо из авторов тех паршивеньких романов. — Все это начинает напоминать мне одно представление, которое я смотрел в канзасском театре. — Погоди, актеры только выходят на сцену, — подмигнул Уэнделл и спешился. Они оба привязали лошадей, когда услышали пронзительный крик, привлекший их внимание. Он исходил с другой стороны от штаба. На месте они застали довольно странную картину. — Полковник, сэр, вы… — А вам, капитан, я бы посоветовал молчать. И уберите отсюда этого обалдуя! Солдат, катавшийся по земле с открытым ртом и выпученными в страхе глазами, был тут же унесен прочь своими сослуживцами. Капитан, явно разозленный, но питающий страх перед высшим чином, сказал: — В этом не было необходимости, сэр. — Вы не иначе как ожидаете от меня объяснений, капитан Коллинз? Возвращайтесь к службе! Мужчины переглянулись и подошли к полковнику, не замечавшему их до сих пор. Это был крупный лысый мужчина в синей военной форме. Его лицо, отдаленно напоминавшее морду бульдога, сурово сморщилось, когда он заметил пришельцев. — Давно не виделись, сэр, — пропел шериф, коснувшись полей шляпы в знак приветствия. Мэтис стоял позади, хмуро осматривая вояку. — А мне казалось, что с нашей последней встречи прошло очень мало времени, — огрызнулся тот. — Горячо прошу извинить мне его, сэр! — Ладно. Что вы здесь делаете? И кто вас сюда пустил, черт возьми? — Лучше пройдемте в ваш штаб. Тема весьма щепетильна, чтобы обсуждать ее посреди улицы. Штаб был пуст, и это несколько облегчало задачу, так как присутствие других офицеров не сыграло бы им на руку. Полковник уселся во главе большого деревянного стола, у которого, очевидно, проводились совещания, и махнул рукой, приглашая мужчин сесть. — Если вам есть что сказать, то прошу начать прямо сейчас. — Конечно, господин полковник. Вы могли заметить, что по правую руку от меня сидит человек, которого я пока не успел представить. — Да уж, его присутствие здесь не настолько малозаметно, — уныло сострил полковник. — Это маршал Мэтис Эдгартон. Вам знакомо имя? Полковник хмыкнул, но изумления не выдал. — Не тот ли это человек, что взял вас в Неваде, шериф? — Да, здесь вы не ошиблись. Но прибыть сюда его заставило другое дело. Полковник откинулся на спинку стула и снял перчатки. — Если вы собираетесь говорить об индейцах, то лучше сразу выметайтесь и не тратьте мое время. — Это почему? — внезапно встрял Мэтис. — Что еще значит ваше «почему»? — Почему вы так тверды в своей позиции, что здешних индейцев нужно истребить? У вас с ними что-то личное? Полковник возмущенно потупил взгляд. — Мы вовсе не собираемся их… -А как это еще выглядит? — перебил его Мэтис, решив не утомлять себя пустыми разговорами шерифа с чертовым бюрократом. — Вы выгнали их из Долины. А теперь пришли, чтобы изгнать… куда? Под землю? — Какого черта вы себе позволяете? — гаркнул Вестхаймер, ударив кулаком по столу. — Сколько нужно иметь самоуверенности, чтобы приехать в мои края и начать учить меня, как я должен служить государству! — О нет, полковник, эти края вашими не были никогда. Незваный гость здесь — вы со своей братией. Вместе с тем, не похоже, что вы служите государству. Разве можно назвать государством эту шайку угольных магнатов, перед которыми вы пресмыкаетесь? — Шериф издал надорванный вздох, и маршал продолжил свою гневную речь. — Вас купили, чтобы затравить это племя до смерти и забрать у них тот маленький безжизненный кусок земли, который ваши предшественники сами же дали им как компенсацию за изгнание из Долины. Вы хуже, чем стервятник, полковник Вестхаймер. Вы пытаетесь откусить плоть от еще живого человека. — С меня хватит оскорблений, — провозгласил полковник, решительно вставая из-за стола. — Проваливайте из форта, пока я вас не арестовал. Мужчины медленно поднялись и направились к выходу, но Мэтис остановился и добавил: — Задумайтесь, полковник. Я задержусь здесь ненадолго. И если вы предпримите хоть что-то против этого бедного угнетенного народа, я разрушу вашу карьеру. Мне нечего терять, в отличие от вас. Решите для себя, стоит ли того угольная шахта в такой Богом забытой глухомани, если сотни человеческих жизней — недостаточный для вас аргумент. Свежий ветер, бушевавший снаружи, будто дал Мэтису новое дыхание. На секунду он даже пожалел, что откликнулся на просьбу вождя — встреча с полковником впервые за два года так сильно его удручила. Даже в существование скромного ранчо, которое он содержал уже два года, теперь было трудно поверить, как и в печальную сельскую идиллию, построенную им вокруг себя, чтобы никогда больше не погрузиться в пороки цивилизации. Однако судьба распорядилась иначе.

***

Всю обратную дорогу шериф выглядел растеряннее угодившего в пасть гончей кролика. Он никак не мог найти подходящих слов, и только громко выдыхал носом и цокал языком. Мэтис же предпочитал делать вид, что не замечает этих очевидных знаков возмущения. — Ты оставил меня в дураках, — буркнул наконец он. Пустив лошадей рысью, они понеслись к Тумстону. Время приближалось к полудню, и палящее солнце светило ярко в лоб. Мэтис даже снял пальто и привязал к седлу. — Прости, если тебя это задело. — О чем ты вообще думал? То есть, каковы твои дальнейшие действия? Ты же не собираешься устраивать войну? — Конечно, нет. Я придумаю, как нам надавить на полковника… мне только нужно время. — Ты поставил меня в ужасно неловкое положение. Даже не знаю, что мне теперь делать. — Лежать и получать удовольствие. — Если только в луже собственной мочи. Ты пробыл здесь только утро, а мы уже имеем два трупа и испорченные отношения с военными. Боюсь представить, какую кашу ты заваришь здесь к полуночи. — Уэнделл вновь цокнул языком и все же добавил, не удержавшись: — Но осадил ты этого пройдоху что надо, не могу не признать.