На рассвете взойдет новое Солнце

Когда Кеманкеш и отец вернулись в дом, внутри было уже темно и тихо: свечи внизу были потушены, а Кёсем с шехзаде, помывшись и переодевшись, уже готовились ко сну в своих комнатах на втором этаже. Дом семьи Музафера эфенди был достаточно просторным: на первом этаже размещалась большая кухня и столовая. Семья была гостеприимна и потому большой стол был кстати: нередко к ним на обед забегали деревенские дети, потому что знали - тётушка Арифе всегда угостит чем-то вкусным. Оставались в их доме также и знакомые хозяина, которые приезжали за его луками со всех концов империи. За столовой находился узкий коридор с несколькими дверьми. Там были спальная комната Музафера и Арифе и еще одна опочивальня, поменьше размером и поскромнее убранством. Сюда добровольно решила переехать Авшар, уступив свою лучшую комнату госпоже. Кёсем отказывалась, не желая стеснять девушку, однако тщетно: сестра Кеманкеша пусть и была учтива, но могла настоять на своем. За лестницей виднелась особенно широкая, но низкая деверь. За ней скрывался пристроенный хамам - изобретение Музафера эфенди: кухонная печь была смежной с печью для турецкой бани, а благодаря форме двери пар не просачивался в дом. На верху было еще несколько комнат. Сразу справа была дверь в небольшую кладовую: там хозяйки хранили чистое белье, полотенца и прочую бытовую утварь. Порядок был даже в этом чулане. Слева была комната с двумя небольшими кроватями. Обычно там останавливались на время гости. Внутри было всё скромно, но зато очень чисто. А еще в этой комнате хранились книги. Эту комнату и подготовили для братьев-шехзаде. И, конечно же, мудрая Арифе не ошиблась: как только Ибрагим вошел внутрь и увидел стеллаж во всю стену, его глаза загорелись! В конце коридора было еще две двери друг напротив друга. Справа находилась комната Кеманкеша. Каждый раз, когда он приезжал в родительский дом, он останавливался у себя в спальной-кабинете. Всё внутри оставалось неизменно таким, как обустроил сам Кеманкеш. Мама и сестра лишь поддерживали чистоту в комнате, бережно сметая пыль с его рабочего стола, книг и коллекции оружия. И пусть он не приезжал уже очень давно, комната всегда была готова вновь принять своего хозяина. Напротив же была еще одна комната, просторная и с большими окнами. Её некогда и занимала Авшар. Внутри было очень уютно: воздушное одеяло, привезенное другом Музафера эфенди из Венеции, книги, кисти, краски и холсты - у девушки был блестящий талант. Даже свежие осенние астры в вазе служили своей красотой - комната отражала изящество своей обладательницы. Лучшая кровать и мягкая софа вдоль окна тоже были именно в комнате Авшар - у главного сокровища этого дома. Родители души не чаяли в единственной дочке, потому старались дать ей всё лучшее, что у них было. Однако Авшар никогда не воспринимала это как данность. Когда встал вопрос о том, где же разместить госпожу, у девушки не возникло ни капли сомнения, что лучший вариант - её собственная комната. Кёсем не могла не оценить такой поступок Авшар хатун. Спальная и вправду была очень уютной и удобной для госпожи. Конечно, это не её покои во дворце, но и она не в Топкапы, так что жаловаться даже не приходило в голову. Кёсем уже переоделась в чистое льняное ночное платье и распустила туго затянутые волосы, готовясь к долгожданному сну, как в коридоре послышались шаги. “Наверное, Кеманкеш уже поговорил с отцом и теперь возвращается…” - подумала, госпожа, зная, чья комната располагается напротив. Желая подтвердить свои догадки, она прильнула к двери, внимательно вслушиваясь. - Мустафа! - окликнула брата Авшар, остановив его прямо у двери в свою комнату. - Т-шш... - тихо отозвался Кеманкеш, призывая сестру к тишине. Кёсем несказанно повезло, что дверь в её комнату была совсем рядом с ними, и потому она могла слышать их разговор. Совесть призывала её остановиться и не подслушивать, но любопытство взяло верх. Авшар приблизилась к брату почти на цыпочках. - Госпожа уже наверняка уснула, не разбуди её, - предупредил Кеманкеш. - Прости, я не подумала, - жалобно ответила сестра. - Я принесла тебе воду, чтобы ты мог промыть свою рану, и мазь, - она протянула ему небольшую баночку. - Ту самую? - хитро поинтересовался Кеманкеш, принимая кувшин с теплой водой, чистую ткань и мазь. - Да! По маминому рецепту. Не успеешь оглянуться, как все заживет! - довольно ответила Авшар. - Мустафа, давай я помогу тебе? Рана достаточно глубокая, к тому же на плече. Как ты справишься сам? - она с беспокойством взглянула на брата. - Не переживай, и не с такими ранами справлялся. - Эх, а прежде ты разрешал мне помогать тебе залечивать ушибы, ссадины и даже прошлые раны! Помнишь? - с грустью отметила сестра, сожалея в душе о быстротечности времени. - Помню, Авшар, - Кеманкеш погладил сестру по щеке, однако уступать был не намерен. - Спасибо тебе, моя луноликая сестра, но с этой раной я разберусь сам. Последнее, что услышала Кёсем, был звук закрывающейся двери и тихие шаги уходящей Авшар хатун. Она замерла. В сердце возникло предательское чувство необходимости помочь Кеманкешу. “Куда ты пойдешь, Кёсем, к нему?” - рассудок взывал к тому, чтобы она опомнилась и не совершала ошибку. “А вдруг он неправильно расценит мое появление? А вдруг Касым и Ибрагим что-то заметят и не так поймут? Нет! Нельзя!” - с этими мыслями она отошла от двери и присела на диван. Сердце не умолкало, тревожилось. Ну что за предательские мысли? Почему она не может просто лечь и уснуть, ведь и день, и ночь были такими беспокойными? На этот вопрос Кёсем не могла дать себе ответ. Она сидела на софе, по-прежнему терзаемая собственными неразгаданными чувствами. “Он даже сестре не позволил прикасаться к его ране! Неужели мне доверит?” - неугомонный разум, он продолжал бороться с навязчивым беспокойством сердца госпожи о нём. В нерешительности Кёсем поднялась с дивана и прошлась по комнате то взад, то вперед. Искала ли она оправданий для своих переживаний о Кеманкеше? Нет. Госпожа давно разгадала эту загадку, но отказывалась даже в уме произнести ответ вслух: она слишком рискует. Прежде Кёсем думала, что её рассудок настолько тверд, что способен подчинить её сердце. А на деле оказалось, у этой госпожи всё - это сердце, даже голова! Она подошла к двери и прикоснулась к деревянной ручке. Кеманкеш сделал для неё слишком много. Пусть он не доверит ей свою рану - но она должна хотя бы проверить, всё ли у него хорошо, иначе щемящее чувство в груди не даст ей уснуть. Тем более, с её ранами он помогал ей ни раз. Кёсем немного приоткрыла дверь своей комнаты. Та предательски скрипнула, но звук буквально растворился в тишине. Кажется, все уже уснули. Госпожа робко и очень тихо постучала в дверь. В ответ - ничего. Она выдохнула. “Какая глупость, о чем я только думаю?” - промчалась мысль в голове. Но стоило ей пошатнуться в своей прежней уверенности, как дверь напротив отворилась. На лице Кеманкеша отразилось неподдельное удивление, когда он увидел перед собой госпожу. Выглядела она столь утонченно и скромно в простой накидке и с распущенными волосами, что он не поверил своим глазам. Так и замер на входе. - Кеманкеш, можно пройти? - прошептала госпожа несколько смущенно, глядя на воина, который стоял перед ней не в привычном кафтане, а в простой нижней рубахе, на правом рукаве которой виднелся окровавленный след, и в кожаных брюках. - Разумеется, - придя в себя, столько же тихо ответил Кеманкеш, пропуская госпожу и закрывая за ней дверь. - Простите, я не ожидал вас увидеть. Думал, что Авшар пришла. - Нет, это ты меня прости, что так поздно тревожу тебя, - возразила Кёсем, украдкой оглядывая комнату. Там было много книг, на стене висели луки и всевозможные мечи, у дивана же был маленький столик с кувшином, глубокой миской и миниатюрной баночкой, судя по всему, с мазью. - Я беспокоилась о твоей ране, - пояснила Кёсем, встревоженно оглядывая плечо Кеманкеша. - Что вы, султанша, напрасно вы терзаете себя. Эта царапина не стоит вашего беспокойства, - Кеманкеш опустил свои черные глаза. Но внутри его дух воспрянул. Он был польщен таким искренним переживанием и заботой своей госпожи. - Кеманкеш, позволь я помогу тебе, - Кёсем приблизилась к воину, ловя его взор снизу вверх. Сделай она еще пару шагов, и он как скала навис бы над ней. Тягостное мгновение молчания. Кеманкеш хотел было возразить, но её взгляд был таким, что, казалось, этот его отказ поранил бы ей сердце. - Султанша… - Пожалуйста, Кеманкеш, - Кёсем не отступала. - Или ты не доверяешь мне? - наконец легкая улыбка блеснула на бледном лице госпожи вместе с добродушной иронией. Ей определенно нравилось иногда безобидно подстрекать вечно серьезного воина. - Госпожа, вы беспощадно решили нанести мне еще одну рану своими словами? - улыбнулся в ответ Мустафа. Кеманкеш подошел к своему рабочему столу и взял кинжал. Кёсем с любопытством наблюдала, что он собирается сделать. Лезвием ножа Кеманкеш надрезал рукав и разодрал его, обнажая рану. Рубаху жаль не было: куда больше он опасался смутить госпожу, сняв её вовсе. Молча Кеманкеш сел на тахту. Госпожа, также соблюдая тишину, бесшумно опустилась рядом за его спиной. Мимолетом она подумала, не совершает ли ошибки, но поспешила отогнать эти мысли. Кёсем сперва собралась с силами, прежде чем опустить чистый лоскут в тёплую воду, уже налитую в глубокую миску. Когда-то совсем давно она промывала рану своему отцу. Тогда она была совсем юной девушкой, невинной и чистой. Как же много лет прошло с тех пор, и свою безупречность ей давно пришлось похоронить. - Скажи, если будет больно, - затаенно прошептала Кёсем, при этом поморщив носик: одно мгновение и, казалась, она сама почувствует его боль на себе. Кеманкеш не мог видеть её лица, но он спиной ощутил её гложущее беспокойство. - От вашей руки мне и умереть не страшно, - шелест его голоса окутал Кёсем, и она слабо и несколько измученно улыбнулась в ответ, прикоснувшись наконец-таки к ране влажной тканью. Кёсем бережно промывала окровавленную рану. Кое-где кровь запеклась вместе с грязью, которую теперь приходилось отдирать от живой и болезненной плоти. Тогда она всем своим естеством ощущала, как ему должно было быть больно в тот момент. Кёсем морщилась от напряжения. Кеманкеш безропотно терпел жжение. Но в те секунды, когда ледяные хрупкие пальцы госпожи касались его горячей кожи, ему думалось, что это - самое сладкое лекарство. Неужели это не сон? Как может быть правдой то, что Кёсем султан, такая… настоящая, без всяких масок титула, на который была обречена, сидит сейчас за его спиной и промывает его окровавленную рану потому, что беспокоится о нем? В реальность вернуло острое чувство пожара на плече, которое он никак не рассчитывал ощутить. По наитию он дернул рукой, но напряженные мышцы лишь добавили ему боли. Когда госпожа, промыв рану, наносила мазь, она тоже не предполагала такой реакции. От неожиданности Кёсем легко провела по его крепкой спине своей ладонью, как поступала в прошлом всякий раз, когда успокаивала своих любимых детей. Кеманкеш так и замер, стараясь запомнить каждой клеточкой напряженной спины её ласковое движение. Он затаил дыхание. Это не ускользнуло от цепкого глаза госпожи. Кёсем робко отстранилась, осознав свою ошибку: - Прости… - всё тот же осторожный шепот. Она и сама не понимала, за что именно извиняется: за причиненную боль или же за грань, которую перешла необдуманным касанием. - Оставьте это, - хриплый голос Кеманкеша прервал госпожу. Он обернулся к Кёсем, исподлобья заглядывая в её блуждающие серые глаза. Кажется, он вновь понял её сердце. Она не должна просить у него прощения: ни за одно, ни за другое. - Потерпи немного, осталось совсем чуть-чуть. Кёсем принялась перевязывать обработанную рану дорогого воина. Сделала это весьма искусно: матери сыновей получают поистине неистребимый опыт в этом деле. Когда же она закончила, Кеманкеш, не проронив и слова, повернулся к ней лицом. Госпожа слегка улыбалась, довольная тем, что смогла хоть раз оказаться ему полезной. Мустафа уже хотел было что-то сказать, но Кёсем остановила его: - Не нужно слов, Кеманкеш, - глаза её сверкнули. - В конце концов, я тоже могу видеть твое сердце, - она улыбнулась чуть шире, - и благодарность, которая есть в нем. Кеманкеш с радостью для себя отметил, что госпожа запомнила его слова. Значит, и они складываются в её сердце… Он поднялся и поклонился ей. - Мне пора, - Кёсем встала вслед. Она приблизилась к воину и прикоснулась своей мягкой ладонью к его руке чуть ниже повязки. Не побоялась встретить взгляд его ошеломленных глаз. - Ты столько раз исцелял мои раны. Спасибо, что позволил мне залечить хоть одну твою. Не дождавшись какого-либо ответа, она стремительно покинула его комнату. Кеманкеш еще долго не мог уснуть, прокручивал в памяти столь теплые мгновения их невинной близости, её искренней заботы. Наконец ночь взяла свое, и все обитатели дома уснули. Завтра будет новый день…