Панорамные окна

Алена все утро избегала Глейхенгауза. Кто бы мог подумать, что мужчины могут быть такими сплетниками! С самого их утреннего появления втроем на Розановской машине Даня смотрел на нее голодными глазами: «Давай, давай, расскажи мне все!». Как вообще с ним Аня живет уже девятый или десятый год? За одну только ехидную улыбку ей хотелось треснуть бывшему тренеру и по совместительству лучшему другу промеж зубов. Или в глаз. А еще лучше — и туда, и сюда. — Аленка, можешь мне жилетку принести из тренерской? — Сергей подкатил к борту, ежась от холода в одном свитере. — Я что тебе, принеси-подай? — ответила с улыбкой, даже с какой-то недосказанной нежностью, по-дурацки спрятав это все во внешнее недовольство. — Ну, пожалуйста, — жалобно протянул мужчина, образцово-показательно постукивая зубами, — Мне же отсюда никуда, они поубивают друг друга, — кивнул на носящихся по льду детей. Алена закатила глаза и потопала в тренерскую. Разумеется, этот сплетник Даниил Маркович ошивался там — где ж еще ему быть, когда не его лед! Сидел, наворачивал какой-то доширак из бумажной тарелки, закусывая его чипсами и запивая колой из жестяной баночки. От одного только вида этой картины можно было заработать приступ острого панкреатита. — Что, пока жена не видит, можно? — не удержалась и подколола она. Сразу же об этом пожалела: Даня вздрогнул от неожиданности, выронил пластиковую вилку и уставился на нее ошарашенными глазами, так, словно был настолько поглощен своей трапезой, что не заметил ни открывшейся двери, ни ее шагов, ни шебуршания возле вешалки. В общем, можно было хватать жилетку и бежать прочь от расспросов. — Только Ане не говори, — жалобно попросил он, указывая глазами на доширак. Аня ему запрещала есть сладкое, жирное, соленое под страхом отлучения от супружеского ложа: во-первых, последние года два она со всей свойственной ей педантичностью планировала беременность и твердо преследовала идею о том, что оба родителя должны быть здоровы и вести соответствующий образ жизни, во-вторых, Даню конкретно так начало разносить после тридцати пяти, чего молодая и красивая жена никак не могла ему позволить. — Анечка, фрукты, Анечка, йогурты, а сам! — Алена выдернула из его руки колу и с наслаждением отпила из банки, — Я-то не скажу, она сама все увидит, когда на тебе штаны треснут. — Я уже вообще не толстый, — обиделся Даня. — Ну, долго ль обратно? Ты учти, два живота на вашей кровати не поместятся, — безжалостно наседала Аленка. Ух, как приятно было отчитывать своего бывшего тренера, который стольких радостей жизни ее лишал в течение нескольких лет! — Еще будешь? — протянула ему колу. — Допивай! Доедай! — расстроенно отмахнулся мужчина, — Весь настрой сбила, блин. Как думаешь, она после родов располнеет? Может, тогда отстанет? Настроение сегодня было добивательное. — Посмотри на ее маму! Она после троих осталась тростинкой, — с удовольствием лишила его последней надежды девушка, — Не, Дань, тебе не светит. Не пить тебе пиво у телика, не закусывать чипсами. Ты обречен на слишком красивую жену. Тебе же лучше! Не помрешь от инфаркта, диабетиком не станешь, поджелудочная в порядке… — Алена взяла со стола жестяную коробочку любимых Pringles, все равно он больше жрать не станет и развернулась к двери, — Ладно, мне идти надо. Три, два, один… Глейхенгауз начал мстить. — О, знакомая жилетка… — ехидно протянул он, — Все спросить хотел, как дела? Вы переспали? Она аж споткнулась от такой наглости. — Сплетник долбаный! — девушка снова повернула к нему возмущенное лицо, — Нет! — Почему нет? — Ты че пристал вообще? — Ты беспокоишься за мое здоровье, а я — за твое, — и вот ей снова хотелось треснуть по этой довольной роже, — Два года, Ален! Два года! — с поддельным ужасом причитал мужчина. Нахрена, спрашивается, она одним прекрасным вечером по чистейшей случайности улетела с одного бокала красного и пожаловалась ему на одиночество? Теперь каждый раз вспоминает! — Иди нахрен! — окончательно разозлилась Алена, разворачиваясь к двери. — Два года! — еще раз напомнил Глейхенгауз. — Что — два года? — в приоткрытую дверь просунулась лохматая башка Розанова. В этот момент для нее это была именно «башка», потому что ее захотелось откусить. Или прищемить. Или оторвать. В общем, всячески выразить любовь, нежность и признательность. — Пока ты ходишь, можно коней от холода двинуть, — упрекнул Сергей и забрал у нее жилетку, сразу же надел ее на себя и застегнул до самого подбородка. Вопросительно посмотрел на зажатую во второй руке коробку с чипсами. — Я не понял, ты решила поесть, пока я там обморожение зарабатываю? — Это конфискат, — объяснила девушка, — В целях сохранения семьи и предотвращения ожирения. — Да нет у меня ожирения! — возмутился из-за стола Глейхенгауз. — Пока нет, но скоро будет, — Сергей улыбнулся и подмигнул хихикающей Аленке. — Так, а теперь объясните, что за два года? — Это был личный разговор, — попробовала отвертеться она, буквально чувствуя спиной мстительную улыбку Дани. — Ой, стало только интереснее, — ухмыльнулся Розанов, переводя любопытный взгляд с раскрасневшегося лица девушки на теперь ржущего в ладошку друга. Алена показала Дане кулак за спиной. Нет, он бы, наверное, не сказал — не совсем же идиот. В конце концов, у нее тоже есть что рассказать про него Ане — и если ей стыдно будет от силы пару минут, то ему, с учетом неустойчивого морального состояния жены, светит что-нибудь пострашнее за нарушение диеты и разбитую вдрызг машину. Тем более, Аня и так, наверное, злится, что ее заперли в больнице и не дают упахиваться на работе. — Алена два года не была в кино, — ни с того, ни с сего брякнул Глейхенгауз. Она закатила глаза — мало того, что сплетник, так еще и сводник, оказывается! — Ну, я лет пять там не был… — пожал плечами второй мужчина. А этот — тупой. Или прикидывается, что более вероятно. — Вот! Отлично! — просиял Даня и исчез под своим столом, с три секунды покопошился в каком-то ящике, потом высунулся обратно с еще более дебильным выражением лица. В руках у него были какие-то билеты. Серьезно? Он еще и планировал все это? — У меня тут билеты завалялись… «Ага, как же, завалялись у него!» — думала Алена, не зная, то ли ей нервно ржать, то ли валить отсюда, то ли все-таки кого-нибудь из них ударить. — Предпоказ нового фильма Марка, — как ни в чем не бывало, проигнорировал ее убийственный взгляд Даня, — Сходите, а, а то мы с Аней пока не можем. — Умник, у меня, вообще-то, еще ребенок! — напомнила ему Алена. — Ну, давайте, я заберу его, сгоняю с ним на дачу, там Анины родители, втроем управимся… — Ты что сводничаешь? — подозрительно спросил Сергей. Даню сегодня не смутил бы даже удар по щам. Видимо, в голову ударила доширачная приправа. — С вами, дебилами, как по-другому? Ну вот как? Вы же все опять нахуевертите! — он поднялся со своего места и направился к двери. — Дань, ты реально идиот? — возмутилась Алена. — Аня каждый день так спрашивает. Ответ — да, — он уже чувствовал, что рано или поздно кто-нибудь из друзей не выдержит и пропишет ему пару ласковых, поэтому осторожно пытался свалить за дверь. Бочком. — Никто не и не сомневался! — девушка от ярости уже полыхала. Розанов ржал. Сволочь. — Когда, говоришь, эта киношка… — вдруг заинтересовался он. Алена набрала полные легкие воздуха, да так и не выдохнула. — В пятницу вечером. Как раз, я на дачу к теще, Лева будет только рад поехать со мной. Держи, — он всучил билеты Сергею, — Ей не давай только, она пока не в настроении. Алена все-таки дернулась, чтобы втащить ему, но мужчина оказался проворнее — выскочил за дверь и захлопнул ее прямо у девушки перед носом. — Договаривайтесь там! — послышался щелчок замка, — Я посмотрю за детишками. — Скотина! — выкрикнула она, — Я тебя Ане сдам со всеми потрохами! Это, очевидно, не подействовало — из коридора раздался сначала смех, потом шаги. Алена разъяренно пнула ногой дверь, потом обернулась к Сергею. Тот живо спрятал билеты в кармане джинсов и посмотрел на нее с нескрываемым ехидством — достань, мол, ага. — Вы реально придурки! Тупиковая ветвь эволюции! — она закатила глаза и показательно обошла мужчину, напрявляясь к столу, подняв обе руки вверх, — Даже дошик мне не оставил, урод! — пошарив вилкой на дне Даниной тарелки, окончательно расстроилась Алена. За спиной у нее раздался тихий смех. — Что?! — с воинственным видом обернулась она. — Ничего, Ален. Пойдешь со мной в кино? — Ты серьезно? Нет! — Почему сразу нет? — Потому что… — она замялась, пытаясь придумать хоть какую-нибудь адекватную причину. На самом деле, в кино-то хотелось. Хоть с кем и хоть куда, лишь бы на один вечер почувствовать себя человеком. Даня сказал, Леву заберет… Это аттракцион неслыханной щедрости. Розанов вопросительно приподнял брови, ожидая ответ. — Из соображений вредности. Он потом всю жизнь будет воображать себя ведущим «Давай поженимся». Еще запер нас тут, сериалов турецких, что ли, насмотрелся? И вообще… Хочешь позвать меня на свидание — приглашай сам, а то такое чувство, что ты бы этого не сделал, если бы у кого-то крыша не свистанула! — Ну, предположим, я бы и так тебя пригласил, и ты прекрасно это знаешь, — улыбнулся Сергей, — А человек со свистящей крышей очень удачно решил проблему с ребенком, которого нужно с кем-то оставить. Почему бы не воспользоваться? Алена пожала плечами. Как-то все слишком быстро развивалось. Эта встреча, в тот же вечер он все узнал, потом эта ночь в обнимку, обещание помогать с ребенком — не соврал же, все утро докапывался, когда и за что платить, она отнекивалась, он психанул и перевел на карту такую сумму, что глаза на лоб полезли, что-то еще про квартиру брякнул, что надо будет снять поближе к катку и точно побольше… И так хотелось верить! Пойти с ним на это чертово свидание. Поверить в то, что у нее начинается совсем другая жизнь. Сегодня утром это так чувствовалось: в банальных мелочах, вроде того, что можно было спокойно закрыться в ванной, привести себя в порядок, и завтрак готовить не пришлось — проснулась, а откуда-то уже есть кофе, круассаны, каша с ягодами… Ну да, что ему стоило, проснулся, заказал доставку, кто-то, может, фукнул бы на такое или не обратил внимания — не сам же пыхтел у плиты, пять минут от силы потратил. Но даже эти пять минут стоили бы ей сил, которых всегда не хватало. Не так сильно в жизни тяготило отсутствие любви, сколько отсутствие такой вот, мимолетной заботы. И, честное слово, засовывая ноги в высушенные, теплые изнутри кроссовки (ни за что бы не поставила сама вчера, не в том состоянии была) или засыпая в машине по дороге на тренировку, оперев голову на подушку, которую тоже бы не догадалась взять, если бы он не сказал сыну: «Дай-ка маме подушку, она совсем спит», она готова была расплакаться от переполняющей внутри благодарности. При этом всем Алена чувствовала себя ужасно глупой, уязвимой, укоряла себя, что как будто бы продается за бесценок. «Ни гордости у тебя, ни чувства собственного достоинства!» — маминым голосом распевал злой тараканчик внутри. «Подумаешь — кроссовки! Подумаешь — завтрак! Подушка вообще херня! А за деньги еще припомнит тебе, увидишь сама!», — обесценивал на все лады. Нет, не надо ей никуда идти. — Аленка! — позвал Сергей. — Давай не будем торопить события, — она опустила глаза. Увидела сухие кроссовки. Снова засомневалась. — Сегодня заедем, купим тебе теплую обувь, — по-своему истолковал этот взгляд мужчина, — Скоро заработаешь себе в этом какой-нибудь пиелонефрит. — Ты слушаешь меня вообще? — возмутилась Алена. — Слушаю, — спокойно отозвался он и продолжил, — Обувь тебе надо. В машину адаптер для ремня, Леве сидеть неудобно. Вертолет. Елка. Лампочки, у вас половина не горит уже… Давай список напишем? — Так ты слушаешь, да? — Я вспоминаю, что должен сделать и пытаюсь понять, где тороплю события. Что я не так делаю? Пытаюсь помочь в твоем финансовом затруднении? Пытаюсь сблизиться с сыном? Хочу провести с тобой время и поговорить дольше, чем пять минут, учитывая, что нам есть о чем говорить, последние лет восемь неплохо было бы обсудить для начала, да? — В кино так удобно разговаривать, — нерешительно съязвила она, все еще не смея поднять на него глаза. Зачем вообще, спрашивается, такие мужчины существуют на свете? Упрямые, как бараны. С каким-то одним им понятным планом в голове. Насквозь пропитанные ебейшим магнетизмом, из-за которого любые возражения застревают в горле. Алена начинала злиться на него — уже всерьез. Что он, в самом деле, думает о ней? Что может вот так, запросто, с ног на голову переворачивать ее криво-косо, хлипко, но все-таки выстроенную в определенную систему жизнь? Что она только его и ждала, одного такого, принца распрекрасного? — Не хочешь в кино? Не пойдем, ок, главное, ребенка сплавить. Сходим просто поужинать. Если я оплачу счет, это тоже слишком? Можешь, как женщина сильная и независимая… Откровенной издевки над собой девушка потерпеть не могла. — Я просто не понимаю, зачем тебе это все? — она-таки нашла в себе силы поднять на него пылающий негодованием взгляд и теперь с вызовом смотрела прямо в карие глаза напротив. Сергей замялся. — Тебе так сложно свыкнуться с мыслью, что я не тварь бесчувственная… — мелкое движение — его рука дернулась вверх, попыталась дотронуться до нее, и, на полпути, безвольно упала вниз. На лице его застыло непонятное выражение, — Довольно странно, учитывая, что я всегда о тебе заботился, без всяких на то причин. О, об этом она думала много. Даже обрадовалась как-то возможности высказать ему все надуманное. — Почему же без причин? — криво улыбнулась, — Я была удобным ребенком, для того, чтобы реализовать твои тренерские амбиции… Наверное, это было не совсем честно. Вернее, честно лишь отчасти, только если смотреть на все с определенного угла, с того, в который человек становится, чтобы разорвать всяческую эмоциональную привязанность к другому человеку. Любую ситуацию, любые отношения можно оценивать с точки зрения эмоций и порывов, а можно — скепсисом, аккуратно раскладывая по полочкам все скрытые выгоды, приуменьшая свою извлеченную пользу и преувеличивая чужую. — Вот как, — растерянно пробормотал он, — Я и не знал, как все на самом деле было. Странно, даже участвовал в этом. — Когда ты понял, что тебе не позволят быть моим основным тренером, тебе стало плевать, что со мной станет, — Алена выдвинула главный аргумент — обстоятельства того скандального совместного перехода, — Ты ушел бы и без меня. Я была привязана. Ты был единственным человеком, который понимал, который знал, какая я, и ты готов был меня бросить… — Я предложил уйти со мной. Сразу предложил. Я не собирался тебя бросать, нахрена ты додумываешь за меня! — мужчина все еще выглядел ошарашенным, но уже начинал злиться. Да уж, выдержкой они оба никогда не отличались. — Но ты бы не остался. Это всегда должна быть я. Я должна доказывать, что ты мне нужен, и тогда… Я не хочу этого чувствовать. Не хочу, как тогда, возвращаться туда, откуда ушла за тобой, с нахер разбитым сердцем, потому что ты решил, что так для всех будет лучше. Не хочу привыкать, на этот раз, это будет слишком, если еще Лева полюбит тебя, если я отвыкну со всем справляться сама… Тебе сейчас кажется, что я не вывожу, но, поверь, это далеко не так. Вот когда меня мать выгнала из дома с животом… Или когда я осталась с ним совсем одна и недели три вообще не спала, он грудь не брал, все болело, он плакал, потому что есть хотел, я положила его в кроватку, легла рядом на пол — подумала, сдохнем так, что ли… — У тебя не было даже мысли позвонить мне? — он как будто ее перебивает, но, на самом деле, у Алены уже заканчивается воздух и всяческие силы говорить, — Почему, Алена? — сильнее распаляется Сергей, повышая тон, — Да мне было бы похеру, чей там ребенок… — Почему не звонил ты? — она говорит тихо, но вопрос заставляет его осечься и замолчать на несколько секунд. Алена чувствует себя сильнее, смотрит на мужчину снизу вверх, пытается, кажется, прожечь в нем дыру своим взглядом. — Я так привык, — все, что он может сказать. Она даже не ощущает разочарования от этих слов. Это очевидно, это как раз-таки легко объяснить. — О том и речь, — всем своим видом Алена пытается показать, что не услышала ничего нового для себя, — Ты будешь щедрым, будешь добрым, заботливым, я верю в это, знаю, что ты можешь… Но до тех пор, пока ты делаешь это из соображений благотворительности, потому что тебе кажется, что мы сами не справимся, я буду чувствовать, что в любой момент ты можешь перекрыть кислород. Ты нужен нам. Но я не понимаю, зачем тебе мы. И что-то мне подсказывает, что ты и сам этого пока не знаешь. Разговор сходит на нет. Им обоим больше нечего друг другу сказать. Она должна бы ликовать — последнее слово, как-никак, оставила за собой. Добилась того, чего хотела. Вывела его из состояния равновесия. Билеты забылись. Общий флер утреннего счастья пропал, как будто его никогда и не было. Она почти уверена — сегодня вечером поедут с Левой домой на метро, придется, правда, купить ему вертолет… И елку. Кстати, о покупках. — Ты серьезно?! — с другого конца тренерской возмущается Сергей, заглянув в телефон, который звякнул новым уведомлением. — Я не могу взять от тебя денег. — Боже… — мужчина закатывает глаза, — Ты просто дура, Косторная! Неимоверная идиотка! У меня слов других для тебя нет! Алена пожимает плечами. Через секунду уведомление приходит уже на ее телефон. — Не говори, что ты… — с угрозой начинает она. — Что? — невинно отзывается Сергей, — Умею пользоваться онлайн-банком? О, да. — Я просто не буду тратить их. — Да, пусть ребенок останется без отпуска, без соревнований, без врачей и занятий, без коньков, новой формы, без елки на Новый год, похуй, я же гордая, я не продаюсь! — язвительно комментирует он. Алена еще что-то отвечает — Сергей парирует, перепалка перерастает в горячую ссору, так, что они оба не слышат ни шума детских голосов, оповещающего о конце тренировки, ни щелчка замка. — Да иди ты нахуй уже, папашка недоделанный! — выкрикивает девушка. Как раз в этот момент открывается дверь. — Лева, быстро закрой уши, — оценив обстановку, командует Глейхенгауз. — О! — поворачивается к нему Косторная, — Ты! Ты тоже иди нахуй, понял? — Пошли, Лев, — Алена хватает за руку обалдевшего сына и тащит его прочь из тренерской. — Я так понимаю, кина не будет? — ошалело интересуется Даня у Розанова. — С ней, блять, каждый день как дерьмовое кино, — растроенно машет рукой тот.