Blown

— Наверное, я могла бы стать детективом без специализации на работе под прикрытием, — произносит Люси в пустоту, разрушая установившееся молчание. Тим, сидящий на высоком барном стуле и лениво цедящий утренний кофе со льдом, приподнимает одну бровь. Ежик его волос еще влажный после душа, свежая футболка, надетая не больше пары минут назад, сохраняет загибы. Спокойное утро в спокойном доме. Люси не спешит развивать мысль. Устроившись на диване (это уже вошло у нее в привычку), она пьет воду и все еще выглядит донельзя сонной: Тим разбудил ее, вернувшись с пробежки. Точнее, она сама проснулась, разбуженная его попытками извлечь из комода чистую одежду — должны же быть хоть какие-то минусы у того, чтобы засыпать рядом друг с другом. — Организованная преступность?.. — продолжает размышлять вслух Чен, не получив ответа. — С бандами больше всего работают в наркотиках и убийствах, вероятно, что-то из этого?.. — Чем дальше, тем больше мне кажется, что ты зависима от адреналина, — все-таки отрывается от своего кофе Тим, у которого внутри при слове "наркотики" что-то сжимается. — Тебе не кажется, — слишком легко отзывается Чен, особо не тратя времени на размышления, ерзает, устраиваясь на диване поудобнее, и крепче обхватывает чашку. Пальцы у нее тонкие, смуглые, с идеально подпиленными ногтями — Тим подозревает, что в бездонном пакете вещей, принесенных сестрой, был полноценный маникюрный набор. Ему совсем скоро пора выезжать, — смена начинается через час, и он ненавидит приезжать впритык, — но сдвинуться с места тяжелее обычного. Делать этого не хочется, слишком хорошо сидеть дома вот так, когда на диване кто-то рассуждает о планах на будущее, а в углу похрапывает утомленный пробежкой пес. И поэтому Тим растягивает момент, как только может. — Что будешь сегодня делать? Люси хмыкает, делает большой неспешный глоток чая и только после этого, все-таки повернувшись к Тиму, отвечает на его вопрос абсолютно ожидаемым образом: — Доеду до больницы, у меня там контрольный прием, а потом посмотрю. Может, заберу свою машину, если доктор скажет, что я могу водить. Брэдфорду что-то подсказывает, что последняя фраза произнесена из дани уважения к работе врачей и не имеет отношения к реальности. Он готов пари держать: вечером у дома будет стоять еще одна машина. О том, что Люси, получив возможность передвигаться и жить самостоятельно, решит вернуться в свою квартиру, он старательно не думает. За последние пару дней они так и не поговорили о том, что происходит: Тим об этом говорить боялся, а Люси, судя по всему, не испытывала в таком разговоре никакой потребности. Отсутствие ясности действует на нервы, хотя и не натягивает их чересчур сильно. Гоня мысли, Брэдфорд ерзает на месте и смотрит на цифры на экране телефона: уже совсем пора. Люси проницательно мотает головой и говорит коротко и емко: — Опоздаешь ведь. И Тим уезжает, неосмотрительно долго рассматривая дом в зеркалах заднего вида. В участке все по-прежнему — такой же прохладный воздух, специфический запах и легкая суматоха пересменки. Бледная ночная смена суетливо разделывается с делами, зевая и потирая покрасневшие глаза, коллеги из дневной смены тоже бледны и тоже зевают — но уже по другой причине. Шумно. Суетливо. Привычно. Тим, конечно, знает, что Леблан заступает на свою смену в то же время, что и он, но все равно удивляется, когда сталкивается с ней на выходе из раздевалки. До летучки остается не больше семи минут, это гораздо меньше обычного, и одна его половина раздражена нарушением привычного уклада, а другая по-прежнему нежится в спокойствии утреннего дома. Видимо, эту вторую половину Катрин и замечает. Ее идеальные брови взлетают вверх, покрашенные вечным вишневым блеском губы приоткрываются в веселом неверии: — Господь всемогущий, — Леблан растягивает слова, перекладывает безликую папку из одной руки в другую и цокает языком, — каким красавчиком тебя делает отдых, Брэдфорд. Если бы я это знала раньше, обила бы Хантеру все пороги, лишь бы выгнать тебя в отпуск по расписанию. — Привет. Вообще-то, Тим совсем не знает, что ей ответить. Он мог бы обойти ее по дуге, мог бы бросить в ответ что-то прохладное или нейтральное, но умиротворенная утренняя половина заставляет его оставаться на месте. Флирт Леблан обыден и ни к чему не обязывает, но Брэдфорд впервые чувствует себя неуютно — даже массивный бриллиант слегка потертого обручального кольца на тонком женском пальце не позволяет привычно расслабиться. Катрин тем временем продолжает рассматривать его, как насекомое под микроскопом, и ее улыбка становится все шире. Тим об заклад биться готов: она подметила что-то, что он сам в себе даже не думал обнаружить. — Может, ты знаешь, как дела у офицер Чен? Не в бровь, а в глаз. — Насколько я знаю, она постепенно восстанавливается после ранения, — отвечает Тим, удерживая на лице самое нейтральное выражение лица из всех возможных. Катрин только смеется — и слышать этот звук от нее так привычно, что прошедшая только что пара офицеров на Леблан даже не оборачивается. — Без обид, но все же хорошо, что ты больше не работаешь под прикрытием, — выдает Катрин, отсмеявшись, и успевает переложить папку назад и поправить волосы, прежде чем Брэдфорд нахмурится. — Постой, все, прости, — ей удается заговорить раньше него, снова коротко рассмеяться и помотать головой. — У меня просто утро. Тяжело сдерживать себя по утрам. — Ты такая в любое время суток, — вяло парирует Брэдфорд. — Возможно, — Катрин дергает плечом и еще раз окидывает Тима пронизывающим взглядом. — Потом поговорим, Брэдфорд. Хорошей смены! — Не поговорим, — рефлекторно возражает Тим, но женщина уже стучит своими невыносимыми каблуками дальше по коридору. После нахального вторжения Леблан в его личную жизнь Тим прикладывает вдвое больше усилий, чтобы удержать лицо. На утренней летучке Брэдфорд чувствует себя лишним, и это ощущение заставляет челюсти сжиматься сами собой — так остро ощущается отсутствие партнера. Его на самом деле просто нет: как тренирующий офицер, Тим ездит только с новичками, а распределение новичков выпало на время, когда он находился под прикрытием. А если не с новичками, то в одиночестве — тут все просто. На секунду Брэдфорду приходит странная мысль: а что если бы Чен проходила обучение на их участке и он был бы ее тренирующим офицером? И, хотя раньше он такое позволял себе совсем редко, теперь он соскальзывает в свои мысли, выстраивая между собой и Хантером прозрачную звуконепроницаемую стену. Перед его глазами возникает Чен в полицейской форме с длинными рукавами, ее отчего-то растерянное лицо, убранные в тугой пучок темные волосы. Он бы, наверное, муштровал ее сильнее и жестче других — такую маленькую и, парадоксально, с виду слишком мягкую для работы в патруле. Влюбился бы он, как мальчишка, если бы проводил с ней так много времени, как обычно проводят тренирующие офицеры со своими новичками? Увидел бы вообще в ней девушку за всей той первичной неумелостью и неловкостью, свойственной всем молодым полицейским? Он не знает, а от одной тени представляемого внутреннего конфликта, возникшего бы, влюбись он в свою подопечную, пробирает дрожь. Странно думать о том, что, попади Чен в их департамент, она могла бы не встретить Калеба и не пережить всего того, что пережила. Совсем не странна внутренняя уверенность, разливающаяся внутри — если бы Тим знал Люси, когда ее похитили, он бы нашел ее быстрее, нашел первым, буквально бы из-под земли вырыл.

***

— Я так и знала, что ты приедешь, — с глубокой уверенностью произносит Лопес, останавливаясь рядом со столиком и смотря на Чен с усмешкой. Люси сидит здесь уже полчаса, откинувшись на неудобную спинку металлического стула и разглядывая ближайшие кусты. День прохладнее обычного, ветер треплет отброшенные назад волосы, и от свежести лучше, чем обычно бывает от жары. — Я купила тебе обед, — говорит она вместо любого другого объяснения и подпихивает остывший хот-дог с халапеньо к противоположному краю стола. Лопес фыркает. — Он холодный. — И что? — А если бы я была на вызове? — Я спросила, где ты, у Смитти. — Обложила, — соглашается Анжела и только после этого опускается на стул по другую сторону стола. — Дай мне кетчуп, пожалуйста. Люси тянется, слегка морщится от неприятных ощущений, но пододвигает кетчуп к противоположному краю стола. Лопес пристально следит за выражением ее лица и вместо благодарности неодобрительно поджимает губы: — Ты слишком рано пренебрегаешь медицинскими рекомендациями. Что сказал доктор? — Что я буду в порядке, — кисло улыбается Чен, всем своим видом показывая, что не собирается распространяться на эту тему, и мягко уводит разговор в сторону. — Снял швы. Теперь можно будет по-человечески душ принять. Говорить о здоровье Люси не любит — слишком остро чувствуется в эти моменты, как калечит ее жизнь. Ей всего тридцать. У нее нет ранней седины, на лице не залегают даже мимические морщинки, проблемы с зубами ограничиваются удаленным три года назад зубом мудрости. Она молодая и сильная, вот только ребра после перелома в первый год в полиции срослись не очень правильно, на погоду ноет сросшийся перелом стопы после неудачной погони тогда же, а на боку теперь останется большой шрам от операции — как будто татуировки с днем смерти от Калеба ей мало. Анжела все понимает. Она откусывает большой кусок от хот-дога, мало заботясь о приличиях, с явным трудом его пережевывает, а потом все-таки не дожидается и с набитым ртом невнятно говорит: — О, да, душ — это главное. Нет ничего хуже принимать его, замотавшись в идиотскую пленку. Под ней все чешется. — Чешется просто безумно, — соглашается Люси, и ей сразу кажется, что живот в месте, где еще утром были швы, зудит. — Что у вас с Тимом? Чен совсем не удивлена этому вопросу: Лопес была бы не Лопес, если бы не задала его напрямую. А она не приехала бы, если бы вопрос был неприятен, поэтому ее ответ настолько точен, насколько вообще может быть: — Это сложно. Я не знаю, — перед ней стоит опустевший уже стакан из-под воды со льдом, и Люси немного трусливо хочется, чтобы он волшебным образом наполнился снова. Она могла бы сделать глоток и дать себе еще немного времени, чтобы попытаться сформулировать уже несколько дней никак не укладывающиеся в слова мысли. — Это что-то странное. Знаешь, — Чен ерзает на месте, снова морщится, но все же подается вперед и опирается на локти, — я его почему-то не боюсь. — А он тебя? — на этот раз Лопес успевает дожевать свой хот-дог, и вопрос звучит ясно и четко. — Зачем ему меня бояться? — с растерянным смешком в голосе отвечает Люси, водя пальцами по покрытой разводами поверхности уличного стола. — Я не накаченный мужчина, мой рост не превышает шесть футов, я не была в командировке в Афганистане… — Ты обводишь вокруг пальцев крупнейших наркоторговцев города, выходя под прикрытие. — Это другое, — секундная пауза. — И это делаю не совсем я, это делает Нова. — Это гораздо страшнее. И это делаешь ты. Люси хмурится, водит пальцами все быстрее, чувствуя, как оседает на подушечках пыль, а потом поднимает на Лопес взгляд. Их глаза встречаются — одинаково карие и темные. — Знаешь, я не за этим приехала. — А за чем же? — Анжела смотрит внимательно, как будто бы забыв об остывшем хот-доге, чересчур обильно политом кетчупом. — Чтобы услышать от тебя, что я могу поймать Даер. Лопес как будто бы сдувает. Она откидывается на спинку стула, ее лицо окончательно покидает любая легкомысленность. Разговоры людей вокруг скрываются за глухой пеленой, и Люси слышит, как глубже и тяжелее становится дыхание собеседницы. — Я думаю… — наконец аккуратно начинает Анжела. — Я думаю, что твои шансы поймать Даер малы, — закончив фразу, Лопес тут же вскидывает руку и жестом останавливает набравшую в легкие воздух Чен. — Я отдаю должное Розалинд. Она достаточно умна для того, чтобы самой решить, кто и как ее поймает, и достаточно эгоцентрична, чтобы сделать из этого незабываемое шоу. И я не думаю, что честь покончить с этим достанется тебе — просто потому что тогда тебя в ее судьбе станет непозволительно много. Это должна быть история про Розалинд, а не про дуэль Розалинд и кого-то еще. Люси знает, что это правда. Маленькая рациональная часть внутри согласно кивает, поддакивает и подбирает правильные слова: — Но я могу на нее охотиться. — Да, — в глазах Лопес что-то загорается. Она наклоняется вперед так, что лацканы приталенного жакета почти касаются кетчупа, и понижает голос. — Я думаю, у тебя хватит ума и злости, чтобы напасть на след, если Даер осмелится вернуться в штаты. — Она осмелится, — с глубокой уверенностью произносит Люси. — Она осмелится, — эхом отзывается Анжела.

***

Люси уже не помнит, когда именно завела привычку ставить на оповещения о сообщениях громкий противный писк, способный прорваться сквозь самый крепкий сон. Едва проснувшись, она неуклюже переворачивается на другой бок, приподнимается на локте, дотягивается до телефона и жмурится, когда свет экрана бьет в глаза — уже стемнело. Тут же телефон снова издает писк, и за первым сообщением всплывает второе. 08.27 PM Брэдфорд неудачно разнял уличную драку во время патрулирования, получил пару раз по лицу. Почти полчаса просидел в участке, полагаю, не хотел шокировать тебя своим видом. Выгнала его домой. Не ужасайся слишком сильно. 08.27 PM Хотя кому я это пишу. Номер незнакомый. Люси пару раз перечитывает сообщения, заставляя себя проснуться окончательно, а потом со стоном опускается назад на подушку. Великая сила сарафанного радио — все вокруг знают, что она временно живет у Брэдфорда. В том, что пишет кто-то из коллег Тима, сомневаться не приходится, и уже через десяток секунд все догадки подтверждает третье пришедшее сообщение. Морщась от писка, Люси подносит телефон к самым глазам и, жмурясь, читает две короткие фразы. 08.28 PM Это офицер Катрин Леблан. Нашла твой номер в досье. Кто бы сомневался.