Blown

Тим приезжает к Джинни ранним утром — даже до того, как просыпаются дети. Сестра бросается к нему, крепко обхватывает руками и зарывается носом куда-то в шею, и Тим с готовностью обнимает ее в ответ. Иногда Брэдфорд думает, что развод сестры и ее возвращение в Лос-Анджелес — лучшее событие в его жизни за последние годы. Ей он об этом, разумеется, никогда не скажет. — Я приготовила панкейки, — бормочет Джинни, не отстраняясь, и Тим тихо смеется в ее рыжие волосы. Он старше, но это не мешает сестре искренне переживать за его питание и каждый раз готовить к его приезду что-нибудь сладкое и немного вредное. Они садятся за стол, и Джинни сначала пододвигает к нему поближе стеклянную бутылочку с кленовым сиропом, а потом с выражением глубокого удовлетворения на лице следит за тем, как панкейки медленно исчезают. Тим истолковывает долгое молчание единственным верным образом, послушно съедает выделенную ему часть панкейков и произносит так мягко и убедительно, как только может: — Со мной все в порядке, Джин. — Неправда, — так же мягко возражает она. — Расскажи, как есть. Он мотает головой: — Ты знаешь, что я не могу рассказывать тебе о деталях. Но я жив, не ранен и в полном порядке. Джинни иногда очень похожа на их мать — она непостижимым образом вычленяет из речи именно то, что вычленять не нужно. А Тим, как бы ему ни хотелось обратного, иногда очень похож на своего отца — он не учитывает этой особенности собеседника и случайно пробалтывается. — А кто не в полном порядке? — требовательно спрашивает Джинни, откидываясь на спину стула и складывая руки на груди. Тим вздыхает и тянется за добавкой панкейков, но Джинни его опережает и отодвигает тарелку дальше, смотрит требовательно. — Тим? Пути для отступления обрезаны — теперь, если не ответить, они обязательно поссорятся. А Брэдфорд ненавидит ссориться с сестрой. — Иногда для выхода из операции нужно прибегнуть к помощи другого офицера под прикрытием, — максимально обтекаемо описывает он ситуацию. — Все прошло не слишком гладко, ее подстрелили. Выражение лица Джинни, спустя годы службы брата сначала в армии, а потом в полиции, так и не привыкшей к грозящей ему опасности, меняется. — С ней все будет хорошо, — спешит смягчить поворот диалога Тим. — Ее прооперировали, она сейчас восстанавливается в больнице. — Кто эта офицер? Я ее знаю? — Нет, я сам никогда с ней раньше не виделся. — А насколько у нее серьезное ранение? — Не знаю, — немного кривит душой Брэдфорд, понимающий, что легкие ранения не оперируют пару часов с интубацией. — Врачи не разглашают подробностей кому-либо кроме семьи. — Пожалуйста, скажи, что ты ее навестишь. Боже, давай я соберу ей какую-нибудь домашнюю еду? — сестра поднимается, готовая к бурной деятельности в эту же секунду, и Брэдфорд качает головой и машет рукой одновременно. — Джин, не нужно, у нее ранение в живот. При таких ранах часто назначают жесткие диеты, и… Тим понимает, что совершает ошибку, когда глаза у Джинни расширяются. Она смотрит на него, как будто бы он лично выпустил Чен в живот пулеметную очередь. Запоздало он вспоминает проблемы сестры во время обеих беременностей и думает, что для нее ранение в живот звучит вообще не так, как для него. — Хотя там под ребрами, может, ничего и не задело, ни кишечника, ни вот вашего этого… Глаза Джинни раскрываются еще шире, брови взлетают, и она смотрит на него как на восьмое чудо света. Тим хочет провалиться сквозь землю. — Окей, я не хочу знать, почему ты подумал об этом, — медленно произносит она. — Но я на самом деле думаю, что тебе стоит ее навестить. — Я так и собирался, — убедительно произносит Тим, все еще чувствуя смущение. — Хотя я не уверен, что ей это нужно. Мы просто случайно пересеклись. Ей точно хватает поддержки, ее сослуживцы с нее наверняка пылинки сдувают… Джинни смотрит скептически: — Если бы это был мужчина, ты бы навестил его, не задумываясь, просто чтобы похлопать по плечу и пожелать выздоровления. — Ты сейчас серьезно обвиняешь меня в сексизме? — Нет, но я начинаю думать, что эта офицер симпатичная и ты не знаешь, как себя вести. Тим обезоружен. Он открывает рот, чтобы что-то ответить, не находит слов, закрывает его, потом открывает снова — и быстро трясет головой. Разминает шею. Один – ноль. Не в его пользу. Ситуацию спасает Тайлер. — Дядя Тим? — он появляется из коридора, ведущего к комнатам, внезапно и стоит в пижаме, сонный и удивленный. Через всю кофту его пижамы — логотип местной бейсбольной команды. — С тобой все хорошо! — Конечно, со мной все хорошо, — соглашается все еще немного оглушенный разговором Тим, вовремя успевая положить вилку и повернуться — ребенок врезается в него на всей скорости. Он совсем не похож на Джинни, ужасно напоминает ее бывшего мужа, но обнимается точно как сестра. — Ты привез мне что-нибудь из Флориды? Тим встречается взглядом с сестрой, которая извиняюще морщится и одними губами шепчет «прости». Очевидно, она не посчитала нужным объяснять сыну, что его дядя занят работой под прикрытием, и Тим с ее решением согласен, но не Флорида же. — Разумеется, привез, — чуть заторможенно отвечает Брэдфорд, пока шестеренки в его голове ожесточенно крутятся. — Но я пока не распаковывал вещи, сразу приехал к вам, поэтому подарю попозже, хорошо? И тебе, и Уиллу. Тайлер отстраняется и, довольный, кивает. Договориться с одиннадцатилетним ребенком иногда удивительно просто. — Милый, а твой брат уже проснулся? — перетягивает на себя внимание Джинни. — Может, у тебя получится его позвать? Тиму уже пора по делам. — А мне пора? — интересуется Брэдфорд, когда Тайлер скрывается коридоре, смешно шлепая босыми ногами по полу. — Да, — с сожалением в голосе тянет Джинни. — Прости, что так коротко, но их школьных автобус будет тут через полчаса, а мне сразу после этого нужно на работу. Пойдем, я покажу, откуда забрать фикус.

***

Брэдфорд не сразу решается войти в палату. Он без труда находит нужное отделение, обменивается парой слов со знакомой медсестрой, — в эту дневную смену работает когда-то выхаживавшая его самого Карла, — но прямо перед дверью в палату замирает. В двери большая стеклянная вставка, и через нее видно лежащую на кровати Чен, отвернувшуюся от входа. На ней больничная сорочка, которая, очевидно, рассчитана на человека большего размера, и верхняя половина кровати Люси сильно поднята, чтобы раненый человек мог сидеть, не прилагая усилий. При виде ее, маленькой и темноволосой на большой и белой кровати, все внезапно становится сложнее. Тим стоит у двери, сжимая в руке букет подрезанных желтых тюльпанов, и в очередной раз думает о том, что Чен может и не хотеть его видеть. В голову закрадывается шальная мысль о том, что у нее может быть парень, но Брэдфорд с непонятными эмоциями гонит ее прочь: какая вообще разница, встречается Чен с кем-то или нет? Он здесь для того, чтобы похлопать ее по плечу и пожалеть выздоровления. — Она сегодня гораздо лучше, — тихо замечает Карла, возникая рядом со стеклянной вазой в руках. Тим точно знает, что не просил ее об этом. — Вчера почти целый день спала, бедняжка, а сегодня ничего, только дремлет иногда. Позавтракала хорошо, — в голосе Карлы звучит неприкрытая гордость, как будто бы она говорит о собственном ребенке. — Держи! Тим рефлекторно принимает вазу, когда Карла настойчиво пихает ее ему в свободную руку. Та расплывается в одобрительной улыбке: — Вот так. Подними ей настроение, Тим, а то Уэйд его совсем испортил. Брэдфорду нужна минута, чтобы обработать поступившую информацию: — У нее был Грей? — Конечно, он у нее был, — кажется, Карла удивляется его вопросу, — он же ее сержант. Вчера вечером заезжал. Я тебе этого не говорила, сам понимаешь. Давай, иди, сколько можно мяться на пороге. И она толкает дверь за него, тут же испаряясь. Тим шагает внутрь. — Хей, — тихо произносит он, заходя в палату и внезапно теряя любое красноречие. Внутри пахнет лекарствами, воздух теплый и слишком продезинфицированный. Стены выкрашены светло-желтой краской, на одной из них висит картина с разноцветными пятнами, на другой — телевизор. Пол идеально вымыт. Люси, выглядящая в стерильности палаты одновременно уместно и чужеродно, реагирует не сразу. Несколько долгих секунд она еще смотрит в окно и только потом медленно поворачивает голову к Тиму. Ее щеки немного опухшие, глаза покраснели, но он тактично не комментирует увиденного, хотя его сердце в эти секунды бьется особенно гулко — Чен плакала. Она слабо улыбается ему в ответ: — Хей. Это мне? — ее взгляд останавливается на тюльпанах. Тим кивает: — Конечно, — в повисшую паузу, в которую Люси внимательно рассматривает цветы, Брэдфорд немного колеблется, но все же преодолевает неловкость. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — коротко отвечает Люси, потом тихо-тихо хмыкает, — но Карла тебе уже наверняка об этом рассказала. Дай их сюда? — и она протягивает одну из рук за цветами. Тим спешит положить тюльпаны ей на колени, в освободившуюся секунду ставит вазу на невысокий столик и потом старается не следить за тем, как тонкие пальцы ласково и аккуратно касаются полураскрытых лепестков. Левая рука действует немного скованно, и взгляд Тима скользит вверх к локтю — на сгибе ожидаемо обнаруживаются синяки от проколов после катетеров. Они темнеют сильнее, чем можно было бы ожидать, и выглядят болезненно. «Бок у нее болит гораздо сильнее», — тихо напоминает чувство вины. Тим садится в мягкое кресло рядом с изголовьем, спиной к окну, и пользуется возможностью осмотреть палату, усилием воли больше не смотря на тонкие руки. Присутствие Чен едва заметно. На тумбочке лежат телефон и наушники, рядом с ними — одинокий крупный апельсин. Нет ни шаров, ни плюшевых игрушек, ни даже других цветов — ничего такого, что обычно бывает в палатах всеми любимых пациентов. Должно быть, что-то лежит внутри тумбочки, но Тиму все равно на секунду становится грустно — кажется, что про Люси все забыли. — У тебя кто-то был? — спрашивает он, надеясь, что ход его мыслей не очевиден, и не собираясь выдавать своей осведомленности о визите Грея. — Да, — утвердительно кивает Чен и продолжает поглаживать лепестки, не поднимая взгляда. — Тамара, моя соседка, принесла пижаму и кое-какие вещи вчера с утра. Ребята обещали зайти вечером, но у них там расследование этой утечки, и, боюсь, они просто забыли. Еще был сержант Грей… Тут Люси мнется, и Тим внутренне подбирается. — Это он принес апельсин? Люси тихо смеется и на секунду поднимает глаза от тюльпанов: — Да. Он чувствовал себя чудовищно неловко. Хочешь его, кстати? Я не ем апельсины. Брэдфорд апельсины любит, но забирать полезный фрукт у подстреленной Чен кажется в корне неверным действием. Он мотает головой, не в силах отказать в слух, и Люси коротко тихо смеется, не настаивая. Впрочем, ее смех быстро обрывается, и она становится серьезнее. — Грей сказал, что я больше никогда не смогу работать под прикрытием, — роняет девушка. Тим шумно выдыхает и хмурится. Сам он уже успел выбросить этот заперт из головы, но Чен — другое дело. Сидя в мягком кресле, Тим пытается найти правильные слова. — Это небезопасно, — говорит он наконец. — К черту безопасность, — бормочет Люси, встречаясь наконец взглядом с Брэдфордом. Слова вырываются из нее так, как будто бы она усилием воли удерживала из внутри до этого. — Я училась для этого, я хочу этого, а так придется искать что-то другое. Тиму кажется, что она продолжит, но карие глаза заполняются неуверенностью, и девушка замолкает. Потом проводит рукой по стеблям резче и быстрее, чем до этого дотрагивалась до лепестков. На секунду Тим чувствует жгучую вину — это он позвал ее на помощь, это он ее подставил. И неважно, что фамилия и фотография Чен были в утекшей базе и что она все равно была бы отстранена от всех операций под прикрытием в будущем. — Тебе тоже нельзя будет? — Да, — утвердительно кивает Брэдфорд, но добавить сожаления в голос не выходит. Пытаться ограничиться этим ответом бесполезно, и он тут же продолжает. — Но я этого и не хотел. Я не создан для работы под прикрытием. — Везучий, — хмыкает Люси без тени обвинения. — А чего ты хочешь? Теперь хмыкает Тим. Ему не хочется отвечать искренне, но он вроде как должен Чен. Да и, если опустить легкую неловкость, говорить с ней комфортно. — Сдать экзамены на сержанта. — Когда следующая попытка экзамена? — В феврале. Но я не уверен, что пройду. — Почему? Правда срывается с языка Тима легко и непринужденно: — Потому что у меня плохая память. Нужно прочитать и выучить кучу книг, и это занимает много времени, потому что я плохо запоминаю прочитанное. Поэтому нужно все переписывать и читать вслух. Думаю, я сдам экзамен только через два года, — Брэдфорд улавливает изменение в выражении лица Люси и спешит прояснить: — Но мне нравится патрульная работа, так что я не страдаю. Чен ему не верит, но все же уводит разговор дальше и спрашивает, что именно ему нужно прочитать. Тим тут же понимает, что ей, должно быть, страшно скучно лежать одной в палате, и спешит вытащить из рюкзака книгу, наудачу вытянутую утром из стопки необходимых к прочтению материалов. На что он надеялся — непонятно, за рулем особо не почитаешь. — Вот это, например. Я пока смог продраться только через первые пять страниц, — привирает он, передавая томик Чен и искренне надеясь, что это не книга, написанная самым легким языком в мире, потому что будет неловко, если Люси прочитает упомянутые пять страниц за две минуты и все запомнит. Эту книгу Брэдфорд пока даже не открывал. — Социология девиантного поведения, — читает Чен заголовок, и на ее лице появляется уважительное выражение. — Маршал Клинард. О, я читала его исследование по трущобам. Он гениален. «Отлично», — думает Тим. — «Она прочитала только название и автора, а я уже чувствую себя малообразованным мужланом». — Можно я ее почитаю? Я скоро верну, обещаю. Просто здесь очень скучно. — Конечно, — с готовностью соглашается Брэдфорд и наконец позволяет расслабиться, сидя в кресле. В конце концов, из дел его в этот день ждет только уборка. Внезапно он вспоминает об одной важной вещи. — Я, кстати, Тим. Лицо Чен светлеет. Она точно знает его имя и до этого, понимает, что он тоже навел о ней справки, но принимает правила игры: — А я Люси.