Вечные дети

Волк простился со ними сразу после ужина, предоставив всем массу свободного времени до отбоя, но Женька понятия не имел о своих панах: Гоша еще не сказал ему ничего о третьем свидании. И Женька, как всегда занял окно. Это было его постоянное место, и Женька мог бы за него грызться, но ему… Просто уступали. Он, на самом деле, ценил и делился сигаретами. Они заканчивались, а Славка с Олегом уже куда-то свалили по-тихому. Женька не собирался сдавать их. Зато, пронаблюдав Волка, пробегающего под окнами в сторону города, сделал выводы. Ведь брат его не был гуру бега и тем более не стал бы бегать в одиночестве. Значит, был у Волка кто-то к кому он так торопился. Женька затянулся последний раз и, затушив сигарету в блюдце, соскользнул с окна. Опустошил блюдце, выкинув окурки в унитаз, заметая следы, и даже вымыл его. Завис у зеркала, причесываясь. Безжалостно отстриг рукава одной из своих рубашек, прекрасного, насыщенно-голубого цвета, заправил один ее край в шорты и покинул домик. Стараясь оставаться незамеченным, он прокрался к корпусу вожатых, поднялся по знакомой лестнице и постучал в Гошину дверь. Что-то подсказывало, что уместнее было сначала написать, но, как ни удивительно, телефонами они так и не обменялись, а просить у Волка номер Гоши было ниже Женькиного достоинства. Стук в дверь Гошу не удивил, Женька всегда был быстр и настойчив, а Гоша, хоть и почти не отходил от него сегодня, свидание так и не назначил. Гоша собирался погулять с Женей в городе, но пока не придумал, как эту отлучку обставить, потому и не спешил. Открыв дверь, Гоша сперва окинул Женю внимательным взглядом, потом шагнул в коридор и захлопнул за собой дверь. — Идем, — просто сказал он. — Покурим за гаражами. Женькино лицо чуть вытянулось, и Гоша с трудом не засмеялся. — В это время пляж считается местом отдыха персонала, и воспитанник, даже в такой бунтарской одежде, будет им мешать. А уйти с территории сегодня я не могу. Я теперь должен твоему брату. Гоша не стал брать Женю за руку, хотя хотелось, лишь мазнул пальцами по его запястью и пошел к лестнице, уже не оглядываясь. Женька же судорожно соображал, что Гоша имеет ввиду. Почему нельзя просто остаться в комнате, это ведь отличное место? Почему им нужно оказаться именно за гаражами? А главное, где у них в лагере гаражи? Женька был слишком молод, чтобы понять Гошин эвфемизм, но послушно следовал за ним. Даже держался немного на расстоянии, так как навстречу им шла группа вожатых. Гоша обменялся с ними парой фраз, а потом пошел дальше, уходя куда-то к главным воротам, где в это время почти никого не было, если только охрана. Женька шагал рядом с Гошей, уже осознав, что кажется есть у Гоши какое-то тайное место для встреч, и сейчас Женьку посвятят и допустят. Сердце радостно забилось, а руки похолодели. — Я видел, как Волк убежал в город, — сообщил Женя, чтобы начать разговор. — В город? — отозвался Гоша. — Значит, решил развеяться. Хотя ужин вроде прошел хорошо… Гоша взглянул на Женю, не вполне уверенный, что стоит ему рассказывать свои умопостроения о старшем брате, и, повернув за пункт пропуска, прошел несколько шагов, уводя Женю в заросли сирени. Здесь она выросла до размеров маленьких деревьев, и место это плохо просматривалось отовсюду, даже если бы кому-то пришел стих что-то высматривать. Тут Гоша отступил к ограде, ловя Женьку за локоть, почти роняя на себя, сам упираясь в решетку забора спиной, и долгожданно поцеловал. Женька и не думал сопротивляться, только невольно задержал дыхание. Стоило Гоше его коснуться, как голова вмиг закружилась, Женька потерял равновесие, но уже оказался в руках Гоши и выдохнул теперь ему в рот, а потом полностью ушел в ощущения. Они целовались, и Женя никак не мог равновесие обрести, он лишь больше терял его, но позволил себе вползти руками под Гошину майку, так и обнимая, и держась за него одновременно. — А где же гаражи? — только и спросил Женька счастливо, кусты сирени нравились ему много больше. — Рядом со столовой. Где парковка. Там курит малышня из твоего отряда, а иногда и моего, — пояснил Гоша. — Я терпеть не могу их ловить и хожу туда, только если надо кого-то срочно найти. Вожатые — ужасные лицемеры, сам знаешь. Гоша улыбнулся и чуть повернулся, доставая свои сигареты, он протянул одну Женьке, а сам закурил свою. Женька с удовольствием принял дар. Гошины сигареты были крепкими, и пара затяжек понадобилась, чтобы привыкнуть. — Только не ты. Ведь правила лагеря тут не считаются — мы уже за ним, — Женька усмехнулся. — Ты планировал прогулку и перекур или… Просто побоялся остаться со мной в вашей с Волком обители? Теперь выходит, что я украл у тебя третье свидание? — Курить за гаражами — это не свидание, — возразил Гоша. — Это естественная потребность в отношениях — подростковая романтика. Ты ее игнорируешь, мой маленький мажор, хотя и уловил все про нужный стиль. Гоша выпустил дым, скользнул рукой под Женькину обрезанную рубашку, потом за пояс шорт, замирая на пояснице. — Я не побоялся, просто ответственно подхожу к процессу. Мне трудно было бы держаться, а ты и не пробуешь останавливаться. Только нарываешься. Гоша усмехнулся немного грустно, он никогда не влюблялся, на самом деле, его отношения были легкими, скоротечными, в них свидания и правда были формальностью, прелюдией к сексу, а сейчас Гоша чувствовал это совсем иначе и совсем иначе хотел проводить время с Женей. Хотел, чтобы у них нашлось время и подумать, и передумать, и прожить это время полностью, никуда не спеша. — Вау… Я ничего не знаю о подростковой романтике, но если это она, то… Мне нравится, — Женя подался чуть вперед, прижимаясь к Гоше ближе. — Ужасно экстремально, в комнате было бы гораздо безопаснее. Но… все, что ты захочешь. Женька усмехнулся, снова касаясь губ Гоши, понимая вдруг, что прижимает его к забору. Гоша чуть надавил на поясницу, и Женька тут же выгнулся, позволяя себе забрать это прикосновение, а Гоше почувствовать его стояк. Женька даже потерялся в словах, но лишь ненадолго. — А разве мне нужно тебя останавливать? Женька вообще-то знал, что нарывается и делал это нарочно — ему нужен был Гоша, весь без остатка, как можно скорее — немедленно, прямо сейчас. И ожидание лишь усиливало все эффекты. — Не меня, — Гоша тихо рассмеялся, сигарета занимала руку и мешала теперь забраться рукой Жене в волосы. — С собой я отлично справляюсь, пока ты держишь себя в рамочках, как говорит Алиса. Гоша блуждал пальцами по Жениной пояснице, заставляя себя подниматься повыше. — Но ты такой же хулиган, как Волк, — Гоша склонился находя Женины губы, целуя нежно, но глубоко. — Только поцелуи, — заверил он, на мгновение отпуская. Женька легко согласился. Он слишком боялся упустить момент. К тому же таял от любого прикосновения Гоши. Хотя, обнаружил в своем положении и выгоду. Оно позволяло, перехватывать инициативу время от времени. Гоша замирал, но не останавливал, а потом позволял целовать так… забираясь языком в его рот. Женька лишь сдерживал стоны. И вечер снова полнился поцелуями. Теми, между которыми разговоры и мысли. Такие простые и будничные, но рядом с Гошей и они обретали новый — другой смысл. Женька и не заметил, что думает теперь о дискотеке и о том, как позовет Гошу танцевать. Так удачно и вне подозрений — все будут думать, что дело в фанте, хотя дело в самом Гоше. А еще о кино. Кинотеатр в городе был крошечный, но ведь… и в нем бывали задние ряды. В жизни Женьки ничего такого раньше не было. Желание разливалось по телу и затопляло, Женька ему не противился. Оно сплеталось с романтичным, непривычным… Кажется, почти что бредом. И Женька решился: — Можно, я позову тебя в кино? Никогда не целовался на задних рядах. Я даже знаю, какой придумать предлог, чтобы нас отпустили в город с официальным разрешением. — Какой? — удивился Гоша. — И ты, конечно, можешь звать меня куда угодно, но если так ты спрашивал, пойду ли я с тобой, то тоже — конечно. Гоша вдохнул ночной воздух, потом волосы Жени и прижал его к себе ближе. Надо было, конечно, возвращаться, хоть Дина и не писала ему. Женька коснулся языком над ключицей Гоши, и потянулся прямо в его руках: — У меня привилегии. Должна же от них быть польза? Подам через Волка прошение начальству лагеря, отпустить меня в город за лекарством от аллергии, в свободное от занятий время, конечно. У меня на солнце аллергия, это правда. А в лазарете нужного лекарства нет. Точнее есть, но не каждый же день ходить на уколы. И потом… Начальство знает, что я не переношу Могильник. — Женька усмехнулся. — Ну а дальше… Волк у нас всего один на отряд, его никто из лагеря не отпустит, и я… Выберу тебя. Не думаю, что мне откажут. Признаю, я даже готов в случае чего написать отцу сам. Женька никогда этим не пользовался, но сейчас… Все средства были хороши. — Значит… Завтра вечером? Гоша мягко улыбнулся, потом покачал головой. — Очень сложный план, можно и просто попросить о таком, но у меня тоже отряд и много более беспокойный, чем у Волка. Я не хочу подставлять Дину. Придется коварно сбежать возле отбоя, чтобы успеть на последний сеанс. Я отвлеку твоего вожатого. Гоша взъерошил Женины волосы. Ему нравилось, как Женя теряет голову, как строит свои планы, какой он в его руках… и не было страха, что все догадаются, но все-таки пересудов не хотелось. Он легко поцеловал Женю в висок и добавил: — Но завтра дискотека, я поздно закончу. Потому лучше после-послезавтра. Такой у нас, видимо, с Волком график прогулов. Завтра мой вечер, а послезавтра — его. Тебе надо идти, мы должны вернуться по отдельности. Женька кивнул удивленно: — Уже завтра, — и не сдержал улыбки, хотя никогда не жаловал дискотеки, но эта обещала стать особенной. — Я буду ждать. «И завтра и послезавтра и… всегда,» — подумал Женька, предусмотрительно поправляя рубашку, возвращая ей прежний беспорядочно продуманный вид, чуть сжал Гошины пальцы и уверенно пошел к корпусам. Женька не переживал о расставании, пусть Гоши ему не хватало теперь постоянно, но он думал о завтра. Ему нравилось даже вот так таиться, а от поцелуев осталось послевкусие — напоминая, что не показалось. И Женька легко терял реальность, погружаясь в грезы. Гоша выкурил еще одну сигарету, пока смотрел Жене в след, даже уже не видя его. Тело сладко ныло, налитое желанием, но Гоше нравилось это чувство и не хотелось быстрой разрядки. Он не врал Жене про суть свиданий, но раньше это было лишь знание, теперь в нем был особенный смысл. В этом ожидании. Гоша достал телефон, отлистал до контакта «брат Волка» переименовал его на «Женька» и отправил сообщение: «Буду скучать,» — а потом затушил окурок об ограду и пошел к себе. Женька прочитал неожиданное сообщение от неизвестного абонента уже у крыльца домика, и очарование вечера настигло его окончательно. Женька прислонился к стене спиной: «А я уже скучаю.» Теперь у него был Гошин конатакт — это открыло ящик Пандоры для Гоши, а для Женьки ворота в рай. И Волка просить ни о чем не понадобилось. Теперь оставалось решить, как не написать Гоше что-нибудь немедленно и не написывать ему каждую секунду потом. В таком положении Женю и настиг неожиданный Славкин шепот, такой, что кто угодно бы услышал: — Ты в порядке? — В полном, — ответил Женька, пытаясь мысленно выпихнуть Славку из своего прекрасного мира, полного Гошей. — Заметно, выглядишь так, словно ты под кайфом… Поделишься? — Нет, — честно ответил Женька, — таким не делятся. — Понял — не дурак. Славка теперь стоял близко, он подмигнул заговорщески, со всем пониманием, Олег был тут же рядом, возвышаясь за Славкиным плечом. Он поймал Славку за руку и даже корректно потянул его в домик. Тот руки не отнял, наоборот ловко сцапал Олеговы пальцы — застолбил, Женька теперь постоянно замечал что-то такое между ними, но с места не сдвинулся. — Ты палишься пока торчишь тут в таком виде. Это я, как твой товарищ, говорю. Женька фыркнул, борясь с отчаянным желанием показать Славке язык. — Давай уже, обожаю, когда ты корчишь рожи, — Славка улыбнулся широко, как чеширский кот или другое какое чудище. — У тебя такое мимичное лицо! — Не доставлю тебе удовольствия, — парировал Женька, странно не сердясь. — Ты злюка-капризка, права была моя бабушка… — проворчал Славка, изрядно озадачив Женьку, который с его бабушкой знаком не был. Если только это не была Антонина Федоровна. А Славка продолжил: — Но… я — очень добрый сегодня… И всегда, — добавил он нескромно. — Я могу поделиться и с тобой, жадина. Раз уж у нас свободный ночер. Есть вишневая настойка. И малиновая. Высший класс, быстрый эффект — полный отрыв. Главное запереться и не перебрать. Женька не успел обидеться, слишком уж хороша была реклама, а Славка все продолжал агитационную компанию: — Присоединяйся, Лорд, это позволит тебе длить кайф, игнорируя всех своих товарищей, то есть — нас, дальше. А мне — не замечать, что ты не с нами. Оставь нам хотя бы свою царстенную тушку, раз уж дух твой воспарил под облака. Женька блеснул глазами, мотнул головой, волосы упали на лицо, но наперекор своему виду ответил: — Идет. Я выпью с вами, а ты больше не будешь меня доставать. Хотя бы сегодня. — Заметано! — воскликнул Славка, а потом обернулся к Олегу: — Надо же, какой он сговорчивый! Олег покачал головой: — Не уверен, что это хорошо. Мы обещали Волку вести себя прилично, а ты… опять… — Олег тихонько вздохнул, — А теперь еще и Женя с тобой. — И Сережа, и Вова, — да в общем-то все, — Славка широко улыбнулся и, подвинувшись к Олегу ближе, вытянул шею, чтобы дотянуться до его уха. — Слава! Когда ты успел?! — Олег всколыхнулся. — У нас же XXI век — технологии… Слава коснулся щеки Олега носом, а тот вдруг замолчал, и Женька был уверен, что веснушки на его лице вспыхнули одна за другой. Явно не от слов, а от самого Славкиного жеста, совершенно неприкрытого, прямо под Жениным взглядом. — А… «О чем Корнелиус не узнает, то его огорчить не может», — закончил Славка со значением. Олег знал, что затея это идиотская, но велся. Как и на многое, что делал Слава — всегда с кайфом и со всеми большими чувствами. Перед его напором трудно было устоять. Рядом с ним оживало всё — все заражались: движем, ажиотажем, эмоциями и ожиданиями. Олег и сам… Тоже начинал… Что-то не ясное, безымянное, трудно было объяснить что, но оно было! Отчаянное, летучее и жаркое — поднималось изнутри и жизнь бурлила и пенилась совершенно не так, как у Олега дома. Как без Славки. И это кроме того, что глаза у Славы были глубокие, темные, как самый любимый Олегов шоколад — чисто как у чертёнка. Олег шел на эти безумства с открытыми глазами, всегда, как и теперь. Он знал, пока они станут пить и говорить, заботиться не выйдет. Вечер будет про другое. Но в тумбочке у него был запас лимонов — маленькое чудо, способное утром воскресить состайников — Олег всегда вспоминал себя, когда просыпался. Просто рядом со Славкой жизнь его становилась так похожа на сон… Или на сказ — не важно.