Антипод.

* * *

      Тэхён приоткрывает влажные губы в немом крике, а глаза становятся настолько большими и круглыми, что напоминают кукольные. Он резко дёргается от испуга, неосторожно привстаёт с кресла, чтобы заиметь возможность отбежать, но цепляется одеждой и падает на пол, принимаясь тут же пятиться назад.       Взгляд зашедшего в комнату ложится на светящийся монитор, на котором застыла открытая статья с фотографиями, и Тэ, замечая этот леденящий душу взор, успевает схватиться рукой за кабель зарядного устройства, включённого в сеть, и с рывком потянуть за него, чтобы ноутбук рухнул на пол. Это единственный шанс скрыть улики. Очистить историю браузера теперь уже не получится. Не успеет.       Удаётся. Неужели победа? Неужели он ничего не успел разглядеть?       Компьютер с грохотом летит на паркет, ударяясь металлической крышкой, и экран, вспыхнув пару раз, гаснет, становясь чёрным.       — Тэхён?       Голос словно вырывается из недр давящего пространства и режет слух.       Оставаться на полу слишком опасно. Тэхён вскакивает на ноги, ударяясь бедром об угол стола, а на коже сразу же появляется царапина.       — Не подходи ко мне! — в панике осматривается вокруг себя, чтобы найти хоть что-то, чем можно было бы защититься. — Не подходи! — в комнате раздаётся его крик. — Сделай хоть шаг, и я… — ну, должно же быть хоть что-то?!       Но ничего нет. Разве что зеркальный профессиональный фотоаппарат. И Тэхён хватает его пальцами, крепко сжимает в ладони, пытается замахнуться, защищаясь, но чужая рука успевает ловко перехватить его запястье с такой грубостью и силой, что Тэ зажмуривается и простанывает на тяжёлом выдохе, разжимая пальцы.       Фотоаппарат, как и ноутбук, летит на пол, разбиваясь, а Тэхён, кое-как уворачиваясь, хватается свободной рукой за свою подвеску в форме листочка, срывает тонкую цепочку с шеи, замахивается и стремительно нападает, ударяя острым концом наотмашь.       Нападает первым. В этот раз он нападает первым.       На длинные дрожащие пальцы брызгают капли алой крови, и Тэхён, вырываясь, торопливо отпихивает Чонгука от себя, отбегает в сторону, несясь к двери, и врезается в подоспевшего на крики и громкую возню Хосока.       — Не выпускай! — хрипло командует Чон, держась ладонью за раненную щеку с глубоким порезом.       Начальник охраны господина Чон моментально пресекает любую возможность выбраться из комнаты, умело блокируя попытки Тэхёна вырваться в коридор.       — Кто вы?! — второй этаж особняка погружается в неистовые перепуганные крики. — Кто я?!       — Тэхён, — шипит от боли сквозь зубы Чонгук, надвигаясь сзади, но это лишь вызывает у юноши ещё большую панику, и он, как затравленный зверёк, принимается царапаться, пихаться и драться, чтобы освободиться от крепких рук Хосока. — Успокойся, Тэхё…       — Это не моё имя! — вопит на весь дом, сопротивляясь. — Не моё! Меня зовут Аксель! — не может поверить в собственные слова, а всё происходящее кажется немыслимым безумием, случайно свалившимся на него. — Моё имя Аксель Хван! Меня зовут Аксель! Я не Тэхён!..       Тэхён чувствует, как руки Чонгука обхватывают его сзади, прижимая к себе, и от этого безудержный страх вырывается наружу, а он начинает биться израненной птицей между двумя сильными мужчинами в поисках путей к отступлению.       — Помогите мне! — вопль настолько громкий и нечеловеческий, что с первого этажа торопливо и перепуганно поднимается тётушка Ли, испуганно подбегает к показавшейся в коридоре проснувшейся Виён, прикрывает ей глаза своей ладонью и, тяжело охая, уводит обратно в её спальню, не давая видеть ужас происходящего. — Помогите мне!.. Пожалуйста… — почти что на последнем издыхании, и Тэ вытягивает руку вперёд, замечая на лестнице Юнги, огибая плечо Хосока. — Юнги! — не своим голосом. — Прошу тебя! — задыхаясь. — Помоги мне!       Чонгук хватает его ещё крепче, окольцовывая руками со спины, и на несколько секунд впадает в полное замешательство от того, насколько Тэхён мужественно сражается, борется с ними с двумя, не уступая сейчас в силе. Складывается ощущение, будто в этого хрупкого и уязвимого мальчика вселился демон. Но не время медлить. Не та ситуация, чтобы впадать в ступор.       — Я прошу тебя… — голос мужа, ударяющий прямо в ухо Тэ, кажется таким убаюкивающим, таким размеренным и спокойным, что появляется желание сдаться и прекратить сопротивляться. В нём столько любви сейчас. В нём столько… страха. Столько ужаса. Это испуг. Такой же, как и у него самого. Его выдают хаотичная дрожь и сдавленность, нетипичные для Чонгука. Но страх не за себя. Это страх за него. За Тэхёна. Тэ улавливает это на интуитивном уровне. Чувствует. Ощущает. Будто слова залезают ему под кожу, просачиваются в кровь, как укол успокоительного. — Пожалуйста, Тэ… — супруг просит. Он не требует. — Я помогу, слышишь? Я помогу тебе. Слышишь? Ты меня слышишь? — прямо возле вспотевшей и напряжённой шеи. — Остановись. Я умоляю тебя… Не заставляй меня это делать. Не вынуждай. Я прошу тебя…       Тэхён ощущает, как на его обнажившуюся ключицу, вылезающую из-под чёрного шёлкового пижамного поло, падают тёплые капли крови, стекая ниже на грудь, и это вызывает очередной приступ страха и истерики.       — Чья кровь?! — в голове мелькают отвратительные картины из ванной комнаты, будто он сейчас там, а не здесь. Словно всё повторяется вновь.       — Не твоя. Не твоя, моя радость, — Чонгук успокаивает, но специально не говорит, чья. — Всё не по-настоящему, слышишь? Это сон… — успевает обхватить его голову обеими руками и повернуть её вбок, прикрывая пальцами бирюзово-голубые глаза с застывшим в них ужасом. — Это ночной кошмар, — кивает Хосоку и сам прикрывает веки, чтобы не видеть. Невыносимо. Даже смотреть на это невыносимо. Он и не мог предположить, что будет настолько больно. Почему же Чонгуку так больно?.. И болит вовсе не щека. Больно там, что ниже щеки. Где-то в области грудной клетки. Вот там кровоточит — прямо в сердце. — Я рядом. Я помогу.       Хоби наспех достаёт из кармана шприц, большим пальцем сбрасывает с него защитный пластиковый колпачок. Игла осторожно проникает в вену, а препарат медленно поступает в кровь, начиная действовать моментально.

* * *

      — Если вы хотите, чтобы ваш план сработал, то послушайте меня, господин Чон.       — Кайла, — с глухим шипением и уворачиваясь от прикосновения медсестры к раненой щеке. Не потому, что больно. Плевать на боль. Слишком сосредоточен на разговоре. — Я должен быть рядом, когда Тэхён очнётся.       — Не должны, — она поправляет очки на своём лице. — Не в этом случае. Позвольте я вам объясню ещё раз, чтобы стало понятнее? — молчание Чонгука в ответ — признак дозволения. — Не сочтите за оскорбление, но вы первоклассный манипулятор, господин Чон. Это, признаюсь честно, даже комплимент. И, как любой манипулятор, вы прекрасно понимаете, что жертва должна зависеть от вас. Проведите аналогию с наркоманией. Так будет проще всего уловить смысл моих слов. Что вызывает зависимость и острую потребность в очередной дозе? Верно, отсутствие наркотика. Вы должны какое-то время отсутствовать у Тэхёна, чтобы он сам начал нуждаться в вас. Он сломлен. Он подавлен. Он находится в состоянии аффекта. Когда он очнётся, ему будет не до самоанализа и мыслей о том, какое вы чудовище, господин Чон. У Тэхёна не будет на это сил, а успокоительные препараты будут заглушать попытки разума докопаться до сути того, что произошло. Тэхён будет находиться в центре своей проблемы, а проблема будет заключаться в том, что очнулся он в клинике, а не дома. Это первостепенное, что будет влиять на его состояние. Никто не хочет лежать в больнице. В психиатрической — тем более. Безусловно, он узнает эту клинику, поймёт, что уже бывал в ней, когда очнулся от комы, но это не имеет никакого значения, потому что это не отменяет того, что это больница. Его мысли будут сфокусированы на том, что здесь ему плохо. На том, что он хочет домой. Это естественный и неизбежный процесс, который сыграет нам на руку. Ваше отсутствие и невозможность выйти с вами на контакт обострит ту самую зависимость, о которой я вам говорю, потому что вы единственный человек, кто так или иначе дарил ему любовь, заботу, поддержку и тепло за всё это время. Больше никто. Только вы, господин Чон. Да, бесспорно успело произойти немало событий, которые оставили негативный след в нём, но в условиях стационара Тэхён будет вынужден сфокусироваться на светлых моментах. Так работает психика человека. Так человек выживает, цепляясь за то, что приносит радость. Он соскучится по вам, обещаю, — тонкие красные губы расползаются в улыбке. — А лишение всякой возможности коммуницировать с вами заставит его скучать ещё больше. Наберитесь терпения, господин Чон. К тому же вы говорили, что его день рождения через неделю или чуть больше? Замечательно. Потерпите до его дня рождения. В остальном — положитесь на меня и на психотерапию. Мы будем держать вас в курсе его состояния, не переживайте. Но не приезжайте к нему. Это будет лишним. Он не должен вас видеть и слышать. Он не должен общаться с вами в мессенджерах или по телефону. Тэхён не должен пересекаться ни с кем из вашего дома. Полная изоляция от того мира, в котором он привык уже жить. Только в этом случае мы сможем добиться необходимого результата.       Звучит чудовищно даже для господина Чон.       — Ты сказала про состояние аффекта. Насколько это опасно для его психики и общего состояния?       — Состояние аффекта дезориентирует человека. Какое-то время он будет лишён возможности понимать до конца, что с ним происходит. Быть может, день или два. Но лекарственные препараты помогут ему прийти в себя. Мы ведь говорим не об искусственной психиатрии. Травмы, которые он наносит себе, носят такой же аффективный след, как и то, что Тэхён напал на вас, поранив ваше лицо. Судя по вашему рассказу, я склонна полагать, что он до конца не осознавал, что делает. Это был приступ, вызванный страхом и желанием защититься. Тот же аффект. Поэтому Тэхён действительно нуждается в лечении и наблюдении за ним, если нет цели усугубить его психическое состояние.       — Нет, — устрашающе, как гром. — Скорректировать.       — Тогда не вмешивайтесь в процесс корректировки, господин Чон. Положитесь, как я уже сказала, на меня и на специалистов вашей клиники. Уверяю вас, что всё будет в полном порядке, нужно лишь дать Тэхёну время.       — В аду мы будем вариться в одном котле, Кайла.       — Сочту за честь вас там встретить, господин Чон, — по-женски ухмыляется она, поджимая губы.       — Благодарю, — Чонгук бросает равнодушный взгляд на медсестру, которая наконец-то закончила с обработкой раны на его щеке. — Шрам останется? — буднично спрашивает у неё.       — Порез очень глубокий и рваный, — с сочувствием в голосе. — Уверена, что да. Но сейчас такие возможности косметологии, что любой шр…       — Шрамы мужчину украшают, — не даёт договорить ей. — Тем более те, что во имя любви. Хм… Кажется, я влюбляюсь… — внезапно вслух произносит Чонгук, а на лице появляется какая-то мягкая и несвойственная для него улыбка.       — Вас это пугает? — заинтересованно подхватывает Кайла.        — Безумно.       — Почему, господин Чон?       Чонгук берёт паузу. Задумывается. Анализирует. А ведь действительно… почему?       — Гитлер однажды сказал, что величайший дар на этой планете, делающий тебя непобедимым — это никого и никогда не любить, потому что именно он лишает человека самой страшной боли, — поднимает на неё глаза и саркастично хмыкает. — А я уже начинаю проигрывать. Но не это меня пугает. Мне не страшно уступить. Меня приводит в ужас, что моя уязвимость перед Тэхёном начинает приносить неповторимое удовольствие. Рискую привыкнуть.       — А что для вас любовь, господин Чон? — с прежним интересом.       И снова пауза.       Есть столько определений любви, но ни одно из них не верно. Любовь всегда интимна. Это сугубо индивидуальное чувство.       — Вздумала копаться во мне?       — Я интересуюсь как друг, а не как психотерапевт, — улыбается Кайла.       — Химия, — иронично отзывается он. — Не более, чем химический процесс в организме человека.       — Зависимость, если простыми словами? — подытоживает она.       — Зависимость, — соглашается господин Чон. — Теперь я зависим от него не меньше, чем он от меня. Теперь мы одно целое.       — Но я не слышу радости в вашем голосе.       — Любая зависимость — это болезнь. Зависимость приводит к слабости перед тем, от чего или от кого ты зависим. Угодил в собственный же капкан?       — Зачем вы спрашиваете? — неотрывно следит за ним, впитывая каждое слово.       — Задать вопрос проще, чем признать.       — С чего бы вам искать лёгких путей? — ещё один мгновенный вопрос.       — На лёгком пути сложнее оступиться.       — Боитесь упасть?       — Я уже падаю, Кайла, — Чонгук поднимается с кресла, поправляя на себе пиджак и брюки. — Дай мне знать, когда моя бездна очнётся.

* * *

      Сначала вздрагивают чёрные и длинные ресницы, слегка шевелясь, и только после этого начинают двигаться веки. Сквозь тоненькие щёлки пробивается яркий дневной свет, падая на сетчатку, и Тэхён зажмуривается, еле слышно выдыхает и пробует приподнять свою руку, чтобы дотянуться до лица и прикрыть глаза, но не удаётся. Слишком тяжёлая. Какая-то не своя. Будто залита свинцом.       Сознание спутано. Никаких мыслей. Никаких воспоминаний. Ничего. Пустой белый лист. Никаких даже ощущений, кроме этой тяжести и сухости во рту.       Нет сил, чтобы просто пошевелиться, но где-то на интуитивном уровне Тэхён хватается за необходимость это сделать, поэтому кое-как пытается сжать онемевшие пальцы в кулак, чтобы убедиться, что он всё ещё жив.       Тэ приоткрывает сухие губы, но не удаётся произнести вслух ни слова. Только сдавленное и невнятное мычание.       — Не бойся, — доносится до него уже знакомый, но не сразу узнаваемый женский голос. — Слабость, которую ты сейчас ощущаешь, вызвана действием успокоительных препаратов. Ты в полной безопасности, Тэхён. Нет причин беспокоиться.       — Моё имя… — хрипло, почти что шёпотом. — Это не моё… — превозмогая себя. — Имя…       Женский голос исчезает, а вместо его звучания начинает отчётливо доноситься запах лекарств.       — Где… я?..       — В больнице, Тэхён, — непривычно громко режет слух.       — П-по-почему?..       — У тебя произошла истерика на фоне ночного кошмара, — спокойно поясняет ему Кайла, внимательно наблюдая за вялыми потугами пошевелиться. — Ты не помнишь?       Какое-то чёртово дежавю…       — Кошмара?.. — как же невыносимо сложно открыть глаза. Веки неподъёмные. — Это… Мне не приснилось…       — Сейчас тебе требуется отдых. Постарайся не думать об этом.       — Но… Я… — мысли путаются. — Я видел статью…       — Какую статью, Тэхён?       — О себе… — еле-еле выдавливает из себя, пытаясь моргнуть. — О том, что меня убили…       — Будь ты мёртв, могли бы мы с тобой разговаривать, Тэхён? — женский голос доносится до него умиротворённой мелодией.       В памяти всплывают тусклые фотографии, обрывки текста, отдельные слова и фразы про чудовищное убийство, про теннис, про Чонхёна. Но всё это кажется каким-то призрачным и искусственным. Каким-то ненастоящим. Будто и впрямь было во сне, который к утру почти забылся.       — Я не чувствую тело… — перебирает сухими губами, глотая воздух. — Почему я…       — Не бойся, Тэхён, — успокаивает его Кайла, поднимается с кресла и подходит к больничной койке, дотрагиваясь пальцами до тыльной стороны его ладони. — Это скоро пройдёт. Всё хорошо. Тебе ничто не угрожает. Мы о тебе позаботимся.       Остатки разума рассыпаются, и Тэ вновь проваливается в какую-то беспросветную пропасть, стремительно летит вниз и утопает в этой чёрной дыре, теряя связь с реальностью. Ничто больше не тревожит. Никто больше не пугает. В ней спокойно. В ней тихо. В ней хорошо. Есть только он. Больше никого. Вакуум, лишающий всяких мыслей. Как же хорошо не думать. Просто не размышлять. Верно говорят. Всё горе от ума…       Первые два дня, как и предупреждала Кайла господина Чон, Тэхён большую часть времени спал под действием сильных успокоительных препаратов, а когда изредка просыпался, то не мог толком сформулировать свои мысли, что-то невнятно мычал и каждый раз спрашивал, где он находится. Он пытался составлять из слов предложения, отважно боролся с этой слабостью и спутанностью сознания, но организм не слушался его. Только к концу третьего дня пребывания в клинике Тэхён хоть немного, но ожил, смог поесть, поклевав свежие овощи в обед, и начал по чуть-чуть осознавать происходящее.       — Как ты себя чувствуешь?       Тэхён переводит тусклый взгляд к окну и тихо вздыхает, кутаясь в серую толстовку.       — Быть может, у тебя что-то болит? — продолжает Кайла, сидя напротив него в его просторной и вполне себе уютной палате. — Что тебя сейчас беспокоит?       Тэхён молча приподнимает плечи, не отвечая ни на один её вопрос.       — Ты хочешь поговорить о том, что произошло накануне твоей госпитализации? — поправляет очки в тёмно-зелёной оправе, неотрывно наблюдая за своим растерянным и поникшим пациентом. — Уверена, что у тебя слишком много вопросов. Молчание не будет способствовать твоему восстановлению, и, как весьма не глупый молодой человек, ты это и сам прекрасно понимаешь и знаешь. Я хочу помочь тебе, Тэхён. Я хочу, чтобы ты…       — Кто я?.. — тихонечко спрашивает Тэ, не поворачиваясь к ней. — Кто я такой?..       — Ты Чон Тэхён, — мягко отвечает ему Кайла. — Почему у тебя возник такой вопрос? Почему у тебя возникают сомнения?       — А Аксель?..       Женщина поджимает губы, устраиваясь в кресле чуть удобнее, и закидывает ногу на ногу, поправляя на себе чёрную юбку-карандаш.       — Я ведь видел статью… — губы начинают дрожать. — Статью о себе… В ней говорилось, что брат Чонгука убил меня и…       — Тэхён, — внезапно строго и даже жёстко. — У тебя случился психогенный психоз . Если простыми словами, то у тебя произошла истерика на фоне стресса и травмирующих событий, во время которых ты напал на своего супруга. Ты не помнишь?       Юноша замирает от услышанного, а после медленно поворачивает к ней голову, тревожно прикусывает свою нижнюю губу и почти что шёпотом говорит:       — Напал?.. Я не мог напасть… Я мог только защищаться…       — Твоему супругу пришлось накладывать швы, — игнорирует эти слова Кайла.       И снова ступор. Тэхён напряжённо сглатывает и принимается перебирать пальцами плотную ткань рукавов своей толстовки, сминая её.       — Нет… — вертит головой, отказываясь верить, а всё ещё спутанный разум уже рисует пугающие и самые ужасные картины. — Не может быть… — проглатывает слова, боясь говорить вслух. — Нет…       — Ты сильно его ранил, — кивает ему Кайла. — В тот момент, когда Чонгук пытался тебя успокоить и привести в чувство. Но… — чуть более трепетно и даже с ноткой восхищения в голосе. — Не беспокойся. Твой муж на тебя не злится. Он всё понимает, Тэхён.       — Это неправда! — клянётся Тэ, поджимая ноги, и обхватывает свои колени обеими руками, будто пытается спрятаться от всего мира, от суровой реальности, которая его окружает. — Я не мог!.. — впивается в неё бирюзовыми глазами, переполненными непониманием и страхом. — Он… Я могу с ним поговорить?..       Кайле без труда удаётся добиться желаемого — вынудить юношу беспокоиться за супруга больше, чем за себя, сыграв на пробуждающемся чувстве вины.       Вина… Опасный аспект эмоционального спектра. Разрушительный.       — Нет, — твёрдо пресекает она. — Пока что нет, Тэхён.       — Но… почему?.. — с искренним негодованием, а вывод напрашивается сам. — Он не хочет со мной говорить? Все эти дни он даже не приезжал…       — Чонгук не хочет тебя ещё больше травмировать, поэтому…       — Чем?.. Чем я его ранил?.. — встревоженно уточняет, пытаясь вспомнить. — Я помню, как вышел из спальни, помню, как взял с собой Ван Гога, помню, как включил ноутбук, нашёл статью, прочитал её, а потом… — сдвигает брови, щурясь. — Я не мог напасть на него!.. Зачем мне на него нападать просто так?! — тотальное непринятие. — Я не мог! Я бы не стал! Это ложь! — вскакивает с кресла, опускает голову вниз и переводит взгляд на свою забинтованную руку, хватаясь за повязку. — За что мне всё это?! За что?! — поднимает на неё круглые голубые глаза с застывшими в них слезами. — Почему я?! Почему?!       На громкие крики в палату прибегают санитары, осторожно окружают юношу и явно ждут указаний от Кайлы.       — Думаю, на сегодня достаточно, Тэхён, — она грациозно поднимается на ноги, выключая планшет, и, цокая невысокими каблуками, двигается к выходу из палаты, пока двое плотных и высоких мужчин, напоминающих своими размерами неподъёмные шкафы, подходят к юноше всё ближе и ближе, доставая из карманов своих медицинских халатов заранее подготовленные шприцы с транквилизатором. — Отдыхай, Тэхён, — обыденно заканчивает она и выходит из помещения, пропадая за белоснежной дверью.       И снова наступает темнота.       Тот самый вакуум.

* * *

      Без него стало так пусто в доме…       Чон мало в последнее время уделял внимания Тэхёну, поглощённый работой и навалившимися проблемами, но осознание того, что его драгоценный листочек рядом, буквально в соседней комнате или на втором этаже, придавало силы. А теперь даже этого нет…       Чонгук склоняется над бокалом с виски, выпуская изо рта сигаретный дым, и повторяет уже в третий раз:       — Я хочу приехать.       Нервничает. Это слышно. Переживает. Плечи напряжены. На крепкой шее выступает вена.       — Пока что рано, — из динамика телефона доносится голос Кайлы. — Подождите ещё немного, господин Чон. Ваше внезапное появление может принести за собой очередную травму. Дайте время. И Тэхёну, и себе.       Пальцы непослушно сжимаются в кулак.       — Сколько?       — Пока не могу сказать, — этот ответ только раздражает его. — Несколько дней. Может, неделя.       — Слишком долго, — глухо шипит, хватая со стола бокал, и делает жадный глоток, ощущая, как чистый ледяной алкоголь обжигает сначала горло, а после и желудок.       — Вам ли не знать, что иногда приходится чем-то жертвовать. Я понимаю ваши чувства, господин Чон, но поверьте мне на слово, ваш муж в полном порядке. Несколько раз у него случались вспышки агрессии, во время которых он отказывался верить в происходящее, но на последней нашей сессии он уже куда более охотно шёл на контакт, мыслил логически и даже анализировал последние события. Но я и не сомневалась, что рано или поздно мы достигнем этого. В конце концов, он не сумасшедший. Главное — другое.       — Договаривай.       — Он переживает за вас, а это хороший признак. Я бы сказала, что он скучает по вам, господин Чон, интересуется вашим состоянием и тем, может ли он с вами связаться хотя бы по телефону, — в груди Чонгука ёкает. — Сейчас он находится в стадии сравнения. Это естественный процесс для него. Он анализирует своё состояние, сравнивает условия, в которых находится, с теми, которые окружают его дома или рядом с вами. Заметно, что он ищет в окружающих вас, — довольно хмыкает она. — Схожие линии поведения, что-то общее или похожее. Это запросто читается, если понаблюдать за ним. Я, как и остальные специалисты, даём ему информацию порционно, чтобы не нанести ещё больший урон психике. Сейчас для Тэхёна Аксель — нечто странное и непонятное. Он начинает допускать, что мог выдумать это имя, чтобы снять напряжение. Точно также, как и с нанесением увечий самому себе, ведь он охотно признаёт, что делает это неумышленно и не имея цель покончить с собой. Он это совершает в состоянии аффекта. Тоже самое и с его истерикой после прочтения статьи. Он не помнит почти ничего. В том числе и то, что напал на вас, ранив. Это произошло без осознания с его стороны, поэтому память, опять-таки, защищая психику, блокирует воспоминания и цепочку событий в его голове.       — Какова вероятность, что он вспомнит?       — Минимальная. Я бы даже сказала, что мизерная. Он сможет вспомнить только в том случае, если будет проведена комплексная терапия, направленная именно на то, чтобы раскрыть эту травму, чтобы намеренно заставить его погрузиться в события той ночи и пережить их снова. Например, при помощи гипноза. Обычно к таким способам прибегают в тех случаях, когда врачу, к примеру, необходимо, чтобы пациент вспомнил травмирующие события из глубокого детства, которые, разумеется, давно уже стёрлись. В нашем случае гипноз направлен совершенно в другое русло. Мы работаем над тем, чтобы не оживить воспоминания, а создать новые, те, которых нет. Это более ювелирная работа, но чертовски действенная.       Чонгук выдыхает очередную порцию никотина, откидываясь на спинку своего кресла.       Звучит чудовищно. А из уст Кайлы — подавно. Но этот маятник уже не остановить. Всё слишком далеко зашло. Отступить — всё равно, что навсегда потерять его или… запереть в клетке. Это неосуществимый выбор.       Теперь уже нет.       — Кайла?       — Да, господин Чон? — со всем вниманием к нему.       — Если с его ресниц упадёт хотя бы одна слезинка…       Не договаривает. Сам осознаёт абсурдность своих слов. Но и не сказать этого не смог. Просилось. Застрявшей костью стояло в горле. Требовало.       — Держи меня в курсе каждого вашего шага, — строго и чересчур хрипло, будто шею сдавливает удавка.       — Разумеется, — уверяет она. — Всё под контролем, господин Чон. Наберитесь терпения и постарайтесь отбросить свои переживания. Мы двигаемся в верном направлении.       Что бы сейчас сказал Намджун?       Наверно, пришёл бы в ужас. Скорее всего, как и всегда, не стал бы молчать и заявил, что всё происходящее — дело рук самого Чонгука. Да, непременно так и было бы. Он единственный, кто не боялся говорить правду вслух.       Как же теперь серо и тоскливо без этой правды.       Чон мог бы привыкнуть, что жизнь забирает у него самых близких и значимых для него людей, но привычка так далека от смирения. Это не одно и то же. Совсем нет. Эти понятия слишком полярны.       — Я смертельно скучаю, мой мальчик… — внезапно даже для самого себя шепчет вслух, кидая смартфон на стол в рабочем кабинете, а после вновь берёт его, залезает в галерею и нажимает кончиком пальца на последнее совместное фото с Тэхёном. Это всё алкоголь и уже ощутимое лёгкое опьянение. Такой нелепый и забавный снимок. Тэ улыбается на нём, обнимает Чонгука со спины, утыкаясь подбородком в его плечо, бирюзовые глаза светятся, но Чон-то знает, сколько за этим изумрудно-морским оттенком спрятано страха и боли. Достаточно, чтобы захлебнуться и утонуть. Достаточно, чтобы возненавидеть себя.