Я уснул в камере пыток

Я снова просыпаюсь. И всё то же самое. Холодный камень под спиной.  Воздух тягучий, застоявшийся. Пахнет сыростью, плесенью и чем-то железным. Каждый вдох даётся с усилием, словно я втягиваю в себя пыль столетий. Горло сжимается, в груди жжёт. Над головой - та же лампа, жёлтая, болезненная, дрожащая. Её свет не хватает сил, чтобы разогнать темноту. Он то вспыхивает ярче, то гаснет до слабого тления. И каждый раз, когда она моргает, на миг кажется, что камера становится уже, холоднее, ближе - будто стены подползли ко мне, пока я спал. Ничего не изменилось.  Я шевелю пальцами - они ноют, будто я держал что-то тяжёлое часами. Но у меня нет сил вспомнить что. Мои уши дёргаются - от звука капель воды, падающих в одном и том же месте. Кап… кап… кап… Эти звуки выжжены в моём сознании так глубоко, что я слышу их даже, когда звук на мгновение исчезает. Хвост лежит неподвижно, словно он перестал быть частью меня. Тяжёлый. Влажный от сырости. Каждое его движение отдаётся болью в позвоночнике. Я провожу ладонью по глазам - и только тогда понимаю, что они влажные. Слёзы высохли на коже, оставив солёные дорожки. Но я не помню, чтобы плакал. Я сажусь, и камера словно качается вместе со мной. Я помню, как тьма накрыла меня. Как я падал в неё, как в воду, без дна. Как чувствовал рядом чужую боль, чужой отчаянный крик. Как слышал своё имя. Или… думал, что слышал. Я смотрю вокруг - стены. Те же царапины. Те же пятна влаги. Та же капля на камне, что блестит, как осколок стекла.Всё то же. Я не знаю, что было вчера. Или был ли вообще этот вчера. Тишина вокруг такая плотная, что я слышу собственное сердце - оно бьётся неровно, сбивается. И вдруг - удар. Глухой, тяжёлый, как будто что-то массивное столкнулось с дверью снаружи. Я вздрагиваю слишком резко, и хвост болезненно дёргается по камню. Боль острая, мгновенная, но тут же тонет в общем шуме крови, стучащей в висках. Я даже не успеваю понять, что происходит, - дверь распахивается так резко, что удар отзывается эхом по всей камере. Внутрь летит что-то тёмное. Нет - кто-то. Тело скатывается по полу и замирает в нескольких шагах от меня, словно брошенная игрушка. И воздух вдруг становится тяжелее. Потому что я чувствую: этот человек не случайный. И моя тишина сейчас закончится. Я напрягаюсь, плечи сводит от резкого холодка. В полумраке он выглядит как часть тени - смятая, обугленная, чужая. Только когда лампа дергается и даёт вспышку света, я различаю детали. Светлые волосы, спутанные, будто кто-то хватал его за них слишком сильно. На одежде - рваные полосы. На запястьях - цепи, врезавшиеся в кожу, тяжёлые, как кандалы для зверя, а не для человека. Пленник. Он пытается поднять голову, но шея дрожит, будто она не держит вес. Лицо - в потёках пыли и следах грубых ударов. Ни один синяк не похож на другой - будто били хаотично, без цели, лишь бы заткнуть. Губы потрескались, на них старая кровь. Дыхание хриплое, резкое, словно каждое движение даётся ценой чего-то важного. Он смотрит на меня.  И в этот миг в груди что-то обрывается. Больно, резко - как если бы кто-то внутри сжал сердце рукой. Этот взгляд… Я узнаю его. Но не так, как должен. Он похож на Сайно - как отражение в грязной воде похоже на живого человека. Искажённо. Размыто. Это не тот Сайно, которого я видел раньше.Не тот, что стоял надо мной, холодный, чужой. И точно не тот, которого я помнил. Этот - будто вырван из мира, разбит, и всё ещё держится за жизнь силой упрямства, а не надежды. - Ты… - слова застревают в горле, будто их душит тот же воздух, что и меня. - Ты… в порядке? Он поднимает взгляд - и угол его рта дёргается в подобие усмешки. Но это не улыбка. Это - рваный, почти болезненный жест, будто собственная реакция причиняет ему неудобство. - Разве так выглядит человек «в порядке»? - хрипло бросает он. Голос сухой, сорванный, будто его долго заставляли молчать. Он делает попытку приподняться. Цепи отзываются глухим, холодным звоном, словно предупреждая: не стоит. Он морщится, но упрямо продолжает - на пару сантиметров, не больше. - Прости, - выдыхает он, опускаясь обратно, - если… шумел. Он говорит иначе. Непривычно тихо. Теплее, чем должен. Будто каждое слово он отмеряет, чтобы оно не резало меня так же, как его режет боль. Это - не тот Сайно, что смотрел на меня вчера пустым, холодным взглядом. Это… кто-то другой. - Тебя… тоже схватили? - спрашиваю я, осторожно, почти боясь услышать ответ. Он вздыхает - глухо, уставленно, будто это признание вырывают из него силой. - Похоже, да, - отвечает он без раздражения, без угрозы - только с той глухой усталостью, которую невозможно подделать. И с чем-то ещё.Странным, тихим теплом, будто он боится сделать моё состояние хуже, чем оно уже есть. Будто старается говорить так, чтобы я не сорвался окончательно. Мы молчим. Несколько бесконечных секунд тишины - такой плотной, что кажется, будто она давит на грудь. Где-то наверху, за слоями камня и железа, слышатся тяжёлые шаги. Они перекатываются эхом, будто кто-то бродит над нами, решая, чью дверь открыть следующей. - Как тебя зовут? - вырывается у меня. Он поднимает на меня глаза. Тёмные. Усталые. Но в глубине - странно знакомое мерцание, почти болезненное. Он на мгновение задерживает дыхание - будто подбирает имя, которое причинит меньше вреда. Или пытается соврать… но язык не поворачивается. - …Сайно. Имя падает между нами - тяжёлое, как камень, брошенный в чёрную глубину. Оно тонет. А я - замираю. - Сайно?.. Но ты… Я осекаюсь.Что я могу ему сказать? Что видел его вчера - другим? Жестоким, хладным, незнакомым? Он смотрит на меня так, будто сам понятия не имеет, о ком я говорю. Он не похож на того, кто держал меня за горло. Он вообще не похож на него. - Я не знаю, что здесь происходит, - тихо произносит он, и голос дрожит от напряжения, - но… тебе больно? От этого вопроса горло сжимает. Так искренне он не должен звучать. Не здесь. Не после всего. Он не должен так говорить. Он не должен звучать…заботливо. Это рвёт меня изнутри сильнее, чем любые пытки. Но я не успеваю ответить. Дверь разлетается о стену с таким грохотом, что каменная кладка едва не осыпается. Воздух вздрагивает, лампа над головой слабо моргает, словно сама боится. В камеру вваливаются двое солдат. Тяжёлые сапоги бьют по полу - ритмично, хищно. Металл на их доспехах звенит, будто предупреждая: они пришли не говорить. - Поднять его, - рычит один, даже не пытаясь скрыть раздражения. Второй хватает меня за плечо - пальцы впиваются в кожу так глубоко, будто хотят оставить следы до кости. Он выдирает меня с пола одним рывком. Мир срывается с оси, проворачивается, стены плывут. В висках гул. - Он долго не протянет, - бросает первый. - Но нам плевать. Они почти не удостаивают Сайно взглядом - будто он пустое место, мешок, брошенный в угол. - Подождите… - пытаюсь выдавить я. Голос рвётся, хрипит. - Он… он не… - Заткнись, - огрызается солдат и заносит руку. Его кулак - это тень, которая уже падает на меня. Я вижу, как пальцы сжимаются, как мышцы под бронёй двигаются, готовясь к удару. Я закрываю глаза. Жду боли. Но - пустота. Вместо удара - резкий металлический треск. Я открываю глаза. Сайно стоит передо мной. Между мной и солдатом.  Его плечи расправлены, дыхание хриплое, но ровное. Сломанные цепи свисают с его запястий, звенят, как фальшивые ноты в пустой комнате. Его взгляд - тёмный, хищный, смертельный.  Уже не мягкий, не усталый. Будто та забота - только мираж. А настоящий он - тот, кто готов разорвать любую руку, что тянется ко мне. Он движется почти бесшумно - слишком быстро, чтобы человеческий глаз успел уловить траекторию. Солдат даже не понимает, что происходит: колено Сайно влетает ему в рёбра, и тот отлетает в сторону, ударяясь о каменную стену с глухим, плотным звуком. Второй пытается развернуться, но получает кулаком в скулу. Удар короткий, сухой, без лишней ярости - чистая, ледяная точность. Человек падает, будто в нём выдернули опору. Сайно встаёт между мной и ими так естественно, будто это его единственное предназначение. -  К нему не подходить, - его голос низкий, почти звериный. От него вибрирует воздух. И почему-то… я верю ему.  Больше, чем самому себе. Больше, чем тому, что вижу. Но первый солдат стонет, поднимается, хватаясь за стену. - Схватить его! На виселицу! - орёт он. В камеру врываются трое. Металл звенит, факел в коридоре бросает дрожащие тени. Их слишком много. Сайно бросается вперёд, но его хватают - один за руки, другой за волосы, третий давит на плечи, пытаясь согнуть его пополам. Он рычит, выгибается, пытается вырваться, но цепи на полу мешают, силы не бесконечны. Они почти валят его на колени - но он всё равно держит голову поднятой. И всё это время он смотрит на меня. Не со злостью. Не с безумием. С холодной, странной, пугающе спокойной решимостью. Будто то, что случится с ним - не важно. Важно лишь, чтобы я остался цел. - Не трогайте его… - сорванным голосом вырывается у меня. Никто даже не разворачивается.  Будто я - просто звук. Сайно уводят. Его силой тянут к выходу, а он всё ещё оборачивается - будто пытается удержать мой взгляд, пока может. Дверь захлопывается так резко, что камень дрожит. Тишина падает, как плита. И только тогда я замечаю. На стене - глубокая, рваная царапина, будто кто-то скреб камень ногтями до крови. Внутри царапины - слово. Одно.

Проснись.

Сердце проваливается куда-то в пустоту. Почерк… если это вообще почерк… чужой. Жёсткий. Лихорадочный. - Кто… написал это?.. - шепчу я, хотя никто не должен услышать. И тут тишину рвёт крик. Дикий. Страшный. Он будто ломает пространство - тянется долго, отчаянно, срывом в конце. Камень вибрирует. Воздух дрожит.  Этот голос… слишком знакомый, чтобы перепутать. Сайно. Я замерзаю. Потом - тишина. Глухая, тяжёлая, как земля, падающая в могилу.  Я отступаю назад, чувствуя, как ноги подкашиваются. Голова кружится. Воздуха будто не хватает. - …Сайно?.. Ответа нет. И от этой тишины мне становится хуже, чем от любого крика. Мир гаснет. И тьма накрывает меня, будто кто-то медленно завязывает глаза чёрной тканью.

Этой ночью Сайно был мёртв.