Тайное крыло Хогвартса

*****

А теперь самое страшное. Не пикси. Не пампушки. Не тишина. Сегодня ваш выбор. Вам покажут два будущих пути. Вы увидите себя в любви и без неё. В силе и в одиночестве. И поймёте: выбирать, тоже больно. Добро пожаловать в “Испытание сердца и головы”. И нет, отменить это нельзя. Даже если вы в панике.” Зал, в который привели участников, был устроен как пазл, в котором каждый попадал в свой собственный «пузырь будущего». Потолка не было. над ними развернулось звездное небо, но не тёплое, как в зале молчания, а странно искусственное, со светом, который пробивал насквозь. Пол словно чёрное стекло, и в нём отражалось не настоящее, а “то, что могло быть”. Воздух плотный, как в грозу перед дождём. Пахло свежими перьями, нераспечатанными письмами, пыльцой, несуществующими решениями. Всё казалось чистым, стерильным, будто ты ещё ничего не сделал… но вот-вот сделаешь. Комната делилась на две части* без стен, без указателей. Левая сторона холоднее и светлее, пахла бумагой и сталью. Правая - теплее, темнее, пахла чаем, шерстью, чем-то живым. В каждой части стояло кресло. Одинаковое, но в каждом разное ощущение. Одно будто говорящее “ты будешь в безопасности”. Второе шепчет “ты будешь живым, даже если это сломает”. Участники входили поочереди . Кто-то держался, кто-то оборачивался, кто-то сразу садился в кресло. В каждой сцене был свой микроклимат. Своя версия настоящего. Своя иллюзия будущего. Гермиона вошла первой. Её шаги звучали чуть громче, чем следовало, как будто гладкий пол сам хотел обратить на неё внимание. Пространство не отзывалось ни эхом, ни скрипом - только плотный, неподвижный воздух, в котором всё ощущалось обострённо: от лёгкого покалывания в пальцах до тянущего напряжения между лопатками. Словно ты не просто заходишь в комнату, а переступаешь в зеркало, и оно уже решает, что тебе показать. Перед ней раскрылось помещение. Оно было вытянутое, симметричное, почти стерильно точное. По одну сторону чистота, порядок, ровный свет из потолочного магического купола. Всё там было остроугольным, чётким: линии, предметы, перспектива. Стены из стекла, за ними видно строгие кабинеты, ленты магической бюрократии, силуэты магов в мантиях. В кресле у окна - она. Спокойная, собранная, будто гравюра. Рядом документы, гербы, печати. Лицо напряжённое, но сдержанное, как у тех, кто знает, куда идёт. В воздухе пахло магической бумагой, тушью, магнолиями. Это было будущее, где Гермиона выбрала голову. Где всё в порядке. И всё только её. Справа же иная сцена. Пространство мягкое, округлое, как будто стены слегка дышат. Свет падал не сверху, а откуда-то сбоку, как бывает на закате. Тёплый, приглушённый. В воздухе аромат пряной пыли, книжных страниц, дерева, которое трещит где-то в камине. Кресло у стены, полки с книгами без системы, чашки, незаправленное одеяло, ботанические зарисовки, музыка без источника. И совершенно другая она. Смеётся, наклоняется вперёд, что-то говорит кому-то и этот кто-то - Драко. Он смотрит на неё не с вызовом, не с бравадой, а спокойно. Он слушает. И она говорит. Без паники, без тезисов. Они просто говорят. Гермиона стояла между двумя мирами, не делая ни шага. В каждом из них была она. Настоящая. Но в одном она была собой для других. В другом собой для себя. И что страшнее. не было неправильного. Просто всё не помещалось в одну жизнь. В этот момент пространство чуть дрогнуло. Лёгкий толчок воздуха, как при смене сцены. Иллюзии начали растворяться. И Гермиона осталась одна, в тишине. Лишь её сердце билось громче, чем хотелось бы. Когда она вышла, не сказала ни слова. Но плечи её были чуть напряжённее, чем раньше. А взгляд стал спокойнее. Как у того, кто что-то отпустил. Следом пошел Драко. Он вошёл медленно, будто чувствовал что воздух здесь не просто плотный, а умный, наблюдающий. Пространство не приветствовало и не отталкивало. Оно просто… ждало. Он не оглядывался, не замирал. Сделал три ровных шага вперёд и комната ожила. Перед ним предстали две версии того, кем он мог бы стать. Слева всё было гладким, выверенным. Пол из серого мрамора, чистые линии окон, приглушённый свет. Не слепящий, но слишком ровный. В помещении ни одной лишней детали, ни одной вещи, которую можно было бы сдвинуть или оставить как попало. Магический планшет на столе, аккуратно сложенные документы, герб семьи Малфой над камином, который не горел. За столом сидит он сам. Без движения, как картина. Спина прямая, руки сомкнуты. Взгляд холодный, почти пустой. Это был Драко, каким он всегда должен был стать. Наследник. Представитель. Уверенный, дисциплинированный. Один. В комнате не было ни фото, ни шума, ни света в глазах. Только статус и ясность. Правая сторона жила совсем иначе. Здесь дышала мебель, пахло каким-то смесью табака, шерсти и яблок. На стенах несимметричные полки с книгами, где рядом с “Историей чистокровных домов” лежал трактат о драконьей эмпатии. Плед на кресле был сброшен неровно, дверь в соседнюю комнату приоткрыта. За ней слышался смех. И он ... Он сидел на полу, прислонившись к дивану. Волосы растрёпаны. В руках кот, который явно был против этой ситуации. Он улыбался. В этом будущем он выглядел… настоящим. Не “лучше” но словно живым. Из соседней комнаты слышится голос. Не разобрать слов, но достаточно, чтобы сердце сжалось. Потому что он знал этот голос. И знал, что значит быть там, внутри. Быть нужным не миру, а кому-то одному. Драко не пошёл ни влево, ни вправо. Он остался в центре, как будто надеялся, что иллюзии исчезнут сами. Но они не исчезли. И чем дольше он смотрел, тем яснее чувствовал: один путь - привычный, другой - пугающий. Один безопасный. Второй невозможный. И в этот момент стало особенно ясно: бояться — не стыдно. Выбирать страшнее.Через минуту сцена исчезла. Воздух потемнел. Он вышел молча. И только тот, кто хорошо его знал, мог бы заметить что в глазах появилась нота, которой раньше не было. Мягкость. Или, возможно, усталость. Панси вошла быстро, будто всё это раздражало её заранее. Ни заминки, ни осторожности. Только шаг, и ещё один, и лёгкий поворот плеч, как у актрисы, которая точно знает, где её свет. Комната, однако, не отреагировала на её позу. Пространство замерло, плотное, наблюдающее, без лести, без аплодисментов. Только два направления и ни одного зеркала, в котором можно было бы скорректировать выражение лица. Левая сторона встретила её холодом и гладкой симметрией. Прямоугольные панели стены, ровные полосы света, идеальная геометрия. Всё здесь подчинялось стилю и успеху. Чистота не как комфорт, а как достижение. Панси увидела себя: уверенная, строгая, безупречная. В её голосе не дрожала ни одна нота. Она давала интервью, выступала на симпозиуме, улыбалась ровно и пусто, как делают только те, кто выучил эмоции наизусть. Аплодисменты. Слухи. Восторг. В комнате никого. Ни запаха любимого парфюма. Ни пятна на ковре. Ни хаоса. Только она. И успех. Правая сторона была шумнее, не звуками, а ощущением жизни. В воздухе витал аромат кофе, свежей выпечки, домашнего уюта и чего-то обидно личного. В кресле сидит она. С поджатыми ногами, с мягким пледом и книгой, обложка которой явно затёрта от перечитывания. Вокруг полный беспорядок: носки под стулом, кружка с потёками, стопка писем на подоконнике. И он. Рон. Спит на диване, уткнувшись носом в подушку, раскинув руки как медведь. Панси смотрела на него. Там, в иллюзии, она улыбалась. Тихо. Без защиты. Она не командовала. Не блистала. Просто… была рядом. В настоящем Панси замерла. Не от ужаса, а от гнева. На себя. Потому что ей понравилось. Потому что она узнала то чувство, которое годами отталкивала. Быть рядом и не доказывать. Любить и не контролировать. А ещё страшнее,что он в этом будущем был именно таким, каким она боялась его представить: реальным. Не раздражающим. Своим. Иллюзии не исчезали. Она стояла между ними, и впервые не знала, где её роль. Потому что одна жизнь делала её легендой. А другая просто счастливой. Но Панси знала цену уязвимости. И у неё никогда не было скидок. Когда сцены погасли, она выпрямилась. Голова высоко. Шаг уверенный. Никто бы не заметил, что в глазах стоял не блеск, а щепотка соли. Солёной, горькой, слишком человеческой. И уже через мгновение следующая сцена была готова принять Блейза. А он… никогда не любил выбирать. Особенно, когда ставки — настоящие.

А пока участники терзаются между “любовью и карьерой” вы можете выбрать то, что точно не подведёт.

“Не можешь определиться? - Прими ‘Зелье 50/50’!” Один глоток и твоя неопределённость сохранится, но будет выглядеть офигенно уверенной! Доступны ароматы: ‘Лаванда и пассивная агрессия’, ‘Кардамон и бывший’, и наш хит ‘Зачем я вообще в этой комнате?’

‘Зелья Зонтли’. За вас всё равно решит сердце. Или желудок. Кто быстрее.”

Блейз вошёл, как всегда, с видом человека, который знает, что он красивее всех решений в этой комнате. Его шаг был ленивым, выверенным, плечи расслаблены, подбородок чуть приподнят, как будто он пришёл не на испытание, а в личную галерею, где будут развешаны портреты его альтернативных “я”. Но когда он сделал первый шаг внутрь, его чуть заметно передёрнуло. Воздух здесь был не такой, как он ожидал. Ни запаха духов, ни тёплого света, ни флирта. Только напряжение. Только ожидание. Только выбор. Перед ним развернулись два мира. Левый - сверкающий. Интерьеры, будто со страниц глянцевого журнала: лакированный паркет, черно-золотые стены, торшеры с холодным синим светом, лёгкий аромат магических сигар, который он когда-то любил. В центре зала он сам. Улыбается, притягивает взгляды, разговаривает легко, уверенно. Женщины смеются, мужчины уважают. Но всё это шумно. Густо. И бесконечно пусто. Камера на мгновение замирает на лице: оно безупречно, но в глазах - зеркала. Всё отражается. Ничего не проникает внутрь. В комнате справа свет мягче, линии круглее. Обстановка уютная, с беспорядком, который не раздражает, а говорит: “Здесь живут”. В воздухе пахло пижмой, свечами и чем-то… странным. Волшебным. На подоконнике сидит кто-то в длинной рубашке и рассматривает небо. Луна. Не говорит. Просто есть. В этом будущем она и Блейз живут не в страсти, а в тишине. Там не аплодируют, не завидуют. Там просто рядом. Блейз не в центре. Он часть. Но впервые это не кажется недостатком. Это как утешение. Он медленно обошёл оба пространства, не касаясь ничего. Смотрел на себя со стороны, с привычной иронией, но она таяла. Потому что в первом будущем он был идеален. Но не был собой. Во втором не блистал. Но был… замеченным. Там не требовалось прятаться за сарказмом. Там можно было просто сидеть рядом и молчать. Луна не задавала вопросов. И в этом было всё, что Блейз боялся потерять. Когда сцена исчезла, он не пошевелился. Стоял ещё несколько секунд, как будто надеялся, что ему дадут третий вариант: не выбирать. Остаться между. Но нет. Комната уже растворялась. Он вышел неспешно. Только в глазах — что-то неуловимое. Что-то, чего он точно не пустил бы на публику. Ни за какие аплодисменты. Луна появилась в пространстве так, как появляется утренний туман: тихо, мягко, будто её здесь и не было, но и исчезнуть она не могла бы, даже если захотела. Она шагнула внутрь без страха. Не потому, что не боялась, а потому, что страх для неё никогда не был чем-то постыдным. Комната не изменилась, но с её появлением всё внутри стало казаться чуть прозрачнее. Как будто даже воздух стал легче, как весенний, после грозы. Пахло шалфеем, мёдом, страницами книг, которые давно никто не открывал. Пространство разделилось и Луна это почувствовала, не глядя. Слева находится то, чего от неё ожидали всегда. Комната белая, слишком правильная, где всё симметрично, каждый предмет в своей ячейке, каждая мысль подписана и сложена на полку. Там Луна как пример. Преподаватель. Лектор. Улыбается. Говорит сдержанно. Рассказывает о вещах, в которые верят другие. Не в то, что трепещет в воздухе, а в то, что можно доказать. В этой комнате она выглядела… взрослой. Завершённой. И одинокой. Без конфликта. Без угрозы. Без звёздных шепотов в голове. Только правильность. Справа - другой мир. Потемнее, без рамок. В воздухе звенит странный звон, будто кто-то невидимый играет на краешках бокалов. Книги в груде, цвета - теплее, где-то потрескивает магия, упрямая и свободная. Луна в этом будущем сидит на полу, перебирает что-то в коробке: перья, раковины, камни. Блейз рядом. Он молчит. Не от скуки, а от уважения. Он наблюдает за ней, не прерывая, не задавая вопросов. Просто принимает. Иногда наклоняется, чтобы потрогать то, что она держит. Они не смеются. Но их молчание не пустое. Оно дышит. Луна подошла ближе к этой части. Не торопясь, как будто каждый шаг был знакомством. Она присела на корточки, глядя в лицо самой себе. В этом отражении она была не красивой и не правильной. Она была настоящей. Смотрела в сторону, но знала: её слышат. Без подстройки. Без расшифровки. Без попытки “понять” её мир. Просто слышат. Комната затихла. Иллюзии растаяли, как вода в воздухе. И Луна осталась на полу. Несколько секунд просто сидела. Потом поднялась и ушла. Ни быстрее, ни медленнее, чем вошла. Как будто что-то важное случилось. Или уже случалось с ней каждый день, и она просто вспомнила. Не оглядываясь, не колеблясь вошел Тео. С тем особым выражением лица, которое носят те, кто не хочет, чтобы кто-то догадался, как им страшно. Его шаги не были тяжёлыми, но в них чувствовалось напряжение, как в струне, натянутой до звона. Комната будто сразу насторожилась, прислушалась, и затихла особой тишиной той, в которой не прячутся, а раскрываются. Пространство расступилось перед ним с непривычной резкостью. С одной стороны острое, как клинок, будущее. Комната с высокими потолками, окнами без штор, стеклянными дверями, ведущими в никуда. На стенах полки с трофеями, грамоты, фотографии рядом с влиятельными фигурами. В центре он. Тео. Холодный, собранный, красивый как статуэтка, к которой не прилагается инструкция по чувствам. В этой версии он глава чего-то большого. Магическая корпорация? Политическая структура? Неважно. Он управляет. Люди ждут его слов. И он говорит отчётливо, безэмоционально, без промаха. На нём успех, как броня. Но нет ни одной вещи в комнате, которая бы принадлежала ему по-настоящему. С другой стороны сцена, от которой у него пересохло во рту. Полумрак, запах чая и чего-то обжитого, домашнего. Там, у камина, стоит она. Джинни. Прислонилась к дверному косяку, волосы растрёпаны, в руке чашка. Она говорит что-то смешное и он, другой он, сидящий в кресле, смеётся. Смех не привычный, не резкий. По-настоящему. Как будто впервые. Он тянется к ней, и она отходит, но только на шаг. Он идёт за ней. Они не спорят. Они живут. В этом будущем он не такой важный. Но зато он живой. Тот, кто позволяет себе быть нужным. Не боится быть глупым. Не сбегает от того, кого любит. Тео сжал пальцы. Он хотел отвернуться. Очень. Потому что второе будущее резало. Не тем, что там всё не идеально, а тем, как сильно ему этого хотелось. И как много он сделал, чтобы это не случилось. Потому что Джинни, это боль, страсть, хаос, отказ подчиняться. Она заставляла его чувствовать. А он слишком долго прятался за стену из иронии и безразличия. Он не двинулся ни в одну сторону. Просто закрыл глаза. И сцены исчезли. Но в груди то, не исчезло. Он вышел быстро. И те, кто увидели его лицо, поняли: что бы он ни выбрал, это было не “игрой на показ”. Это было настоящее. И это его разорвало. Джинни вошла не просто уверенно, а даже как то, дерзко, будто собиралась не пройти испытание, а бросить ему вызов. Шаги резкие, подбородок приподнят, глаза горят. И всё же, как только дверь за ней закрылась, всё это наружное, блестящее, звенящее,наткнулось на воздух комнаты и погасло. Потому что здесь не с кем было спорить. Только с собой. Комната затаилась. Пространство по-прежнему было разделено: слева - холодный свет, чёткие тени, звенящая ясность. Справа - тепло, асимметрия, ощущение дома. Но в случае Джинни всё было на острие. Слева: зал с гулом трибун, шум, фотовспышки, открытые окна, лестница наверх. Там она. Летит. Метла в руках, щит на спине, фамилия на спине, которую скандируют. Она успешна, неприкасаема, легендарна. Вокруг восторг на лицах , интервью, фаны. Никто не трогает её сердце. Ни один человек в этом будущем не держит её за руку. Только карьера. Только победы. Только огонь хоть и контролируемый, но выжигающий. Справа же совсем другое. Меньше света. Меньше простора. Простая комната. Чайник на плите, трещина на тарелке, запах мяты и подгоревшего хлеба. Она, в этом будущем, моет кружку. Тео на заднем фоне. Что-то чинит. Они спорят, не глядя друг на друга. Её губы сжаты, он раздражён. Потом - пауза. Она оборачивается. Он стоит в дверях. Смотрит. И она сдаётся. Садится на край стола. Он подходит. Они молчат. Но в этом молчании не пустота. А корни. Настоящие. Живые. Джинни смотрела и туда, и туда. В одном будущем никто не смеет ей сказать “ты не права”. В другом - он говорит. И она остаётся. Потому что не боится больше быть неправой. Но тогда, нужно быть уязвимой. А она всю жизнь строила себя из камня. Чтобы никто не разрушил. Комната не торопила. Выбор тянулся. Она стояла, пока горло не пересохло. Пока не поняла: никакой из путей не освободит от боли. Но один из них даст шанс быть настоящей. Когда иллюзии исчезли, она медленно вышла. Ни взгляда, ни жеста. Только шорох дыхания. Только огонь в груди, который никак не угасал. Астория вошла так, как входят в старую, знакомую комнату, где пахнет сушёными травами и книгами, которые никто не осмеливается выбросить. Её шаг был почти неслышным. Пространство будто притихло, почувствовав: перед ним не та, кто ищет громких поворотов, а та, кто боится даже намёка на разлом. Слева распахнулась жизнь, которую ей прочили с детства. Просторный холл, чистые окна, картины с фамильными гербами. В центре этого всего - она. Вежливая, безупречная, чуть холодная. Она говорит с родителями, делает поклоны, улыбается почти-искренне. Её пальцы касаются бокала, взгляд в пустоту. Всё чинно, точно, красиво. Её никто не трогает и никто не слышит. Это будущее, где она как украшение. Уважение в глазах, но никто не знает, что внутри неё прячется лес, полный нежности и тихой магии, о которой не говорят за ужином. Справа струится мягкий свет. Простая теплица. Потёртые перчатки, разломанный горшок, криво повязанная занавеска на окно. В центре теплицы она. Смешанная земля на локтях. Рядом сидит Невилл. Он копается в рассаде, говорит что-то о корнях, и она смеётся. Её смех совсем не звонкий. Но настоящий. В этом будущем никто не ставит её на пьедестал. Зато здесь она может дышать. Сидеть на полу. Обниматься не из приличия, а из потребности. Быть живой. Быть не “лучшая из дома Гринграсс”, а просто - Астория. Она подошла ближе к теплице. Не из романтики, скорее из облегчения. Там не нужно было подбирать слова. Там не нужно было казаться. Только жить. Когда иллюзии погасли, она осталась в полумраке ещё несколько секунд. Потом провела ладонью по воздуху, будто прощаясь, и вышла. Тихо зашел Невилл. Как обычно. Так тихо, что дверь за ним даже не скрипнула. Он не оглядывался, не дёргался, просто шёл вперёд, как человек, который не привык ждать от жизни подарков, но всё равно держит в кармане клевер. Воздух в комнате не дрогнул. Просто принял его. Как принимают тех, кто не требует разрешения на присутствие. Перед ним раскрылись две сцены: не парадные, не броские. Их даже сразу не отличить. Только через несколько секунд начинает ощущаться разница. С одной стороны кабинет. Свет от окна падает строго. Стол большой, книги все по алфавиту, всё разложено. На стене висят дипломы. Одна полка посвящена редким растениям, другая его записям. Он сидит, делает аннотации к какому-то магическому труду. За спиной карта тепличного центра. В этом будущем он успешен. Его зовут мистер Долгопупс. С ним здороваются. Его слушают. Он знает, как всё устроено. И всё же у него в глазах... одиночество. Не то, что режет. А то, что крошит изнутри. Медленно. С другой стороны видна стеклянная теплица. Влажный воздух, запах парника, земли, щепотка дыма. На лавке лежит плед, шляпа, чашки с недопитым чаем. Там он. Такой же, но мягче. Сидит на корточках, перебирает корни в ящике. Смеётся, когда на него капает вода. Спиной к нему стоит Астория. Она читает вслух что-то с обёртки от сидра. Он отвечает шуткой. Она фыркает. Они рядом. Не навязчиво. Не громко. Но рядом. Невилл не сделал ни шага. Только сжал губы. В обоих мирах он “не был хуже”. В одном он был заметен миру. В другом нужен кому-то одному. И этот “кто-то” знал его имя не по протоколу. А потому, что знал, как он храпит, когда спит на животе.Он долго смотрел на вторую сцену. На тепло. На свет, который падал не сверху, а от неё. Потом закрыл глаза. Когда вышел, его лицо ничего не выдавало. Но в походке было что-то, чего раньше не было. Устойчивость. Как будто в нём наконец проросли собственные корни. И они знали, куда тянуться. Дафна появилась в пространстве, как призрак будущего, о котором никто не осмеливался спрашивать. Она не шагала, нет, она скользила, тихо, сдержанно, почти на грани исчезновения. Но в её движении была твёрдость. Такая, какую рождают не уверенность или амбиции, а годы, когда тебя учили быть удобной. Осторожной. Контролируемой. Сейчас всё это с ней, но на шаг позади. Пространство не охнуло, не встрепенулось. Оно просто распахнулось перед ней. Как книга, которую не перелистывали, а держали при себе на случай, если когда-нибудь решишь прочитать.По левую руку мир, выстроенный по правилам. Порядок, правильная геометрия, светлая магия. Дафна в этом будущем организованна, известна, почти безупречна. Она выступает в Совете, её имя в списках, она улыбается только тогда, когда нужно. В её мире никто не кричит. Никто не требует. Никто не спрашивает: “А что ты сама хочешь?” Потому что здесь от неё ничего не требуют. Здесь главное стабильность. Без искры. По правую руку заметен хаос. Чужой и странный. Комната, в которой нет двух одинаковых чашек. Суматошный свет из окна, обрывки писем, шорох магии в щелях пола. И он. Гарри. Он сидит на полу, рисует на пергаменте, забыв, зачем начал. Дафна в этом будущем не в центре внимания. Но в центре движения. Она не ведёт, но держит равновесие. Там она спорит. Там она злится. Там она смеётся. Там она, чёрт побери, наконец-то говорит не то, что нужно, а то, что горит. И он не уходит. В настоящем Дафна стояла ровно. Как статуя. Но только снаружи. Внутри же бушевал шторм. Потому что она увидела не того, с кем быть. А ту, кем быть. И это было страшнее. Комната не дрогнула. Просто закрылась. Как глаза. Когда она вышла, никто не заговорил. Но если бы кто-то прислушался то услышал бы, как она дышит впервые за долгое время. Не поверхностно. Не экономно. А по-настоящему. Выбор сделан. Или только начинается. Последним зашел Гарри. Он не торопился. Не из нерешительности, а из привычки ждать худшего. В нём не было бравады, не было спокойствия. Только тишина и готовность к чему-то, что может снова перевернуть всю его жизнь. Пространство встретило его по-другому: чуть плотнее, чуть тише, чуть холоднее. Не враждебно. Просто требовательно. Слева сцена, которую он знал с детства, даже если никогда не произносил её вслух. Темный кабинет. Карта на стене, на ней флажки. Кресло, мантия, аврорские отчёты. Гарри за столом. Усталый, сосредоточенный, с бледным отблеском света на лице. Он пишет, смотрит в окно, отвечает на вызов. В этом будущем он герой, снова и снова. Каждый день. Он спасает, он нужен. Но никто не зовёт его по имени. Только “Поттер”. Только “сэр”. Он не один, но всегда отдельно. Справа - дом, обычный, немного старомодный, с мягкими окнами и кривым забором. Внутри лёгкий беспорядок. Книги на подоконнике, пальто брошено на спинку стула, под окном кто-то возится с чайником. Он сам сидит за столом, держит в руках яблоко, смотрит, как кто-то уходит в другую комнату. Дафна. Она не оборачивается. Но он не боится. Он знает: она вернётся. В этом будущем он не герой. Он человек. Тот, кто может забыть палочку в кармане и не чувствовать тревоги. Тот, кто, когда идёт дождь, первым закрывает окно, а не думает, где враг. Тот, кто больше не убегает. Гарри смотрел и молчал. В первом мире у него уважение. Во втором - покой. Он знал, что не умеет жить без первого. Но впервые понял, как сильно хочет второго. И в этот момент он понял, что боится. Что если он выберет спокойствие мир снова рухнет. Что если выберет службу, рухнет он сам. Комната погасла медленно. Без ответа. Потому что выбор, который был сделан в сердце, ещё не дорос до слов. Он вышел. Не глядя по сторонам. Но дыхание было другим. Не громким. Глубоким.

- Гермиона: - Мне казалось, я уже выбрала. И была уверена, что могу жить с этим. Но, оказывается, выбор не заканчивается. Он просто становится тише. - Драко: - Страшнее всего не остаться одному. Страшнее признать, что не хочешь больше быть только собой. - Панси: - Это было не “выбери кого-то”. Это было “позволь себе быть кем-то слабее, чем легенда”. Ненавижу. Но… понимаю. - Рон: - Я просто не думал, что кто-то вообще представляет меня в своём будущем. - Луна: - Некоторые версии будущего выглядят как сон. Но это не значит, что они не настоящие. Просто… редкие. - Блейз: - Кто бы мог подумать, что я добровольно выберу тишину. И в ней окажется… смысл. - Джинни: - Ужасно. Я знала, что всё обожгу. Но то, что осталось оказалось нужным. Даже если оно неидеально. - Тео: - Я не герой. Но я хотел бы хотя бы раз быть тем, кого не боятся любить. - Астория: - Мне всегда казалось, что выбор - это отказ. Но иногда он, это подарок. Просто нужно перестать его бояться. - Невилл: - Я не думал, что могу быть чьим-то “домом”. Теперь - думаю. - Дафна: - Я не умею просить, чтобы остались. Но если кто-то останется… я не уйду. - Гарри: - Знаешь, что странно? Я впервые хочу, чтобы кто-то знал меня не за подвиги. А за молчание в кухне. Когда всё просто.

Комментарий Министерства магии:

“Мы благодарим участников за эмоциональную стойкость, продемонстрированную в рамках Испытания выбора. Выбор не оценивается. Он просто существует. Все данные сохранены. Некоторые анонимно. Другие по запросу прессы. Доверие к проекту не подлежит обсуждению. Следующее испытание будет… личным. Берегите себя. И будьте честны хотя бы один раз.”