Прометеева трагедия

      Уна плюхнулась на землю, утирая слезы ладошкой.       Лорк снова издевался над ней.       Он бросался в нее комьями грязи, испачкав Уне платье. Ее единственное, старое и уже короткое платье. Мама каждый раз так старательно перешивала его и следила за тем, чтобы оно было опрятным, насколько это было возможно. А Лорк снова все испортил! Он дергал Уну за волосы. Было больно — Лорк часто выдирал ей клок-другой. Толкал. Сегодня Уна даже упала, ободрав коленки о камни.       И Лорк, как и всегда, обзывался.       Он называл Уну грязной. Выродком Шепотных. А маму… Ее маму Лорк обзывал похуже. И дети, которые вечно за ним бегали хвостиками, смеялись вместе с Лорком, когда смеялся он — громко, широко раскрывая щербатый рот. Только один из них не смеялся. «Дылда» Верт. Вместо этого он молча смотрел на нее полными черной злобы глазами. И этот взгляд на его по-лошадиному длинном лице выглядел гораздо страшнее, чем глупый смех Лорка.       Уна каждый раз, рыдая, кричала им: «Неправда!». Она не выродок. И мама не такая. Но эти противные дети смеялись только громче, хватаясь за животы.       А потом старуха, в каморке которой они жили за то, что мама помогала по хозяйству уже немощной карге, «по-доброму» рассказала Уне правду:       — Мать твоя дура была. Да что была — осталась, — скрежетала она, наливая в щербатый стакан мутную жидкость. Старуха часто ее пила и называла «лекарством». Уна помнила, что после двух полных стаканов у старухи краснеет лицо и глаза становятся странными. Стеклянными как будто. — Перед ней молоденький проповедник покрутился, цацками на белой рясе сверкнул — она под него и легла. Тогда мамка твоя была красоткой! — мечтательно протянула старуха. — Я такой никогда не была. У ней кудри были золотые, пышные, плечи да груди молочные, сама высокая! Все мальчишки за ней штабелями укладывались, вот она и решила, что волшебники ей тоже по зубам. Ан нет! Поверила, дура-то, волшебнику, что он ее с собой в их размалеванные города заберет, Цитадель покажет! В жены не возьмет, конечно, но любовницею… Вот она тебя и заделала. А щегла этого волшебного — как ветром сдуло.       Уна тогда не поверила. Но с бабкой спорить не стала: она, выпив «лекарства» могла и за тряпку схватиться, и за скалку. После четвертого стакана вечно выла на мать, мол, получила приживалку с дитем на горбу в помощники на старости лет.       Уна вместо этого побежала к матери. Она была уверена, что мама скажет, что это все очередные «пьяные бредни» старухи, что это все ее лекарство. Мама всегда так говорила. Но в этот раз мать только отвела глаза, стыдливо уставившись в землю и поправляя ветхий платок на выцветших остриженых кудрях.       И больше Уна Лорку не отвечала. Только молча глотала слезы, стараясь побыстрее уйти.       Потому что они были правы: Уна — выродок. Позор и для матери, и для отца, ее никто не хотел и не ждал. Она — ошибка. Мало того, что не чувствует Поток, как и ее мать, так еще и отец ее проповедник, для которого такая дочь — прямая дорога на Площадь Очищения.       Слезы снова навернулись ей на глаза. Уна глянула вверх в надежде, что они закатятся обратно, рука ее лежала на ростке редкой в этих краях хилой травы, умудрившейся вырасти среди этих серых стен и под этим серым небом.       Может, Уне нужно быть, как эта трава?       Она была слабой, девчонкой, скептарианкой. Но эти стебли тоже были не так уж сильны. И все же они выросли. Может, и Уна сможет? Сможет показать, что она не обуза, что из нее может что-то получится.       В тот же миг на глазах у Уны под ее пальцами трава начала расти. Стебель толстел и наливался соком, листики раскрывались, крепли. Постепенно набухал бутон цветка, пока не взорвался желтым пятном. Ярким, пышным, бившим в глаза среди серой пыли и грязи.       Уна вырастила одуванчик.

***

      Лорк, мягко улыбнувшись, подкинул в тарелку мальца еще разваренной морковки. Ферн, этот пацаненок, светлая голова, только воззрился на пустую тарелку дяди круглыми карими глазами.       — Ешь, — заверил его Лорк, сглатывая слюну от пустоты в желудке. — Я уже наелся, — хлопнул он себя по животу, показывая, как же Лорк был сыт.       Наивный ребенок, обрадовавшись, смел все подчистую и унесся прочь с кухни.       У Лорка с Мирной, его сестрой, и ее сыном Ферном был хороший дом. Ну, хороший по меркам Скептариев. Для пришлых волшебников любой дом здесь был лачугой. У Мирны с Ферном была своя комната, у Лорка — тоже. И жили они в центре близ рынка и Храма Токамар. Все это было заслугой их отца, писаря Халема.       Халема-отступника, казненного на Площади Очищения три дня назад.       Мирна, глотая слезы, склонила покрытую белым платком голову, сложив перед собой руки. Молилась. Опять. Что-то про благодарность матери-Токамаэ за еду, просьбе к отцу-Токамуару о защите и милости Потока Токамар к их оступившемуся отцу. Лорк не слушал. Он убирал плошки со стола.       Мирна всхлипнула:       — Нас с Ферном сегодня не пустили на службу! — разрыдалась она. — Я не смогла помолиться как положено, представляешь, Лорк?       Лорк с грохотом швырнул посуду.       Потому что Лорк не представлял. Потому что Лорку было все равно на эти сраные молитвы.       — Тебе сегодня не дали овощей, Мирна, — процедил он сквозь зубы. — Тебя не песнопения эти волновать должны, а то, чем ты будешь завтра кормить сына! А если дом отберут и выселят на окраины? Или того хуже — признают пособниками? Это тебя не волнует, а, Мирна? Только стишки твои тебе важны?       Мирна смотрела на брата круглыми, полными слез глазами. Карими, такими же, как у Ферна. Такими же, как у Лорка.       — Что ты такое говоришь? — прошептала она немевшими опухшими губами. — Разве можем мы что-то с этим сделать? Это все отец, это он беду накликал. И теперь спасти нас может только прощение Священного Потока. Надо молиться Ему, Лорк, может, Он нас услышит. Мы же ни в чем не виноваты — это все отец!       Лорк сплюнул прямо на деревянный пол:       — Набожная дура! У нас нет дара, мы не связаны с Потоком, как твоя расчудесная… сущность ответит, если с ее точки зрения мы даже в ней не существуем, а?!       Круглое лицо Мирны вытянулось, побледнело. Лорк видел, как в ее глазах зарождались и клубились боль, затем страх, затем — злость.       — Ты несешь ересь, — прошипела она. — Потоку не задают вопросов. Он ответит, когда пожелает того сам. А мы, отвергнутые Им, должны ждать Его милости, не поднимая голов!       Лорк только отвернулся. Он не хотел наговорить лишнего. Вдруг рядом шныряли Скользящие. Или, еще хуже, Руки Токамуара. Вроде у них после падения Прометеев глава сменился. Кто-то молодой. «Перспективный», поговаривали.       Мирна не всегда была такой. Она ходила на службы, как все. Молча стояла со стеклянными глазами и после уходила домой заниматься своими делами. Как все. Лорк никогда не замечал за ней тягу к учениям Свитков и проповедям. Пока зять, отец Ферна, и сам Ферн не слегли.       Вот тогда Мирна пошла к проповедникам просить прислать Целителя.       Но проповедники отказались, сказали, что Мирне нужно молиться, что беда, постигшая ее мужа и сына — испытание Священного Потока за грехи ее предков и что только Поток решает, как Мирна это испытание пройдет и получит ли в награду жизни близких. Вот тогда Мирна и начала учить наизусть священные тексты. И, когда Ферн смог встать, возблагодарила Поток Токамар, уверенная, что это Он вернул ей сына взамен невыкарабкавшегося мужа.       Только Лорк знал, что все было не так.       Когда Лорк увидел, как чахнет маленький Ферн, еще совсем младенец, покинутый вечно пропадавшей в Храме матерью, Лорк вспомнил, что и у него есть знакомый Целитель. Его племянник был еще так мал и чист душой, Лорк тогда подумал, что не может быть, чтобы Священный Поток был так жесток, чтобы наказывать этого кроху. А если может — то что это за покровитель такой?       И тогда, проглотив стыд и гордость, Лорк написал этому Целителю. А пока писал, корил себя за все, что сделал. Если бы Лорк был чуточку добрее, если бы не был таким дураком в детстве, может, у маленького Ферна было бы больше шансов получить помощь.       Ответа на свое письмо Лорк так и не получил.       Может, — теперь уже Магистр — Уна его прочитала и выбросила. Может, даже посмеялась. А может, и вовсе не открывала, увидев, откуда и от кого оно пришло.       Ферна спас их отец.       Ради внука он отыскал травника, который научился делать какие-то чудодейственные лекарства. Его снадобья действовали быстро, они были лучше простых отваров, бывших в ходу в Скептариях. Вот к этому человеку отец и пошел, отдав последние деньги.       Ферн поправился, встал на ноги. А того травника через месяц арестовали, еще через неделю — казнили. Им тогда повезло, что их семью не задело.       С тех пор Лорк не молился. Делал вид, исправно посещая обязательные службы три раза на дню — но ни к кому конкретному больше никогда не обращался. А когда схватили отца…       Мирна ведь даже не подозревала, почему на самом деле его схватили. Отец правда не шел против Потока. Просто их отец, как и всегда, защитил свою семью всем, что у него было.

***

      — Твоего отца называют героем, — заговорил Верт, осматривая полупустые стеллажи из ржавых листов и балок.       Лорк скривился, вглядываясь в помятый листок в полутьме. Они зажгли только одну свечу подальше от входа, чтобы их не заметили. Хоть от охраны их и отделяло еще два помещения лабораторий, но все же.       Верт явно это сказал не для поддержки Лорку, он вообще был не из тех людей, кто мог как-то считаться с чужим горем. У Верта была конкретная цель — и он давил на Лорка вот уже несколько месяцев, просто теперь, когда маги убили его отца, у Верта появился новый рычаг.       — Он умер ни за что, — блекло заметил Лорк. — И ты это знаешь.       — Вот именно, Лорк. Они заставляют нас гнить заживо на публику просто так, смеха ради. Тебе ничего не хочется с ними за это сделать? — Темные глаза Верта сверкнули. На мгновение Лорку показалось, что они даже вспыхнули красным. Но то наверняка был лишь неверный отблеск свечи.       Лорк остановился. Опустил руку с листком в ладони, отведя глаза.       Верт вечно намекал, мол, Лорк был слабым. Что сидеть молча, когда их родных истязают и даже убивают — удел трусов. Что Лорк должен подняться, как и Верт, как и его товарищи, и показать силу. А Лорк все отнекивался, то уходя от разговора, то делая вид, что не понимал, о чем Верт пытался потолковать. И каждый раз Лорк чувствовал себя поганее предыдущего.       — Хочу, — выпалил он. — Хочу, поток меня раздери! Я хочу увидеть, как все, что они построили, все, во что они тыкают нас носами, развалилось прямо у них на глазах! Но я не буду делать это так, как хочешь ты, Верт, — выплюнул Лорк, тыкая в Верта пальцем. — Это ведь ты нас натравливал на Уну. Ты распускал сплетни про нее. А мы, как тупые псины, исполняли! Пока ты смотрел в сторонке. А потом я столкнулся с последствиями. Не ты, не кто-то из нашей компашки, а я, — указал Лорк пальцем на себя. — И это могло мне дорого стоить. Насилие — не выход. Не главный, по крайней мере.       — И что ты будешь делать? Искать Прометеев? Ждать, когда они придут и все решат? — Верт подступал к нему, как будто загоняя жертву в угол. Он прошипел прямо Лорку в лицо: — Они сбежали, Лорк! Бросили нас здесь, а сами унесли ноги через их треклятый Терминал!       Лорк опустил глаза.       — Это неправда, — пробормотал он. — Ты не понимаешь.       Верт правда не понимал.       Он не сидел с ними в катакомбах под Скептариями, не травил байки, не танцевал и не пел. А Лорк — да.       То, как Прометеи говорили о новом мире, то, как светлело лицо Великого Прометея о мечтах о другом будущем, та любовь к жизни, с которой они строили планы — Верт этого не видел.       Верт никогда не видел Великого Прометея.       Как этот человек, словно видел будущее, снимался с места и переносил наработки буквально за ночь, исчезая из старой лаборатории, словно призрак. Тогда их дважды чуть не поймали. Как Великий Прометей не спал ночами, что-то вымеряя, составляя формулы, читая то, что чудом осталось от древних ученых. Один Токамар знает, откуда у Великого Прометея были такие книги.       Лорк был уверен — для таких людей, как Великий Прометей, возможно все. Что бы ни происходило, они выстоят и найдут выход. Время, когда они — Лорк и Прометеи — работали вместе, когда они торчали в заплесневелых стенах среди ржавого металла и ветхих страниц, когда они делили на всех еду в очередную устроенную магами Скептариям голодовку, Лорк впервые чувствовал себя элитой. Не этими пафосными волшебными на всю голову снобами, а настоящей силой человечества.       Великий Прометей тогда, в тот месяц дефицита, отдал часть своей еды, сказав, что Лорку нужнее. Этот человек знал даже про Ферна.       Лорк, наверное, среди них был единственным, у кого была семья. Прометеи как будто жили в своих лабораториях и единственные близкие, которые у них были — это они сами. Лорк даже имен их не знал. Только Великий Прометей, Первый Прометей, Второй Прометей… А Лорк был Писарем. Не его отец. А Лорк. Великий Прометей в шутку называл его Глашатаем Прогресса, мол, когда-нибудь записи и исследования, которые Лорк помогал систематизировать и хранить, войдут в историю, как самые важные документы этого периода.       Но вот во время испытаний Терминал взорвался. Погибли волшебники, в том числе высокопоставленные. На Прометеев объявили охоту.       Великий Прометей предложил бежать и ему, Лорку. Но он отказался. У него был Ферн. Эта светлая голова с такой матерью не доживет до будущего, о котором они мечтали. Его разум не доживет. Лорк должен был остаться рядом, чтобы смотреть, как Ферн растет, оберегать его любопытство, осторожно направлять его любознательность. И когда-нибудь, кто знает, может, Ферн тоже будет ученым или изобретателем. Лорк не был очень уж умен, да и фантазии у него было немного. Но он хотя бы может поддержать тех, у кого был такой редкий талант — мечтать и строить.       Великий Прометей тогда молча кивнул, чуть приобняв Лорка. И больше Лорк этого человека не видел.       Он исчез.       Прошел уже год как они все исчезли. И иногда Лорк думал, что Прометеи ему вообще привиделись. И только проповеди Мыслителей, где его друзей обвиняли во всех грехах, болезнях за то, что они «потревожили Поток» напоминали Лорку, что нет. Прометеи действительно существовали. И они действительно заставили Цитадель себя заметить. И запомнить.       — Это последняя лаборатория, если здесь ничего нет… — раздраженно начал Верт.       — Есть. Она — последняя, значит, это должно быть здесь. Может, поэтому ее и охраняют больше всех.       Верт хмыкнул:       — Ее охраняют, потому что здесь был первый Терминал и именно отсюда Прометеи и сбежали.       — Вот именно. Это последнее место, где они были. Как ты, кстати, узнал, что здесь есть подкоп в обход охраны?       Лорк закатил глаза в совсем тусклом, едва доходившим до этого места свете свечи:       — Прежде чем убежать, Прометеи как-то должны были сюда пробраться. Учитывая, что они исчезли прямо с испытаний, просто подумал, что у них может быть целая сеть подкопов между лабораториями, и искал вокруг.       Лорк нахмурился. Про сеть связующих тоннелей Лорк и так знал. Не обо всех, а только о тех, что могли понадобится ему, и тем не менее. Кроме того, о них вскоре после взрыва узнали и Руки Токамуара.       Лорка интересовало, как Верт узнал конкретно об этом тоннеле. Они готовили эту вылазку почти месяц. Прошло три недели с казни отца. Когда Верт узнал о подкопе? И как он рыскал вокруг, не попадаясь на глаза Молотам Токамуара?       Впрочем, всем было известно, что Верт — местный барыга. Ему частенько удавалось разжиться чем-нибудь эдаким из-под носа Шепотников и Молотов. Видимо, применил свои таланты. Собственно, именно поэтому Лорку и нужен был именно Верт.       — Кстати, Великий Прометей правда выглядел так, как его малюют волшебники? Ну, маленьким, немощным. Они заливают, что Поток наградил его какой-то болезнью в наказание за исследования и сделал калекой, — болтал Верт.       — И да, и нет. Главный Прометей просто низкого роста и не особо приспособлен к физическому труду, поэтому и слабый.       — Что вообще мы ищем? — проворчал Верт. — Ты говорил, что Главный Прометей оставил подсказку, где его искать, но мы так ничего и не нашли. Они все вынесли — полки и коробки пустые.       — Это смотря какие полки, — заметил Лорк, ощупывая стены. Один камень, прямо за местом, где раньше стоял Терминал, а теперь осталась только металлическая платформа, шатался. Лорк, вцепившись пальцами в зазубрину, вытащил его.       — Опа! — не сдержался Верт. — Что там? Это оно? — заглянул он в нетерпении Лорку через плечо.       Лорк выудил из маленькой ниши потрепанную тетрадку. Осторожно открыл его, чуть пролистав.       «315 г. от Войн Раскола…»       «316 г. от Войн Раскола, День Воссияния Потока…»       Лорк, подняв глаза на Верта, прошептал:       — Это дневник Главного Прометея.       Он лихорадочно пролистал до конца, надеясь увидеть последнюю отметку о том, куда же Прометеи пошли, но…       — Страницы вырваны. Последние страницы, те, что были после первого успешного запуска Терминала, до того, как волшебники о нем узнали. — Лорк переворачивал последнюю запись снова и снова в надежде, что потерянные листы сами по себе отрастут. — Их нет.       Зачем тогда был этот листок со схемой стены, зачем Великий Прометей всучил его Лорку? Может, он правда ушел? Оставил их навсегда?       Лорк осел на пол, съехав по каменной стене.       Что теперь? Столько трудов и…       Верт взял дневник. Рассмотрел обложку, полистал, вглядываясь в буквы. Снова пригляделся к обложке. Прощупал страницы.       — И ради этого мы год шатались по катакомбам? — прорычал он. — Просто присоединяйся к нам и помогай набирать людей, а не за призраками гоняйся!       — Вы хотите устроить восстание! Я не буду помогать посылать людей на смерть! — Верт собирался что-то сказать, снова надавить на больное. Лорк обхватил голову. — Просто заткнись, Верт. Просто заткнись.       Великий Прометей не мог их бросить. Он был умнее, он бы не стал прямо преподносить на блюдечке, где их искать. Должна быть подсказка. Должна. Не может быть, чтобы маги были правы, что вся их жизнь — просто искра в каком-то сраном потоке то ли времени, то ли чего, и это поток так останавливал скептарианцев, чтобы те не смогли напасть на его любимых избранных детей.       Лорк взял дневник в руки.       К штилю магию, Поток и его избалованных детей!       Он отыщет подсказку.