The Only

       — Через два дня вас можно выписывать. Раны почти зажили, а рёбра будут восстанавливаться ещё долго. Реабилитацию сможете пройти дома. Доктор Пак слегка сжимает предплечье Кая, давая понять, что всё хорошо.        — Скоро принесут ваши вещи. К сожалению, телефон не удалось восстановить. Но мы нашли телефон вашего университета, возможно, позвонив туда, вы сможете узнать свой адрес. Позвонить можно с поста в конце коридора.       На этом доктор разворачивается и покидает палату.       Прошло две с половиной недели с того момента, как Джон вышел из палаты, хлопнув дверью, и больше так и не вернулся. С тех пор Кая никто не навещал.       Парень почти привык к однообразному течению больничных суток. Ранний подъём около семи утра, противная жидкая каша на завтрак и какой-нибудь фрукт, потом осмотры, процедуры, иногда процедуры бывали до завтрака, потом час унылого лежания в койке и взглядов в белоснежный больничный потолок, час попыток вспомнить хоть что-то, потом обед, обычно рис и что-то диетическое мясное (естественно, не солёное), потом что-то типо физкультуры, еще два часа лежания в койке (в последнюю неделю, правда, Каю подогнали журналы про лайфстайл и медицинские услуги в Корее, на которые он отвлекался), ужин, снова лежание, вечерний осмотр и, наконец, отбой. А на следующий день всё снова по кругу. На душе – стабильное «ничего», ровно так же, как и в воспоминаниях. Каждый новый день Ли просыпается с надеждой на то, что его прежняя жизнь придёт к нему хотя бы в виде мыслеобразов, но без толку. Сломанные ребра до сих пор туго бинтуются медсёстрами, и из-за шокового состояния всё ещё особо не болят. Рана на бедре заживает медленно, несмотря на аккуратные швы, вс     ё равно формируется длинный шрам, но Кая это не особо волнует.       Через два дня его выпишут из больницы и отправят... получается, в «никуда». Адреса ему никто не сообщил. А есть ли у него вообще ключи от дома?       Кай бросает взгляд на столик возле окна, где аккуратно сложены его вещи. Рваные куртка и джинсы, такая же футболка и конверсы с зелёными языками пламени. Он с трудом встаёт и ковыляет к вещам, а после – обыскивает собственные карманы. Находит что-то типа кархолдера, даже не бумажник. В картхолдере – его ID-карта и пропуск в университет. Всё. Телефон, как ему сказали, не подлежит восстановлению. Никаких знакомых, кроме странного Минджона, который почему-то ненавидит его, но навестил аж два раза.       В каком он университете учится? Кажется, как-то на «Х». – Кай массирует висок, пытаясь вспомнить хотя бы это – врач что-то говорил.       Почему его никто не ищет? Неужели, он совсем ни с кем не общался? Должны же быть родители? Или они уже умерли?       Он переводит взгляд с вещей на стену, где над столиком висит небольшое прямоугольное зеркало. В отражении – парень с испуганно-глупым взглядом, сухими потрескавшимися губами, взъерошенными отросшими волосами и в убогой больничной пижаме. Левая рука всё ещё плотно прибинтована в ребрам и корпусу, зато синяки и опухлости на лице почти прошли.       На секунду у организма как будто слетает блокировка, и спрятанные под шоковой нечувствительностью эмоции прорываются наружу. В горле встает ком, а где-то в районе солнечного сплетения сжимает, резко заканчивается воздух и что-то истерическое поднимается и достигает сознания. Парень быстро отворачивается от зеркала и спешит обратно в постель, а после – отдышаться.       Спустя час Ли всё-таки доходит до поста медсестёр и набирает номер университета, его тут же перекидывает на общую университетскую линию, где он пытается объяснить оператору (по-видимому, тоже студенту), кто он и что ему нужно. В ответ слышит, что адрес ему, к сожалению, сказать не могут, но зато могут соединить с деканатом. Кай соглашается и повторяет всё то же самое теперь уже декану. В ответ – несколько секунд молчания, а потом: «Я скажу кому-нибудь из ваших однокурсников проводить вас домой. Скорейшего выздоровления». Звонок сбрасывается, а Кай остается без адреса. Он со злости швыряет трубку и возвращается в палату с мыслью, что он теперь скорее всего бездомный бродяга.

* * *

       — Чхве Минджон?       Парень, спешащий на пару, резко останавливается и поворачивает голову в сторону декана.       — Да, господин Кан?       — Ли Кая, твоего одногруппника скоро выписывают.  — Господин Кан, подходит ближе, отгораживая их от потока других студентов.       — Очень рад за него!  — Джон кисло улыбается, стискивая зубы.       — Да… Как бы сказать. Он нам звонил из больницы, но к сожалению университет не может сообщить ему домашний адрес, из-за политики конфиденциальности. Не мог бы ты отвести его домой?       — Вы думаете я знаю его адрес?       «Забавно».        — Ну, вас я по крайней мере знаю в лицо. Вряд ли вы террорист или вор.  — Декан достаёт из папки какой-то листок.       «Забавно в квадрате».        — Я немного не понимаю сути разговора.       У Минджона нехорошее предчувствие.       — Вот.  — Декан суёт в руки Джона лист с напечатным адресом.  — Я вам этого не давал.       Господин Кан слегка похлопывает парня по плечу:        — Доведите его домой.  — И исчезает в толпе студентов.        — Но почему я?!

* * *

       — Ну почему я? Почему, мать вашу, я? У него же куча приятелей было! И Юна! А я-то вообще здесь причём?       Джону хочется скулить. В списке его новогодних желаний никогда не значилось «стать опекуном для чувака с амнезией». И что ему надо было сделать делать? Просто отдать листочек с адресом кому-то из знакомых Кая? А где гарантия, что те пойдут к нему? Или довести до дома и убраться восвояси? Или надо теперь постоянно за ним присматривать?       Джон пинает камушек по дороге к больнице. А хотелось бы пнуть кое-кого другого!       Он входит в палату Кая, открывая дверь с ноги. Естественно, по-другому тот не заслужил! И наплевать, что пострадала только дверь.       Ли уже переодет в свою одежду, правда, после аварии он выглядит как шмотки бомжа. Вся рваная, особенно на бедре, где была рана, грязная (хоть её и стирали), рукав куртки так вообще висит на двух последних ниточках.       — Снова ты?  — Кай застывает возле столика, на котором лежали его вещи и пялится на вошедшего.       Джон морщится, как будто увидел перед собой навозных мух и то, что они едят.        — К моему великому сожалению. Да. Больше некому.       Он подходит ближе и машет листком бумаги перед глазами Кая.       — Что это?       — Адрес твой.       — Дай.  — Ли тянет руку к бумажке, но Джон быстро убирает её в карман.       — На кой она тебе? Ты же ничего не помнишь.       — Ну с адресом всё-таки проще найти свой дом, чем без него. Не думаю, что ты настолько меня ненавидишь, что желаешь мне остаться бомжом.       Джон усмехается. А что? Он бы на это посмотрел. Однако что-то в нём, похожее на совесть и немного на чувство вины, заставляет сказать:        — Я провожу тебя. Ты готов?       Он не дожидается ответа, выходит в холл, не оборачиваясь на Кая. Тому просто некуда деться.        — Как ты оплатил больницу?  — Спрашивает Джон, когда они спускаются по лестнице.        — Никак.  — Кай поджимает губы, шагая чуть позади Минджона. Тот оборачивается:        — То есть?        — То есть я должен больнице что-то около двенадцати миллионов вон.  — Он пожимает плечами.       Джон отворачивается. Как можно произносить эту фразу так беспечно?       Выходят из больницы молча. Джон смотрит на адрес и сразу же двигает вперед. Это место совсем недалеко. И он даже часто там бывал рядом. Не знал, что уёбок-Ли живет буквально под боком от апартов* его друзей.       Кай идёт рядом, вертит головой по сторонам. Всё как будто родное и незнакомое одновременно. Как будто он уже это видел, но где и когда – вспомнить не сумеет.         — Джон?       — Что?  — Парень, идущий чуть впереди, даже не оборачивается и не замедляет шаг.       — Я ведь студент? На кого я учусь?       — Маркетинг.       — А курс?       — Четвертый курс бакалавра.       — А ты?       — Тоже. Мы одногруппники.       Так вот откуда они знакомы.       — А работа? У меня есть работа?       — Ты серьезно?  — Джон наконец останавливается.       — А что не так?  — Кай тоже останавливается.  — Я всё забыл. Всё-ё-всё-ё.       — Понятия не имею, где ты работаешь, но на моей памяти ничем полезным ты не занимался.       Оставшийся путь до дома они проходят молча.       А дальше начинается отдельный суперсложный квест с попаданием в квартиру. Сначала они ждут пока кто-то пройдет через калитку жилого комлпекса, чтобы зайти, затем пытаются договориться с консержем по домофону, чтоб их пустили в дом, потом уже лично долго объясняют, почему сами не могут решить проблему. Проблему не решить по одной простой причине – на калитке, подъезде и двери квартиры – кодовые замки. А код Кай не помнит.       В итоге приходится, вызывать мастера, чтобы вскрыл замок на двери квартиры. Целый час пока мастер работает, Минджон то и дело прожигает Ли ненавидящим взглядом, возмущенно цокает и закатывает глаза. Кай тоже поглядывает на Минджона, сначала немного испуганно, потом скучающе, а под конец тоже раздраженно.       «Нахера провожал, если его так всё раздражает?» - думает Ли, когда Джон в очередной раз поджимает губы и закатывает глаза.       А потом он толкает металлическую входную дверь и тонет во мраке прихожей. Сзади входит Джон и врубает свет. Одна пара белоснежных Nike Air валяется в углу прихожей. Дутая куртка той же фирмы брошена рядом поперек табуретки. И всё.       — Кажется, ты жил тут один.  — Подводит неутешительный итог Джон.       Кай молча проходит вглубь квартиры. Он не узнает это место. Это его одежда? Это его книга по истории Кореи валяется на журнальном столике у дивана? Это он не заправил диван, на котором спит, когда выходил на улицу? Думал, по-быстрому вернётся. Ага. Это его чёрная кружка? Он же не любит черный. Или любил тогда?        — Это точно моя квартира?        — Ну здесь написан этот номер. — Джон снова машет листком с адресом.        — Я её не помню.        — Куртка точно твоя. Ты в ней часто на учебу гонял. Я даже однажды отпиздил тебя, когда ты в ней был.       Он самодовольно ухмыляется. Но Каю плевать, кто его пиздил.       Внутри всё холодеет от нереальности происходящего. Он не может вспомнить собственный дом! Его колотит дрожью, как только взгляд натыкается на вроде бы его вещи и в памяти остаётся лишь пустота. Парень идет прямо в комнату, не снимая обуви. Выдвигает ящики тумбы, открывает дверцы платяного шкафа, вываливает оттуда вещи, перебирает все, пытаясь найти хоть что-то знакомое.        — Боже! Я ничего не помню!       Каю становится страшно. Кажется, чувства вновь обострились.       — Ну да. Это мы уже поняли.       — В смысле ну да?! — Кричит Кай.       Подлетает к Джону и хватает его за грудки.       — В смысле?! Я ничего, блять, не помню! Совсем!!!       Кай всхлипывает, отпускает Джона и заваливается прямо на пол, закрывая глаза руками.       Джон его таким никогда не видел. Стоит в шоке и не знает куда деться. А Кай ревёт.       Джон набирает в грудь воздуха и отвешивает Каю подзатыльник.       — Успокойся!       — Ч-что?!  — Ли отрывает руки от лица и смотрит гневно и обиженно, как будто его ударила мать родная, а не просто однокурсник, да еще и заклятый враг.       — Успокойся, говорю.  — Джон присаживается на корточки рядом с парнем.  — Ты ничего не помнишь. Окей. Что дальше? С ума сходить?       — Ты себе даже представить не можешь, как я себя чувствую. — Шипит Кай, медленно поднимаясь.       — Конечно не могу. А ты думал, весь мир резко войдёт в твоё положение и будет нянчиться с тобой?       — Уйди. — Парень расшнуровывает кеды, поздно догадавшись снять обувь.       — Надо учиться жить в этой реальнос…       — Свали нахуй!!!  — Орет Кай, заезжая кулаком в бедро Джона.  — Сваливай!!!       Минджон без разговоров бьёт его под дых, а потом смачно прописывает в челюсть с той стороны лица, которая меньше пострадала.       — Приди в себя. — Выпёвывает он и выходит из квартиры.       Своё дело он сделал, а возиться с этим ненормальным  — не его забота. О том, что кроме него возиться некому, Джон предпочитает не думать.

***

       — Чёрт! — Минджон останавливается прямо перед калиткой. — Ну нет.       Снова он чувствует что-то вроде укола совести, или какую-то невесомую каплю (о боже) заботы. Внезапно догоняет мысль, что, во-первых, у Кая возможно нет еды дома, во-вторых, у него нет телефона, и в-третьих, он совершенно не знает ни местность, ни людей вокруг. Вот и нахуй прогонял? Потому что гордый сильно. Джон тоже гордый. Но всё же разворачивается и идет обратно в сторону дома Кая, а потом ждёт, когда тот ответит на звонок домофона.       — Кто это?       — Джон. Открой дверь.       — Я же сказал тебе сваливать.       — Я и свалил. У тебя наверное еды нет дома. Я до магазина с тобой схожу и уйду.       — Не нужно мне ничего…       — Ой! Завязывай,а?  — Перебивает Джон.  — Надо купить еды, если не хочешь помереть с голоду. Открывай дверь.       Слышится писк замка и Минжон попадает наконец внутрь.       «Как же с ним сложно!» - мелькает в голове и тут же исчезает.

***

      Кай угрюмо толкает тележку перед собой. Он понятия не имеет, что должен покупать, а главное, на какие шиши? У него в кармане валялось что-то около 15 000 вон*, этого даже на пару дней не хватит. Карточка? Он её не таскал, всё было в телефоне, который восстановлению не подлежит. К тому же, Кай подозревал, что он не вспомнит ни одного рецепта сейчас. Он отказывается почти от всего, что Джон кладёт в тележку и того это уже начинает бесить.       — В чём дело?! — Он не выдерживает в мясном отделе, перегораживая Каю дорогу и скрещивая руки на груди.        — Не понял.  — Кай строит дурачка. Ну не признаваться же в том, что бабла нет?       — Ты почему всё из корзины выкладываешь? Мы же за едой пришли, а не на витрины поглазеть!       — Да может просто рамен возьмем?       — Будешь одним раменом питаться? – Хмурится Джон. Ему в общем-то плевать, не ему потом с желудком мучиться.       — Ну, а что такого? Я, наверное, не смогу ничего приготовить.  — Находит отмазку Кай.       — Ну пошли за раменом.       Джон не настаивает. Его совесть будет чиста. У придурка будет хоть немного еды, а значит можно будет не винить себя, что бросил того на произвол судьбы. Правда, в отделе с лапшой Кай снова впадает в ступор. Смотрит на ценники и как будто что-то прикидывает.        — Ну что застыл? Забыл, какую лапшу раньше ел? — Джон не сильно пихает того в плечо.       — Не, всё в порядке.       Кай хватает четыре упаковки рамена, на которые ему наверняка хватит, и разворачивается, чтобы идти к кассе.       — Это чё, всё что ли? — Джон конкретно не понимает поведение парня. За раменом могли бы и в какой-нибудь комбини* зайти, а тащились в большой магазин, как будто на неделю закупаться будут. Джон же так и предполагал.       — Ну да. Потом ещё схожу.       — Давай сразу купим. Пока нас двое, я тебе, так и быть, помогу унести всё. Кай отворачивается, и бросает из-за плеча:       — Да всё норм. Я потом ещё схожу. Пошли.       Нет, Джон конкретно не понимает, в чем проблема... а. До него постепенно доходит, почему Кай пристально смотрел на ценники и хмурил брови.       — Мда уж. — Он догоняет Кая, хватая того за плечо и заставляя развернуться. — Ты должник сеульской больницы, безработный студент. Возможно, что тебе и долг отдавать нечем... Я заплачу за продукты. Не по доброте душевной, естественно. Потом всё отдашь.       Кай молча смотрит непонимающим взглядом.       — Чего застыл? Можешь не говорить. Просто набери уже еды нормально и не выноси мне мозг, а?       — А тебе так легко вынести мозг? — Бурчит парень, разворачиваясь и снова подходя к стеллажам с продуктами.       — А тебе бы лучше помалкивать.       Набирают еды недели на полторы точно. У каждого в руках по два пакета, которые того и гляди лопнут от купленного. Джон, как и обещал, демонстративно сохраняет чек себе на телефон. Обратно идут молча.       А потом Чхве решает всё-таки подняться с Каем, помогает разобрать пакеты. И тут выясняется…       — Я не умею готовить. Понятия не имею, как это делается. — Кай чешет затылок, вытаскивая кусок говядины из пакета.       — Ну погугли. — А вот Джон проблемы совсем не видит.       Боже, ну родился с руками и глазами, мозги не отшибло, только память. Неужели не может воспользоваться интернетом? Должен же у него быть ноутбук.       Кай молча идёт в комнату, роется в вещах, отыскивая нужное. Только вот ноут запаролен, и, естественно, парень пароля не помнит. И он уже, честно говоря, на грани истерики. Отшвыривает бесполезную технику на диван, делает пару глубоких вдохов, закрыв глаза. Джон входит в комнату и наблюдает эту картину. А потом Кай встаёт с дивана и спокойно проходит мимо застывшего в дверях парня на кухню, достаёт всё-таки захваченный рамен и ставит чайник. С остальным разберётся как-нибудь потом. Сейчас нет сил.       — Напиши мне, сколько я должен. — Кай кивает подошедшему парню на блокнотик с карандашом, закрепленный на холодильнике. — Я отдам, как только немного приведу дела в порядок.       Джон невозмутимо пишет сумму с чека.       — Решил всё-таки поужинать раменом?       Кай тяжело выдыхает:       — Мой ноутбук на пароле. Я, разумеется, его не помню. Поэтому поискать рецепт в интернете не могу.       У Джона в голове крутится только одна мысль: «как же ты меня заебал!»       Он молча забирает рамен. Достает кастрюлю и, набрав воды, ставит на плиту. Затем включает музыку на телефоне и тянется к продуктам.              — Что ты делаешь?       — Готовлю, разве не видно? Зачем еде пропадать? — Минджон замолкает, но через несколько секунд бросает через плечо, не поворачиваясь к Каю:       — Лучше смотри и учись. Пригодится.       Пока готовили, пока ели, время перевалило за полночь. Джону ехать на другой конец города и поезд он, конечно же, пропустил. На этот раз он даже готов был вызвать такси, но вовремя вспомнил, что потратил почти все деньги на карточке в супермаркете. Грёбанный Кай. Даже переночевать спокойно не даёт. Ну по-че-му?       — Мне придётся тут остаться. Метро уже закрылось и на такси теперь нет денег.       Разрешения не спрашивает. Считает, что и так много сделал сегодня. Заслужил.       — Оставайся. Только тут один диван.       — Ничего, потеснимся. — Сжав зубы бросает Джон. – Будь добр, помой посуду, раз уж я приготовил ужин.       Он оставляет парня в тишине, забрав с собой музыку и заваливается на диван прямо в одежде. Расправлять постель? Вот ещё. Уже хочется просто отрубиться.