Ангелы из подворотни

***

Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода

Всё того же ждут самолёты

(Сплин «Выхода нет»)

✧✞︎✦

𓅰

Лётчик

День не задался с самого утра. Сначала шторы эти. Бабка. Потом током ебнуло. Потом я вывалился в окно. С двадцать девятого этажа. "Бывает", — сказал парень на остановке. Серьезно, так и сказал, даже не моргнув. Даже не взглянув в мою сторону. А потом зубами вытянул сигарету из пачки и так и остался сидеть неподвижно, тупо уставившись перед собой. Вот такая вот нестандартная ситуация. Время шло, автобусы приезжали и уезжали, люди приходили и уходили, а пацан всё сидел с сигой, прилипшей к окровавленной губе, и таращился вникуда. Кто знает, может быть, пару минут назад он участвовал в поножовщине, или попал в ДТП, переходив дорогу на красный. А, может, отбивался от гопников, которые пытались отжать у него мобилу. Их восемь с монтировками, он один в сланцах и мятой майке вышел вынести мусор и покурить возле подъезда… Короче, я сразу понял, что у парня вторник тоже не задался, поэтому, я даже чуточку ему сочувствовал. Мне казалось, он не смотрел на меня по той же причине. Это уже позднее до меня дошло, что я просто пиздецки смущал людей одним своим внешним видом. Упасть с двадцать девятого этажа, пересчитав рёбрами коробки кондиционеров и незастекленные балконы, отрикошетить от подъездного козырька и нанизаться на торчащую из земли трубу, это вам не на сеанс к мануальному терапевту сходить. Народ, если вы не в курсе, то за остекление балкона реально получают плюсики в карму. Ну зачем вам все эти проблемы? Ветром постоянно приносит бычки, летом срут голуби, зимой наметает сугробы, весной все это безобразие тает… И это ладно, если голуби просто гадят, но ведь они могут додуматься свить гнездо. Я видел это собственными глазами, пока летел. Голуби вьют гнёзда на балконах из веточек, мусора и собственного дерьма. Птенцы голубей похожи на комки грязи в жёлтую крапинку. Подумайте, оно вам точно надо? И это не говоря о том, что в любой момент сверху может прилететь какое-нибудь тело и оставить на вашем карнизе некрасивый кровавый след и царапины от ногтей и зубов. Поэтому, не жадничайте и вставляйте окна. Вам хорошо и нам, вывалившимся, приятно. В общем, выглядел я не так, чтобы совсем уёбищно, но о селфи и фильтрах в лайтруме можно было бы сразу забыть. Сложно отретушировать отсутствие одного глаза и перелом носа в шести местах. С таким лицом я мог бы позировать для портретов в стиле кубизм, потому что голова у меня была квадратная, а тело тоже где-то примерно в той же плоскости, и это в прямом смысле слова “плоскость”. И, знаете, как-то вообще даже не больно. Только подташнивало слегка и нога постоянно дергалась. Это дёрганье меня лично только немного нервировало, но вот парня с сигой я напрягал капитально. — Ты можешь перестать на меня пялиться? — Попросил он злейшим голосом. Вообще-то я на него не пялился. Просто шею у меня перекосоёбило набекрень, и смотреть я мог только влево, а ходить мог только боком. С другой стороны, я все-таки слегка подпяливал на окровавленного, потому что ничего не мог с собой поделать. Недавно я вылетел в окно и теперь жаждал с кем-нибудь этим поделиться. Рассказать о своих незабываемых ощущениях и внезапных инсайтах. Например, мало кто догадывается, что первым делом, когда вываливаешься в окно, замечаешь заросли паутины по всему периметру оконной рамы. Просто жуткая паучья клоака, о которой ты и не догадывался, пока намывал перед пасхой стёкла… А потом, после этого уродливого открытия, сразу вспоминаешь какую-то дичь, например, что у тебя на ноуте до сих пор открыта вкладка с мужскими боди (да вы хоть раз видели мужские боди? А они существуют!). А затем, где-то между двадцатым и десятым этажами в голову лезут вопросы из школьной программы, например: почему человек падает спиной вниз? Это потому что в заднице сосредоточен центр тяжести? Балкон “остеклённый” или “застеклённый”?.. И только уже ближе к земле действительно становится грустно от того, что вдруг осознаёшь, что больше ты уже никогда не попробуешь Лэйз со вкусом зелёного лука. Короче, одно сплошное вселенское разочарование. Нет ничего романтичного в том, чтобы падать из окна. А потом ещё эти незастеклённые или неостеклённые балконы, как самая чёрная из всех полос в твоей жизни. После третьего уже думаешь: бля… я сдохну уже когда-нибудь или нет? Если бы я носил наручные часы, то обязательно бы в тот момент проверил время, потому что летел я действительно долго, прямо как во Владивосток. Пацан с сигой часы носил. Чёрный эплвотч. А еще эйрподс, но почему-то только один. И цвета такого странного… Голубого. Как летнее безоблачное небо. Всё это время он сидел неподвижно, а я так и ерзал рядом от нетерпения. Хотелось рассказать, что когда ты впервые открываешь глаза после утомительного падения сквозь полосу препятствий из балконов и кондиционеров, то первое, что ты видишь, – это выпуклый чугунный орнамент из букв на канализационном люке. Серьезно, я никогда не задумывался, что на этих зловещих чугунных крышках вообще кто-то что-то пишет. Помните это проклятье: никогда не наступай на люк, а то близкий человек умрет? Как человек, которого буквально размазало по канализационному люку, могу сказать, что все это чушь собачья. Я всю жизнь старательно обходил этих чугунных пиздюков стороной, и вот что из этого вышло. Возможно, это работает как раз наоборот – не наступай на люки, и рано или поздно, тебя по одному из них распидорасит как следует. А потом, первое, что ты увидишь в своём новом мире, это загадочная надпись: “Севгавникель…” Дальше я не читал. Потому что отвлёкся на ногу. Нога маячила прямо перед мои лицом, и только спустя пару тягостных минут я понял, что, ебать, это ж моя нога! Вот ещё один недостаток падений из окна – ты никогда, никогда, никогда, блять, не приземлишься красиво. Никаких эстетичных посмертных поз, типа как на картинах прерафаэлитов. Никогда ты не ляжешь ровненько на спину с ручками на груди, как товарищ Ленин в мавзолее или Белоснежка в своём хрустальном гробу. Это всегда будет что-то из йоги, причем, такой махровой, радикальной. Рука в жопе, нога обвивает шею, башка между ног. Вот именно в таком паскудном положении тебя застукают прохожие и содрогнутся от ужаса и стыда. “Момент столкновения с асфальтом — краткий миг творчества гравитации”, – это я сам придумал, когда почувствовал, как тело, словно яичная скорлупа, бесшумно разбилось о тротуар. Я упал застенчиво, не проронив ни звука. Только пораскинул мозгами немного по сторонам, как Курт Кобейн. Я и ногу-то свою опознал только по носку со Спанч-Бобом. Эти дебильные носки подарила Майя, и я надел их сегодня специально, чтобы показать, что во мне не осталось ничего святого. Майя и ее ебучие шторы. “Либо я, либо шторы”, — сказала она, демонстративно хлопнув дверью в туалет. Теперь, наверное, надрывается, наяривает всем кружочки в телеграм, объясняет, что я сиганул в окно из вредности. Доказывает, что шторы окончательно свели меня с ума. Утирает свои слезки и жалеет, что вела себя как последняя стерва. А я что? Я ничего. Я отодрал свою щёку от люка. Аккуратненько стащил свое туловище с трубы, приподнимая себя за подмышки и чуть-чуть хихикая, потому что щекотно. Ввинтил ногу на место, подсобрал кое-где с пяток рёбер, с щелчками вставил на место разбитые фаланги пальцев, поправил прическу, ну, чтобы совсем уж не пугать народ на улице… Дело оставалось только за шеей, которую заклинило и никак не расклинивало, сколько бы я не собирал тетрис из шейных позвонков. Бошка моя смотрела чётко под углом девяносто градусов исключительно влево и на этом всё. Что-то там явно сломалось, и мне просто необходима была чья-нибудь помощь. Так я и оказался на остановке. Лето в самом разгаре. Полдень. Жара. Дышать невозможно, но я, собственно, и не дышал. На мне батина полосатая футболка, бермуды и носки со Спанч Бобом, а рядом криповый пацан в майке и черных трениках адидас. Майка в крови. Рожа в крови. Рука, сжимающая мятую сигаретную пачку, разъебана в хлам. С пальцев капает прямо на штаны. И еще, блин, просит не пялиться на него. Я себе рай немного по-другому представлял если что. Ну хотя бы как минимум с электробусами. — Я не пялюсь, братан, у меня просто шея не поворачивается в другие стороны, без шуток, — сообщил я без наезда. — Я же уже рассказывал. Бабка. Шторы. Окно. Может, глянешь что там у меня стряслось? И вот вы думаете, он с пониманием отнёсся к моей щекотливой проблеме? Проявил хоть какую-нибудь заинтересованность к моей персоне? Прямо вот так сразу и подорвался? Уточнил, как минимум, причем тут бабка? Ничего подобного. Этот мудак просто встал и демонстративно пересел от меня на другую сторону лавочки. Мне ничего не оставалось, как пялиться на рекламу женской эпиляции подмышек и ощущать неприязнь кровавого пацана уже затылком. — Знаешь, это как-то невежливо, — пришлось сделать ему замечание. — Теперь кажется, как будто я разговариваю сам с собой. Я повернулся к невоспитанному мудиле жопой настолько, насколько позволяла лавочка, и стал смотреть на него правым ухом. — Просто заткнись, — ещё не собачился, но уже рычал он. — Тяжелый день, да? Представляю… — Нет, блять. Не представляешь. Ну да. Куда уж мне было представить его отвратительный вторник. У меня-то просто скука смертная – всего-то буднично вылетел из окна, подумаешь, рутина. С кем не бывает. Короче, моё правое ухо ощущало со стороны неразговорчивого пацана убийственную неприязнь, но ничего не оставалось, кроме как отшучиваться и удивляться. Удивлялся я тому, что меня и кровавого курильщика как будто бы больше никто и не замечал. Бабки продолжали катить свои тележки с рассадой мимо, даже не взглянув в нашу сторону. Бегуны топтались на месте, в ожидании зеленого сигнала светофора, проверяя пульс. Какая-то мадам увлечённо поедала мороженное, глядя поверх темных очков прямо на нас своим замутненным от жары коровьим взглядом. У нее даже аппетит не отшибло, даже ни один маленький усик над верхней губой не дрогнул от отвращения при виде наших живописных рож. Это одновременно восхищало и настораживало. — Слушай, а тебя случайно, не Петром зовут? — Уточнил я. Нет, ну а вдруг? Кто там стоял на фейсконтроле у ворот Царства небесного, чтобы запустить самых красивых и непорочных в райские кущи, где все бегают голышом и прыгают с облака на облако? (“Самый красивый и непорочный”, это я о себе, если что). Но кровавый только выразительно молчал прямо мне в ухо, и этой своей загадочностью провоцировал интерес ещё сильнее. — Михаил? — Докапывался я. Тишина. — Рафаил? Габриил? Нафтандил? А-а… Наверное, какой-нибудь архангел Похуил? Я даже ничего не понял толком, но явственно ощутил, как сладко хрустнули сплющенные суставы в унисон треску батиной футболки. В следующий миг я уже болтался в воздухе, оторванный от скамейки и намотанный на кулак. Не знаю, какую растишку жрал парень с сигой, но сила у него была аномальная. Меня так и подбросило, словно ударной волной от гранаты, и в какой-то момент расплющило о крышу остановки, но я быстро отлип и рухнул обратно на разогретый асфальт. — Ладно-ладно, признаю свою ошибку…Ты явно не из свиты господа боженьки, — проворчал я, потирая ушибленное всё. И тут же возликовал. — Блять! Голова снова вертится! Я крутил шеей и так и сяк, и влево и вправо, и на триста шестьдесят градусов. Шорты мои были полны радости и ещё чего-то, о чём я старался не думать. Теперь я мог смотреть на кровавого во все глаза. До тех пор, пока он не соизволил поинтересоваться, обдав меня волной враждебности и некоторой растерянности: — Что за хуйня у тебя с глазом? Я тут же воспрял духом. Думал, он уже вообще больше никогда не заговорит со мной по-человечески. — Спасибо, что спросил, — обратился я к нему, готовый блистать остатками извилин на асфальте. — Я задаюсь этим вопросом уже последние полчаса. Видишь ли, Ницше как-то сказал: “Если долго…” — О нет, — прервал он тут же. — Избавь. Я передумал. Просто замолчи. — Ницше сказал… — я даже и не думал останавливаться. — Что “Если долго всматриваться в бездну, то бездна начнёт всматриваться в тебя”. Сейчас я одним глазом всматриваюсь в бездну собственного черепа, а вторым я наблюдаю за тем, как бездна смотрит на меня через тебя. Прямо сейчас. Вот. Во-о-от. Именно такой взгляд. Испепеляющий. Инфернальный. Просто бесчеловечный. Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя очень красивые бездонные глаза и такой же бездонский взгляд? Видимо, кровавый пацан уважал Ницше, поэтому, ещё разок на всякий случай испепелил меня сверху донизу, а потом отвернулся, переключившись в режим бездейственного созерцания. Словно кровавый король падика, он по-царски широко расставил длиннющие ноги, и по-хозяйски распластал руки на спинке лавочки. Сигарета так и висела на его губе. — Спасибо, по-братски, за шею, — был я сама любезность. — Может, тебе прикурить? Он запрокинул голову назад, ткнувшись тёмными волосами в заляпанное стекло остановки, и закрыл глаза. Эта поза могла означать только одно. “КАК ЖЕ ТЫ МЕНЯ ЗАЕБАЛ”. Но мне реально хотелось чем-то его отблагодарить. Особенно за то, что он нашёл сегодня время в своём плотном графике хуёвых и неприятных дел, чтобы составить мне компанию. В конце-концов, это был единственный человек на всю округу, который не пытался делать вид, что меня не существует! Ни спичек, ни зажигалки я с собой не носил, но я бы стрельнул, не проблема. А он, блин, взял и взбесился. Смял незажжёную сигу губами, прицелился, и выплюнул ее четко в урну. — Не, — снизошел он до человеческой речи. — Бесполезно. — Что бесполезно? — Не понял я. — Прикуривать, — тяжело вздохнул кровавый с той интонацией, как будто я мог бы и сам догадаться. — Все равно она погаснет. Такое уж у меня проклятье. А парень-то со странностями, — подумал я. В полной тишине подъехал автобус и с шипением распахнул двери. Из него привычно вывалилась толпа людей, изнывающих от духоты и полуденного солнца. Эта духота и это солнце в зените доплыли до меня и напомнили о шторах, и о Майе, и о совершенно проклятом холодильнике. О холодильнике “Свияга”, который мне не хватило воли выкинуть. О, эта вечная полярная мерзлота. О, эти сталактиты ледяных сосуль. Дверца, которая закрывалась только с ноги. Этот кусок говна стучал так, что выдолбил дыру в полу. Мы с сестрой выросли под оглушительный грохот этого холодильника, и если уж говорить обо мне, так я с ним абсолютно сросся. Не сосчитать, сколько раз Майя просила меня (а пару раз даже умоляла) избавиться от рудиментарного прошлого в виде “Свияги”, в котором она, однако, хранила пломбир. И вот, этот холодильник буквально вышвырнул меня в окно, долбанув током, а великолепные шторы этому только поспособствовали. Нужно было немедленно возвращаться домой и раз и навсегда покончить со «Свиягой». Бросать кровавого парня на остановке было как-то неудобно, поэтому я спросил, не хочет ли он пломбира, на что он посмотрел на меня так, что пломбира расхотелось даже мне самому, хотя было очень жарко. Очень жарко, как в террариуме. Вся одежда на мне так и мокла и мерзко липла к телу поцелуями мертвеца. — Ну, бывай, — поднялся я с лавочки. — Приятно было познакомиться. С тобой одно удовольствие общаться. Без шуток. Я бы ещё посидел, правда… — мне очень не хотелось его обидеть, — но шторы сами себя не снимут. Моя сестра, наверное, уже бьётся в истерике, ведь я был в комнате и вдруг исчез. И даже не взял с собой телефон. А я никогда… Ладно. Спасибки. Я пошёл. И я в последний раз проверил, не забыл ли я чего-нибудь: какую-нибудь мочку уха или селезенку, или случайно выпавшую грыжу. Затем ещё раз взглянул на пацана в чёрных трениках адидас и майке, и, убедившись, что его я точно не забыл, пошаркал прочь с остановки. Было немного грустно, когда я проходил клумбу. «Надо бы вернуться, и предложить ему пластырь и мирамистин», — подумал я и тут же врезался в невидимое стекло. Я ощупал это прозрачное стекло ладонями, словно мим и ничего не понял. Просто сплошная огромная стеклянная стена, разросшаяся вокруг остановки. Нет. Это и была сама остановка. Её остеклённое или застеклённое продолжение, в которое я тщетно бился, как мотылёк. — Да вы прикалываетесь что ли?! — Воскликнул я поражённо. Подъехал автобус и с душным шипением распахнул двери. Потеющая толпа хлынула из салона со стонами облегчения и, не встречая на своём пути никаких препятствий, окружила меня с двух сторон. Сзади раздался знакомый голос: — У тебя там упало что-то. Я опустил глаза. На тротуаре у моих ног валялась отвалившаяся от удивления челюсть. "Походу, шторы сегодня отменяются", — грустно подумал я. Кровавый пацан зубами вытащил сигарету из мятой пачки, прикрыл глаза и, задумавшись об одной ему известной хуйне, жутковато и загадочно ухмыльнулся. ***