Непростительная слабость

      Внутреннее пространство башни встретило их холодом и полумраком. Маленькое, почти пустое помещение разительно контрастировало с остальным дворцом. В сравнении с просторными залами, где золото лилось по стенам, а в отполированный мрамор пола можно было смотреться как в зеркало, это место напоминало скорее забытый склад — будто ветхий старик сбросил с себя парчовые одежды и драгоценные украшения, открыв истощённое, покрытое морщинами тело. Каменные стены, толстые и грубо отесанные, порыжели от времени и местами облезли, обнажая древнюю кладку — свидетельство того, что дворец был куда старше, чем казалось за пышными фасадами. Потолок терялся в густой тени, лишь деревянные потолочные арки нависали угрюмо, будто согнулись под непосильной тяжестью прожитых столетий. Мебели почти не было — только в дальнем углу гнездилась беспорядочная куча деревянных ящиков, навалённых друг на друга без всякой системы. Узкие проемы скошенных окон-бойниц пропускали лишь малое количество света, создавая узкие полосы света на неровных каменных плитах пола, испещрённого трещинами и выбоинами. Эти робкие лучи лишь подчёркивали густоту царившего внутри полумрака, не в силах разогнать его.       Но уставшие люди были рады и этому. Башня наполнилась гулом встревоженных голосов. Крестьяне в залатанных кафтанах, слуги в разорванных ливреях — все они теснились в узком пространстве. Сержант пытался навести порядок, его хриплый голос терялся в общем гаме. Но мало кто слушал. Люди оседали там, где находили клочок свободного пространства, прижимались друг к другу в поисках тепла и утешения. Кто-то молился вслух, кто-то шептал имена оставленных за стенами близких. Пожилая кухарка развязала узел и принялась раздавать хлеб — крохи падали на пол, их тут же подбирали дети грязными пальцами.       Молодая крестьянка с младенцем на руках присела у бойницы, качая ребенка и всматриваясь в узкую щель. Что-то тихо напевала. Перепуганные наложницы, судорожно прижимавшие к груди узлы с пожитками, сбились в кучу у дальней стены. Слуги расстилали на каменных плитах что попало — охапки соломы, собственные накидки, пытаясь создать подобие лежанок для них.       Леран попытался выглянуть в узкий проем бойницы, прижавшись лбом к холодному камню, но ничего толком не смог рассмотреть — дворец окутывали плотные клубы дыма. Запах гари просачивался даже сюда, въедаясь в горло. Он сильно устал. Картина разорённого гостевого зала, до сих пор стоявшая перед глазами, как будто выжила из него последние силы, намертво врезалась в память и, видимо, ещё не раз будет преследовать его в ночных кошмарах. Работая в благотворительном фонде все эти годы, он видел немало несчастных людей, которых настигли смерть и разрушения — беженцев из сожжённых деревень, раненых солдат, осиротевших детей. Он слышал множество страшных историй из их уст о потерянных семьях и разорённых домах, но видел подобное своими собственными глазами впервые. Одно дело — слушать рассказы, совсем другое — столкнуться с ужасом лицом к лицу.       В тени у стены, опустив голову на колени и обхватив их связанными руками, сидел Даник. Верёвки грубо врезались в его запястья, оставляя красные следы на коже. Этого мальчишку Леран встретил несколько лет назад на шумной рыночной площади. Тогда он спешил домой после утомительных переговоров и чуть не споткнулся о неожиданно выбежавшего под ноги мальчишку в рабском ошейнике, который кинулся собирать рассыпанные по грязным булыжникам яблоки. Хозяин лавки, толстый краснолицый тип в засаленном фартуке, начал так грязно и непристойно бранить ребёнка, что Лерану захотелось заткнуть уши. Мальчишка весь сжался от страха, словно пытаясь стать меньше, невидимее, и, мямля сбивчивые извинения дрожащим голосом, поплёлся обратно на трясущихся ногах. Лерану тогда совесть не позволила просто уйти. Он выкупил у удивлённого лавочника мальчика — тот даже не сразу понял, что происходит, — отвёл его к своей экономке, а та пристроила его на дворцовую кухню. Леран не раз заходил проведать Даника в последующие годы. Приносил подарки — то сладости, то новую одежду, то книгу с картинками. Мальчишка обжился, расцвёл на глазах, а местные кухарки и служанки души в нём не чаяли, вечно нахваливали, какой добрый, трудолюбивый и отзывчивый мальчик растёт. Чем же ему так затуманили голову эти предатели, какими ложными обещаниями соблазнили, что он к ним присоединился? Какой яд влили в его юную душу? Надо будет провести с ним очень обстоятельную воспитательную беседу, когда всё это кончится. Но тем не менее Леран был искренне рад, что решил отправиться за стражниками и успел вовремя вмешаться. Иначе сейчас Даник лежал бы на холодном мраморном полу зала, среди других несчастных — слуг, стражников, придворных, — чьи тела застыли в неестественных позах. Леран снова поежился. Нет, хватит с него смертей. Ему хватило Императора. Подумать только: всего пару дней назад они спокойно пили ароматный чай в его личных покоях, обсуждая последние политические новости и планы на будущее. Император был в прекрасном расположении духа, весел и оживлён, всё время шутил и говорил, что наконец-то дела в государстве начали налаживаться. А теперь его нет.       Горечь снова начала затапливать его сердце, как тёмная вода, грозя поглотить всё целиком. Леран резко одёрнул себя. Нет, не сейчас. Сейчас не время предаваться скорби и отчаянию. Он сжал кулаки до боли, заставляя себя сосредоточиться. Лучшее, что он может сделать для Императора, — спасти тех, кто был ему дорог. Он повернулся к Беатрис. Несчастная женщина, потерявшая в один день всё, сидела на грубом деревянном ящике, словно безжизненная кукла. Её некогда роскошное платье было запачкано сажей, волосы растрёпаны и спутаны, но она, казалось, даже не замечала этого. Слёзы давно иссякли — на её бледном, словно из воска, лице застыло только отрешённое, пустое выражение. Она не замечала суетящихся вокруг слуг, не реагировала на их встревоженные голоса — словно её душа уже покинула тело, оставив лишь пустую оболочку.       Леран медленно подошёл и опустился перед ней на колени, стараясь не напугать резким движением. Он осторожно коснулся её ледяных рук и попытался поймать отсутствующий взгляд.       — Ваше Высочество, — произнёс он тихо, но твёрдо, — я понимаю, как невыносимо тяжело Вам сейчас вспоминать всё это. Но мне необходимо знать — выжил ли ещё кто-нибудь из семьи? Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, где все были перед нападением.       На лице Беатрис медленно проступило мучительное, словно искажённое болью выражение. Она закрыла глаза, а пальцы её судорожно сжали ткань платья. Но она всё же заговорила — сбивчиво, прерывисто, словно каждое слово обжигало её:       — Как я уже говорила... Элеонора и Арианна должны быть в Сидоре... — голос её дрожал. — Они уехали три дня назад... Принца Эмиля и маленькую Люсиль... слуги поклялись спрятать их в северном крыле, в потайных комнатах... Принц Эдвард у себя... — она запнулась, сглотнула. — Советники разъехались по домам после вечернего заседания... Боги, если бы они остались, может быть...       — Принц Эдвард? — резко встрепенулся Леран, и его сердце забилось быстрее. — Где он сейчас, вы сказали?       — В своём летнем дворце, — растерянно проговорила Беатрис, моргая, словно пытаясь вернуться в настоящее. — В зелёной роще, в пяти милях к западу от столицы... Где же ему ещё быть? Он всегда уезжает туда, когда хочет побыть в одиночестве...       Но затем, словно внезапно осознав истинный смысл вопроса Лерана, она резко замолчала. Глаза её расширились от ужаса, рот приоткрылся, и она судорожно прикрыла его дрожащей рукой. Лицо её исказилось от нового приступа отчаяния.       — Вы думаете, что они и его... — прошептала она, и её голос сорвался. — О, небеса... О, милостивые небеса... Они пойдут за ним, правда? Они не оставят никого...       Леран не стал слушать дальше. Он резко встал, пробормотав быстрое: «Прошу меня простить», и решительно направился в сторону стражников.       Те сновали по башне, как муравьи, таская тяжёлые ящики к узкому проходу на лестницу. Они работали быстро, молча, лишь изредка перебрасываясь короткими командами. Ящики громоздили один на другой, создавая импровизированную баррикаду.       Кальвен Торн — теперь Леран знал, как его зовут из обращений подчинённых, поскольку сам тот так и не удосужился представиться — на пару с сержантом вытаскивали из дальней подсобки старые, покрытые толстым слоем пыли ящики. Они орудовали мечами, с треском срывая прибитые крышки, проверяя содержимое с каким-то непонятным азартом.       С трудом оторвав крышку очередного ящика, сержант присвистнул и откинулся назад, вытирая лоб: — Вы только посмотрите, что тут! — в его голосе прозвучала нотка неожиданного воодушевления.       Леран, уже подошедший к ним и вставший рядом, рефлекторно кинул взгляд в ящик. В тусклом свете факелов он разглядел аккуратно уложенные цилиндрические свёртки в промасленной ткани — что-то похожее на пороховые заряды. Старые, судя по состоянию ящика, но, возможно, всё ещё годные.       Сержант между тем продолжал, и в его голосе звучало почти мальчишеское веселье:       — Если ещё не отсырел весь, то... эх, сюда бы пушку, да побольше! Кальвен тоже глухо усмехнулся. Леран смотрел на них обоих, искренне не понимая, как можно веселиться в такой ситуации.       — Порох можно установить на лестницу, — проговорил Кальвен, уже деловито, разглядывая один из свёртков на свету. — Если совсем будет плохо, обрушим её. Отрежем путь.       Сержант удивлённо поднял брови:       — И запереть себя тут? Насовсем? Это ж...       — Мы и так отсюда сами вряд ли выберемся, — спокойно перебил его Торн, откладывая свёрток обратно. — А ждать помощи лучше запертыми за обрушенной лестницей, чем отстреливаясь из-за нескольких гнилых бочек.       Леран не выдержал. Что-то внутри него вспыхнуло и прорвалось наружу. Он резко шагнул вперёд, и голос его прозвучал грубо, почти агрессивно:       — Вы, по-моему, обещали заняться спасением семьи Императора, когда мы доберёмся до башни! — он практически выплюнул эти слова. Его уже раздражало это их спокойствие, эта невозмутимость, словно они обсуждали погоду. — Или Вы забыли?       Оба повернулись к нему, словно только сейчас заметили его присутствие. Сержант окинул Лерана быстрым взглядом, но тут же отвернулся, снова принимаясь копаться в ящиках, как ребёнок в новогодних подарках.       Кальвен же медленно распрямился во весь рост, расправив широкие плечи. Даже в потрёпанной форме он выглядел внушительно. Он вытер руки о штаны, почти демонстративным жестом, не спуская с Лерана прямого, изучающего взгляда. В его серых глазах не было ни злости, ни раздражения, но когда он заговорил, в голосе прозвучала явная ирония:       — И у Вас, наверное, есть очередной гениальный план? Который исполнять мне? — он сделал паузу, скрестив руки на груди. — Давайте, я слушаю, господин. Просветите простого солдата.       Леран почувствовал, как кровь прилила к лицу, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Он уже хотел выкрикнуть что-то резкое, напомнить о субординации, но в очередной раз себя одернул.       - Спокойно, — мысленно повторил он себе, стиснув зубы. — Веди себя достойно. Не ведись на эти провокации. Ты должен быть примером для подражания, а не уподобляться этим грубиянам. От того, что они перессорятся, лучше никому не станет.       Леран сделал глубокий вдох, заставляя себя взять под контроль эмоции. Когда он заговорил снова, голос его звучал ровнее:       — Всё ещё хуже, чем я думал. Наследный принц Эдвард находится в летнем дворце. Совсем недалеко отсюда, в нескольких милях к западу. Предатели не остановятся на захвате главного дворца — они непременно пойдут туда. Они не оставят наследника в живых.       Кальвен слегка прищурился:       — И что же Вы предлагаете?       — Как это что? — Леран едва сдержался, чтобы не повысить голос. — Нужно немедленно скакать туда и предупредить Его Высочество! Если ещё не слишком поздно. Каждая минута на счету!       Кальвен качнул головой:       — У нас и так очень мало людей, — проговорил он все также спокойно. — Разделиться сейчас — безумие. Чистое самоубийство. Мы не протянем и часа, если растратим силы.       — Семья Императора важнее всех здесь присутствующих, вместе взятых! — вспыхнул Леран, и теперь его голос действительно зазвенел от негодования. — И Вы, по-моему, забыли, что Ваш основной долг — защищать их! Не прятаться по башням, а защищать!       Воздух между ними снова натянулся до предела. Кальвен опёрся на рукоять меча, воткнутого в щель между каменными плитами пола, и молчал какое-то время. Леран уже приготовился выслушивать новый ворох язвительных вопросов, но Кальвен, всё так же медленно, словно обдумывая каждое слово, проговорил:       — Ну, допустим... — он потёр подбородок свободной рукой. — Пока дворец ещё не окружён плотным кольцом, с парой-тройкой людей я смогу выскользнуть из него. Если дворцовая конюшня не разгромлена, возьмём лошадей и отправимся туда. — Он поднял взгляд на Лерана. — Дальше что? Вы же понимаете, что даже если Его Высочество жив и невредим, мы не сможем вернуться к вам с помощью? У него нет своей армии, нет личной гвардии в летнем дворце. Только такие же стражники, как мы. От силы десяток человек. Леран растерянно замер. Вопрос застал его врасплох. Так далеко он ещё не задумывался.       — Но... можно собрать людей... — неуверенно начал он. — Верных людей, лояльных короне...       — Кого? — резко перебил его Кальвен, и в голосе его прозвучала сталь. — Крестьян с вилами и палками против императорской армии?       — Боюсь, на сотню миль отсюда единственные, кто хоть как-то умеют держать оружие в руках, — это только лесные разбойники, — подключился к разговору сержант, поднимаясь с колена возле ящика. На губах его играла кривая усмешка. — Да и тот сидит в темнице. — Он хмыкнул, словно вспомнив что-то забавное.       Леран резко обернулся к нему:       — Предводитель разбойников в темнице? Здесь? В башне?       — Ну да, вроде как, — совсем растерянно ответил сержант, явно не ожидавший такой реакции. Он почесал затылок, хмурясь. — Если ещё не помер, конечно. Недели три назад его притащили сюда. Хотели на виселицу отправить, но всё откладывали. Он в нижнем ярусе сидит, в самой дальней камере.       Мысли в голове Лерана снова заметались, словно стая перепуганных птиц, но на этот раз они начали складываться в план. Безумный, отчаянный план, который мог сработать. Разбойники. Люди, привычные к бою, к насилию, знающие местность. Если их можно убедить, подкупить... Его сердце забилось быстрее. Это был шанс, пусть и призрачный. Кальвен, прищурившись, внимательно смотрел на Лерана какое-то время, изучая каждую перемену в его лице. Он словно читал его мысли, и увиденное ему не понравилось:       — Не знаю, что Вы там себе придумали, господин, но не вздумайте связываться с ними. — Он сделал шаг ближе, и голос его стал жёстче. — Эти люди очень опасны. Они не знают ни чести, ни верности. Они перережут Вам горло, как только представится удобный случай.       Леран, уже думавший, что разговор окончен и пребывавший в своих лихорадочных мыслях, резко вернулся в настоящее и огрызнулся:       — Занимайтесь своим делом, командующий Торн! — почти выкрикнул он. — Если мы уже всё решили, почему Вы ещё здесь стоите? Время уходит! Каждая минута на счету!       Леран не понимал, почему он всё время так злился в присутствии этого человека, но серьёзно, его собственный отец за всю жизнь не поучал его столько, сколько этот вояка за один день.       Кальвен что-то неслышно процедил сквозь зубы и широкими, тяжёлыми шагами направился к своим людям.       Леран перевёл дух, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Ему нужно было действовать. Сейчас. Немедленно.       — Сержант, — обратился он к коренастому мужчине, всё ещё стоявшему у ящиков. — Простите, я не знаю Вашего имени.       — Гаррет, — буркнул тот.       — Сержант Гаррет, — кивнул Леран. — Выделите мне пару своих людей в помощь. Мне нужно идти за детьми, пока ещё есть время. Принц Эмиль и маленькая Люсиль где-то в северном крыле, их нужно найти.       Гаррет хмуро посмотрел на него, и на его лице отразилось явное недовольство. Он молчал несколько секунд, обдумывая просьбу, затем тяжело вздохнул:       — Не нравится мне всё это, — проворчал он, качая головой. — Но Вы здесь господин, а не я. — Он развернулся к группе стражников. — Эй, вы двое! — рявкнул он, указывая на молодого рыжеволосого парня и пожилого седобородого воина. — Проводите господина. И смотрите в оба — живыми вернитесь.       Те быстро отряхнули руки от пыли, схватили оружие — один копьё, другой меч и факел — и поспешно подошли ближе. Рыжий выглядел нервным, глаза его бегали из стороны в сторону. Седобородый был спокойнее, но и в его взгляде читалась настороженность.       — Готовы, господин, — коротко бросил старший.       — Вот, ещё возьмите, пригодится, — сказал сержант Гаррет, доставая из-за пояса небольшой кинжал в простых, потёртых кожаных ножнах.       — Благодарю, — коротко ответил Леран, принимая кинжал. Металл был холодным, даже сквозь ножны, и это придавало уверенности. Он осторожно спрятал оружие в складках своей одежды, убедившись, что его легко можно достать в случае опасности.       — Идём, — бросил он своим двоим стражникам, уже протискиваясь через недостроенные баррикады к выходу.       Они спустились вниз по узкой каменной лестнице, ступени которой были изношены столетиями. Дворец всё ещё пребывал в гробовой тишине — тяжёлой, давящей, полной скрытых угроз. Только их собственные шаги гулко отдавались в коридорах, да факел в руках седобородого стражника потрескивал, отбрасывая дрожащие тени на стены. Леран в последний раз поборол неуверенность, сглотнув комок в горле, и решительно направился к узкому спуску, ведущему в темницы. Каменные ступени уходили вниз, во тьму, откуда тянуло сыростью и затхлостью. Молодой рыжеволосый стражник нерешительно попытался было возразить:       — Господин, но... северное крыло же в другой стороне. Зачем мы...       — Я знаю, где находится северное крыло, — резко оборвал его Леран, стараясь говорить уверенно и властно. — И не задавайте лишних вопросов. Просто следуйте за мной.       Парень замолчал, но по его лицу было видно, что он крайне обеспокоен. Седобородый стражник лишь молча кивнул и пошёл следом, держа факел повыше.       Они спустились в темницы. Здесь было ещё холоднее, воздух был тяжёлым и влажным, пахло плесенью и чем-то кислым. Факел выхватывал из мрака узкий коридор с рядами массивных деревянных дверей, окованных железом. В темницах никого не было. Ни стражи у постов, ни других заключённых за решётками — только пугающая пустота и тишина. Все камеры были распахнуты настежь, словно кто-то в спешке выпустил всех узников... или те сами сбежали в хаосе.       Но в самой последней камере, в дальнем конце коридора, Леран действительно заметил сидящего прямо на холодном каменном полу человека. Он подошёл ближе, жестом приказав стражникам остановиться, и вгляделся сквозь решётку.       Перед ним сидел мужчина средних лет, сложив ноги бабочкой, с закрытыми глазами, словно погружённый в глубокую медитацию. Темноволосый, с густой, слегка всклокоченной бородой, с неприметными чертами лица — ничего примечательного. Одежда на нём была простой, потрёпанной, местами залатанной. Леран невольно удивился. Совсем не так он представлял себе главаря кровожадных разбойников, наводящих ужас на округу. Этот человек скорее походил на обычного торговца с рынка, уставшего после долгого дня торговли, или на странствующего монаха.       Леран выпрямил осанку, стараясь выглядеть более представительно и властно, и твёрдо окликнул:       — Эй! Вы меня слышите?       Только тогда мужчина медленно открыл глаза и поднял взгляд прямо на Лерана. Губы его растянулись в широкую, почти дружелюбную улыбку, обнажая желтые зубы.       И Лерана пробил ледяной холод, прокатившийся волной по спине. Теперь он точно понимал выражение «пронзить взглядом». Ледяные, светло-серые, почти белёсые глаза мужчины ярко, неестественно выделялись на этом неприметном лице. Они буквально пронизывали взглядом насквозь, смотря прямо в душу. Они вселяли первобытный, животный ужас, резко контрастируя с радушной улыбкой на губах. Это было неправильно, противоестественно — словно за маской человека скрывалось нечто иное.       Мужчина почти ласково ответил Лерану с очень сильным северным акцентом, растягивая гласные:       — Драгоценный господин мой, — он слегка наклонил голову в подобии поклона, — я слышу, у вас там весёлье наверху. Крики, беготня... Что-то случилось?       — Всего-навсего небольшое недоразумение, — ответил Леран, надеясь, что его замешательство и страх не заметны собеседнику. Он постарался вложить в голос уверенность. — Но у Вас и ваших людей появился шанс на искупление своих грехов. Вы можете помочь короне справиться с предателями и тем самым заслужить прощение и шанс на новую жизнь. Свободу.       Мужчина расплылся в улыбке ещё шире. Не сводя с Лерана своего страшного, пронизывающего взгляда, он всё так же дружелюбно, почти радостно согласился:       — О, какое великодушие! Конечно, драгоценный господин. Я к Вашим услугам. Мы все к Вашим услугам.       Леран, собравшись с духом, спросил, стараясь говорить деловито:       — А награда? Вы и ваши люди, конечно, хотите знать, что получите за службу?       Мужчина слегка пожал плечами, и улыбка стала ещё шире, хотя казалось, что уже больше некуда:       — О, мы договоримся, драгоценный господин. Непременно договоримся. Я человек простой, неприхотливый.       Леран всё ещё пребывал в замешательстве. Этот человек действительно пугал его — глубоко, на уровне инстинктов. Вся его сущность кричала, что перед ним опасность, что нужно бежать. Но отступать сейчас было бы глупостью.       — Найдите ключи от этой камеры, — коротко приказал он своим стражникам, не отводя взгляда от узника.       Те заколебались, переглянулись, но послушались. Седобородый передал факел рыжему и начал обыскивать крюки на стене у входа в темницы. Через минуту он нашёл связку ржавых ключей и, примеряя один за другим, наконец отпер массивный замок с громким лязгом.       Когда тяжёлая дверь камеры со скрипом распахнулась, Леран невольно схватился за рукоять кинжала под складками одежды. Но узник всё так же широко улыбаясь, плавно поднялся на ноги и просто вышел из камеры. Он даже не взглянул на стражников с оружием и первым, уверенно и спокойно направился к выходу из подземелий, словно это он был хозяином дворца, а Леран — всего лишь гостем.       Леран, опомнившись от ступора, поспешил за ним, стараясь не отставать.       Поднявшись наверх по узкой каменной лестнице, они едва успели сделать несколько шагов, как дворец содрогнулся от жуткого грохота. Стены задрожали, с потолка посыпалась мелкая пыль и крошки штукатурки. Молодой рыжеволосый стражник, побледнев как полотно, подбежал к ближайшему окну, выходящему во внутренний двор. Он прильнул к стеклу, всматриваясь и взволнованно закричал:       — Начался штурм! Враги ломают ворота!       Глава разбойников остановился посреди коридора, слегка наклонив голову, словно прислушиваясь к звукам. На его губах всё ещё играла та же широкая, дружелюбная улыбка, но ледяные глаза оставались совершенно холодными, безэмоциональными. Он обернулся к Лерану и спокойно, почти небрежно проговорил с тем же сильным акцентом:       — Меня не нужно провожать, драгоценный господин. Я сам найду выход. — Он слегка поклонился и прежде чем кто-либо успел среагировать, плавно развернулся и скользнул в темноту соседнего коридора, растворяясь в ней, словно призрак. Его шагов даже не было слышно.       — Ах ты сукин сын! — яростно выкрикнул рыжий стражник, отрываясь от окна. — А ну стой! — Парень, всё ещё сжимая факел, рванулся было за разбойником в погоню, но Леран его остановил.       — Оставить! Забудь о нём! Нам нужно северное крыло! Дети! Сейчас же! Бегом!       Ещё один удар сотряс дворец, на этот раз сильнее, послышался треск ломающегося дерева. Время истекало.