Запах его власти

Лея шла, почти не чувствуя ног. Музыка глохла за спиной, растворяясь в гуле голосов и смеха. Коридор был длинным, пустым, освещённым мягкими лампами, — будто другой мир, вырванный из золотого зала. Она остановилась, уткнувшись ладонью в холодную стену. Воздух здесь был неподвижным, пахнущим пылью, вином и чем-то терпким — запахом старого дерева и духов Элоизы, оставшихся после её прохода. “Её аромат. Её власть.” Лея сжала пальцы до боли. “Её мир — это золото и фамилии. Мой — бетон, грязь и дешёвые простыни.” Она закрыла глаза. В висках стучало. Сцены мелькали, как вспышки — рука Дамиана на её талии, его голос у уха, тот поцелуй в уголок губ. Он всегда был слишком близко. Слишком настоящий. И Лея позволила себе поверить, что это — про неё. Она едва не рассмеялась — тихо, беззвучно. Что за глупость. “Он смотрит на меня, потому что я для него другая. Непохожая. Пока новая. Пока вызываю интерес. Но это пройдёт. У всех проходит.” Сердце болело — не как после удара, а как от медленного яда, растекающегося по венам. Она впервые ясно поняла, насколько глубоко увязла. Не просто телом. Не просто страхом. Душой. Её тянуло к нему так, как тянет к пропасти — зная, что упадёшь, но не в силах отойти. Он дал ей больше, чем кто-то когда-либо. Защиту. Тепло. Но ведь это всё — внутри его мира, а не её. В зеркале напротив отражалась женщина в серебристом платье, с распущенными волосами, с глазами, где ещё блестели следы слёз. Красивая. Уверенная. Чужая. Она тихо прошептала, будто признавалась самой себе: > — Всё, что между нами, — иллюзия. Я просто забыла, кто я. На секунду захотелось сорвать с себя украшения, платье — всё, что напоминало о нём. Но вместо этого Лея прижала ладонь к груди, где всё ещё билось сердце — быстро, болезненно, неровно. “Он не виноват. Просто я не должна была позволять себе чувствовать. Ни радость, ни надежду, ни… любовь.” Слёзы подступили, но она моргнула, не позволяя им упасть. Она понимала: впереди её ждёт не конец — хуже. Медленное возвращение в тишину без него. И впервые Лея осознала — это её собственный плен, построенный не Дамианом. Ею самой. И выхода, кажется, уже нет. Лея остановилась у колонны, обхватив себя за плечи — будто пыталась удержать то, что расползалось внутри. Воздух здесь был пропитан ароматами: пудровыми, сладкими, тёплыми, но среди них она сразу почувствовала его запах. Её тело мгновенно отозвалось. Сердце сбилось с ритма, дыхание стало коротким. Она знала этот аромат — дым, кожа, пряность, лёгкая горечь. Он был везде на ней — в волосах, на запястьях, в тканях её платья. Она пропахла им. Не просто телом — до костей, до крови. Он въелся в неё, как метка, как клеймо. Его запах жил в её коже, как напоминание, что она его, даже если никогда не будет рядом. Она провела ладонью по шее, вспоминая, как он касался — осторожно, будто боялся оставить след. И всё же оставил. Не на коже — глубже. Лея едва не усмехнулась, но губы дрогнули от боли. “Глупая. Ты позволила себе мечтать, что запах — это принадлежность. Что он выбрал тебя. Что это значит хоть что-то.” Она закрыла глаза, но перед внутренним взором вспыхнула Элоиза — безупречная, хищно красивая, с осанкой победительницы. Когда та вошла в зал, вместе с её шагами пришёл другой аромат — тонкий, дорогой, но знакомый до отвращения. На секунду Лея не поняла, почему сердце сжалось. А потом почувствовала под этой сладкой пеленой — его запах. Не свежий. Старый, стёршийся временем, но всё ещё живущий в её коже. След их прошлой близости. Холод прошёл по спине. Всё стало ясно. Они были вместе. Он прикасался к Элоизе так же, как к ней. И, возможно, когда-то тоже смотрел с тем же вниманием, с тем же теплом. Она сжала пальцы, ногти впились в ладони. “Я — просто продолжение его прошлого. Замена. Развлечение, пока не настанет момент вернуться к тому, что правильно.” Её дыхание сбилось. Запах Дамиана всё ещё витал вокруг, будоража кровь, разрывая грудь изнутри. Он принадлежал не ей, но тело упрямо отказывалось это принять. Оно помнило каждое прикосновение, каждый взгляд. И теперь, даже если она уйдёт, этот запах останется с ней навсегда — как метка альфы, которую не смыть ни временем, ни болью. Лея подняла глаза, глядя в темноту галереи. — Я пропахла тобой, — прошептала она, почти беззвучно. — Даже если ты забудешь, я не смогу. И от этой правды ей стало невыносимо больно. Она впервые поняла, что уже не может вернуться в мир, где его нет. Тишина галереи была вязкой, как дым. Лея стояла у окна, глядя на заснеженный сад — пока в отражении вдруг не появилось движение. Элоиза. Совершенная, как из рекламы: гладкая кожа, холодный блеск глаз, ни одной дрожи в голосе. Но под шелковой маской — гнев, тяжелый, как яд. — Нашла, — сказала она, медленно приближаясь. — Ты, оказывается, любишь прятаться. Лея не ответила. Элоиза подошла ближе, каблуки глухо стучали по мрамору. — Скажи, — тихо, почти ласково, — ты правда веришь, что он выберет тебя? Лея подняла взгляд. — Мне не нужно, чтобы он выбирал. — Конечно, — усмехнулась Элоиза. — Ведь тебе достаточно просто лежать под ним и делать вид, что это любовь. Эти слова были как удар. Лея едва заметно вздрогнула, но не отступила. — Вы не знаете, о чём говорите, — произнесла она глухо. — Я знаю о нём больше, чем ты можешь представить. — Голос стал резче. — Я знаю, как он дышит, когда злится. Как молчит, когда лжет. Я знаю, как он пахнет после… Она замерла, улыбнулась — хищно, почти с торжеством. — Этот запах на нём. На мне. Ты ведь чувствуешь? Мир сжался в точку. Да. Лея чувствовала — слабый след, старый, но настоящий. Что-то внутри неё оборвалось. Элоиза шагнула вперёд, хватая её за запястье. — Он мой, слышишь? — прошипела она. — Моё имя рядом с его. Мой отец спас его семью от краха. Без нас он — никто. А ты… ты грязь, которой он просто вытер руки. Она толкнула Лею к стене. Ладонь Леи скользнула по холодному камню, дыхание сбилось. Но Лея не сопротивлялась. Только смотрела прямо, без страха, с какой-то усталой ясностью. — Если он твой, — прошептала она, — зачем тебе я? Зачем пришла ко мне? Элоиза вздрогнула, будто её ударили. На миг в глазах мелькнула паника — мгновенная, прежде чем снова смениться злостью. Она приподняла руку — и в этот момент воздух будто лопнул. — Хватит. Голос. Низкий, глухой, ледяной. Дамиан стоял в проёме. Тень от люстры пересекала его лицо, но глаза — холодные, как сталь — были видны слишком ясно. Он подошёл быстро, почти бесшумно. Элоиза инстинктивно отступила. — Выйди, — произнёс он. — Дамиан, — начала она, — ты не понимаешь, она… — Выйди, — повторил он, не повышая голоса. На секунду в нём не осталось ничего человеческого — только ровная ярость, от которой воздух стал плотным. Он повернулся к Лее, не глядя на Элоизу, и взял её за руку. Осторожно, но крепко. — Пойдём. Она послушно шагнула за ним, чувствуя, как дрожат пальцы в его ладони. Когда они уходили, Элоиза стояла неподвижно, с перекошенным лицом — то ли от злости, то ли от поражения. Дамиан не обернулся. Он вёл Лею прочь, шаг за шагом, как человека, которого нельзя отпустить — потому что иначе он исчезнет навсегда. Салон машины тонул в тишине. Только шум снегп по стеклу и рваное дыхание Леи. Она сидела, отвернувшись к окну, пальцы дрожали, губы прикушены до крови. — Лея, — тихо сказал Дамиан, — послушай, я… — Не надо. — Голос её сорвался. — Просто не надо. Он сжал руль сильнее, чем нужно. — Я хочу объяснить. — Объяснить что? Что ты спал со своей невестой? — она резко повернулась к нему, глаза блестели. — Что этот запах на ней — не просто память, да? Ты говорил у вас вынужденная договорная помолвка… Он молчал. — Скажи хоть слово, — выдохнула она, почти шепотом. — Скажи, что это неправда. Что мне просто показалось… — Это было давно, — наконец ответил он. — Задолго до тебя. Тогда мне было всё равно, с кем. Я не видел в этом смысла. — А теперь видишь? — горько усмехнулась она. — Или просто удобно думать, что я — другая? Глупее, наивнее, особенная? — Не говори так, — его голос стал глуже. — Я не сравниваю вас. — Конечно, нет, — она усмехнулась, хотя в глазах стояли слёзы. — Просто теперь я твоя. Очередная глава, очередной след твоего запаха. Он протянул руку — осторожно, к её плечу, но она отстранилась, будто обожглась. — Не трогай меня. — Лея… — Хватит! — почти вскрикнула она, и в салоне всё заглохло. — Я думала, я особенная, понимаешь? Думала, всё между нами — это не про власть, не про привычку, не про твой контроль. А теперь понимаю, я просто… следующая. Он выдохнул, закрыл глаза. — Я был с ней. Да. Но тогда я не чувствовал ничего. Ни запаха, ни связи. Просто пустоту. — А со мной? — тихо, срывающимся голосом. Он повернулся к ней, и в его взгляде не было защиты, только усталость и боль. — С тобой — слишком много. Столько, что я до сих пор не знаю, как с этим жить. Она посмотрела в окно, чтобы не расплакаться. — Тогда научись жить без меня. Он хотел что-то сказать, но не смог. Только тронул руль и завёл двигатель. Они ехали молча. Только свет фар мелькал по её лицу — бледному, закрытому, уставшему. Когда подъехали к дому, он открыл дверь со своей стороны, как всегда, но Лея прошла мимо, даже не взглянув на него. Всё — как будто она снова стала чужой. Дамиан стоял у входа, глядя ей вслед. Снег падал крупными хлопьями, ложился на его плечи, на волосы. «Она снова строит стены. А я снова хочу их разрушить.» Этой ночью он не спал. Сидел в гостиной, смотрел в огонь камина и слушал тишину. Иногда вставал, проходил по коридору и останавливался у её двери. Рука тянулась — постучать, сказать хоть что-то. Но он не решался. По ту сторону двери Лея тоже не спала. Лежала, зарывшись в подушку, и слушала каждый его шаг — тяжёлый, упрямый, будто он тоже не знал, как быть. Её грудь сжималась от боли и чего-то ещё — от осознания, что несмотря на всё, она всё ещё чувствует его запах. Даже сквозь стены. И ненавидит себя за это. Утро началось тихо — слишком тихо. В доме пахло кофе, тостами и холодным воздухом после ночи. Дамиан стоял у окна, в тёмной рубашке, волосы чуть растрёпаны. Он выглядел собранным, но глаза выдавали бессонную ночь. Когда Лея спустилась по лестнице, он сразу повернулся к ней. — Доброе утро, — сказал спокойно, без привычного приказного тона. — Кофе уже готов. — Спасибо, мистер Мерсер, — ответила она ровно, почти сухо. Его брови едва заметно дрогнули. — Мы снова на “вы”? — Думаю, так будет правильнее. — Правильнее? — он усмехнулся, но в голосе слышалось раздражение. — А вчера вечером было неправильно? Она молчала, глядя в чашку. Он подошёл ближе, опёрся ладонью о стол. — Лея, — тихо, — хватит. Я не хочу, чтобы между нами снова были стены. — А я не хочу быть той, кто рушит твою жизнь, — холодно сказала она. — У тебя есть Элоиза, твоя невеста. Он резко вдохнул, будто её слова ударили физически. — Не говори это имя. — Почему? Больно? Или совесть проснулась? Он шагнул ближе. — Ты не понимаешь… — Напротив, — перебила она. — Я всё понимаю. Она твоя. Я — никто. Тишина натянулась, как струна. Дамиан закрыл глаза, выдохнул — и вдруг от него пошла волна запаха. Сильная, густая, почти осязаемая. Феромоны. Воздух вокруг будто стал теплее. Сердце Леи сбилось, тело предательски отозвалось, кожа покрылась мурашками. — Перестань, — выдохнула она, отступая. — Не делай так. — Тогда слушай, — голос стал хриплым. — Я не хочу терять тебя. Ни из-за сплетен, ни из-за прошлого, ни из-за этой чёртовой помолвки. — Помолвки, которая всё ещё существует, — прошептала она, глядя ему в глаза. — Тебе с ней, Дамиан. Это правильно. Он двинулся вперёд. Один шаг. Второй. И прижал её к стене у лестницы. — Правильно? — тихо, опасно. — А что, по-твоему, во мне хоть раз было правильно? Его ладонь легла ей на щёку, взгляд — тёмный, голодный, больной от желания. — Я не люблю её. Никогда не любил. Только тебя, слышишь? Мне нужна ты. Его губы скользнули по её волосам, по шее, дыхание обожгло кожу. Лея дрожала, пыталась удержать себя в руках, но её тело уже не слушалось. Феромоны делали воздух густым, липким, почти пьяным. Она прикусила губу, чтобы не издать звук, но из горла всё равно вырвался тихий стон. — Не говори так… — прошептала она. — Не нужно. — Почему? — его голос стал тише, опаснее. — Потому что ты чувствуешь то же самое? — Потому что ты сам не веришь в эти слова, — выдохнула она, глаза наполнились слезами. — Ты просто боишься, что я уйду. Он замер. Пальцы, державшие её за подбородок, чуть дрогнули. Молчание. Только их дыхание — рваное, сплетённое, будто одно. Он хотел что-то сказать, но не смог. Отстранился. Медленно. Лея шагнула в сторону, спина всё ещё касалась холодной стены. — Я прошу… — голос едва держался, — оставь меня в покое. Дамиан стоял напротив, тяжело дыша, пальцы сжаты в кулаки. Он мог приказать, заставить, удержать. Но впервые — не сделал ничего. Только тихо сказал: — Я не умею отпускать, Лея. — А я больше не хочу быть тем, кого держат, — ответила она и пошла вверх по лестнице, не оглядываясь. Он остался внизу, сжимая перила, чувствуя, как в груди всё снова рушится. И впервые за долгое время — не знал, как её вернуть, не сломав окончательно. Чёрный мерседес скользил по вечернему городу — плавно, уверенно. Внутри — полумрак, запах табака и тихое жужжание кондиционера. Лея сидела рядом с Дамианом, прямо под его рукой. Он не произносил ни слова — просто положил ладонь ей на колено. Тяжёлое, уверенное касание, от которого внутри всё сжималось. Она не отстранилась. Не могла. Без его прикосновений ей было физически больно, будто из неё вырвали что-то важное. Дамиан молчал. Его пальцы двигались едва заметно — скользнули по ткани платья, потом выше, до бедра. Она судорожно вдохнула, но не остановила его. Он чуть повернул голову, посмотрел на неё сбоку, взгляд — острый, почти изучающий. — Нервничаешь? — спросил тихо, будто между делом. — Нет, — соврала она. — Лжёшь, — усмехнулся он, откинувшись на спинку. — Тебя всегда выдает дыхание. Она не ответила. Её взгляд скользнул к окну, где огни города отражались, как россыпь воспоминаний, которые хотелось стереть. Когда машина остановилась у частного клуба, Лея почувствовала, как внутри всё снова напряглось. Дамиан помог ей выйти — холодный воздух, шаги по мрамору, тени гостей. Внутри пахло дорогими сигарами, виски и старым деревом. На стенах — картины, сукно на столах, мягкий гул голосов. Дамиан держал её за талию, двигаясь через толпу уверенно, будто мир принадлежал только ему. Но его пальцы сжимали её чуть сильнее, чем требовала вежливость. — Не отходи, — шепнул он у самого уха. — Здесь люди, которым я не доверяю. Она кивнула. Среди гостей мелькнули знакомые лица — партнёры, инвесторы, а потом... Генри Дэвенпорт. Отец Элоизы. Лея сразу почувствовала на себе его взгляд. Долгий, тяжёлый, с оттенком презрения. Дамиан заметил. Его рука на её талии сжалась ещё сильнее. — Спокойно, — тихо сказал он, но глаза уже потемнели. — Никто не посмеет даже смотреть в твою сторону. Она кивнула, но воздух в груди застрял. Всё вокруг было чужим — эти лица, запах алкоголя, холодное напряжение под кожей. — Я… на минуту, — прошептала она, пытаясь улыбнуться. — В туалет. Он отпустил неохотно, взглядом провожая каждый её шаг. Лея вошла в дамскую комнату — прохладная плитка, зеркало в золоте, тишина. Она подошла к раковине, включила воду, провела ладонями по лицу. Холод немного отрезвил. — Всё хорошо, — прошептала себе. — Просто пять минут тишины. — Не уверена, — раздался за спиной голос. Лея замерла. Элоиза. Отражение в зеркале — безупречная, собранная, с хищной улыбкой. — Что вы здесь делаете? — тихо спросила Лея. Элоиза шагнула ближе, каблуки мягко щёлкали по плитке. — Проверяю, как далеко ты готова зайти. — Я не… — Молчи, — перебила она. Её рука резко схватила Лею за волосы, дёрнула назад. Лея вскрикнула, ладонями уперлась в раковину. Элоиза склонилась ближе, губы почти касались её уха. — Ты думаешь, он твой? — прошептала. — Ошибаешься. Ты просто его слабость. А я — его равная. Его семья. Его мир. Она дёрнула сильнее, прижимая Лею к зеркалу. Холодное стекло, боль в голове, металлический привкус крови на губах. — Исчезни, — прошипела Элоиза. — Или я сделаю так, что тебя не останется даже в его памяти. — Вы… сумасшедшая, — выдохнула Лея, пытаясь вырваться. Элоиза усмехнулась. — Нет. Просто знаю, чего стоит Мерсер. И знаю, как он ломается, когда теряет то, что любит. Она отпустила, поправила волосы и, не оборачиваясь, направилась к двери. Перед уходом бросила через плечо: — Умойся, милая. Кровь не идёт к твоему цвету кожи. Дверь закрылась. Лея осталась стоять у зеркала, тяжело дыша, с красной полосой от прокусаной губы. Пальцы дрожали. Она смотрела на своё отражение — глаза, в которых больше не было страха, только усталость и отчаянная боль. Дом был тих, как будто вымер. Только часы на стене тихо отсчитывали секунды. За окнами — густая ночь, огни города тонули в тумане. Лея долго лежала в постели, глядя в потолок. Её тело не слушалось — то ли от усталости, то ли от тоски. Пустая кровать казалась чужой, холодной, будто в ней не осталось воздуха. С каждым вдохом ей становилось тяжелее. С каждым воспоминанием — больнее. Она встала. Тонкий халат скользнул по плечам, босые ноги бесшумно ступали по лестнице. В гостиной горел мягкий свет торшера. Дамиан сидел в кресле, опершись локтями на колени, рубашка расстёгнута, на висках усталость. Он не спал — просто смотрел в огонь камина, в котором тлели последние угли. Когда она вошла, он поднял глаза. Взгляд — настороженный, будто от боли. — Ты опять спала одна, — тихо сказал он, не вопросом, утверждением. — Не спала, — ответила Лея, шаг за шагом приближаясь. Он медленно встал, будто боялся спугнуть её. — Что-то случилось? Она качнула головой. — Просто… я не могу. — Что не можешь? Она подошла совсем близко, пальцы дрожали, когда коснулись его лица — щетина, тёплая кожа, тень усталости под глазами. — Не могу без тебя, — прошептала. — Не могу спать. Не могу дышать. Её голос сорвался, словно из груди вырвался хрип. — Всё время слышу, как ты ходишь по дому… чувствую твой запах в каждой комнате… и всё равно — пусто. Дамиан стоял неподвижно. Молча. Смотрел на неё — в глазах тревога, вина, что-то почти болезненное. Потом он шагнул вперёд, прижал её к себе. Плотно. Так, что она едва могла вдохнуть, но и не хотела. — Тише, — прошептал он ей в волосы. — Я здесь. Её руки легли ему на грудь, потом выше — на шею. Она зарылась лицом в его кожу, в знакомый запах — горечь, мускус, кофе и дым, металл. Дамиан поднял её на руки — легко, как будто она весила меньше воздуха. Она тихо вздохнула, не отпуская его. — Всё хорошо, — шептал он, неся её по коридору. — Больше не отпущу. Он опустил её на кровать, лёг рядом, не разжимая объятий. Они лежали лицом к лицу, дыша почти в унисон. — Смотри на меня, — попросил он. — Только на меня. Лея подняла глаза — в его взгляде не было ни власти, ни игры. Только усталое, беззащитное чувство, которое не требовало доказательств. Он провёл пальцем по её щеке, по губам. Она поймала его руку, прижала к лицу. — Так лучше, — прошептала. — Теперь я дышу. Он усмехнулся почти беззвучно, притянул её ближе. Её голова легла ему на грудь, пальцы сплелись. Тишина. Дыхание. Пульс под её ладонью. И впервые за долгие часы — покой. Они уснули так — в обнимку, в одном дыхании, словно всё остальное перестало существовать. Утро было серым, будто солнце тоже устало от всех этих ночей. Запах кофе висел в воздухе, но Лея едва прикоснулась к чашке. Она сидела за столом в одной из его рубашек, тонкая, бледная, с запутавшимися волосами. Дамиан стоял у стойки, застёгивая манжеты. Он выглядел собранно, как всегда, но глаза — внимательные, тревожные — всё время возвращались к ней. — Ты не ешь, — тихо сказал он. — Не хочу. — Температура? — подошёл, коснулся её лба. — Ты бледная. Она чуть отстранилась. — Всё нормально. Просто устала. — От чего? — голос мягкий, но сдержанный. — От всего, — честно ответила она. — От людей. От мыслей. От того, что не могу перестать думать. Он выдохнул, провёл ладонью по её волосам, чуть прижал к себе. Она не оттолкнула, просто стояла, глядя куда-то мимо него. — Может, я не поеду сегодня? — сказала наконец. — Я просто хочу остаться дома. Он замер. — Ты уверена, что хочешь быть одна? — Не совсем, — она попыталась улыбнуться, но получилось тускло. — Просто... не хочу играть роли. Ни твоей спутницы, ни сильной женщины. Он молча кивнул. — Хорошо. Останься. Отдохни. Его пальцы задержались на её щеке, взгляд стал мягче, почти болезненный. — Лея… — он говорил тихо, как будто боялся, что она исчезнет прямо сейчас. — Обещай мне. — Что? — Что не уйдёшь. Не исчезнешь вот так. Без слова. Она подняла глаза — уставшие, пустые, но честные. — Я не собираюсь. Он сжал её сильнее, вдохнул запах её волос, будто пытался запомнить. — Скажи это. Мне нужно услышать. Пауза. Лея едва слышно выдохнула: — Я не исчезну, Дамиан. — Хорошо, — шепнул он, будто сам себе. — Тогда я поеду. К вечеру вернусь. Он поцеловал её в висок. Она не пошевелилась, только закрыла глаза, чувствуя, как этот поцелуй оставляет след — почти как клеймо. Когда дверь за ним закрылась, Лея осталась сидеть в кухне. Руки лежали на коленях, взгляд — в окно, где снег медленно падал, тая, не долетая до земли. «Я не могу без него. Но и с ним — я разрушаю всё, что ему важно.» Она поднялась, медленно убрала чашку, вытерла стол — привычными, почти автоматическими движениями. И впервые за долгое время ей стало по-настоящему страшно. Не за себя. А за него. Обед. Тишина в доме такая густая, что слышно, как стрелки часов скользят по кругу. Лея сидела на диване, закутавшись в плед. Телефон лежал рядом — без уведомлений, без звука. Она ждала его звонка, но всё, что слышала, — это собственное дыхание. Резкий звонок в ворота заставил её вздрогнуть. Она подошла, взглянула на экран домофона — Элоиза. Одна. Холодная, безупречная, как всегда. — Что вам нужно? — голос Леи дрожал, но она старалась говорить ровно. — Пару минут. Только с тобой. — Элоиза улыбнулась, будто пришла на дружеский визит. Дверь щёлкнула. Лея не знала, зачем впустила её — то ли из страха, то ли из желания покончить с этим. Элоиза вошла, уверенно, будто хозяйка. Пальто идеального кроя, тонкий аромат, подчеркивающий статус, а в руках — планшет. — Ты думаешь, он тебя защитит? — тихо произнесла она. Голос ровный, почти ласковый. Лея не ответила. Элоиза провела пальцем по экрану и повернула планшет. Записи. Тусклый свет клубов. Смех, кожа, руки клиентов. Она. Лея. Удар. В горло словно загнали осколок льда. — Хватит, — прошептала Лея, отступая. — Нет, — улыбнулась Элоиза. — Только если ты уйдёшь. Иначе… я покажу это твоей сестре. Милой, наивной девочке, которая так тобой гордится. Или, — она пожала плечами, — просто выложу это в сеть. Пусть посмотрят, кто на самом деле спит рядом с наследником семьи Мерсер. Лея побледнела. — Не трогай Милу. Пожалуйста. — Тогда исчезни. — Элоиза шагнула ближе, глаза её блестели. — У тебя час. Потом поздно будет. И всё. Она вышла, оставив за собой запах дорогих духов и безысходность. Лея стояла посреди комнаты, чувствуя, как земля под ногами будто проваливается. Слёзы не шли. Только руки дрожали. Она побежала наверх. Всё происходило будто в замедленном кадре — она открывала ящики, срывала одежду с вешалок, складывала документы в сумку. На кровати — его рубашка. На стуле — футболка, которую он носил дома. Она прижала её к лицу, глубоко вдохнула. Его запах. Тёплый. Тяжёлый. Безопасный. Сердце сжалось. — Прости, — прошептала, всхлипывая. — Я спасаю тебя, даже если ты этого не поймёшь… Она захлопнула сумку, надела пальто. Под ним — та самая футболка, как последняя защита. Когда вышла на улицу, снег падал крупными хлопьями, ветер гнал их по дороге. Элоиза ждала у машины. Лея села молча. — Не бойся, — холодно сказала Элоиза. — Я отвезу тебя туда, где тебе самое место. Машина остановилась в центре города. Шум. Свет. Люди. — Выходи, — приказала Элоиза, не глядя. Лея открыла дверь. Холод ударил в лицо. Дверь захлопнулась — и машина уехала. Она осталась одна. Посреди улицы. С сумкой, дрожащими руками и запахом Дамиана на коже. Снег лип к волосам, пальто промокало. Город жил своей жизнью, не замечая женщину, которая только что потеряла всё. Лея пошла вперёд, не зная куда. Только шаги. И шепот внутри: «Он больше никогда не узнает, где я. И, может быть, так — лучше.» Дом встретил его мягким светом и тишиной, слишком правильной, слишком чистой. Он даже не сразу понял, что именно не так — просто что-то не дышало, не отзывалось. На пассажирском сиденье — коробка с белыми лилиями, её любимыми. В руках — небольшой футляр с подвеской. Он держал его так бережно, будто это могло что-то изменить. Он вошёл в дом и поднялся наверх. — Лея? — позвал тихо, привычным тоном. — Я вернулся. Ответа не было. Только лёгкое эхо. Он прошёл по коридору, остановился у её двери. Толкнул ручку. Комната — пустая. Постель заправлена, на туалетном столике — ни одной мелочи, ни одной ноты её присутствия. Он шагнул внутрь. Медленно. Рука коснулась кровати — холодной. — Нет… — шепнул он, глядя вокруг. — Нет, нет, нет… Он открыл шкаф — полки перерыты. Тумбочка — тоже. В ящике осталась только заколка, маленькая, с трещинкой на металле. Он опустился на край кровати, глаза застилал туман. Цветы всё ещё были в руках — лепестки дрожали. Один за другим начали осыпаться. Он выдохнул, поднялся, как в забытьи. — Алекс! — голос сорвался в трубку, глухой, злой. — Где камеры?! Через минуту он уже стоял у экрана, подключая внутреннюю систему безопасности. Видео, дата, время. И вот — она. Лея выходит из дома. На плечах пальто, в руках сумка. Рядом — Элоиза. Волосы собраны, лицо спокойное, холодное. Они идут к машине. Дамиан застыл, не дыша. Элоиза оборачивается в сторону камеры — едва заметная улыбка. Дверь захлопывается. Машина уезжает. Кровь ударила в виски. Он выключил запись, шагнул назад, потом ударил кулаком по стене. Штукатурка треснула, стекло в раме дрогнуло. — Элоиза… — прошипел он, опираясь на стену, сжимая кулак до крови. — Ты не просто перешла грань. Ты вычеркнула себя из списка живых. Он снова посмотрел на экран — на последнюю секунду, где Лея садится в машину. Ветер играет её волосами. Её лицо не видно, но он знал — она плакала. Сердце стучало глухо, рвано. Тишина в доме стала невыносимой — будто стены поглощали воздух. Он поднял с пола её шарф. Запах — лёгкий, тёплый, узнаваемый. Феромоны. Его собственное безумие. Он прижал ткань к лицу, закрыл глаза. Мир провалился в темноту. В следующее мгновение он уже звонил. — Алекс. Подними всех. Камеры, трассеры, ломбард, вокзалы. Проверить всё. — Дамиан, ты уверен, что… — Найди её. Или я начну ломать людей и начну с Элоизы. Он бросил телефон на стол, схватил пиджак, сжал ключи. Взгляд — холодный, бешеный, почти нечеловеческий. Всё внутри кипело, требуя действия. — Я предупреждал, Элоиза, — сказал он в пустоту. — Я не Бог, чтобы прощать. И шагнул в ночь — туда, где его запах всё ещё мог пересечься с её. Он больше не собирался ждать.