Описание
Она — элитная проститутка.
Он — альфа, для которого ничего не имеет значения.
Их встреча стала не спасением, а зависимостью — болезненной, опасной, всепоглощающей.
Примечания
Пишу для себя , текст писался долго, могут быть не состыковки или сюжетные дыры
Горы
14 октября 2025, 06:01
Под горой, где воздух звенит от холода, стоял отель — не просто шале, а целый каскад из лиственницы и чёрного стекла, спаянный в один хрустящий от мороза монолит. Над въездом — круглая площадка со скульптурой-«созвездием» из стальных стрел; внизу под прозрачным навесом — тёплый свет, как янтарь, и огненные чаши, от которых пар поднимался к звёздам. Частный фуникулёр тянулся от подземного уровня прямо к склону; из распахнутых террас курился пар подогреваемых бассейнов-инфинити. Внутри — чёрный мрамор, дымчатый дуб, лестницы с коваными перилами и люстра, похожая на ледопад; камин в два этажа, кожа и бархат, аромат кедра и амбры. Персонал в угольно-серой ливрее и белых перчатках двигался бесшумно; это было место, где фамилии превращаются в названия фондов, а приватность стоит дороже вида на вершины.
Снег шёл так густо, будто мир выключили на «белый шум». Стеклянные стены отеля-иконы отражали склон и канатку; в воздухе — хвоя, ледяная дымка, металлическая свежесть гор.
Дамиан вышел первым. Длинное зимнее пальто глубокого графитового цвета было оторочено тёмным мехом по вороту и лацканам; под ним — безупречный белый костюм, гладкий, как свежий лёд, тонкая чёрная водолазка подчёркивала плечи. Перчатки — мягкая кожа. Он выглядел как хозяин сезона: собранный, закрытый, опасно-элегантный.
Лея ступила следом — и снег, словно раздвинулся. На ней — молочно-кремовое пальто с широким поясом, шёлковая блуза цвета шампанского, узкая юбка миди цвета тёмного инея, высокие замшевые сапоги; тонкие перчатки, жемчужные серьги. Волосы собраны в аккуратный пучок, на губах — почти невидимый розовый. Красиво — без показной роскоши, ровно так, как он любит: чистые линии, тишина в деталях.
У крыльца управляющий почти поклонился:
— Добро пожаловать, мистер Мерсер. Всё готово.
Портье, швейцары, носильщики — глаза вниз, движения отточены. Почтение — как протокол безопасности.
Когда мальчик-боёк протянул руки за пальто Леи, Дамиан молча перехватил — снял сам, как что-то слишком личное, чтобы к этому прикасались чужие. Лёгкое касание к её талии — невесомая метка, от которой в груди у неё сорвался ритм. Он не посмотрел — просто знал, что она дрогнула. И персонал это тоже заметил: взгляды скользнули, задержались и тут же исчезли, будто этот жест — пароль к режиму тишины.
— Она со мной, — сказал он спокойно, оставляя пальто на руку швейцару. — Любые запросы — через меня.
— Разумеется, сэр, — управляющий едва слышно.
Чек-ин занял минуты: ключи, карточки, «ваша ложа на ужин уже подтверждена». Дамиан шёл рядом, не касаясь больше, но держал её в поле — как линию горизонта. Лея слышала только снег и его дыхание; в отражении стекла — он в меховом вороте и белом костюме, и она, собранная, красивая — слишком заметная рядом с ним.
У лифта он наклонился на полтона ближе:
— Дыши, — почти беззвучно.
Она кивнула, и сталь дверей сомкнулась, отсекла шёпот зала, где весь персонал запоминал главное: как хозяин держит руку на линии её талии — даже когда не касается.
Зал ресторана был залит мягким золотом света. За огромным панорамным окном — горы, ослепительно-белые, будто вырезанные из льда. Воздух пах хвойным дымом и дорогим вином.
Дамиан провёл Лею к столику у окна, чуть поодаль от их стола. Снял с неё теплую накидку сам, словно не позволял никому касаться того, что под его защитой. Отодвинул стул, дождался, пока она сядет. Ладонь легко скользнула по её талии — просто жест вежливости, но в нём чувствовалась собственническая метка.
Он сел рядом с братьями. Не сказал ни слова — только короткий кивок официанту. Через минуту перед Леей уже стоял заказ — ровно то, что выбрал он.
Алекс, старший, с холодной уверенностью в движениях, перелистывал документы.
— Личная помощница? — сказал он спокойно, но с тенью усмешки. — Интересный выбор, Дамиан. Очень... нестандартный.
Райан, напротив, уже достал блокнот и карандаш. На его губах играла лёгкая улыбка.
— Нестандартный? Да она прекрасна. У неё редкое лицо — будто создано для света, — он ловко вывел линию профиля. — Ты, кстати, знаешь, что она сильно пахнет тобой? Даже отсюда.
Алекс тихо хмыкнул.
— Я видел фото. Интернет уже кипит. Невеста, пресса, акционеры... ты собираешься всё это игнорировать?
Дамиан откинулся на спинку стула, не сводя взгляда с Леи, которая аккуратно накалывала еду на вилку.
— Совет директоров не имеет отношения к моему личному воздуху, — спокойно ответил он.
Райан поднял голову, светлые волосы упали на лоб.
— Она не просто помощница. Это видно.
Дамиан чуть усмехнулся.
— Скажем так... особенная сотрудница.
— Хм. Игрушка? — сухо бросил Алекс.
Воздух сразу натянулся.
Дамиан повернул голову — медленно, как будто взвешивая каждое движение.
— Не игрушка. Никогда так не говори о ней.
Райан, будто не заметив напряжения, развернул блокнот к ним: на бумаге — лёгкий портрет Леи у окна.
— Смотри, — сказал он с улыбкой. — Вижу в ней не игрушку, а вдохновение. Она — тишина, перед бурей.
Алекс вздохнул, потёр переносицу.
— Ты всё превращаешь в драму, Рай.
— А ты всё — в сделки, — парировал младший. — Может, в этом проблема?
— Проблема в том, что ты слишком романтик, мелкий,— буркнул Алекс.
Райан усмехнулся, щёлкнул крышкой ручки и посмотрел на Дамиана.
— Можно я украду её минут на двадцать после обеда? Свет идеальный, хочу сфотографировать.
Дамиан не отрывал взгляда от Леи, потом спокойно кивнул.
— Двадцать минут. Рядом с отелем.
— Обещаю вернуть живой, — Райан подмигнул.
— Лучше верни её целой, — отозвался Дамиан, но в голосе не было угрозы — только сталь и привычка приказывать.
Лея почувствовала на себе его взгляд, даже не оборачиваясь. Каждое её движение — от того, как она поднимала бокал до того, как поправила прядь волос, — будто проходило через его незримый фильтр.
Алекс, отставив бокал, заговорил тише:
— Ты вечно всё контролируешь, Дамиан. Даже людей. Особенно женщин.
— Я просто не позволяю им исчезать, — коротко ответил он.
Райан рассмеялся, откинув голову:
— Господи, да ты же романтик, только глубоко испорченный.
Дамиан лишь усмехнулся уголком губ.
— Я просто реалист.
Официанты подали десерт. Лея на секунду хотела отказаться, но Дамиан лёгким взглядом дал понять — ешь. Она подчинилась. Слишком машинально, чтобы не заметить, как он откинулся на стул и едва заметно улыбнулся.
Алекс вытер губы салфеткой, глядя на брата:
— Всё это плохо закончится, — тихо сказал он.
— Возможно, — ответил Дамиан, беря бокал вина. — Но не сегодня.
Райан поднялся из-за стола с той лёгкостью, с какой живут люди, не привыкшие к тяжести слов. Камера висела у него на ремне, в пальцах вертелась ручка от блокнота. Он подошёл к Лее и слегка склонил голову, словно приветствовал старую знакомую.
— Райан, — представился он с мягкой улыбкой, протягивая руку. — Младший из семейства. Художник, фотограф и по совместительству тот, кто вечно всех раздражает своей болтовнёй.
Лея, неуверенно, но вежливо, протянула ладонь. Его прикосновение оказалось тёплым, немного затянувшимся — не флирт, а внимание.
— Лея, — ответила она коротко.
— Знаю, — усмехнулся Райан. — Твоё имя уже витает в воздухе. И запах тоже. Интересно, что скажет брат, если я украду тебя хотя бы на двадцать минут?
Лея замерла, как будто не ослышалась. Только потом повернула голову к Дамиану. Он не сказал ни слова, просто слегка кивнул.
И этого было достаточно. Разрешение.
Она поднялась. Райан галантно отодвинул стул, подал накидку, легко дотронулся до её локтя. Его жесты были почти сценическими, и на фоне его лёгкости — Дамиан за столом казался из камня.
Когда они проходили мимо, Алекс, не поднимая глаз от бокала, тихо бросил:
— Не игрушка, говоришь...
Дамиан ответил без паузы:
— Нет. Моё.
Воздух словно застыл. Алекс медленно поднял взгляд на брата — внимательный, изучающий, чуть тревожный.
— Моё? Ты хоть слышишь себя? — произнёс он низко. — Это звучит не как признание, а как диагноз.
Дамиан спокойно взял бокал, сделал глоток, не моргнув.
— Зато честно.
Алекс хмыкнул, чуть подавшись вперёд.
— Честность тебя не спасёт, если об этом узнает Элоиза, если она поймет, что это больше чем игрушка. Или совет. У тебя на носу сделка с Кингстон-групп, а ты таскаешь с собой омегу, как личный трофей.
— Она не трофей.
— Тогда кто? — Алекс склонил голову, пристально глядя. — Не смей говорить, что она тебе дорога.
Пауза. Секунда тишины, в которой было больше смысла, чем в любом ответе.
Дамиан отставил бокал.
— Она не просто дорога. Она — моя пара.
У Алекса дёрнулся уголок губ. Смех получился коротким, хриплым.
— Прекрати. Это безумие. Пара? У тебя уже есть помолвка, брак по договору, пресса, акционеры. Это не просто личная жизнь — это корпоративная шахматная доска. И ты хочешь взорвать её ради… ради этой девочки?
Дамиан наклонился ближе, его голос стал тихим, почти ласковым:
— Алекс, я устал играть чужими фигурами.
— Ты разрушишь себя, — устало выдохнул брат.
— Возможно. Но я хотя бы впервые сделаю это по своей воле.
Алекс провёл рукой по лицу, покачал головой.
— Ты даже не замечаешь, как она тобой управляет. Ты же не спал нормально с тех пор, как она появилась. Я прав?
— И всё же я собран, — холодно ответил Дамиан. — Контролирую бизнес, людей, эмоции. Всё идёт по плану.
— По твоему или по её? — бросил Алекс.
Дамиан чуть улыбнулся, не отвечая. Повернулся к окну. Там, на снегу, Лея стояла рядом с Райаном — пальто, пушистая накидка, смех, вырывающийся паром в холодном воздухе.
— Видишь? — произнёс он едва слышно. — Даже снег к ней тянется.
Алекс посмотрел на брата и тихо сказал:
— Это не любовь, Дамиан. Это одержимость.
— Пусть, — ответил тот. — Главное, что она моя.
На секунду в его глазах мелькнуло нечто тёмное, первобытное — как пламя под стеклом.
Алекс отвёл взгляд, понимая, что спорить бесполезно.
— Тогда будь готов, — произнёс он тихо. — Когда стекло треснет, всё, что под ним, сгорит вместе с тобой.
Дамиан усмехнулся, но в этой усмешке не было ни тени страха.
— Зато красиво, не правда ли?
Алекс ничего не ответил.
Он лишь посмотрел, как брат наблюдает за женщиной внизу — той, что смеялась под снегом, не зная, что над ней, как над сценой, уже сомкнулись стены его власти.
Снег ложился мягко, будто скрывая за собой прошлое. Лея шла рядом с Райаном, осторожно ступая по тропинке, где уже не было следов других людей. Воздух был прозрачный, звенящий, пах смолой и холодом. Райан шёл чуть впереди, камера болталась у него на груди, и он оборачивался каждые несколько шагов — не столько чтобы проверить, идёт ли она, сколько чтобы поймать её выражение лица.
— Знаешь, — сказал он, — ты, наверное, видишь в нём только сталь. Холодный, расчётливый, безэмоциональный Мерсер. В костюме, с идеальным узлом галстука. Но когда-то он был… совсем другим.
Он включил телефон. Экран мигнул, и из динамика донёсся смех — настоящий, искренний, заливистый.
На видео — молодой Дамиан, по пояс голый, в нелепом костюме кролика: кожаные штаны, хвост, розовые ушки. Он стоит в гостиной, а где-то за кадром Алекс рычит от смеха:
— Давай, Дам, покажи класс, прыгай! Ты же обещал!
— Алекс, я убью тебя, — ворчит Дамиан на видео, но в голосе — больше смущённого веселья, чем злости.
— Не убьёшь, пока хвост не отпадёт, — хохочет Райан за камерой.
И вот — Дамиан, сдерживая смех, всё же начинает прыгать. Неловко, с преувеличенным видом мученика. Щёки пылают, но глаза смеются.
— О, да, вот он — наш корпоративный заяц! — орёт Алекс.
Лея не выдерживает — смеётся так, что утирает глаза.
— Это… это невозможно. Это ведь он?
— Вся слава тому, кто придумал спор, — гордо говорит Райан. — Проиграл проект и, как честный человек, выполнил условие.
— Он выглядел… счастливым, — тихо произносит Лея.
Райан медленно убирает телефон.
— Он был счастливым, — отвечает он. — Тогда у нас всё было проще. Мы дрались, спорили, могли подраться до крови, но вечером всё равно сидели на полу, ели мороженое и строили планы.
Пауза.
— А потом отец умер, новый господин Мерсер взвалил на себя всю империю, а Дамиан просто… выключился.
Они идут дальше. Райан кидает в снег камешек, будто пытаясь стряхнуть грусть.
— Он был худшим проказником из всех нас, представляешь? Как-то подложил Алексу змей в чемодан перед деловой поездкой. Или поменял кофе на воду из лужи — «для проверки вкусовой чувствительности». А ещё как-то заставил совет директоров ждать полчаса, потому что запер их в лифте.
Лея фыркает, прикрывая рот рукой.
— Не может быть.
— Ещё как может. Он был сумасшедшим. Серьёзным только снаружи. — Райан улыбается. — Иногда мне его не хватает. Того, кто умел смеяться.
Лея молчит несколько секунд. Потом тихо говорит, почти не глядя на него:
— Он… до сих пор немного такой. Только прячет.
— Что ты имеешь в виду?
— У него на кухне есть тайник. За панелью. Там чипсы, мармелад, шоколадки. Он ест их ночью, когда думает, что никто не знает. Меня недавно угощал.
Райан замирает, потом громко смеётся, аж сгибается пополам.
— Не может быть! Он всё ещё это делает? Господи! — Он вытирает глаза. — Я думал, я единственный, кто помнит про его “вторую кладовку”!
Лея удивлённо моргает.
— Что за “вторая”?
— У него есть ещё одна, в кабинете. Внизу, в ящике для документов. Мы нашли её случайно, когда Алекс искал бумаги по работе. Там — карамель, крекеры, иногда даже газировка появляется. Я помню, мама объявила нам «здоровый год», убрала всё сладкое и вредное из дома, так он сделал запас и прятал как сокровище в разных частях дома.
Лея тихо смеётся.
— Наверное, привычка осталась.
— Конечно, — говорит Райан, с какой-то нежностью в голосе. — Привычки — это то, что от него осталось живым. Всё остальное он держит под замком.
Они идут дальше, снег скрипит под ногами. Где-то внизу блестит склон, на ветвях серебрится иней.
Лея опускает глаза, глядя на следы, и шепчет:
— Мне кажется, этот замок слишком прочный.
Райан останавливается, смотрит на неё, чуть улыбаясь.
— Возможно. Но иногда достаточно просто того, кто не стучит, а тихо садится рядом и ждёт, пока он сам откроет.
Она не отвечает. Только смотрит в сторону склона — и впервые за долгое время её губы снова растягиваются в настоящую, тёплую улыбку.
А за ними, на расстоянии, из окна ресторана, Дамиан наблюдает.
Без выражения, без эмоций — снаружи.
Но пальцы его едва заметно сжимаются на бокале.
Потому что где-то там, среди снега и смеха, Лея улыбалась без него.
Райан щёлкнул затвором камеры, потом ещё раз — и ещё. Каждая вспышка будто ловила частицу воздуха, превращая снег вокруг в россыпь бриллиантов.
— Замри! — крикнул он, оббегая Лею по дуге. — Вот так! Свет падает просто безумно! Да ты посмотри на себя, женщина — ты же не Лея, ты чёртова метель с глазами!
Она рассмеялась, прижимая ладони к щекам. Снег оседал на волосах — тёмных, блестящих, густых, будто сотканных из ночи. Ветер шевелил прядь у виска, солнце преломлялось в её глазах, и голубой становился почти серебряным.
— Райан, перестань, — сказала она, отворачиваясь. — Я не умею позировать.
— Позировать? — Райан закатил глаза. — Да ты сейчас выглядишь как реклама всего прекрасного! Если бы я был модельным агентом, я бы уже подписал с тобой контракт на десять лет вперёд.
— Перестань, — повторила Лея, но уже смеясь.
— Нет, серьёзно! — Райан подбежал ближе, прищурился в объектив. — Посмотри на этот профиль. На этот свет! Ты вообще видела, какие у тебя глаза на солнце? Это же катастрофа для мужской самооценки!
Лея покачала головой, краснея.
— Да какие глаза, Райан? Обычные.
Он застыл, будто оскорблён до глубины души.
— Обычные? — переспросил он с театральным ужасом. — Женщина, ты только что плюнула в лицо искусству!
Он подбежал, поднял камеру над головой, щёлкнул. — Видишь это? Это не обычное. Это как если бы утро решило остаться в твоих зрачках.
— Райан, — Лея прикрыла лицо ладонями, но смех всё равно прорвался. — Ты безумец.
— Я художник, — парировал он. — Безумие — часть профессии.
Он снова сделал снимок, потом отбежал на пару шагов и закричал:
— Стой! Не двигайся! Вот так! Господи, да ты сама по себе композиция!
Снег кружился вокруг, пряди волос Леи блестели, губы чуть разомкнуты от смеха, а щеки раскраснелись. Вся она — как живое дыхание зимы.
— Ну вот, — сказал Райан, опуская камеру. — Вот теперь я понимаю, почему он не сводит с тебя глаз.
Смех застыл в горле.
— Что?
Райан пожал плечами.
— Мой брат. Ты правда думаешь, я не вижу? Он же даже кофе пьёт, глядя, как ты держишь ручку.
Лея отвела взгляд. На миг воздух стал плотнее, холоднее.
— Он… не такой, каким ты его видишь, — произнесла она тихо.
— Ошибаешься, — ответил Райан мягко. — Он просто забыл, как смеяться.
Эти слова будто застряли у неё в голове.
Она вдруг представила — Дамиана, как на старом видео: смущённого, с хвостиком на костюме, с улыбкой до ушей.
Смех, искренний, громкий. Настоящий.
«Вот бы он снова так улыбнулся… хотя бы раз», — подумала Лея, чувствуя, как сердце сжалось.
Она стояла под снегом, в пальто, а солнце ломалось в её глазах, превращая их в ледяное пламя.
И впервые Лея поймала себя на том, что хочет не свободы.
А — его смеха.
Чтобы он — улыбнулся ей.
Райан, не подозревая, просто щёлкал затвором, приговаривая:
— Идеально, Лея. Просто идеально.
А внутри неё всё уже было далеко не спокойно.
Райан влетел в номер, как шквал тёплого воздуха после стужи. В руках — белое платье, лёгкое, будто сотканное из облака. Оно почти не касалось пола, струилось, переливалось, как утренний иней под солнцем.
— Лея! — он запыхался, глаза сияли. — Смотри, что я нашёл! Это же волшебство, а не платье!
Лея приподняла взгляд от ноутбука, где вяло просматривала документы.
— Ты вломился, чтобы показать… платье?
— Не просто платье, — Райан расправил ткань. — Это из костюмерной театра при отеле. Я клянусь, оно будто создано для тебя.
— Райан, — устало сказала Лея, — я не актриса и не модель.
— Вот именно! — он подскочил ближе, положил платье ей на колени. — Поэтому и получится живо. Ты не позируешь — ты дышишь. Понимаешь?
Она вздохнула, но пальцы всё равно коснулись ткани. Платье было тонким, прохладным, мягким, как снег в ладонях.
— Надень, прошу тебя, — тихо сказал он. — Ну хотя бы ради искусства.
— Райан…
— Ради меня. — Он вдруг улыбнулся так по-детски, что Лея не выдержала и рассмеялась.
— Ты неисправим.
— Это мой диагноз, — торжественно произнёс он. — Ну же, Лея. Пожалуйста.
Через несколько минут она стояла перед зеркалом. Белое платье мягко облегало талию, спускалось волной, оголяя ключицы и часть спины. Свет ложился на кожу, делая её почти прозрачной.
Она не узнавала себя.
— Райан… это слишком, — пробормотала она.
— Это идеально, — выдохнул он. — Пойдём. Там — сад. Я покажу тебе, как выглядит настоящее чудо.
Тёплый влажный воздух окутал их, как шелковый кокон. Под куполом зимнего сада пахло зеленью, мокрой землёй и свежестью.
Свет пробивался сквозь стеклянный потолок — мягкий, почти невесомый, и падал на Лею пятнами.
Райан уже крутился вокруг с фотоаппаратом, выбирая ракурс.
— Стой. Вот так. Не двигайся. — Он прищурился в видоискатель. — Да… идеально.
Щелчок.
Щелчок.
Щелчок.
— Подними подбородок. Чуть в сторону. Нет, не так — просто будь собой. — Он говорил мягко, почти шепотом, как будто боялся спугнуть момент.
Лея послушно двигалась. Пальцы скользнули по подолу, волосы упали на плечи. Она чувствовала себя неловко, но с каждым щелчком камеры — оживала.
— Вот, — Райан показал ей экран. — Видишь? Ты — не холодная. Ты живая.
Она посмотрела — и застыла. На фото была не «помощница» Дамиана, не бывшая проститутка, не женщина, запертая в чьих-то правилах. Там была она — настоящая, мягкая, свободная, красивая.
Райан, довольный, подбросил камеру в руках и усмехнулся:
— А теперь представь, что Дамиан в костюме кролика.
Лея не удержалась — смех сорвался, как вспышка света. Голова запрокинута, глаза блестят, плечи дрожат от смеха. Райан в этот миг нажал спуск.
Щёлк.
— Вот оно, — сказал он, улыбаясь. — Это и есть ты. Настоящая.
Она смолкла, глядя куда-то в сторону.
— Почему ты… так стараешься?
Райан пожал плечами.
— Потому что он не видел тебя такой. И… потому что я скучаю по тому, как он раньше смеялся. Думаю, только ты можешь вернуть это.
Лея замерла. Слова повисли в воздухе, как пар. Она отвела взгляд, но не смогла не улыбнуться — мягко, почти грустно.
«Вот бы он увидел меня сейчас», — подумала она.
«И засмеялся. Просто — засмеялся».
А Райан продолжал снимать, ловя каждый вздох, каждую дрожь ресниц.
И в объективе рождалась не просто женщина.
Рождалось то, что Дамиан утратил — тепло.
Дверь зимнего сада открылась с тихим щелчком, и в паровом мареве влажного воздуха проступили две фигуры.
Алекс — собранный, с усталым видом человека, завершившего десяток встреч подряд.
Дамиан — безупречно выпрямленный, но шаг его сбился, едва взгляд наткнулся на неё.
Лея стояла в белом платье, в свете стеклянного купола — словно луч, застывший в воздухе. Снег, стекло и кожа слились в один оттенок.
Мгновение — и дыхание Дамиана сбилось. Он будто забыл, как дышать.
Мир вокруг распался: брат, сад, стеклянные стены — всё исчезло. Осталась только она.
Он прошёл к ней медленно, но в каждом шаге чувствовалась власть, натянутая, как струна.
— Что ты… — начал он, но голос сорвался, стал ниже. — Что ты делаешь со мной?
Он подошёл вплотную. Его ладонь легла на её талию — уверенно, будто мир принадлежал только им.
Тепло от его руки прожигало ткань платья. Лея дрогнула, но не двинулась.
— Ты... — он тихо провёл пальцем по её щеке. — Ты не понимаешь, как смотришься.
Он взял её лицо в ладони, приподнял чуть вверх, поворачивая к свету.
Лучи преломились в её глазах, превращая голубизну в чистое свечение.
— Параиба, — прошептал он. — Голубой турмалин. Один из самых редких камней на земле.
Он говорил почти благоговейно. — Но даже он не сияет так, как ты сейчас.
Лея попыталась отвернуться, но он перехватил движение, пальцы замкнулись мягко, но неотвратимо.
— Дамиан… — прошептала она. — Здесь твои братья.
— Пусть смотрят, — ответил он спокойно, не отпуская. — Пусть знают, что я наконец вижу что-то живое.
Она попыталась отстраниться, но он лишь поймал её руки, поцеловал кончики пальцев — неторопливо, почти благоговейно, но с оттенком собственнического жара.
— Не надо, — выдохнула она. — Не здесь.
— Здесь, — сказал он. — Только здесь — и сейчас.
Позади послышался сдержанный смешок.
— Ну, — протянул Райан, поднимая камеру. — Кажется, мне стоит запечатлеть семейную драму.
Щелчок.
Лея в белом. Его ладонь на её талии. Свет сквозь стекло.
На снимке — слишком близко, слишком интимно, чтобы объяснить словами.
Алекс стоял рядом, сжав губы в тонкую линию.
Он не вмешался, но глаза его были тревожны. Он понимал, куда всё идёт.
Райан, напротив, сиял.
— Боже, вот это кадр! — сказал он восхищённо. — Я знал, что ты не бездушный айсберг, братец.
Дамиан не отреагировал. Он всё ещё держал Лею за руку — не крепко, но неотвратимо.
Его взгляд был затуманен чем-то глубже, чем желание.
Чем-то, что нельзя было назвать просто влечением.
Алекс хмуро произнёс, едва слышно:
— Осторожнее, Дам. Это уже не игра.
Дамиан обернулся — холод вернулся в его глаза.
— Я не играю.
Но Лея почувствовала, как пульс в его запястье всё ещё бился слишком быстро.
И поняла: он не лжет.
Они вышли из сада медленно — словно с поля боя, где никто не выиграл, но оба остались живы.
Лея всё ещё в белом платье, дыхание спутанное, пальцы дрожат. Она ждала, что он отпустит её, позволит переодеться, но нет.
Дамиан только чуть сильнее сжал её талию, оборачиваясь к братьям:
— Ужин через десять минут.
— В этом виде? — тихо спросил Алекс.
— Именно в этом, — холодно отрезал Дамиан. — Пусть привыкнет.
Лея почувствовала, как кровь приливает к лицу. Это был не просто жест — это было заявление.
Он не давал ей возможности спрятаться.
Он хотел, чтобы все видели. Чтобы все знали.
В лифте — глухая тишина. Только их дыхание и мягкий шум тросов.
Райан теребил камеру, пытаясь не смотреть на них. Алекс стоял у стены, с каменным лицом.
Лея решила нарушить это молчание.
— Интересный у вас семейный архив, — сказала она холодно. — Особенно кадры с костюмом кролика.
Райан поперхнулся воздухом и закашлялся.
Алекс моргнул, не сразу поняв, но Дамиан…
Дамиан побледнел, потом покраснел.
На миг он даже потерял дыхание.
— Кролика? — переспросил Алекс, с подозрением глядя на брата.
— Старые студенческие глупости, — сквозь зубы произнёс Дамиан, и взгляд метнулся к Райану, как нож.
— Я ничего не… — начал тот, но замолк, встретив взгляд брата. — О, кажется, сигнал пропадает, — пробормотал и уткнулся в телефон.
Лея попыталась убрать его руку с талии.
— Вы держите слишком крепко, господин Мерсер.
Дамиан обернулся медленно.
— Что я сказал о “вы”?
Её сердце дернулось.
— Я просто…
— Не оправдывайся, — прошептал он ей на ухо. — Надеюсь, тебе понравилось то, что ты видела.
Феромоны ударили в виски — горячая, тонкая волна, будто запах крови и металла в одном дыхании.
Её тело предательски отозвалось: кожа покрылась мурашками, губы пересохли.
Она попыталась отстраниться, но он только усмехнулся — тихо, почти невесомо.
— Осторожнее, — добавил он. — Игра с хищником заканчивается всегда одинаково.
Алекс стоял чуть в стороне, наблюдая, как будто сцена перед ним не касалась реальности.
Только пальцы его сжались в кулак.
— Дам, — произнёс он сдержанно, — может, ты немного перегибаешь?
— Всё под контролем, — отрезал Дамиан, не оборачиваясь.
— У тебя — да, — холодно сказал Алекс. — А у неё?
Лея стояла рядом, чувствуя, как его рука будто врастает в кожу.
В груди всё кипело — не страх, не гнев, а смесь обоих, перемешанная с чем-то гораздо опаснее.
Когда лифт остановился, она вышла первой — быстро, почти бегом.
Но знала: он идёт за ней.
И весь этот ужин — будет не про еду.
А про власть.
Утро было белым и ослепительным. Снег хрустел под ногами, воздух звенел от мороза. Склон, покрытый инеем, блестел, как зеркало, — идеально ровный, безошибочно вычищенный, как всё, к чему прикасался Дамиан.
Он стоял позади Леи, его руки — сильные, тёплые — касались её локтей, запястий, поправляя стойку.
— Расслабься, — его голос был низким, почти бархатным. — Ты слишком напряжена.
Лея закусила губу.
— Я просто не хочу упасть.
— Я рядом. — Он произнёс это почти шепотом, и горячее дыхание коснулось её шеи. — Тебе нечего бояться.
Но именно его близости она боялась больше всего.
Он скользнул ладонью вдоль её спины, поправляя наклон корпуса. Тепло прожигало ткань куртки, от прикосновений тело отзывалось так, будто это не урок — а допрос с огнём и холодом.
Феромоны.
Его запах наполнял воздух, смешиваясь с морозом — терпкий, металлический, сладкий.
Лея просто делала то, что он говорил, чтобы только поскорее закончить.
Подчинись — и он успокоится.
— Отлично, — выдохнул он, прижимаясь ближе, — вот так. Дыши ровно.
Она выдохнула, чувствуя, как гул в ушах совпадает с биением его сердца.
И тут, будто гром среди ясного неба:
— Эй, зайка, ты не слишком давишь на ученицу? — раздался голос Райана.
Оба обернулись.
Райан стоял чуть выше по склону, лыжи наперекосяк, в руках камера, на губах — беззаботная улыбка.
— Отвали, Райан, — бросил Дамиан, не выпуская Лею из рук.
— Ну конечно. Только я смотрю, зайка сегодня особенно заботлив, — насмешливо протянул брат, спускаясь к ним. — Могу помочь, если ты не справляешься.
— Райан, — голос Дамиана стал стальным. — Сейчас не время.
— А когда, если не сейчас? — Райан сунул камеру под мышку и, не удержавшись, лепил снежок, бросив прямо в брата.
Попадание — точно в грудь.
Дамиан моргнул. Секунда. Потом — тень улыбки.
— Ты этого хотел?
— А как же! — Райан уже лепил следующий. — Давай, зайка, покажи, кто старший.
Секунда — и снег полетел в обе стороны.
Щёлки, смех, хриплое дыхание.
Лея отступила, глядя, как два взрослых мужчины катаются в снегу, будто мальчишки.
На лице Райана — счастье. На лице Дамиана — редкий, живой смех, искренний и опасный.
Алекс подошёл к Лее медленно — будто боялся спугнуть ту хрупкую тишину, что осталась после смеха и снежной битвы. Он стоял перед ней, высокий, собранный, с руками, скрещёнными на груди, как щитом, но глаза выдавали не холод — беспокойство.
— Они всегда такие, — произнёс он негромко, глядя, как Дамиан и Райан валяются в снегу, смеясь, будто дети. — Но не в этом дело.
Лея чуть нахмурилась, переводя взгляд на него.
— В чём тогда?
— В тебе. — Его голос стал жёстче, чем хотел. — Ты хоть понимаешь, куда попала?
— Мне не нужно ничего понимать, — ответила она ровно. — Я просто живу по его правилам.
Алекс тихо выдохнул, будто слова ударили его в грудь.
— По его правилам… — Он покачал головой. — Это звучит как приговор, Лея, а не жизнь.
Она резко подняла взгляд:
— Вы думаете, я выбирала это? Один раз я уже ушла. Он вернул меня обратно.
— Вернул? — Алекс нахмурился. — Что значит "вернул"?
— То и значит. — Лея стиснула зубы. — Ворвался в номер и увёз к себе.
Он молчал несколько секунд. Снег падал на его плечи, таял, будто стыдился касаться.
— И ты осталась, — тихо сказал он, не вопрос, утверждение.
Лея отвела взгляд.
— Да. — Голос дрогнул. — Я просто хотела жить спокойно. Работать. Делать кофе, черт возьми. Но господин Мерсер решил, что я должна принадлежать ему. Он забрал мою жизнь, и теперь я живу его.
— Но ты ведь… — Алекс шагнул ближе, заглянув в глаза. — Ты ведь не бежишь.
Она дернулась.
— Что?
— Я вижу, как ты на него смотришь. — Голос стал тихим, но стальным. — Как ты замираешь, когда он говорит. Как дышишь в такт ему, даже не замечая.
Лея побледнела.
— Это не правда. Я ненавижу его.
— Может, — кивнул Алекс. — Только ненависть не делает взгляд таким.
Молчание. Снег падал густо, приглушая звуки.
— Он держит тебя рядом, потому что не может отпустить, — сказал Алекс, глядя куда-то мимо. — А ты остаёшься, потому что уже не можешь без него.
Лея шагнула назад, будто слова обожгли.
— Я его не просила. Он сам…
— Да, — перебил Алекс. — И всё же ты стоишь здесь. Не убегаешь. Не кричишь. Не борешься.
Он чуть наклонился вперёд, его голос стал почти шёпотом:
— Ты — его пленница, Лея. Но уже добровольная.
— Замолчи, — выдохнула она, чувствуя, как грудь сжимается. — Вы не знаете, что между нами.
Алекс горько усмехнулся:
— Я вижу достаточно. Вы оба горите. Только проблема в том, что он привык держать огонь в клетке.
За их спинами послышались шаги.
Дамиан подошёл — уверенно, спокойно, будто знал, что разговор не закончился в его отсутствие.
— Лея, — произнёс он ровно, — хватит разговаривать.
Она повернулась к нему, и мгновенно вся решимость, которую она собирала, рассыпалась.
Он стоял слишком близко. Его глаза — лед и пламя, феромоны обволакивали воздух.
Он взял её за руку, словно это был не жест, а указание, и притянул к себе.
Она не сопротивлялась. Только сердце билось как у пойманного зверька.
Алекс смотрел, не двигаясь.
И вдруг понял — всё кончено.
Эта женщина уже не просто часть жизни его брата.
Она — его воздух. Его зависимость. Его безумие.
А Лея…
Лея стояла рядом с ним, дрожащая, но не от холода — от осознания, что цепи на ней теперь невидимые, но куда крепче прежних.
— Смотри, сколько снега, — Лея держала телефон так, чтобы камера захватывала заснеженные ели и серебристые вершины гор за окном. — Настоящая сказка, Мила. Видишь?
— Вижу! — девочка засмеялась, глаза её сияли. — Это как в фильмах! Лея, ты счастливая!
Лея улыбнулась, но уголки губ дрогнули.
— Может быть… — тихо ответила она.
— А где он? — голос Милы стал заговорщицким. — Дамиан!
Она обернулась, и, как по команде, он уже стоял рядом. В светлом свитере, расслабленный, почти домашний.
Молча протянул руку — и Лея, чуть помедлив, передала ему телефон.
Он сел на подлокотник кресла рядом, камера чуть дрожала.
— Привет, малышка, — его голос стал удивительно мягким, тёплым, с тем редким оттенком, который Лея слышала, пожалуй, только рядом с Милой.
— Привет! — Мила захихикала. — У вас там снег! Вы лепили снеговика?
Дамиан усмехнулся.
— Пока нет. Но если пообещаешь поправиться к следующей зиме, я сам сделаю самого большого снеговика на свете. И научу тебя кататься на коньках. Договорились?
— Правда? — в глазах Милы вспыхнули звёздочки. — А Лея тоже?
— Конечно. Я не поеду без неё, — тихо сказал он, и его взгляд на секунду задержался на Лее.
Она отвернулась, чтобы спрятать дрожь на лице. Горло сжалось от чего-то тёплого, неожиданного.
Это была не игра, не власть — искренность, голая, почти болезненная.
— Ты… правда умеешь быть таким, — прошептала Лея, едва слышно.
Райан, до этого молча стоявший сзади, подошёл ближе.
— Это что, наш старший брат? — пробормотал он, наклоняясь к экрану. — Малышка, запиши это — такого мы больше не увидим.
Мила захохотала:
— А вы кто?
— Райан. Младший брат этого угрюмого чудовища.
— Не чудовище! — вскинулась Мила. — Он добрый!
Райан рассмеялся, а Лея — впервые за долгое время — улыбнулась искренне.
В комнате было тихо. Только треск камина и тихий смех ребёнка из динамиков.
Дамиан смотрел на экран — его лицо смягчилось, черты стали человеческими, живыми.
Райан краем глаза наблюдал за братом, и в его взгляде мелькнула растерянность:
он почти забыл, что Дамиан способен на такое.
— Ладно, — сказал Дамиан, — скоро спать, юная леди. И не заставляй сестру волноваться.
— Обещаю! — звонко ответила Мила.
Когда звонок закончился, Лея молчала.
Райан — тоже.
Только Дамиан, всё ещё держа телефон, чуть усмехнулся и тихо произнёс:
— Забавно. Она — единственная, кто не боится меня.
Лея посмотрела на него долгим взглядом.
— А может, просто видит то, чего не видим мы.
Райан кивнул, опуская камеру.
— Да, старик, — сказал он мягко. — Вот теперь ты напомнил мне себя. Того, каким был раньше.
И Дамиан не ответил. Только долго смотрел в чёрный экран телефона, где секунду назад отражалась улыбка девочки — единственной, кто ещё считал его добрым.
Лифт двигался медленно, мягко гудя. Металлические стены отражали их силуэты — два человека, стоящие слишком близко, будто пространство между ними просто не могло существовать.
Лея держала руки перед собой, будто боялась их куда-то деть. Сердце колотилось — после звонка, после детского смеха, после того взгляда, каким Дамиан смотрел на экран.
Он стоял рядом, высокий, спокойный, с привычно замкнутым лицом. Но тишина в лифте была иной — не тяжёлой, а… живой.
Она почувствовала, как слова сами вырываются, прежде чем успела подумать:
— Я тоже так думаю.
— Что? — его голос прозвучал глухо, с металлическим оттенком.
Лея сглотнула, посмотрела в пол, потом всё же подняла глаза.
— Что ты добрый. Просто… твоя доброта — она… радикальная. И грубая.
Секунда — и будто воздух стал плотнее.
Он медленно повернул голову, взглянув на неё.
— Радикальная, — повторил он, почти беззвучно. — Интересное слово.
Она вспыхнула, щеки пылали.
— Я не то хотела сказать, — пробормотала Лея. — Забудь.
Он не ответил. Только шагнул ближе. Слишком близко.
Лифт продолжал ехать — стрелка приближалась к их этажу.
Его взгляд был тяжёлым, цепким, как прикосновение.
— Значит, ты всё-таки видишь во мне что-то хорошее, — произнёс он тихо, почти шепотом, наклоняясь к самому уху.
— Я… — Лея осеклась. — Иногда.
На лице мелькнула улыбка — не ироничная, не победная, а тёплая, почти растерянная.
— Тогда, может, не всё потеряно.
Двери лифта распахнулись.
Она шагнула вперёд, пытаясь отойти, но его рука легла ей на плечо — уверенно, но бережно.
— Подожди, — сказал он.
Лея обернулась.
Он просто стоял, глядя на неё так, словно пытался удержать этот момент — не властью, не феромонами, а чем-то человеческим.
Потом тихо, почти осторожно, обнял.
Без притяжения. Без поцелуя.
Просто — обнял.
Её сердце дернулось, ладони дрогнули — и она, сама не зная зачем, ответила.
Он не сказал ни слова. Только вдохнул её запах, будто запоминая.
Когда она отстранилась, в его взгляде ещё оставалось то редкое, неуловимое тепло, и Лея, красная, сбитая с толку, прошептала:
— Не думай, что я привыкну к этому.
— На это и не рассчитываю, — ответил он, и в его голосе впервые за долгое время не было ни льда, ни стали. Только усталая, теплая искренность.
Ресторан тонул в полумраке и золоте отражений. За панорамным стеклом клубился снег, будто сам воздух хотел остаться снаружи, не мешая этой слишком интимной тишине.
Музыка — мягкий джаз, почти не слышный. Ткань скатертей гладкая, посуда звенит приглушённо, как дыхание перед прикосновением.
Дамиан выбрал стол у окна. Не у сцены, не в центре — так, чтобы видеть весь зал, всех, кто смотрит на них.
Он сел чуть боком, чтобы Лея была под рукой. Не просто рядом — в его поле, в его орбите.
Он не касался её открыто. Просто положил руку на спинку её стула — легкая, почти формальная поза, но в каждом пальце чувствовалось право.
Когда официант наклонился, чтобы налить вино, Дамиан чуть подвинул бокал Леи ближе, сам откупорил бутылку, налил ровно половину.
— Много не нужно, — тихо произнёс он, как будто это был приказ.
Она напряглась, глядя в тарелку.
Но он продолжал — легко, уверенно, будто выстраивал сцену: подал салфетку, следил, чтобы официант не стоял слишком близко.
В какой-то момент Лея почувствовала, что его рука уже не на спинке, а на её талии — едва ощутимое давление, теплое, упрямое.
Тихий замок.
Она попыталась отодвинуться, но он только сильнее прижал.
— Ешь, — сказал он тихо, глядя прямо в глаза. — Тебе нужно восстановиться.
— Я не голодна, — ответила она, но голос дрогнул.
Он взял ложку, подцепил кусочек десерта — нежное облако сливок с фруктом, и, глядя на неё, произнёс почти с улыбкой:
— Тогда ради меня.
Она побледнела.
— Дамиан… здесь люди.
— Прекрасно, — отозвался он спокойно. — Пусть видят.
Он протянул ложку ближе, не отводя взгляда.
Мир вокруг будто застыл — официанты, пары за соседними столиками, даже Райан, поднявший камеру.
Лея опустила глаза, чувствуя, как жар поднимается к щекам, и всё же приоткрыла губы.
Ложка коснулась её губ — холод металла и вкус вишни, сладкий, густой, почти интимный.
Райан тихо усмехнулся, щёлкнула камера.
— Никогда не думал, что мой брат умеет быть таким… романтичным, — пробормотал он себе под нос, чтобы только Лея услышала.
Она бросила на него взгляд — благодарный, растерянный, почти спасительный.
— Не подливай масла в огонь, — прошептала она.
Райан улыбнулся:
— Если ты сейчас улыбаешься — значит, всё не так плохо.
Алекс наблюдал со стороны, сжав бокал, словно хотел раздавить стекло.
Он видел, как зал смотрит. Как официанты украдкой шепчутся, как взгляды скользят по ним.
Проблема не в женщине, а в том, что он перестал притворяться.
Когда Лея наконец подняла глаза, она увидела отражение в окне:
Он и она — слишком близко, его рука на её талии, его профиль — напряжённый, сосредоточенный,
а вокруг — мир, который больше не решался вмешаться.
И вдруг Лея поняла:
Он не просто кормил её десертом.
Он кормил слухи.
Сознательно. Хладнокровно.
Чтобы весь зал понял — она принадлежит ему.
Теплый пар поднимался над водой, смешиваясь с ночным воздухом. За стеклом — горы, темные, как уголь, и снег, падающий медленно, беззвучно. Он не долетал до воды — таял, превращаясь в крошечные искры, гаснущие на полпути.
Лея сидела на краю бассейна, уронив голову на колени, плечи блестели от влаги и света. Вода ласкала кожу, и в этой тишине впервые за долгое время было что-то похожее на покой.
Она не услышала шагов. Только мягкий звук двери — и голос:
— Не спится?
Она вздрогнула, обернулась.
Дамиан стоял у входа, босой, в халате. Свет из номера скользнул по его лицу, по шее, по плечам. Он выглядел не как мужчина, привыкший командовать, а как тот, кто впервые позволил себе просто быть.
— Тебе не стоит здесь… — начала Лея, но слова растворились, когда он подошёл ближе и, не говоря ни слова, вошёл в воду.
Халат упал на плитку, под ним — только тёмные плавки.
Он опустился рядом, напротив, вода качнулась, прикоснулась к её коже.
— В твоём номере тоже есть бассейн, — сказала Лея, стараясь говорить ровно.
— Знаю, — ответил он тихо. — Но в моём — пусто.
Он не смотрел на неё — только вверх, где снег плавал в воздухе, словно время застыло.
Лея молчала. Слушала, как его дыхание смешивается с её. Как капли стекают по его плечам.
Когда он потянулся к ней, она инстинктивно напряглась.
Его пальцы коснулись её руки — просто легли сверху, не требуя, не беря.
— Я не сделаю ничего, если ты не захочешь, — прошептал он.
Её сердце колотилось в груди. Она не отстранилась.
Он осторожно скользнул ладонью по её предплечью, вверх, к плечу, к шее — жест уверенный, но мягкий, без власти, без феромонов. Просто прикосновение.
Она выдохнула, не замечая, что уже сама тянется к нему — не разумом, а телом.
— Почему ты пришёл? — спросила она, едва слышно.
— Потому что не умею оставлять тебя одну, — ответил он. — Даже если так правильно.
Она не нашла, что сказать. Просто закрыла глаза, позволив ему притянуть её ближе.
Его рука легла ей на спину, вторая — в волосы, и всё остальное исчезло: снег, холод, стены. Только вода, пар и их дыхание.
Они сидели молча.
Лея чувствовала, как его сердце бьётся под её ладонью — быстро, неровно.
Она положила голову ему на грудь, слушая этот ритм, как чужую тайну, которую нельзя озвучить.
Снег падал всё так же — таял в воздухе, не долетая до воды.
А они сидели вдвоём — как будто мир перестал существовать.
И впервые Лея не думала, что нужно от него уйти.
Что еще можно почитать
Пока нет отзывов.