Запах его власти

Клуб «Crimson House» дышал огнём и дымом. Всё вокруг — как в замедленном сне: неон растекается по стенам, золотисто-алые блики скользят по телам, приглушённый бас глухо ударяет где-то под рёбрами. Воздух вязкий, пропитанный феромонами, алкоголем и парфюмом. Здесь всё пахло жаром и властью. Омеги и беты двигались между альфами, как шёлковые тени. Кто-то смеялся, кто-то кидал на стол пачку денег, кто-то ловил чьи-то руки. Каждый знал своё место, свои границы и цену. Лея сидела в полутени, на бархатном диване цвета вина. Платье облегало фигуру, открывая ровно столько, чтобы соблазнить, но в её взгляде не было ни искры желания. Только пустая усталость. Она следила за залом, будто за аквариумом, в котором уже давно задыхалась. Её пальцы машинально скользили по краю бокала, а глаза — по чужим лицам. Альфы все одинаковые. Громкие, уверенные, самцы, привыкшие брать, не спрашивая. Они покупают прикосновения, запах, тело, даже взгляд — всё, кроме настоящего интереса. «Этот запах…» — мелькнула мысль. «Он въелся в кожу, в волосы, в память. Я могу вымыться до крови — и всё равно буду пахнуть этим местом. Феромонами, потом и фальшивыми улыбками. Пахнуть, как товар, а не как человек.» Она сделала глоток, чувствуя, как сладкий алкоголь обжигает язык, и подумала, что, возможно, однажды действительно растворится в этом воздухе — как дым, без следа, без имени. Лею здесь знали все. О ней говорили шёпотом — с лёгкой завистью и странным уважением, которое в этом месте редко кому доставалось. Она стоила дорого, почти неприлично дорого, но никто не мог сказать, что получил от неё больше, чем оплатил. Она не флиртовала, не строила глазки, не делала вид, что ей нравится. Не целовала шеи, не кусала губы, не хихикала, когда мужчины бросали в неё деньги, как в фонтан. Она просто выполняла работу — тихо, без слов, словно за стеклом. Её холод был не игрой, не образом, а бронёй. И именно это сводило некоторых альф с ума. Они приходили снова и снова, уверенные, что смогут растопить лёд. Сидели рядом, пытались пошутить, гладили по руке — и наталкивались на ту самую стену из вежливого безразличия. — Эта девка странная, — хмыкал один. — Нет, просто умная, — отвечал другой. — Смотри, как держит дистанцию. Будто знает, что мы все одинаковые. Она не выходила в течку — принципиально. В клубе за это платили в три раза больше, но Лея никогда не соглашалась. Считала, что не продаст то, что хоть немного остаётся её. Иногда, когда она возвращалась после клиента, садилась в душевой и долго смотрела на воду, текущую по телу. Горячие струи не смывали ничего. «Я всё равно чувствую их запах, их руки, их жадность. Каждое прикосновение как метка, которая не сходит даже с кожей, а изнутри.» Она не плакала. Просто сидела до тех пор, пока не остывала вода. Потом вытиралась, надевала чистое платье, красила губы и выходила в зал — снова под неон, под бас, под чужие взгляды. Её звали Ледяной омегой, и это прозвище приклеилось так прочно, что даже девочки из её смены шептались в раздевалке: — Осторожнее с ней. Не любит, когда к ней лезут. — А ты видела, как она смотрит на клиентов? Как будто уже хоронила каждого. Лея слышала их. Не обижалась. Они просто не знали, что в её холоде — не гордость, а усталость. И что каждый раз, когда дверь закрывается за новым альфой, в ней умирает ещё один кусочек — маленький, но живой, который когда-то мечтал о любви, а теперь просто ждёт конца. Он появился, как всегда появляются такие — не входя, а заполняя собой всё пространство. Высокий, ухоженный, уверенный до самодовольства. Дорогой костюм сидел безукоризненно, запонки сверкнули под светом неона, как маленькие осколки льда. От него пахло свежим табаком, дорогим алкоголем и чем-то грубым, животным — запах силы, уверенности, что весь этот мир принадлежит ему. Он заметил Лею сразу. Не спеша, с лёгкой улыбкой, двинулся к ней через толпу. Девушки расступались, как вода перед камнем. Он опустился рядом, слишком близко, и устало-лениво спросил, будто выбирал не женщину, а блюдо из меню: — Ты сегодня свободна, крошка? Голос — низкий, чуть хриплый, тот самый тембр, от которого у омег обычно дрожат колени. Но не у Леи. Она подняла взгляд, холодный и спокойный, как поверхность замёрзшего озера. — Свободна — понятие растяжимое, — ответила она ровно, не понижая тона. Он усмехнулся. В уголке губ мелькнула тень насмешки. — Люблю женщин с характером, — сказал он и, не дожидаясь разрешения, пальцами сжал её подбородок, заставляя поднять голову. Лея замерла. Тело откликнулось сразу — не от желания, а от инстинкта: альфа, запах, власть. Привычка. Сердце билось где-то под горлом. Но глаза оставались неподвижными, почти стеклянными. «Дыши. Не дай ему почувствовать страх. Им это нравится.» Запах его феромонов был тяжелее, чем воздух, — пряный, терпкий, давящий. Он словно растёкся по коже, по внутренностям, проник в голову, заставляя вспомнить всё, что она так долго пыталась забыть. Словно нарочно, он наклонился ближе, до шёпота: — Знаешь, мне говорили, ты холодная. Проверим? Она не ответила. Просто отстранилась ровно настолько, чтобы сохранить пространство для вздоха. Его пальцы чуть сильнее сжали подбородок — и тут же отпустили. Он встал, достал карточку, мельком кивнул охраннику у бара. — Пятнадцатая комната. Десять минут, — бросил он. Лея не двинулась. Только почувствовала, как на неё смотрит начальник — взглядом, в котором не было злобы, но было напоминание: контракт есть контракт. Он стоял у стойки, медленно потягивая виски, словно уже знал, что она не откажется. Она выдохнула, поднимаясь. Платье чуть скользнуло по коже, оставляя ощущение холода. Каждый шаг к лестнице отдавался гулом в груди, будто сердце отбивало приговор. «Ещё одна ночь. Просто работа. Просто выжить.» Музыка осталась где-то за стеной. Здесь, в номере, царила тишина — такая густая, что слышно было, как по стеклу скользит дождь. Лея двигалась медленно на нем, выверенно, будто не человек, а тень, обученная угождать. Она чувствовала тепло чужого тела, запах дорогого алкоголя, вкус горечи на губах. Всё происходящее было ей знакомо — до боли, до тошноты. Каждое движение — механическое, отточенное. Каждый вздох — чужой. «Просто закончить. Не думай. Не чувствуй. Не будь.» Она наклонялась ближе, делала то, что привыкла, стараясь вызвать в нём привычное удовлетворение — то, ради чего сюда приходят. Но этот альфа был другим: его дыхание становилось резче, нетерпеливее. Он не искал удовольствия — он хотел контроля. Сначала он просто сжал её руку. Потом — сильнее, грубее. Тепло его ладони сменилось холодом силы. В его взгляде промелькнуло раздражение. — Я заплатил, — произнёс он, и голос стал глуже, тяжелее. — Значит, ты сделаешь, как я скажу. Лея подняла глаза, пытаясь сохранить равновесие. — Это не входит в договор, — сказала она тихо, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Он усмехнулся, двинулся ближе. Запах феромонов стал плотным, давящим, будто воздух превратился в стену. — Сделаешь всё, — выдохнул он. Пальцы грубо скользнули по её плечу, оставляя след, словно метку. Она отпрянула — не резко, просто инстинктивно. И тогда хлестнул воздух — тонкий, режущий звук ремня. Боль пришла мгновенно, как вспышка. Мир сузился до его дыхания, до собственного сердца, бьющегося где-то в горле. Всё внутри Леи сжалось. Она не кричала — только выдохнула, коротко, будто выхватила воздух из пламени. «Не дай ему почувствовать страх.» Пульс бился в висках, как молот. Мир сузился до боли и звука собственного дыхания. Каждый удар отзывался вспышкой света перед глазами. Горячая струйка крови стекала по губе — солёная, металлическая, чужая. Она отшатнулась, сделала шаг назад. Воздуха не хватало. На секунду всё замерло — только шум крови в ушах, и на столике в поле зрения — бутылка. Рука сама потянулась, пальцы обожгло холодом стекла. Резкий взмах. Треск. Глухой звук падения. И — тишина. Лея стояла, тяжело дыша, чувствуя, как всё тело дрожит. Мужчина лежал неподвижно, кровь стекала тонкой струйкой на ковёр, впитываясь в ворс. Стекло разлетелось, острые осколки искрились в неоновом свете, и один впился в её ладонь. Боль пришла с задержкой. Она опустила взгляд — на пальцах блестела кровь. Дыхание сорвалось на судорожный вдох. «Я не хотела… Господи, я не хотела…» Она отступила к стене, будто от жара. Сердце колотилось, ноги не слушались. Он застонал. Едва слышно, глухо. Жив. Жив. Лея закрыла глаза, сжала руки, чувствуя липкую кровь на коже. «Жив… значит, я не убийца. Но кто мне поверит? Альфа — клиент. Я — омега из клуба. Они решат, что я спятила, что я пыталась его шантажировать…» Мысли бились, как птицы о стекло. Она прислонилась спиной к стене, скользнула вниз, обхватила колени. Дышать было тяжело, будто воздух превратился в камень. Перед глазами мелькали образы — неон, рука с ремнём, хруст, кровь. «Я снова опустилась. Даже защищаясь — я всё равно грязная. Всё равно товар.» Она подняла взгляд на тело, лежащее в красной луже. В комнате стоял запах алкоголя, железа и страха. Где-то за стеной продолжала звучать музыка — глухо, словно из другого мира, где жизнь всё ещё шла своим ходом. Лея провела рукой по лицу, смазывая кровь и слёзы. Нужно что-то делать. «Он жив… Может, очнётся. Может, успею уйти. Господи, только бы не камеры, только бы никто не видел…» Но где-то в глубине, под страхом и паникой, зашевелилось другое чувство — странное, пугающее облегчение. Она больше не чувствовала себя жертвой. Только усталость. Бездна усталости, до самого дна. Лея пошатнулась, но всё-таки поднялась. Пол под ногами казался мягким, как вода. Она взглянула на руки — красные пятна, кровь, осколки стекла. Провела ладонью по платью, оставив размазанный след, будто подпись. В зеркале напротив — чужая женщина. Сбитая, бледная, с распухшей губой и тёмной полосой на щеке. Не красавица, не легендарная «ледяная омега» клуба, а просто человек, которого слишком долго били. Красные огни неона плавали по её коже, превращая её в металл, в расплавленный сплав боли и выживания. Она вытерла ладонью рот, кровь смешалась с помадой. «Интересно, как быстро можно забыть, что ты человек?» — мелькнула мысль. «А ведь так нельзя — другие заметят. Клиентам не понравится. Никто не заплатит за синяки и разбитую губу. Придётся мазать, прятать, улыбаться… снова.» Её взгляд стал жёстче. Руки — твёрже. Она подошла к умывальнику, включила воду и быстро, почти без эмоций, смыла с ладоней кровь. Ледяные капли хлестали по коже, возвращая дыхание, собирая мысли. «Потом подумаю. Сейчас — просто выжить.» Из-за двери донёсся шум — тяжёлые шаги, голоса, настойчивый стук. — Эй! Что там происходит? — кто-то крикнул. Она подняла взгляд на своё отражение. Пустое лицо. Только тонкая линия крови на губе. Выдохнула. Раз. Два. Глубже. Всё внутри застыло, как лёд. Лея больше не дрожала. Она умела собираться мгновенно — здесь иначе нельзя. В дверь снова ударили, сильнее. Она развернулась, бросила последний взгляд на мужчину на полу и тихо сказала — не ему, а себе: — Нельзя раскисать.