Добыча

Мартин недовольно откидывает папку на стол, из–за чего вся бумага в ней разлетается и падает на пол. Я вижу, как он сжимает кулак, поднося его к подбородку, а это не очень хороший знак — сейчас он взорвётся, как грёбаная бомба в водах Тихого Океана. — Чьей он был целью? — шипит Мартин, расправив плечи. — Джоанны, — бросает Лив, отводя взгляд в сторону, взъерошивая короткие светлые волосы. — Ублюдок нас предал. — Отдайте Джоанну братьям Конте, — командую я, но наш босс — Мартин, не обращает на это никакого внимания, потому что знает, что моё решение верное. — Они выпотрошат её, как дешёвую сучку, пуская по кругу, — рычит Лив и я вижу в его глазах гнев. — Чёрт, почему не я являюсь цепным псом, хотел бы войти в неё хоть раз. — И это не самое худшее, что они сделают с ней после, — замечает Мартин и встаёт, поправляя кожаную куртку, смотря на меня. — Навести ублюдка в больнице, мы должны узнать всё, в особенности то, как он уговорил Джоанну помочь ему. Думает, если закроется в какой–то психушке для безопасности, мы его не тронем? Я киваю и выхожу из «офиса». Джоанна сильно просчиталась, раз думала, что не наследит в том, что помогла нашему врагу. Интересно, чем он её взял? Членом или деньгами? Я усмехаюсь, понимая, что у нас и члены лучше, и денег больше. Преступная организация «Паучья лилия» существовала уже очень долго, и если кто–то думал, что сможет нас обхитрить — соболезную. Наш босс — Мартин, мой старший брат, поэтому я был вторым человеком в иерархии, которого слушались и боялись сказать и слово поперёк. Лив — наша правая рука, ему мы доверяли, он присутствовал на всех собраниях, хоть и был гораздо ниже по статусу. Хоть про «Паучью лилию» знали в любом уголке мира — поймать никто не мог, даже доказать причастность нас к преступлениям. Мы всё делали чётко, чисто и быстро. Нет ни единого доказательства против нас, хотя даже если бы и было, правительство нас побаивалось, а правоохранительные органы решали ставить на делах штамп «закрыто», нежели соваться к нам с расспросами. Нас никто не знал в лицо, для всех Лив был менеджером по подбору персонала в «офис» брата, который занимался международными транспортными перевозками. Брат — директор, а я генеральный директор, прикрывающий задницы всей нашей организации из–за идиотов, решившихся на предательство. Нас называли одним простым словом — мафия, но мне оно не нравилось, я предпочитал другое слово — предприниматель. «Паучья лилия» занималась транспортировкой наркотиков и оружия, контрабандой секретных материалов той или иной страны, которые нужны правительству для своих политических игр. Мы были исполнителями, достигающими цель вне зависимости от сложности, поэтому нас признавали и боялись даже взглянуть в сторону нашей организации. Колёса неприятно скрипят по гравию, и я останавливаюсь у больницы, недовольно качая головой. Народа слишком много, нужно подождать в холле, убедиться, кто заходит к ублюдку Бену, сколько раз происходит обход его палаты и как далеко она находится от охраны. Отвратительный запах медикаментов меня не трогает, и я поправляю чёрную куртку, дотрагиваясь до пистолета, убеждаясь в том, что он не торчит. Прохожу в палату, которая находится в конце коридора и бесшумно вхожу в неё. Пусть только попробуют найти кого–то по камерам, я подключился к ним за пять минут в машине, настраивая таким образом, что ни один человек не найдёт следы моего присутствия в больнице. Ублюдок Бен сидит на стуле, спиной к двери, читая какую–то книгу, его белобрысые волосы, которые скоро будут кровавыми, торчат в разные стороны, и я останавливаюсь возле него, наклоняясь. — Преступление и наказание, как иронично, — рычу я и он вздрагивает, стараясь вскочить, но моя ладонь уже лежит на его плече, не давая дёрнутся. — Расскажи мне, что ты предложил Джоанне? — Я позову охрану! Не смей меня трогать, мразь! — Не верный ответ. Достаю из кармана стеклянную ампулу, раздавливая её пальцами и хватаю парня за челюсть, сильно сжимая, из–за чего его рот открывается, и сую ему неприятную жидкость, он кашляет, стараясь выплюнуть её, но она уже попала на язык, а значит действие началось. Ударяю кретина в нос, слыша хруст костей, и на его белоснежную футболку капает кровь, пачкая пол. — Ты же знаешь, что такое растение Сорени? Одна его капля способна парализовать человека, но если сделать смесь из Сорени и наркотика, она убивает мучительно, твои конвульсии будут непроизвольными, ломая кости. Растение будет парализовать твоё тело, а наркотик заставлять двигаться, ломая кости, чтобы мозг хоть как–то смог почувствовать боль и понять, что тело не сдохло. Я повторяю вопрос: что ты предложил этой мелкой шлюхе? — Обещаешь, что не тронете её? — спрашивает он и я киваю, слишком легко. — Пятьдесят процентов всех акций и дом на Гавайях в местности, которой нет на карте. — И свой член. Его глаза округляются, а после он опускает их вниз, потому что тело не слушается, действие наркотика пока не началось. Я был прав, она купилась на член богатого правительственного сынка, который пытался торговать некачественным наркотиком на нашей территории, называя себя членом «Паучьей Лилии». Достаю телефон, открывая сообщение от братьев Конте, поворачивая экран к нему. На видео братья улыбаются, а между ними зажата девушка, в кровоподтёках и крови. Они грубо входят в неё, на сухую, без смазки. Джоанна кричит и плачет, умоляя их остановиться, но это сильнее распаляет их и они переворачивают её, теперь один из братьев ставит её на колени, грубо входя в анал так, что кровь стекает по её загорелым ногам, а второй грубо хватает её за челюсть, сжимая волосы и насаживает ртом на свой член, после чего оба кончают в неё. Изо рта Джоанны капает белая жидкость, всё её тело в сперме, она дрожит, но братья Конте только начали. Блокирую телефон и глаза Бена округляются, бледное лицо ублюдка можно сравнить с цветом Сицилийского кокса. Достаю из кармана ещё одну маленькую таблетку, вкладывая её между зубов Бена. — Как только начнётся действие наркотика, а у тебя, — я посмотрел на наручные чёрные часы. — Осталось всего три минуты, челюсть непроизвольно начнёт сжиматься, ты прокусишь её и сдохнешь. Благодари моего босса за такую быструю смерть, я бы не был столь добр к такому дерьму, как ты. Выхожу из палаты, останавливаясь у стойки, где стоял ранее. Мне нужно убедиться в том, что к нему в течение трёх минут никто не зайдёт. Люди проходят мимо меня, кто–то оглядывается, но я не обращаю на это внимания и отворачиваюсь, поглубже вдыхая, пока в голове не появляется образ родной Сицилии, её берега и шум моря. Распахиваю глаза, ощущая запах мандарина и бергамота, тут же опознавая от кого он исходит. Она проходит за медсестрой, слишком нервная, и когда они входят в кабинет, колеблется, раздумывая над тем: сесть ей или нет. Ей совсем неинтересны слова медсестры, и я опускаю взгляд на её пухлые губы, которые она нервно закусила, я уверен, даже не заметила, и в груди вспыхивает приятное чувство вожделения, когда я вижу, как она напряглась, явно ощутив мой взгляд на себе. Медсестра отвлекает её, и она перестаёт искать того, кто пялится на неё. Подписывая бумаги, она не замечает, как тонкая бретелька майки вместе с кардиганом сползает с плеча, оголяя его, а после открывает дверь кабинета и смотрит прямо мне в глаза, и будь я проклят дважды, если не признаюсь в том, что её карие глаза великолепны, они наполняются страхом при виде меня, и я сдерживаюсь, чтобы не ухмыльнуться. Её взгляд проходится по моему лицу, а после в них сильнее вспыхивает ужас, и это возбуждает намного больше, чем приторные стоны или извращённые обнажённые позы. Я ощущаю, как у меня встаёт, но продолжаю смотреть на неё, мысленно наматывая её длинные волосы на кулак, выдавливая из неё болезненные стоны. Её толкают в спину, и она вновь отворачивается, а я смотрю на часы, ровно три минуты. Выхожу из больницы, пока она вновь не заметила меня потому, что если в этих глазах вновь появится страх — я не сдержусь, а трахать девушку на публике плохой тон. Улыбаюсь, замечая в зеркало заднего вида, что улыбка больше похожа на оскал. Она будет моей. И ничьей больше. Ты моя новая цель, цветочек.