А глупая девочка горько плачет

Дождь барабанил по оконному стеклу его студии раздражая и сбивая с ритма. Пол-первого ночи. В тишине, нарушаемой только этим стуком и ровным гулом компьютера, Юнги пытался поймать ускользающую мелодию. Она вертелась где-то на периферии сознания, слабая, как первый луч солнца. И так же не давалась в руки. Вдруг дверь тихо отворилась. Он обернулся. На пороге стояла Эния. Босиком, в его большой футболке, которую она, видимо, нашла в шкафу. Волосы растрепаны, а в глазах — целая буря, бушевавшая внутри её измученной души. — Я не могу уснуть, — прошептала она. Юнги отложил гитару. Он знал это её состояние. Она была похожа на струну, готую порваться и зазвенеть так, что содрогнется мир. — Иди сюда, — мягко сказал он. Она подошла и прижалась к нему, спрятав лицо на плече. Он обнял ее, чувствуя, как мелко дрожит тело. — Чего ты хочешь? — тихо спросил он, губами касаясь ее виска. — Глупая девочка просто хочет счастья в пол-первого ночи, — ее голос прозвучал так горько и искренне, что у него сжалось сердце. — Чтобы глаза в глаза, а земля уплывала. Чтобы кругом гроза, а любовь согревала. Он не стал говорить пустых утешений. Он просто взял ее за руку и подвел к окну. За стеклом Сеул утопал в дожде и тумане, огни размывались, словно акварель. Земля и правда уплывала. — Смотри, — сказал он. — Гроза. И в этот миг небо озарила далекая молния, осветив ее лицо. Она не испугалась. Она смотрела на него, а он — в нее. — Танцы до рассвета, залипнуть, влюбиться, — продолжила она, и в голосе уже слышалась надежда. — Высоко взлететь, никогда не разбиться. Юнги тихо засмеялся. Он вклюил на телефоне тихую, медленную музыку — нечто джазовое и томное. И начал танцевать с ней прямо посреди комнаты. Не было никакой вечеринки, только ритм дождя и их дыхание. Они танцевали медленно, почти не двигаясь с места, просто покачиваясь в такт. Она закрыла глаза, полностью доверившись ему. — Хочет навсегда, чтобы, хочет навеки, просто раствориться в своем человеке, — прошептала она, и это уже было не горькое признание, а молитва. Он притянул ее ближе, чувствуя, как исчезает граница между ними. В полумраке студии, в такт их танцу, их души, казалось, обнимались, как в тексте песни. Сливаясь воедино, находя друг в друге приют. — Помнишь, какой ты была? — тихо сказал он. — Наивной. Кричала «на помощь», когда чувства накрывали с головой. Смотрела на мир открыто, не умела не верить. Она вздохнула, и в этом вздохе была вся ее боль. —А теперь сердце разбито. И как его склеить? — Его не нужно клеить, — его голос был твердым и безоговорочным. — Оно живое. Оно бьется. Вот здесь. — Он положил ее руку себе на грудь, туда, где под кожей стучало его собственное сердце. — Слезы сметали тебя, как волны. Ты чувствовала себя маленькой в огромном мире. Но бой еще не окончен, Эния. Пусть все двери закрыты, но ты… ты все еще хочешь. И все еще веришь. Я это вижу. Она подняла на него глаза, и в них снова был тот самый огонь, та самая «глупая девочка», которая не сдалась. — Да, — просто сказала она. — Я все еще хочу. Хочу счастья. С тобой. Он наклонился и поцеловал ее. Это был поцелуй, в котором растворялось все: ночь, дождь, прошлые боли и страх перед будущим. Это было то самое «не дыша, чтобы согреть и согреться». Решение не убегать, а по полной влюбиться. Рискнуть. И пусть будет страшно, но это было неважно. А за окном, в самом сердце ночи, глупая девочка нашла то, что хотела. Она растворилась в своем человеке. И в этом растворении она стала сильнее, чем когда-либо. Цельной. Счастливой.