Vitis memoriae

      Я замер, наблюдая, как Винсент медленно жуёт. Жевал он неторопливо, как судья, нарочно затягивающий вынесение приговора: я успел уже несколько раз накрутиться себя, попытаться успокоить и почти решил сбежать вместе с приготовленным блюдом. Винсент же взял ещё кусочек, подобрал им часть вытекшего соуса и отправил в рот. Глаза чуть сощурились.       — Всё… плохо? — выдавил я шёпотом.       — Лучше использовать ангулас или заменить рыбный бульон вином. Надо попробовать оба варианта, — спокойно заметил он, вертя тарелку перед собой и внимательно её разглядывая.       — Слишком ощутим вкус рыбьего жира? — голос дрогнул.       — Не хочешь включить это блюдо в меню дегустации? — вместо ответа внезапно спросил Винсент.       Меня охватила растерянность. Для Винсента меню было как партитура: каждая нота выверена, ни одной лишней.       — Не уверен, что оно на уровне нашего меню…       — Оно на уровень выше того, что ты готовил на экзамене, — в голосе зазвенела сталь. — А если доработать — станет блестящим дополнением. Так чего ты ждёшь? Похвалы? Разубеждения? Аплодисментов?       Я сглотнул, собираясь ответить, но он опередил:       — Джонас, запомни: сомнения — это ржавчина. Она сначала точит края, потом добирается до сердца, и в итоге от мечты остаётся пустая жестянка. Страх провала заставит тебя пятиться назад, и однажды ты очнёшься, открывая банки с чечевицей и выдавая это за «домашнее блюдо». Вот к чему приводят вечные колебания.       Он чуть наклонился ко мне, и голос стал тише:       — Поэтому ты наказан. Доработаешь блюдо, составишь технологическую карту, рассчитаешь себестоимость и решишь с наценкой. А прежде чем оно попадёт в меню — устроим внутреннюю дегустацию. Там и посмотрим, из чего ты сделан…       — Минуточку, — перебил я его, и на лице Винсента тут же проступило недовольство. — Ты серьёзно хочешь, чтобы я готовил это блюдо для клиентов?..       — Я разве неясно выразился?       — Винсент, — понизил я голос, — но это не входит в ряд моих обязанностей…       — Как и работа стюарта, которую ты добровольно взвалил на себя, —Винсент приподнял бровь. — Или собственное блюдо оказалось тебе не по плечу? — Он нахмурился, но тут же скривил губы в усмешке. — А может, ты решил, что я тебя балую и это выглядит несправедливо по отношению к остальным?       Я потер лоб, выдохнув, и всё же не удержался:       — А разве не так? Если завтра Якоб принесёт тебе своё блюдо, включишь ли ты его в меню?       — Он этого не сделает, — покачал головой Грандис. — Как и большинство. Потому что они привыкли повторять за другими. Даже многие шефы перестают быть творцами и становятся всего лишь исполнителями чужих идей. Вот и вся разница, Джонас: кто-то готов жить на готовых формулах, а кто-то — ломать их и создавать свои.       В этот момент послышался неуверенный голос Матиаса:       — Шеф, вас там ищут… Очень активно ищут. С кипой бумаг и очень гневным выражением лица.       Мы переглянулись. Винсент коротко чертыхнулся и бросил на меня взгляд, в котором сквозило: «Разговор ещё не окончен».       — Сделаю, — коротко отозвался я, в последний момент уловив тень одобрения.       Когда он вышел, ко мне тут же подскочил Матиас и без обиняков спросил:       — Ты дурак, Гардор?       — С чего это? — нахмурился я.       — Да потому что шанс такой дают раз в жизни! Вцепляйся в него зубами, ногтями, да хоть пятками! Хочешь всю жизнь ковыряться в рыбе и мясных обрезках, пока Якоб будет оттачивать на тебе сарказм?       — А что, сам хочешь ковыряться? — усмехнулся я. — Я никуда не тороплюсь.       Матиас скорчил оскорблённую гримасу:       — Думаешь, я на твою должность глаз положил?       — А что в ней плохого? — я шагнул ближе и склонился к нему. — Ты хоть понимаешь, насколько важна работа заготовщика?       — Не подвинуть, а продвинуть! — буркнул Матиас.       — Значит, всё-таки мечтаешь меня потеснить, — заключил я.       Матиас закатил глаза:       — На этом ипподроме ты, Джонас, самая скоростная лошадка. Шеф ведь не дурак, чтобы продвигать бездарей — это я тебе говорю в благодарность за ту неделю. Так что хватайся за шанс. — И сунул мне в руки два мешка. — А теперь будь добр — вынеси мусор, раз уж я сделал вид, что никого здесь не видел в субботу. Я с этой штуковиной, — скосил он взгляд на «винни», как мы называли умную корзину, — всё никак не набегаюсь.       Хмыкнув, я подхватил мешки.       — Матиас, ты ведь понимаешь, что, даже повысь он меня до повара, это не значит, что вас всех тоже повысят по цепочке? Шеф может взять кого-то со стороны.       Тот пожал плечами.       — Думаешь, я не дотягиваю до заготовщика, потому что не был на его супер-пупер крутых курсах?       Он подхватил со стола остатки омлета с угрём, прищурился, а потом выудил из шкафа шпажку и, проткнув кусочек, засунул его в рот.       — Думаю, что у тебя появилась соперница, и расслабляться тебе точно не стоит, — указав подбородком на стопку тарелок, ожидающих загрузки в посудомойку, я пошёл выполнять поручение.       — А это вкуфно, — раздалось за спиной.       Мельком обернувшись, я увидел, как он уплетает омлет за обе щеки.       Мартино был парнем толковым, но с проблемой, знакомой многим новичкам: он не осознавал, насколько важна его работа. Думал о себе как о мальчике на побегушках и всерьёз верил, что ценность есть только у тех, кто стоит у плиты.       Ошибался.       Заготовщик — это фундамент. Если он справляется со своей частью, на кухне всё идёт как по нотам. Если нет — весь зал ждёт и орёт. В маленьких ресторанах повара часто делают всё сами: и чистят, и режут, и маринуют. Но попробуй сравнить: один начинает готовить с нуля, имея на столе сырую тушку и ящик овощей — и утонет в рутине. Другой получает уже разделанное мясо, очищенные овощи, рыбу в маринаде — и работает в два раза быстрее. Это простая арифметика: первый будет тратить часы на подготовку, второй сразу войдёт в темп, жаря, туша, собирая блюда.       Возьмём ту же мариновку: час, два, а то и три — мёртвое время для горячего цеха. Но если заготовка сделана заранее, повар выкладывает продукт на сковороду — и всё идёт гладко. На бумаге может казаться мелочью, а на практике именно из-за этого механизм, которым является кухня, или работает отлажено, или время от времени сбоит.       Заскочив в раздевалку, поспешно накинул куртку на плечи и вышел через второй выход. Когда с отходами было покончено, я прислонился к стене, вдыхая прохладный воздух.       В любом случае они оба были правы — я начал сомневаться в себе. И не только на профессиональном уровне.       Инцидент с Марком всколыхнул целый ворох мыслей. Я впервые не понимал, что делать с чужими чувствами: очертить границы или же пустить всё на самотёк. И в тот момент внутри что-то болезненно ёкнуло. Мне нравилось наше общение, нравился он сам, но было ли этого достаточно, чтобы рискнуть еле-еле обретённым душевным равновесием?       Можно было, конечно, свалить всё на историю с Адамом, но на самом деле проблема была глубже: совокупность всех провалов на личном фронте постепенно подточила веру в то, что отношения способны иметь счастливый финал. Я оказался перед дилеммой: с одной стороны, хотелось рискнуть и посмотреть, куда всё это заведёт, с другой — казалось, что всякий роман заранее обречён. Не конкретно этот — любой.       Когда я однажды обронил эту фразу в ответ на очередную попытку Николаса познакомить меня с внучкой его шахматного соперника, он отвесил мне подзатыльник, пробурчав, что если я обречён, то ему пора выдвигаться на кладбище. Сначала меня это разозлило, но, заметив мою реакцию, дед вздохнул и смягчился.       — Я не знаю, что с тобой произошло летом, — начал Николас, не повышая голоса. — Ты молчишь, и я не настаиваю. Но вижу я одно: ты снова вляпался в эту так называемую «роковую любовь». У всех она бывает, поверь старику. Такие чувства обжигают так, что потом любое новое кажется пресным. Ты меряешь всё тем жаром, а потому заранее списываешь любые другие отношения. Но это ошибка, Джонас. Не бывает одинаковых чувств. Сравнивать — всё равно что держать в руках уголь и винить свечу, что она горит не так ярко. Каждая любовь даёт что-то своё: одна — страсть, другая — покой, третья — боль. И если ты будешь ждать, что каждая следующая повторит прошлую, то всю жизнь так и проживёшь, считая себя обречённым.       Я продолжал резать лук кольцами, чувствуя, как щиплет в глазах. В какой-то момент, не выдержав, отложил нож: приготовленная луковица так и осталась на доске, а я сунул её в морозилку, схватив первую попавшуюся.       Дед подошёл ближе, встал за моей спиной и мягче добавил:       — Не закрывайся от людей, Джонас. Присмотрись — и ты найдёшь. Я уверен, что найдёшь, мой мальчик.       Вспомнилось как-то не вовремя. Или наоборот.       Стоило ли мне присмотреться к Марку? Или я сам держал себя на привязи, не позволяя шагнуть в новый водоворот чувств? Как водитель, что после аварии месяцами ходит пешком, потому что страшно снова сесть за руль.       Телефон завибрировал в кармане.       Ирен: Смотри, от чего ты отказался!       Ирен: Позор, позор тебе!       В следующее мгновение пришло несколько снимков: много акров совершенно пустой земли, за исключением сорняков, закатного солнца и макушки Жака, маячившей у кромки леса.       Я только собрался ответить, как вспыхнуло новое сообщение: ссылка и приписка — «Это ведь твой шеф-шеф?» Но не прошло и минуты, как оба сообщения исчезли.       Джонас: А ну-ка верни       Ирен: Ошиблась       Ирен: Это было не тебе       Ирен: Ты что, работаешь с телефоном в руке?       Я усмехнулся: нервозность Ирен читалась даже между строк       Джонас: Не делай из меня дурака       Джонас: Шеф-шефом ты называешь только Грандиса       Джонас: Гони ссылку обратно!       Долго мелькало друг за другом «печатает…», потом тишина. Видимо, она снова стирала и переписывала, прежде чем решиться.       Ирен: Ладно…       Ирен: Хорошо………….       Ирен: Ты ведь сам попросил       Ирен: И я не виновата, если тебе не понравится…       Я вертел телефон в ладони, не понимая, в чём Ирен должна быть виновата и что там может не понравиться. Скандал? Может, Грандиса втянули в какую-нибудь сомнительную историю? Или, хуже того, он согласился сняться в дурацком календаре вроде тех, где пожарные позируют с котятами, только здесь вместо пожарных — повара? Я невольно представил Дюваля и старика Фонтена на глянцевых страницах и тихо фыркнул, прежде чем экран снова вспыхнул.       Ссылка.       Она перебросила меня на страницу какого-то ресторана или отеля — я даже не обратил внимания на название. Потому что весь мир в тот момент сузился до профессионально снятого ролика: двое мужчин, сидящих бок о бок за накрытым столом, беседовали мирно и будто бы доверительно.       Винсент. И Адам.       Банкетный зал сиял светом, в воздухе висела музыка, звон бокалов и приглушённый шум голосов, но их разговор утонул в этом гуле. Да мне и не нужны были слова. Одного вида оказалось достаточно, чтобы внутри что-то сжалось, захрустело, заныло.       Видео загрузили вчера под странным названием «D’hielo Flebil». Я забил имя в поисковике и увидел, что это недавно появившиеся на рынке ледяные вина, принадлежащие винодельням Veyrac. Виноград, прибитый морозом, позволял получать концентрированное сусло, давая меньшее количество вина, но необычайно сладкое.       И это стало моей единственной подсказкой.       Пульс участился. Я вернулся к видео, но в кадре они задержались меньше минуты, и всё, что оставалось, — ловить их выражения и цепляться за жесты. Адам расслабленно улыбался, изредка кивая, а Винсент явно что-то ему рассказывал с присущей ему энергичной жестикуляцией.       Совпадение? Формальность? Всего лишь вежливый обмен фразами двух людей, столкнувшихся на одном мероприятии?       Сомнения обрастали иглами, делая из спокойствия решето.       Джонас: Veyrac принадлежит Маре?       Ирен ответила сразу же:       Ирен: Ты не знал?       Знал я всё — читал ведь статьи, что он мне посылал, хоть и не отвечал. Но хотелось подтверждения, словно я уже не доверял собственным глазам. Будто мой разум сам подсовывал его образ в те уголки жизни, куда он по всем правилам не должен был проникнуть.       Джонас: Как ты его нашла?       Ирен: Увидела на странице винодельни…       Ирен: Я ж слежу за всем этим       Вот оно что.       Может, они и не были знакомы вовсе — просто статус Винсента делал его желанным гостем на подобного рода приёмах. Но все сомнения рухнули в тот миг, когда Адам совершенно по-дружески хлопнул его по плечу, а Винсент улыбнулся в ответ — чтобы тот улыбался так первому встречному? Да никогда. Значит, они знакомы. Давно ли? Случайно ли? И если да, то что это значит для меня? Что, блядь, из этого следует?       Адам тут, Грандис открыл ресторан… Они знакомы, значит, он точно хотя бы раз заглядывал… ну не мог, сука, не заглянуть.       Холод пробежал вдоль позвоночника, будто кто-то ледяным пальцем провёл по коже. Я вцепился в телефон так, что костяшки побелели; сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.       А что, если он и в самом деле приходил, сидел в зале, пока я бегал по кухне? Или приходил в выходные, когда меня не было? Выходит, я шарахался от половины города, лишь бы не столкнуться с ним, а он, мать его, крутился прямо у меня под носом…       Так, да? Именно так?..       Зажмурив глаза до белых вспышек, я резко их распахнул и несколько раз моргнул, будто хотел сбросить липкую пелену мыслей.       Нет.       Всё это — только догадки. Чёртовы домыслы. Но как спросить об этом у Винсента так, чтобы не выдать себя? Вот в чём вопрос.       Ирен: Надеюсь, ты не собираешься уволиться из-за какого-то видео?       Сделав пару длинных вдохов и выдохов, я фыркнул.       Джонас: Уже пишу заявление       Сфотографировал себя на фоне бака для мусора и скинул ей. Через секунду пришёл ответ:       Ирен: Да у тебя всё схвачено. Это бункер на случай появления нежеланных гостей?       Ирен: Кстати, волосы в глаза не лезут?       Ирен: У Грандиса вообще до плеч.       Ирен: Ему идёт, а тебе нет.       Ирен: А потом деда ругаешь, когда у вас это семейное.       Я усмехнулся, и тяжёлый ком в горле наконец сдвинулся и утрамбовался. Получилось вдохнуть чуть свободнее.       Ничего страшного ведь не произошло. Не произошло. Верно?       Ирен: Прости, что вечно лажаю…       Джонас: Ты ничего такого не сделала, за что нужно извиняться       Ирен: Только испортила тебе день и заставила запаниковать…       Ирен: Ты ведь начал паниковать?       Джонас: Да ничего я не начал!       Джонас: Мне-то что?       Джонас: Даже если они друзья, я в зал не выхожу       Джонас: А Винсенту нет смысла упоминать обо мне клиентам       Ирен: И ты даже не спросишь у него?       Джонас: Нет.       Ирен: Точка? Ты поставил точку!       Ирен: Уже думаешь, как бы задать вопрос?       Я закусил губу, откинул голову и с глухим стуком ударился затылком о стену. Вздохнул.       Мне плевать. Честное слово. Мне больше нет никакого дела до того, что делает Адам… И уж точно я не собираюсь ни о чём спрашивать: любопытство редко лечит — чаще калечит.       По крайней мере, в моём случае.       Я закрыл глаза и рассеянно взъерошил волосы — действительно отросли, — через секунду услышав крик Якоба изнутри:       — Джонас? Джонас?! Куда он, чёрт возьми, запропастился?..